bannerbanner
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
4 из 6

Приходила «Красная стрела» уже около полудня, так что Александр на всякий случай выпил еще одну, третью чашку кофе, чтобы не оказаться по прибытии в Москву очумевшей совой. На вокзале поспать не удалось, а сидеть в вокзальном ресторане тоже было не с руки.

Он давно заметил нездоровой интерес «френча» к своей персоне, но не слишком волновался. Белов рассудил, что документы на бланках ОГПУ, с печатью и подписью одного из особо уполномоченных округа, что было равно званию полковника, сработают так же, как в прежние-будущие времена действовал на милицию и полицейских спецпропуск-«вездеход», носивший в определенных кругах несколько грубоватое, но в общем верное название «Иди на х…!». В крайнем случае Ляо должен был выручить. Ведь не актировать же родную советскую милицию прямо на вокзале? Убивать своих – вообще дурной тон, а уж делать это по столь мелкому поводу совсем глупо.

А потому Саша спокойно доел поздний ужин или ранний завтрак, прочитал все газеты и даже успел полюбоваться пейзажами, неторопливо мелькавшими за окном.

Относительно реакции милиционеров он не ошибся. Не успел поезд полностью остановиться, как в купе без стука вошли двое милиционеров в фетровых шлемах с большими красными звездами. Один из них бесцеремонно ухватил Сашу за плечо:

– Документы!

Белов не торопясь достал командировку и временное удостоверение, выписанные Куан Ляо:

– Прошу, – и не удержался, чтобы не поёрничать: – А что, милиционерам представляться уже необязательно? Что-то я про такой приказ по комиссариату не слыхал…

Второй милиционер, своим шлемом живо напомнивший Сашке британского «бобби», сурово посмотрел на мальчика:

– Поговори у меня, умник…

– Всенепременно, только запишу номер вашего знака. Думаю, что предметный разговор там, где надо, будет иметь должные последствия.

Милиционер побагровел и попытался было отодвинуть своего товарища, но тот уже увидел подпись и печать на предписании и, резко отпихнув напарника плечом, приложил руку к шлему:

– Извиняй, товарищ пионер. Служба… С транспортом до ЗиСа не помочь?

Белов помотал головой и вдруг, повинуясь какому-то странному чувству, показал глазами на своего попутчика.

Милиционер понимающе кивнул и, повернувшись к Михайлову, сурово произнес:

– И ваши документы, гражданин, – потянул носом и добавил еще суровее: – Что ж это вы: с утра пораньше, а уже «газуете»? Нехорошо…

Тот вскинулся:

– Да я!.. Я третий секретарь обкома!.. Я из командировки!..

– А командировочка у вас, товарищ третий секретарь, до какого числа? – елейно поинтересовался второй. – До сегодня или до вчера?..

Одновременно с этими словами он пропустил Сашу с чемоданом, слегка похлопав его по плечу, как бы обозначая этим принадлежность к общим структурам. Окончания разговора милиционеров с «френчем» Белов дожидаться не стал и, кивнув на прощание проводнику, вышел в суету и толкотню вокзала.

3

В этот час на Октябрьском[22] вокзале творилось сущее вавилонское столпотворение. Кричали мамаши, требуя, чтобы их чада не отходили далеко, вопили носильщики, предлагая свои услуги, звенели станционные колокола, гудели и свистели паровозы… Несмотря на все старания, пару раз Саше не удалось увернуться, и его довольно чувствительно толкнули в спину. А уж сколько раз обматерили…

Но все на свете имеет конец, и вот Белов уже стоял на площади, где возвышался закрытый дощатой обрешеткой павильон станции метрополитена. Жаль только, что до ввода его в строй оставалось еще около года…

Оглядевшись, Саша чуть было не пожалел о своем отказе от милицейской помощи. Приезжие с трех вокзалов брали приступом немногочисленные автобусы, а трамваи отъезжали, просто облепленные пассажирами со всех сторон. Люди висели на подножках, на сцепках сидели по двое-трое, а некоторые умудрялись цепляться даже за окна.

Там же, где в Сашином прошлом-будущем гуртовались таксисты и частники, в тридцать четвертом стояли два автомобиля и с десяток извозчичьих пролеток. Александр направился было к ним, но вовремя спохватился: его возраст и одежда явно говорят о неплатежеспособности, так что немногочисленные таксисты и извозчики пошлют его куда подальше. Если же показать им деньги – реакция подобных субъектов непредсказуема. Вдруг польстятся на «легкую добычу» в лице подростка. А лишнее актирование никому не нужно.

