СССР 2.0

– Это невозможно! Сразу после окончания войны мы завладели аппаратом. Только если что-то еще случилось еще на советской территории… Нам осталось выяснить, находимся ли мы на вражеской земле! – заключает Сталин.

– Тут есть коридор, через который, я думаю, можно выйти из здания, – указывает Виктор в сторону окна, через которое он смотрел на улицу.

Сталингвардейцы разбирают машину времени и складывают ее фрагменты в рюкзаки. Затем проходят по коридору, ступая по горам мусора, которыми завалены руины, плохо освещенные этим холодным облачным осенним утром. Они заходят в другое помещение, где уже меньше мусора, а в центре расчищена площадка, на которой горит слабый костер. Пламя едва освещает фигуру, которая греется у огня и едва различима в горе хлама. Красноармейцы выхватывают оружие, держа на мушке неизвестного и тихо приближаясь.

– Ты окружен! Руки вверх! – кричит Ярослав.

– Не стреляйте, ради Бога! – кричит мужчина пьяным голосом, поднимая грязные руки, в одной из которых держит бутылки водки.

– Ты кто такой? – спрашивает его Сталин.

– Вася *ик!* Вася Букин! А вы… с телевидения, что ли *ик!*? – спрашивает пьяница, уже с меньшим испугом.

– Теле… чего? – удивляется Ярослав.

– Телевидения! Вы похожи на актеров, это какой-то фильм про СССР? *ик!*

– Вы уже говорили с этим гражданином, товарищ Серафимов? – спрашивает диктатор.

– Нет, конечно, товарищ Сталин. Я даже не заходил в это помещение. Я, как и вы, впервые его вижу, – отвечает Виктор.

– Сталин?! Ха-ха-ха! Ну, конечно! Ты и правда похож на него… *ик!* Значит, фильм про Сталина снимаете? Это вы не туда зашли. Товарищу Сталину не понравилось бы, во что превратилось это место, да и во что превратилась эта страна! – комментирует бездомный, отхлебывая водку из горла.

– В смысле, «во что превратилась эта страна»? – интересуется Сталин.

– Ну, в совке, может, и не было так *ик!* круто, но после его конца все стало еще хуже! – говорит пьяница, подбрасывая доски в костер. – Я сам воевал в Афганистане, веря, что служу родине, даже не очень понимая, что это за безумная война. В итоге потерял ногу, и, когда наконец-то вернулся в Москву, родины, за которую я воевал, больше-то и не было. А раз все бывшие республики стали независимыми государствами, я, значит, нелегально живу на своей земле, это ж я был прописан в Бишкеке, где служил до распада, и вот стал киргизским гражданином. Я – киргиз! Ха-ха-ха! – рассказывает бездомный, то ли смеясь, то ли плача, отпивая еще глоток.

Сталин и его гвардейцы слушают рассказ пьяного бездомного все более серьезно, хотя и не понимают, о каких исторических событиях идет речь. Советский вождь вспоминает о своей инициативе консолидировать народ с помощью постоянных миграций внутри страны, таким образом, стимулируя смешивание многочисленных национальностей, чтобы создать единственную культурную идентичность. Он не представлял, что его идея вызовет такие последствия, как у бездомного, в невероятном случае распада СССР, когда из-за прописки человек становится гражданином другой страны.

– Какая война в Афганистане? Что за распад? – спрашивает Тимур.

– Вы шутите? Ха-ха-ха! Где камера? Вы отправите видео в интернет, или сразу в телевизор? – спрашивает Вася.

– Да он пьян, что говорить с этим дураком! – говорит Владимир, поворачиваясь к окну и пытаясь рассмотреть окрестности лаборатории.

– Именно это сказала моя бывшая жена, когда меня бросила и забрала детей *ик!*… – грустно замечает бездомный. – Можно было догадаться, какая судьба меня ожидает после войны: инвалид, нищий, алкаш… С моим дедушкой было так же. Старик Букин, Станислав Геннадиевич, потерял ноги – подорвался на немецкой мине в Сталинграде – и вернулся домой инвалидом…

От этих слов Ярослав вздрагивает. Станислав Геннадиевич, то есть Стас Букин – один из его сослуживцев. Они воевали вместе в тот день. Во время войны, Стас спасал жизнь Ярослава и других солдат много раз. Ярослав винил себя в том, что не смог уберечь друга, когда тот наступил на мину, и тащил его на себе по траншее, к санитарам, против воли самого Стаса, который хотел умереть, понимая, что после войны ему не будет места в этом мире, независимо от того, победят они или нет. «Я не могу тебя оставить! Ты меня спасал столько раз, вытащил столько наших, и хочешь, чтобы я оставил тебя умирать!?» – говорил тогда он Стасу. С тех пор они не виделись, но для Ярослава друг стал вечным символом храбрости и товарищества, у него он научился многому в военной тактике и обращении с оружием, усовершенствовав меткость до такой степени, что стал одним из лучших стрелков СССР.

