Любовь во времени. Часть I

– О! Извините, я задумалась. Что меня привело в парк…? Не знаю… наверно захотелось отдохнуть от городского шума, от людей и привести в порядок свои мысли, – ответила Александра, слегка устыдившись откровенного разглядывания старика.

– И как? У вас получилось отдохнуть и упорядочить мысли?

– Удивительно, но да. Мне кажется, что необычная красота парка, вытеснила из моей головы вообще все мысли… – ответила Саша, засмеявшись. – На какой-то миг я даже забыла кто я… Представляете?

– Да, абсолютно с вами согласен. Это особенный парк. И вы, как я полагаю, успели заметить в чем его особенность…

– Да, конечно! Я даже, признаться, немного испугалась. Это так не обычно и абсолютно невозможно… Как удалось разделить сад на весну и лето? – спросила Александра, вставая со скамьи и обводя сад рукой. – Меня, кстати, зовут Александра, – присев в шуточном книксене, с улыбкой представилась она садовнику.

– И не только на весну и лето, мадмуазель Александра. Это сад четырех сезонов.

Садовник тяжело встал со скамьи и, надев шляпу, многозначительно и серьезно посмотрел Александре прямо в глаза, как будто собирался открыть ей великую тайну.

– Вы шутите? – отмахнулась она. – Это невозможно…

«Но я же вижу весну и лето собственными глазами, значит все-таки возможно?» – подумала Саша, окончательно сбитая с толку. В ней нарастало любопытство.

– Вы мне можете показать как возможно это чудо? – спросила она, сложив ладони в умоляющем жесте. – Ну пожалуйста…

– Тогда ответьте мне на один единственный вопрос.

– Да, конечно! – воскликнула Александра, удивленно приподняв бровь в немом вопросе.

– На что вы готовы ради настоящей любви?

– Это сложный и в тоже время простой вопрос, – ответила Александра после некоторой паузы, задумчивым взглядом посмотрев в теплые карие глаза садовника. – Простота в том, что ради настоящей любви я готова на все. Но сложность в том, что я не верю в ее существование.

– Есть большая разница между миром нашей мечты и реальным миром, – сказал садовник, загадочно ей улыбнувшись и приглашающим жестом предложил продолжить путь по тропинке, ведущей к истоку тайны. Александра интуитивно чувствовала, что там ее ждет что-то иное. Это пугало и возбуждало одновременно. Усиливающийся холодный ветер и сгущающиеся сумерки нагнетали страх и желание бежать обратно к мирно ждущему Фридриху, но магнетизм старика и нарастающее любопытство перевесили все инстинкты самосохранения, и она уверенно зашагала вслед за садовником.

Глава 3

Волны с диким ревом рушились на откосы скал, стремясь найти брешь в их неприступности и вырваться на свободу. Много веков идет эта немая битва – битва добра и зла, любви и ненависти. Но исход ее предрешен свыше и только Богу известен конец этой битвы за стойкость, за правду, за свободу и за любовь. И кромешной тьме суждено быть свидетелем и начала и конца.

Виконт Анри, с недавнего времени ставший герцогом де Фронтане, сидел в молчаливой неподвижности. И только треск бревна в камине вторгался в гробовую тишину замка. Взгляд черных глаз, исторгая злобу и ненависть, не моргая смотрел на языки пламени: «Вот так горит моя душа – душа бастарда, порожденная греховностью отца и по иронии судьбы попавшая во властные руки Людовика XIV»

С шестнадцати лет он исправно служит королю шпагой и верой. За его спиной война за право Францией владеть Испанскими Нидерландами. Это его первая война, на которую он шел с мальчишеской одухотворенностью, гонимый стремлением биться на смерть во славу короля. Если бы он знал, что изуродованные тела, исковерканные души, муки адской предсмертной агонии, порожденные полем брани, будут преследовать его во снах. И все эти смерти всего лишь за клочок земли, якобы по праву принадлежащий Марии Терезии – королеве Франции. Ахенский мир положил конец этой войне, но не избавил Анри от последующих кровопролитий во имя короны. Шестилетняя затянувшаяся франко-голландская война окончательно закалила в нем жестокость и бесстрашие. Виконт Арни, не боясь смерти, врывался в самую гущу военных событий, в адское месиво окровавленных бесформенных тел, изуродованных пушечными ядрами. Возможно поэтому, любопытства ради, смерть обходила его стороной, наблюдая и выжидая своего часа. Но он умирал в душе бесконечно много раз, теряя очередного своего боевого товарища. Арни мечтал только об одном – не быть больше никогда пешкой в политических играх.