Внезапно Саше бросились в глаза большие буквы «МОСТОРГ». Огромный плакат призывал граждан покупать в «Мосторге» все, что требуется для счастливой советской жизни. Что ж, пожалуй, следовало воспользоваться эти заманчивым предложением…

Белов рассуждал просто: его внешний вид ну никак не соответствует внутреннему содержанию. В самом деле, в том странном инциденте в вагоне «Красной стрелы» отчасти виноват и он сам. Нечего было пробуждать к себе нездоровый интерес всяких «френчей» и прочих бдительных граждан столь явной разницей между объемом финансовых трат и прикидом «приютской крысы». А значит – вперед, к смене внешних атрибутов!

От вокзала он бойко дошагал до Красносельской улицы, слегка помахивая чемоданом. Нельзя сказать, что чемодан был такой уж легкий, но в планы Александра не входило всем и каждому показывать, что чемодан у детдомовца туго набит. Поэтому он старался, хотя рука уже начинала побаливать…

Подойдя к перекрестку, на котором находилась трамвайная остановка, Белов глубоко задумался. Москву он знал хорошо, но в своем времени, сто лет тому вперед. То есть в наличии метро, автобусы и троллейбусы, а не только одни трамваи. Вот как, например, добраться отсюда до ЦУМа? Спросить бы у кого-нибудь? Так ведь он даже не знает, как этот ЦУМ сейчас называется…

Откуда-то из глубин памяти вынырнуло непонятное словосочетание «Мюр и Мерлиз». Вроде бы так назывался ЦУМ до революции, но вот как он называется сейчас?..

– Извините, – обратился Саша к прилично, по-городскому одетой молодой женщине со значком КИМ[23] на груди. – Вы мне не подскажете, как до «Мюр и Мерлиза» добраться?

Та, оглядев Белова, улыбнулась хорошей, открытой улыбкой:

– Вот сейчас двадцать первый номер подойдет – сядешь на него и доедешь до Старой площади. Кондуктор объявит. А там пересядешь на…

– Спасибо вам большое, – прервал ее объяснения Саша. – От Старой площади я знаю, как дойти. Не маленький, дотопаю.

Женщина еще раз окинула его оценивающим взором, потом согласно кивнула:

– Дойдешь, если дорогу знаешь. Что, товарищ пионер: давно в Москве не был?

– Ну… Не то чтобы давно, просто вот тут, в районе… – Белов отчаянно пытался вспомнить, как в старые времена называли здешние места, но ничего не выходило.

– На Каланчевку не заходил? – удивилась женщина. – Что, даже в Сокольники не ездил?

То, что Сокольники в то время были одним из основных центров досуга молодежи, Александр знал и мысленно чертыхнулся за такой прокол. А впрочем…

– Да мне Сокольники особо и не нужны, – произнес он уверенно. – Мы возле Калужской заставы жили, так что у меня – Нескучный[24] под боком.

– Тогда конечно, – согласилась кимовка и легонько подтолкнула Сашу вперед. – Давай, товарищ. Вон твой трамвай подходит.

Белов легко вскочил на подножку, протянул кондуктору двугривенный, пояснил, что едет до Старой площади, и, получив билетики, прошел внутрь. Народу было на удивление немного, и Саша даже сел на место возле окна. Трамвай покатил к вокзалам, и вот там-то и началось то самое мамаево побоище, которое Александр наблюдал минут двадцать тому назад.

Вагон был уже переполнен, но люди все лезли и лезли. Казалось, что вот-вот, и кто-нибудь окажется сидящим или лежащим на головах у прочих пассажиров. И тут внимание Белова вдруг привлек молодой парень в косоворотке и какой-то удивительной плоской клетчатой кепке с «ушами» на манер шапки-ушанки. Дополняли это великолепие полосатые брюки, заправленные в начищенные до зеркала «хромачи»[25]. Но Александра заинтересовал не этот несуразный наряд, а поведение его обладателя. Парень явно «работал». Скорее всего, это был карманник, но – чем черт не шутит? – мог оказаться и сотрудником УгРо, проводящим операцию по слежению или задержанию. Во всяком случае, для начала Саша решил проследить за непонятным объектом.