– А что с ним произошло? – пораженно спрашивает Ярослав.

– После войны он вернулся домой, но его жизнь никогда не была прежней, – вздыхает Вася. – Он стал инвалидом, презираемым сообществом, ради которого столько воевал. Ценность его подвигов как будто исчезла вместе с ногами, как бывает с многими солдатами. Без работы, без помощи государства, в городе, который предпочитает закрыть глаза на таких, как он, дедушка оказался крепким человеком, знаете? Многие покончили с собой, но он не сдался, и даже выходил из дома, живя на пятом этаже в здании без лифта. Он смастерил себе дощечку с колесами, чтобы передвигаться по городу, старался найти работу, вместо того, чтобы просить деньги на улице, но люди смотрели на него с отвращением… Больше всего он переживал, что к памятникам в честь солдат Великой Отечественной войны, не возможно было даже подъехать таким, как он, тысячам увечных солдат… Так и в России, почти ничего не сделано, чтобы облегчить жизнь инвалидов. Пандусы? Лифты? Указатели? Ничего подобного! Если ты слепой, глухой, немой или калека, то и хрен с тобой!

Ярослав хватается за голову, пораженный историей. Пока он воевал в Сталинграде и операции «Багратион», освободившей оккупированные фашистами территории, получая награды и, в итоге, оказавшись в личной охране Сталина, его товарищ попал в беду. И эта история происходила именно в той эпохе, откуда они прибыли на машине времени.

– Все в порядке, Атаманов? – спрашивает Виктор, замечая ужас на лице сослуживца.

– Расскажи мне! Что с ним случилось потом? – беспокоится стрелок.

– Не знаем… – говорит Вася, отпивая еще водки. – Одним обычным утром, когда он вышел встретить боевых товарищей, возвращавшихся с войны, дед исчез. Это часто бывало с такими людьми, как он. Говорили, государственная служба убирала инвалидов с улицы, чтобы они не «портили вид». Никто не знает, куда эти люди пропадали. Наверняка их всех убили, ведь даже в Сибири они бы не пригодились…

– Красная Армия не для слабаков! – высокомерно заявляет Воеводин. – Советский союз не для слабаков! Только труд приведет нас к коммунизму. Нам не нужны инвалиды, на которых общество только будет тратить деньги. Без таких людей власть сможет вкладываться в тех, кто приносит пользу обществу: военных, рабочих, инженеров, а не бесполезных существ, как ты и твой дед!

– Заткнись! – прерывает его Ярослав, к всеобщему удивлению.

– Что такое, Атаманов, тебе жалко этого алкаша и его дурацкого деда? Так им и надо! Лучше они б погибли в бою, вместо того, чтобы позорить родину своей инвалидностью!

Ярослав, известный своим спокойствием и хладнокровием, характерными для стрелков, подбегает к Владимиру, одержимый зверским гневом. Держа винтовку двумя руками, как большую палку, он прижимает сослуживца шеей к стене, душа его. В ужасе, Владимир пытается отбиваться кулакамим, но Ярослав будто не чувствует боли, поднимая его, отрывая от пола чудовищной силой.

– Он спас мою жизнь, гнида! Стас был примером храбрости, великим товарищем, каким ты никогда не станешь! – кричит Ярослав, выйдя из себя.

Остальные гвардейцы подбегают разнять их, видя, что Владимир задыхается и почти теряет сознание, и с трудом удерживают Ярослава, вырывающегося, подобно бешеному псу, чтобы расправиться с Владимиром, который, упав на пол, понемногу приходит в себя.

– Фашисты тоже так думали! Для них, инвалиды были бременем общества, злом, которое надо было искоренить из их идеального арийского мира! Ты ничем не лучше фашистов, ты – дерьмо! – гневно кричит Ярослав.