Но, отменив Нантский эдикт, Людовик XIV разрушил хрупкий религиозный мир во Франции, стремясь полностью искоренить протестантство. Для уничтожения, спасающихся бегством гугенотов, он призвал многих своих поданных, отличившихся в бою, включая и незаконнорожденного отпрыска ветви де Роган, восстановив его в титуле герцога де Фронтане, дарованным когда-то Генрихом IV его деду. Глубоко травмированный в детстве издевками, как незаконнорожденный отпрыск от блудного семени отца, Арни душой не принял титул герцогства, но внешне сохранил бесстрастность перед лицом короля. И вот теперь Арни – герцог де Фронтане в этом замке на скалистом берегу пролива Ла-Манш, вынужденный ловить спасающихся бегством в Англию гугенотов и отправлять их на казнь, а сопротивляющихся убивать лично. «История помнит победителя, а не путь к победе!» – герцог иронично усмехнулся, вспомнив фразу короля.

– Мои руки по локоть в крови, – выдавил он сквозь стиснутые душевной мукой зубы. Герцог отвел взгляд от огня и посмотрел с презрением на свои сжатые кулаки. «Смогу ли я когда-нибудь смыть эту кровь?» – подумал он, откинувшись в кресле и вытянув промокшие ноги поближе к огню. Сегодня ночью были задержаны гугеноты, притаившиеся в гроте в ожидании хорошей погоды. Но шквалистый ветер, проливной дождь и бушующее штормовое море не позволяло им быстро покинуть берега Франции. Двое мужчин и женщина были задержаны и отправлены в Париж. Что их ждет дальше он запрещал себе думать. Возможно рабство на королевских галерах, а может и казнь. Но он благодарен Богу за то, что никто не оказал сопротивление и не пришлось убивать их самому. «Лживый трус, неужели, отправив их на королевский суд и не убив лично, ты не повинен в их смерти? Ты тешишь себя ложными иллюзиями» – шептала ему совесть. Он посмотрел на недопитую бутылку вина, стоящую на полу рядом с креслом, и брезгливо поморщился. Даже чувство опьянения в последнее время не притупляло растущее сомнение в правильности своих действий.

«Нет, не смей так думать, – оборвал он себя, делая очередной глоток вина из бутылки. – Они отреклись от истинной веры, а значит отреклись от короля. Они предали Францию… – продолжал он нагнетать в себе ненависть, притупляя совесть.»

– Черт, да будь проклят этот мир! – прорычал Герцог и в прыжке разъярённого зверя подскочил к камину, швырнув в его раскаленное чрево не допитую бутылку. – Что мы делаем… договариваемся с Богом? Или торгуемся с дьяволом?

– Ваша светлость, прошу прощения, что отвлекаю вас, – промямлил, держась на безопасном расстоянии Луи, преданный дворецкий этого замка и состарившийся в его стенах.

– Говори… – не глядя на дворецкого рявкнул герцог.

– Пришли солдаты с дозора. Они нашли еще одну беглянку. Спрашивают вашего указания, что с ней делать.

– Пусть запрут в башне. Хотя нет, стой, пусть приведут ее сюда.

Он с раздражением скинул с плеч все еще влажный плащ и швырнул его в кресло. Заросшее щетиной лицо в сочетании с черными как смоль волосами, взъерошенными непогодой, сжатым в презрении ртом и метающим молнии взглядом напоминало маску дьявола. Этот образ преследовал его всю жизнь. «Маленький дьяволёнок… бесовское отродье… исчадие ада… сатанинский выродок» – вот какие определения своей личности он всегда получал в детстве. В юности и зрелости они трансформировались в томные воздыхания девиц: «Дьявольски красив… безбожно грешен… завораживающе опасен, как сам сатана…»

Блики от огня, хаотично гоняющиеся друг за другом по пустым и холодным стенам замка, дополняли его дьявольский образ. Пламя лизало бездонную черноту глаз. Высокая и военно-натренированная фигура герцога замерла в ожидании очередной жертвы закона. Он напоминал хищника, играющего мышцами, готового к роковому для добычи прыжку. «Когда же закончится эта ненавистная ночь?» – думал Арни, до боли стискивая челюсть.