Следить с сидячего места было неудобно, а потому он встал и уступил место какой-то полной, крашеной тетке с объемистой сумищей в руках. Та буркнула: «Спасибочки» и грохнулась на сиденье, водружая свою ношу на колени. Что-то показалось Белову странным, а через секунду он уже понял – что. Сбоку сумки торчала какая-то тряпка. Из свежего разреза…


Корсет работал быстро и легко. В свои двадцать шесть он был уже опытным щипачём, причём одним из лучших в Москве. А сегодня он работал особенно красиво: с ним вместе был «васек»[26] – малец, еще не заслуживший собственной клички, который должен был принимать хабар и сносить его из вагона. Васек отзывался на имя Петька и мечтал когда-нибудь стать таким же, как он – Корсет, вор первой статьи.

Корсет уже взял приличный лопатник[27] у какого-то штымпа[28] в дорогом прикиде, парочку кошельков у двух разинь, прихватил изрядную пачку купюр у толстой тетки, аккуратно помыв[29] сумку, и собирался слить всё это ваську, когда вдруг перед ним возник невидный, тощий паренек с красным галстуком. Корсет не успел даже удивиться, когда паренек вдруг схватил его за руку, рванулся и коротко взмахнул другой, свободной рукой. Что-то кольнуло Корсета в подмышку, а потом сразу же все вокруг стало красным, и в глазах померк свет…


…Белов молниеносно спрятал стилет в рукав. Тонкое трехгранное лезвие оставило лишь малюсенькую ранку, которая даже не кровоточила. Да сама сталь вышла чистой. Точный удар в сердце. Александр, считавший, что вор не должен сидеть в тюрьме, а лежать в могиле, мгновенно оценил качество «работы» и набрал побольше воздуха в лёгкие.

– Ой! Товарищи! Тут дяденьке плохо!

Детский голос прорезал гомон трамвайного столпотворения. Стоявшие рядом начали поворачиваться, а потом шарахаться от оседающего мешком молодого мужчины с закатившимися глазами. Возле него стоял мальчишка лет тринадцати-четырнадцати, который пытался поддержать падающего. Внезапно он снова закричал:

– Ой! Товарищи! А у него тут кошельки! Он, наверное, вор!

Пассажиры заволновались, принялись хвататься за карманы:

– Ах ты ж! Нет кошелька! Зараза!

– Ой, мамочки! Сумку порезали! А там – деньги казенные!

– Граждане, да что же это! Портмоне сперли!

– А ну-ка, парень, – к упавшему протиснулся военный в гимнастерке с кубарями комроты. – Давай-ка посмотрим, что это тут…

– Его какой-то дяденька толкнул, – быстро сообщил Белов. – Прямо в грудь, и тут же – на выход. А этот постоял, постоял, а потом на меня падать начал…

– Ишь ты. Глазастый ты, паренек… – Военный наклонился к упавшему, оттянул веко и тут же сообщил: – Холодный. Милицию надо звать. А ты, – он повернулся к Саше и потрепал его по волосам, – подрастешь – приходи к нам. Нам в Красной Армии такие глазастые и внимательные очень нужны. Стрелять-то умеешь? – Саша кивнул, и военный продолжил: – Приходи-ка, товарищ пионер, к нам, в Бауманский район, в клуб ворошиловских стрелков. Отменный из тебя стрелок выйдет, я тебе говорю…


Паренек, откликавшийся на «Петьку», хотя на самом деле его звали Федором, осторожно проталкивался к выходу. Он точно видел, как тощий пионер ткнул рукой куда-то его хозяина и наставника Корсета. В последний момент в руке парня с красным галстуком мелькнуло что-то острое, блестящее. Слова «стилет» васек не знал, но зато прекрасно знал слово «заточка». Кто и за что упокоил Корсета? Федор прекрасно видел глаза пионера – холодные, уверенные, стальные. Такие глаза он видел у законных мокрушников[30], причем у таких, которым фраера[31] замочить[32] – что стакан воды выпить.

И тут мальчишка вспомнил жуткую историю о шайке, которая наводила ужас на Москву лет десять тому назад. Во главе нее стояли двое: горбун и карлик. Горбун был «Иваном»[33], а вот карлик мочил, кого горбун указывал. Неужто это все – правда?