– Спокойно, солдаты! Я не могу позволить, чтобы вы передрались! Вы должны держаться вместе несмотря ни на что! – вмешивается Сталин, стараясь их успокоить. Несмотря на конфликтную ситуацию, советский вождь восхищается нечеловеческой силой и скоростью Ярослава, а на Владимира он смотрит с презрением. Не из-за его бесчеловечной речи, сравниваемой Ярославом с фашистской, а из-за слабости. Он бы погиб, если бы не вмешательство товарищей. Для вождя, Ярослав был бы совершенным воином, если бы научится управлять своими порывами.

– Простите, товарищ Сталин. Я слишком резко отреагировал и вышел из себя. Солдат, о котором говорил этот бездомный, воевал вместе со мной, защищая город, названный в Вашу честь. Он, как и многие солдаты нашего полка, был героем, спас мне жизнь, многому меня научил. И я не могу позволить, чтобы кто-нибудь отзывался о нем в таком тоне!

– Интересно, что Вы про фашистов сказали… – говорит Вася, осторожно возвращаясь на свое место после драки. – Стыдно, как это в стране, которая победила фашистов в Великой Отечественной войне ценой миллионов жизней, теперь процветают неонацистские паразиты! Здесь, в Москве, несложно вычислить таких хулиганов, за которых даже Гитлеру было бы стыдно. У них ничего в голове, только бухают и смолят, и, когда не смотрят какой-нибудь футбол, бьются с хачами и чурками…

– Хачами? Чурками? Ты о чем вообще говоришь? – удивляется Сталин.

– Ты че, Сталин, прикалываешься? – смеется бездомный.

Тимур и Стефан направляют оружие на Васю.

– Не сметь так говорить с советским вождем! – сердито кричит Стефан.

– Да оставьте его, он все равно несет ахинею, – снисходительно замечает Сталин. – Представьте себе, Москва, полная фашистов! Только пьяный дегенерат и мог бы додуматься до такого. Пойдемте скорее, у нас осталось мало времени, чтобы добраться до Кремля!

Солдаты расходятся из помещения, продолжая искать выход, Ярослав грустно оглядывается на бездомного, который, пожав плечами и что-то поворчав, присасывается к бутылке.

– Сюда! – указывает Лев на узкий слабо освещенный коридор.

– Нашел выход? – спрашивает Виктор.

– Вроде бы… – отвечает Лев.

Группа направляется в конец коридора, по которму можно выйти на улицу, заблокированный большой бетонной плитой, наверное, это обрушившаяся часть верхнего этажа. Солдаты пытаются пролезть через щель, но она слишком узкая для взрослого человека. С трудом, солдаты оттолкивают плиту, которая с грохотом падает на землю.

– Наконец-то выбрались из этого лабиринта! – восклицает Лев. – Не представляю, как там можно жить.

Едва он закончил фразу, часть здания обрушивается, вместе с коридором, из которого они только что вышли. Падение образует облако пыли и оглушительный грохот, привлекая внимание прохожих. Приходя в себя от испуга, Сталин и его охранники отряхиваются от пыли и замечают, что вокруг уже собралась небольшая толпа зевак.

– Товарищи! Подскажите, как отсюда проехать в Кремль? Мы очень спешим! – обращается к местным жителям Владимир.

К его удивлению, люди сразу же начинают смеяться. Мужчины, женщины, дети – все хохочут, глядя на солдат. Владимир оборачивается к товарищам, но те удивлены реакцией не меньше.

– Это не шутки! Нам необходимо срочно сопроводить товарища Сталина на парад в честь столетия Октябрьской революции! – восклицает охранник, забывая о тайности операции.

Раздается еще один взрыв хохота, такой сильный, что люди не могут говорить от смеха и едва не валятся с ног. Сталин хватается за голову и понимает, что зря не поговорил отдельно со своими гвардейцами, и особенно с Воеводиным, о секретности экспедиции, полагая, что это само собой разумеется.

– Это серьезно! Отвечайте, а не то пострадаете! – кричит Владимир, выхватывая револьвер, но к нему тут же подбегают дети, желая поиграть с оружием. Серьезность и невозмутимость сползают с лица красноармейца при приближении малышей.

– Это какая-то реклама для телевидения? А где камеры? – спрашивает одна бабушка.

– Да-да, на каком канале покажут? – интересуется молодой человек в спортивном костюме.

– Вы что, не видели? Это из того фильма, где Сталин путешествует во времени, я видел рекламу по ящику, скоро покажут! Это, наверно, какая-то акция в поддержку кино! – замечает один старичок.