Двое дозорных привели беглянку, точнее притащили неподвижное тело и швырнули его к ногам герцога.

– Вставай и моли Бога, чтоб он забрал твою душонку без страданий, – огрызнулся один из них, пнув трофей по ноге. Ответом был лишь слабый стон.

– Оставьте нас… – рявкнул герцог, махнув им рукой.

Арни брезгливо посмотрел на сжавшееся в комочек тело в позе эмбриона. «Совсем дитя… – подумал он, – если бы не спутанная копна длинных мокрых волос, то ее легко можно было бы принять за мальчишку». Черты лица девушки были скрыты рукой, прикрывшей голову в непроизвольном порыве защиты. Так же он не мог видеть безумного взгляда огромных глаз, полных боли, страха и не понимания. Но он чувствовал исходящий от нее липкий ужас ожидания смерти.

– Встаньте. Произнес он, поморщившись от грубости собственного голоса.

Скинув с кресла плащ, он сел, скрестив вытянутые ноги. Напряжение герцога выдавали лишь побелевшие пальцы, душившие ручки кресла и игра желвак на смуглом лице.

Сдвинутые к переносице черные брови и ритмично сжимающиеся губы свидетельствовали о борьбе мучительного мыслительного процесса.

Девушка привстала на руках и быстро оглянулась, как испуганный зверек. Убедившись, что в заде никого нет она медленно приподнялась на колени, поморщившись от боли.

– Не двигайтесь… – отвернувшись от нее к огню произнес герцог. Он поймал себя на мысли, что ему приятен ее вид с преклоненными коленями в позе грешницы. «Почему она молчит, не причитает, не плачет, не молит о пощаде?» – думал он, вслушиваясь в прерывистые толчки ее частого натужного дыхания.

Герцог с силой сжатой пружины соскочил с кресла, с грохотом откинув его назад. Эхо от упавшей массивной мебели зловеще разлетелось по огромной комнате и, ударившись о купол потолка, рухнуло вниз, издевательски проникая в воспаленный мозг Арни. Он схватил ее за плечи и с силой поставил на ноги, тряхнув как тряпичную куклу. Она едва доставала ему до ключиц.

Герцог замер, вглядываясь в совершенные черты бледного лица девушки. Огромные глаза цвета бушующего моря в обрамлении длинных черных ресниц, подрагивающие по-детски пухлые губы, руками он чувствовал мелкую дрожь ее хрупкого тела и считывал бесконечный страх во взгляде. Непроизвольно он прикоснулся к кровоточащей ранке на ее подбородке, как бы желая забрать всю ее боль. Хотелось прижать ее к груди и успокоить. Испугавшись не знакомых чувств, он резко оттолкнул ее.

– Жак, запри ее в башне, – в ярости на самого себя крикнул герцог солдату, ожидавшему приказаний за дверью.

Оставшись наедине в своих покоях, он чувствовал, как призраки прошлого обступают его со всех сторон. Они бесшумно зловещими тенями скользили из темных глубин замка, безжалостно вторгаясь в его пространство. Он ждал их, каждую ночь готовясь к новым душевным пыткам. «Терзайте меня, рвите на куски мою душу. Мне уже все равно…» – думал герцог. Он еще раз позволил памяти воспроизвести образ девушки, пытающейся вырваться из лап Жака и что-то сказать. Но в ее хрипах кроме боли он ничего не расслышал. Умоляющий взгляд под влажной пеленой подступивших слез… протянутая к нему прозрачная рука с немой просьбой помощи… чернота.

Глава 4

«Это не правда, какая-то злая шутка разума, так не должно быть. Всего лишь тот же ночной кошмар с новым продолжением…» – думала Александра, свернувшись клубочком на соломенной подстилке. Силы окончательно покинули ее после истошных, судорожных, вырывающихся из недр души рыданий. Ее замёрзшее тело продолжало содрогаться от остаточных конвульсий. «Я сейчас закрою глаза, а когда открою, то окажусь в мягкой кровати рядом с Женькой. И мне будет тепло…» – продолжала она наивно себя успокаивать. Но что-то подсказывало ей, что это далеко не сон. И от этой мысли становилось так страшно, что спирало дыхание и судорогой боль опоясывала все тело. Она боялась шевельнуться, чтоб не привлечь еще больших неприятностей. Даже дышать пыталась так тихо, насколько было возможно измученными соленой водой легкими.