Содрогаясь от ужаса, васек спрыгнул с подножки трамвая и дал деру во все лопатки…


– …Миленький, да как ты у него кошельки-то заметил? – ворковала толстуха, обнимая Сашу потной красной лапищей. – Ведь деньги-то у меня – казенные, как бы я за них оправдалась-то, а? Вот ведь ты какой глазастый, спасибо тебе большое…

Толстуха оказалась одной из кассирш Мосторга – того самого, в котором Белов собирался переодеться. Узнав о том, что мальчик только сегодня приехал в Москву к дальнему родственнику из детского дома, кассирша взяла над ним шефство и пообещала, что уж она-то паренька оденет с иголочки.

Теперь она вела Сашу в Мосторг, попутно рассказывая, как она живет – одинокая, никому в целом свете не нужная, а ведь у нее отдельная огромная комната, не проходная, и с достатком все нормально, потому что она – не просто кассирша, а старшая кассирша, и вообще…

Белов слушал воркотню Веры Степановны – так звали пышнотелую кассиршу, и думал про себя, что если прием на ЗиСе окажется прохладным, можно попробовать зацепиться за эту вот деятельницу советской торговли, тем более она явно намекает, что не прочь была бы усыновить такого вот замечательного пионера. Впрочем, в любом случае стоит сохранить контакт с такой доброй и отзывчивой тёткой…

В здание Мосторга – будущего ЦУМа они вошли со служебного входа. Седоусый вахтер в очках не обратил на них никакого внимания, лишь слегка кивнул, и Вера Степановна повела Сашку в «святая святых» – подвальный склад. Там быстро пошепталась с толстяком-товароведом и, повернувшись к Александру, спросила:

– Сашенька, а у тебя денег-то сколько? А то я добавлю, если вдруг не хватит…

– Тетя Вера, да вы не волнуйтесь, – Белов специально назвал ее тетей и удовлетворенно заметил, как расцвела «товарищ старший кассир». – Дядя денег выслал, вот…

И с этими словами он показал тонкую пачку «пятёрок».

– Ишь ты, – влез в беседу товаровед. – Вот уж не знал, Степановна, что у тебя родичи, да еще и такие обеспеченные.

– Это брата-покойника жены свояк, – мгновенно выпалила Вера Степановна. – А Сашенька ему – племяш родной. Ты ведь знаешь, Захарыч, что у меня – никогошеньки. Вот Сашенька для меня – человек не чужой, а очень даже близкий…

– Ну, коли так, – толстяк Захарыч исчез в недрах склада и вскоре вернулся, держа в руках объемистый сверток. – Примерь-ка, вьюнош.

Белов развернул сверток и хмыкнул про себя: Мосторг выделил ему лучшее из того, чем располагал. Защитная рубашка с коротким рукавом навыпуск, такие же бриджи до колен и пилотка. Причем не испанского типа, с кисточкой, а настоящая, военного кроя. Стоящая одежка, только, наверное – дорогая…

– Тетя Вера, это же очень дорого, – произнес он, стараясь придать голосу подходящую неуверенность. – Я такое взять не могу…

– Ишь чего выдумал, – вскинулась Вера Степановна. – Одевайся, не думай. А Захарыч тебе сейчас еще сандалии и ремень принесет.

И она подтолкнула Белова к маленькой каморке, в которой он и переоделся. Это было совсем не лишним: стилет светить вовсе не хотелось…

Вечером того же дня Белов сидел в действительно громадной – метров тридцать! – комнате Веры Степановны и пил чай с пряниками и малиновым вареньем, которое очень любил еще с того, будущего детства. Хозяйка комнаты постелила ему на диванчике и теперь сидела перед ним за столом, умильно глядя на мальчишку. Они вместе решили, что на ЗиС Саша пойдет завтра, а вот сегодня он будет ночевать у своей новообретенной тетки.

– Ты смотри, Сашенька, если вдруг ты дяде не ко двору придешься – сразу же ко мне! Обещаешь?

– Честное пионерское, тетя Вера. Под салютом. Если что не так – сразу к вам.

– Да что ты меня на «вы» называешь? Вот, правда, обижусь. Ты мне давай «ты» говори, понял?

– Понял, тетя Вера.

– А то и сразу оставайся. Скажи: так, мол, и так. Встретил сестру матери своей, которую умершей считал.