– Что это за разговоры? – раздражается Сталин. – Я не знаю ни о каком фильме!

– А ну разойдитесь! – кричит Владимир детям, стреляя в воздух.

– Ничего себе! А выстрелы вообще как настоящие! Не удивительно, что сегодняшнее кино так реалистично! – впечатляется стоящий неподалеку парень. – Дай-ка посмотреть!

– Не приближаться! – кричит Ярослав, направляя винтовку на парня.

Предполагая трагическую развязку событий, Виктор подбегает к Ярославу и объявляет:

– Да-да, друзья, это просто кино! Скоро покажут в кинотеатрах, не пропустите! А теперь расходимся, нам еще нужно успеть в другие районы! Пойдемте, товарищи! – жестами солдат показывает сослуживцам следовать за ним.

Зеваки расходятся по своим делам, оставляя Сталина и гвардейцев в растерянности.

– Товарищ Серафимов, это что такое?! – спрашивает Владимир, удивленный поведением сослуживца.

– Ты с ума сошел, Воеводин!? Эта опреация совершенно секретная! Нельзя вот так вдруг начать палить в воздух и ругаться с народом! – возмущается Виктор.

– Товарищ Серафимов прав! Пусть каждому из вас будет ясно, что никто не должен знать о нашей миссии без моего распоряжения! Права на еще одну ошибку у вас нет, понятно?!

– Так точно, товарищ Сталин! – подчиняются гвардейцы.

Они продолжают идти в сторону зданий, которые видели из лаборатории. Некоторые машины проезжают и весело сигналят солдатам.

– Может, на машине будет быстрее? – предлагает Владимир.

– Ты что, не слышал? Мы не можем просто остановить машину, вступая в конфликт с гражданами, – отвечает Лев. – Кроме того, не представляем, как управлять такими автомобилями.

– Видимо, нам придется найти какое-то отделение НКВД, где мы будем в безопасности и сможем найти материально-техническое обеспечение, – заключает Сталин, скрывая свою стратегическую ошибку – он ожидал, что лаборатория будет в рабочем состоянии в 2017 году, с готовыми автомобилями, на которых можно было бы добраться до Кремля.

– Я не вижу никаких знаков НКВД, и эти здания какие-то странные, – говорит Тимур, рассматривая огромный лабиринт комплекса серых пятиэтажных зданий с полуразваленными балконами.

– Нужно найти какого-нибудь патрульного. Как только увидим такого, я сам поговорю с ним, – решает Сталин, стараясь держать ситуацию под контролем.

– В свете последних событий, честное слово, это ему проще будет нас найти. Я думал, что мы легко сориентируемся в окрестностях, но все так сильно изменилось, что я себя чувствую в другом мире! – замечает Ярослав.

Советские воины с удивлением рассматривают новые дома и людей в разноцветной странной одежде, женщин в коротких юбках, машины странной формы, каких они никогда прежде не видели. Некоторые люди, кажется, разговаривают сами с собой, ходя по улице, с маленьким аппаратом в ухе. Разноцветные афиши рассказывают о различных продуктах и услугах, мешая сориентироваться, а еще эти странные рисунки на стенах и заборах, с непонятными словами. Снова они замечают черную свастику на стене, на этот раз зачеркнутую красным, со словом: «ANTIFA», и эта надпись снова перечеркнута черным.

– Эй, смотрите, кто там идет! Сталин и его компания! – замечает их какой-то очевидно пьяный парень с татуированной свастикой на бритой голове, одетый в черное. – Колян, Саш, зырь, какие лохи! Ха-ха-ха!!!

Его товарищи, тоже бритоголовые и в черном, поворачиваются к солдатам и начинают отдавать честь, насмешливо распевая военный марш. Приглядевшись к ним повнимательнее, охранники замечают, что на их одежде фашистская символика – свастика и аббревиатура СС. У некоторых они еще и вытатуированы на руках и других частях тела, как у парня, который первым увидел солдат.

– О, у них там чурка! – замечает один из неонацистов, у которого не хватает нескольких зубов и фингал под глазом. – Че это вонючий азиат делает в советской форме?!

Солдаты достают оружие и выстраиваются вокруг Сталина. Парни, в свою очередь, вытаскивают ножи.