Белов едва не фыркнул, представив себе лицо сотрудника ОГПУ, который узнает, что у немецкой коммунистки из старинной аристократической прусской семьи сестра работает в Мосторге. Но пообещал, что обязательно подумает…


А тем временем к командированному третьему секретарю образовалось несколько серьёзных вопросов, и он под надзором двух милиционеров прошёл в отделение.

Строго говоря, с документами у него был полный порядок, но опытный сотрудник, воевавший в ЧОН и срисовавший метки на командировочном удостоверении пионера «оказать содействие» и «пропустить без досмотра», счёл, что кашу маслом не испортишь, и решил помурыжить деятеля, а там глядишь, и вскроется что. Мутноватый был товарищ, по мнению уполномоченного Васина. А вот пионер, тот наоборот. Васин очень хорошо помнил таких вот мальцов, воевавших у Будённого в разведке и командовавших эскадронами и батареями. Нрав у мальчишек был резкий, беспощадный и в плен они не сдавались, предпочитая смерть на поле боя – бесчестью плена.

А встречавшие, увидев эту сцену, страшно засуетились. Не вступая с милиционерами в контакт, сразу же позвонили куда-то и исчезли, оставив товарища на растерзание вокзальной милиции. Они очень хорошо понимали, что под видом вокзальных милиционеров могли быть специалисты с Лубянки, и малейшее движение вокруг задержанного будет ими отслежено.

Тревожный звонок с Октябрьского вокзала, проскочив двух посредников, наконец достиг ушей человека, которого в СССР уже никогда не будут называть «кукурузником», и отразившись, словно в зеркале, вернулся к исполнителям.

Через час за командированным прибыл конвой из центрального аппарата, и трое мужчин с холодными взглядами увезли третьего секретаря в вечность, расположенную в этот раз в Москва-реке.


На другой день Александр поднялся рано, вместе с Верой Степановной. У нее сегодня была первая смена, и она поторопилась накормить «Сашеньку» до своего ухода.

Завтрак был простой, но сытный и вкусный. Вареная картошка с постным маслом, пара кусков остро пахнувшей чесноком колбасы, мягкий хлеб и чай, в который добросердечная Вера Степановна бухнула три полных ложки сахару. Да еще и «с горкой»! Напиток превратился в горячий сироп, но так как качество заварки оставляло желать лучшего, то Белов не возражал.

Хозяйка, сложив руки под подбородком, с умилением следила за тем, как с аппетитом ест «ее мальчик».

– Вот, Сашенька, сейчас покушаешь – и пойдем. А может, мне лучше с тобою пойти? – Новая идея захватила Веру Степановну, и она тут же принялась ее развивать. – Правда, а? Придем, я хоть на дядю твоего посмотрю. Ты ведь учти, Сашенька: это для тебя он – родной человек, а я-то, может, что важное увижу. Мало ли… Опять же на жилищные условия его взглянуть, а то положит тебя где-нибудь в чулане. А тебе солнце нужно, воздух…

Белов с большим трудом уговорил Веру Степановну не отпрашиваться с работы, пообещал, что сразу же, как только устроится, пригласит ее в гости. Чемодан по здравом размышлении решил не брать с собой, а оставить здесь.

Они вместе вышли из дома, женщина посадила мальчика в трамвай и долго махала ему вслед, украдкой смахивая слезы.

Добраться до главной проходной Завода имени Сталина было не так-то легко. Это потом, когда появится станция метро «Автозаводская», все станет просто: вышел из метро и шагай вперед – не ошибешься. А в это время…

Сперва – до Варварки, а потом – на шестнадцатом номере пилить чуть не через пол-Москвы, аж до рабочего поселка АМО. А оттуда – пешочком, до проходной. Небыстрое дело, неблизкий путь… Белов вздохнул, поправил пилотку и подошел к дверям проходной, через которые втекал на завод человеческий поток. Пришлось подождать, пока пройдут идущие на смену. Но все на свете имеет конец, и вот Александр распахнул дверь и вошел в здание.

На проходной стоял вахтер в синей гимнастерке и фуражке с нагановской кобурой на потёртом ремне. Саша, улыбнувшись охраннику, вежливо спросил:

– Скажите, пожалуйста, мне нужно видеть товарища Горенко. Как мне к нему пройти?

Вахтер внимательно оглядел мальчишку с красным галстуком, потом указал на окошко напротив:

– Вон туда ступай. Пропуск надо выписать.