– Думаете, что напугаете нас своими игрушечными пистолетиками? Ха-ха-ха! – смеется лысый парень с татуировкой, видимо, главарь банды, разбивая об скамейку бутылку водкии вооружившись полученной «розочкой». – Ты! Да-да, ты! Снимай форму, ты ее не достоин! – тычет парень пальцем в Тимура.

Военные смотрят на Букейханова, понимая, что это его назвали азиатом, а не Сталина. Казах наводит на скинхеда автомат ППШ-41, широко применяемый в Великой Отечественной войне, но парня это, похоже, не пугает.

– Тим, не делай этого. У нас будет еще больше проблем, если ввяжемся в драку с этими хулиганами, – предостерегает Виктор.

Похоже, Тимур его не слышит. Виктор порывается подойти к другу, но Сталин, внимательно наблюдающий за начинающейся дуэлью, его останавливает.

– Правильно делаешь, Сталин! Не лезь! У нас личный разговор с этим узкоглазым чертом! – заявляет главный неонацист.

Тимур спокойно смотрит на парня, который приближается, сжимая в руке «розочку».

– Как ты меня называл? – спрашивает солдат.

– Ты глухой? Узкоглазый! – скинхед дразнит его, растягивая в стороны уголки своих глаз. – Вот в чем штука с этими нерусскими, они даже язык наш не понимают, а этот еще и думает, что может тут разгуливать в красноармейской форме! Снимай форму, ублюдок! Только белым можно ее носить!

Тимур, пораженный, пытается понять, как человек может докатиться до такого уровня. В нормальное время, то есть, в его понятии, в советское мирное время, этот парень должен был быть комсомольцем, учиться или служить в армии. Он вспоминает слова Васи о неонацистах в России и понимает, что этот человек не сравним даже с тенью гитлеровского солдата, как те, которых он в огромном множестве убивал на войне. Если бы он в самом деле уважал и следовал нацистской идеологии, то был бы против любого знака Красной армии и Советского Союза, страны, которая победила фашистскую Германию, вместо того, чтобы возмущаться, что он не белый, а носит советскую форму, что само по себе глупо, ведь СССР, имеющий в составе сотни разных национальностей, располагается преимущественно в Азии. К тому же, Тимур осознает, какая ирония в том, что парень называет его нерусским, так же, как немцы называли «осталые», по их мнению, народы, в том числе и русских, «неарийцами». Кроме того, Лев, Стефан, Ярослав и сам советский вождь Иосиф Сталин тоже нерусские. Казах делает вывод, что перед ним стоит какой-то недоумок-расист, использующий свастику в качестве ярлыка, и гордясь своей недалекостью вместе с другими такими трусливыми дегенератами, как он.

– Смотрите, пацаны, как надо! Приходится нам очищать улицы от этих чурок и хачей, которые тут понаехали, отбирают у нас работу, телок, и загрязняют нашу родину и нашу славянскую рас…

Прежде, чем скинхед успевает закончить предложение, его тело вздрагивает от очереди пуль из безжалостного автомата Тимура. Окровавленный труп падает на землю, как мешок фарша, перед пораженными неонацистами и прохожими, наблюдавшими за происходящим издалека. Фашисты уносят ноги, зеваки в ужасе и с криками разбегаются.

– При мне такой фигни не было! – с отвращением замечает Сталин.

Тимур качает головой и убирает автомат, поворачиваясь обратно к сослуживцам.

– Ты с ума сошел, Тим! Смотри, какая паника! Люди вызовут милицию, и мы пропали, и все из-за тебя! – беспокоится Лев.

– Именно этого я и хотел! Теперь это лишь вопрос времени, когда к нам приедет милиция. Я поговорю с ними, и все решится, – возражает главнокомандующий.

– А наш разговор о том, чтобы не вступать в конфликты с гражданами? – удивляется Ярослав.

– А ты это фашистское дерьмо называешь гражданами? Это дикие звери, Букейханов просто защищался, дав противнику более чем достаточно времени, чтобы одуматься. Конфликта с ними никак нельзя было избежать, вы сами видели. Милиция должна нас поблагодарить за то, что мы покончили с таким бандитом. Кроме того, как только она подъедет, мы объясним, в чем дело, и получим необходимую помощь, – объясняет Сталин.

Виктор опасается за безопасность группы, но не может подвергать сомнению сталинский приказ.

– Не знаю как для вас, но для меня слова бездомного начинают обретать смысл, – коментирует Стефан, рассматривая флаг на ближайшем доме.

– Этот флаг, это разве не… – бормочет Лев, увидев бело-сине-красное полотнище.

– Флаг белых, предателей! – удивляется Сталин.

– Но как это возможно? – спрашивает Лев.

– Никак. Приедут милиционеры, и мы сразу сообщим о сволочи, которая развесила на окне эту тряпочку. Полный абсурд! – ругается Сталин.

– Может, еще рано, но я до сих пор ни разу не видел советского флага, с тех пор, как мы тут оказались, – комментирует Виктор. – Вместо этого, мы видели, как люди здесь смеялись над нашей формой и смотрели на нас, как на инопланетян! А если и правда Советский союз распался, как сказал тот Вася? Он был прав насчет неонацистов, которые, по-моему, никак не могли бы существовать в СССР.

– Да нет! Как это наша страна могла распасться? Может, была еще одна Великая Oтечественная война, из-за которой все стало таким? Может, снова напали белые и взяли страну под контроль? – рассуждает Владимир, вспоминая, что бывший имперский флаг использовали русские, особенно белые, националистские движения, после Октябрьской революции.

– Вот сейчас и узнаем, товарищи, – говорит Сталин, увидев две подъезжающие патрульные машины. Из остановившихся автомобилей выходят четверо вооруженных стражей порядка.

– Бросайте оружие! Руки вверх! – кричит один из них, толстяк лет сорока.

– Товарищи! Как хорошо, что вы приехали! Мы только что нейтрализовали фашиста! – дружелюбно встречает их Сталин.

– Товарищ Сталин, Вы заметили, что эти машины не похожи на наши милицейские? – шепчет Владимир, замечая, что на автомобилях крупными буквами написано «ПОЛИЦИЯ».

– Ну, 72 года прошло, не удивительно, что название службы и внешний вид автомобилей изменились… – отвечает Сталин, понимая, что у него нет особого выбора, и не приходится рассчитывать ни на что, кроме сотрудничества местных властей.

– Бросить оружие! Руки вверх! – повторяют полицейские, направляя на них пистолеты.

Тимур приближается к Сталину, из-за чего полиция нервничает еще больше.

– Этот герб какой-то странный, – говорит солдат, указывая на изображение святого Георгия, убивающего змея, на машинах.

– Может, это просто недоразумение, – успокаивает его Сталин и поворачивается к полицейским: —Нам нужна ваша помощь, чтобы добраться до Кремля и успеть на столетие революции. Подробности могу объяснить по дороге, но у нас мало времени!

Солдаты уже ожидают в очередной раз услышать смех, хотя единственной надеждой их остается понимание и помощь полицейских. Однако, вид окровавленного тела мертвого скинхеда, видимо, лишило полицейских чувства юмора, потому что, услышав слова Сталина, они даже не улыбнулись.

– Тебе придется много чего объяснить, Сталин, но уже в отделении! – кричит полицейский. – Бросайте оружие, или мы стреляем!

– Постойте, я понимаю, что это непростая ситуация, и в ней не так легко разобраться… – объясняет Сталин, откашливаясь. – Мы прибыли из 1945 года, чтобы увидеть коммунистическое будущее в столетие революции. Разумеется, характер нашего визита строго конфиденциален, поэтому я рассчитываю на ваше сотрудничество…

– Вы что, из психушки сбежали? – спрашивает один из полицейских.

– Наверное, это какая-то банда, которая нарядилась в советскую форму на разборки со скинхедами! – догадывается второй.

– Банда или нет, но вы задержаны с поличным и обвиняетесь в умышленном убийстве! У вас есть три секунды, чтобы опустить оружие и сдаться, или мы откроем огонь! – предупреждает толстяк.

– Но мы свои, мы граждане СССР, как и Вы! – возражает Сталин успокаивающим тоном.

– Вот и не нужно было оттуда высовываться! – парирует полицейский и начинает отсчет: – Три…

Сталин пораженно смотрит на полицейского. Эти слова его удивили, особенно «оттуда», как будто здесь не советская территория. История бездомного Васи, реакция гражданских на их внешний вид, столкновение с неонацистами, триколор, и эта «полиция»… Все складывается в голове генсека, как части головоломки, на которой Россия оказывается перевернутой вверх дном, и мир сильно отличается от того, что он представлял, думая о столетии революции. Советский вождь, который на этой земле – всего лишь тень забытого прошлого, смотрит на своих солдат, в напряжени ожидающих приказа.