К удивлению Белова, пропуск ему выдали без лишних вопросов, лишь напомнив, что на обратном пути он должен сдать его с пометкой самого Горенко. Получив кусочек бумаги со слегка смазанной синей печатью, Саша снова подошел к вахтеру:

– А теперь куда, дяденька?

Вахтер легонько подтолкнул его к дверям:

– Во-он там, видишь? Маленький такой домик, с желтой дверью. Вот туда и шуруй, а там спросишь.

Александр зашагал в указанном направлении и почти сразу же столкнулся с плотным человеком в защитной форме, с нашивками ОГПУ на рукаве. Крепыш чуть не сбил Белова с ног и тут же рявкнул:

– А ты тут что делаешь?! Кто пропустил?!!

– Я к товарищу Горенко, – с достоинством ответил Саша. – Вот пропуск.

Он хорошо знал тип вот таких вот крепких живчиков, которые сначала стреляют, а потом разбираются. Лучше всего на них действовала спокойная уверенность и выставленное напоказ чувство собственного достоинства.

Вот и теперь человек в защитной форме круто остановился и с интересом посмотрел на Белова.

– Постой-постой… Это не о тебе Ляо звонил? А ну-ка…

Александр посмотрел на него с таким же интересом, а затем спросил:

– А ваши документы посмотреть можно?

– Ишь ты! – восхитился крепыш. – Хорош, правда – хорош! Ну, смотри, изучай. Да, и мне свои покажи…

Они одновременно обменялись бумагами. Саша осмотрел удостоверение в зеленой коленкоровой обложке. «Андрей Тарасович Горенко, особоуполномоченный ГУГБ, 3-й отдел…» Вроде все верно…

– Так, Александр, сейчас топай в отдел. Там спросишь Казенкина, он тебя в мой кабинет проводит. И сиди пока там, жди меня. Часа через четыре поговорим…

– Через четыре?

– Ну, извини, дела. Сегодня митинг на заводе, товарищи из ЦК будут…

Белов кивнул и пошел было к зданию первого отдела, но тут же обернулся и припустил вслед за Горенко. Ему показалось весьма интересным побольше узнать о структуре охраны первых лиц государства в эти довольно-таки примитивные времена.

– Товарищ Горенко, а можно мне посмотреть? Сходить на митинг?

Особоуполномоченный ГУГБ обернулся, задумчиво посмотрел на Александра, каким-то неуверенным движением почесал лоб. А после широко улыбнулся:

– Да, дело такое, когда ещё людей из самого центрального комитета увидишь? Ладно, товарищ Белов. Будь по-твоему. Пошли. – И зашагал вперёд твёрдой походкой.

Они прошли сквозь несколько зданий и оказались в огромном сборочном цеху. Там кипела работа, но не та, что обычно. С десяток рабочих, яростно размахивая молотками, сколачивали высокую трибуну из свежеструганых досок, еще десятка два точно обезьяны ползали по стальным фермам вверху и растягивали транспаранты. Остальные оборачивали колонны и накрывали линию конвейера широкими полотнищами кумача. Чуть в стороне группа комсомолок в алых косынках разучивали приветствия, выкрикивая их нестройным хором.

Но вся эта суета Белова не заинтересовала. Он во все глаза рассматривал нескольких молодых людей, гуртовавшихся по углам громадного цеха. Парни носили красноармейскую форму с ярко-красными петлицами, но почему-то без «кубиков», «треугольничков» или иных знаков различия. И еще в глаза бросалось отсутствие оружейных кобур на ремнях, которыми туго подпоясались гэпэушники. «И где ж это они стволы попрятали?» – подумал Саша, внимательно разглядывая местную спецуру. И даже присвистнул, заметив слегка встопорщенную гимнастерку одного из парней: «Мать моя! Эти олухи наганы под гимнастёрки сунули?! А доставать как собираются?!!»

Не снеся такого надругательства над здравым смыслом, он осторожно тронул Горенко за рукав:

– Андрей Тарасович, а почему охрана без оружия?

Тот усмехнулся:

– Они – с оружием, только носят его скрытно. Ну, чтобы другим видно не было, понял?

– Ага… Под гимнастерками, да? А если понадобится быстро ствол достать – как они? Ремни станут рвать или через ворот за пазуху полезут?

Горенко скривился, точно раскусил лимон. Честно говоря, ему и самому не нравилась эта идея спрятать оружие под гимнастерки, но приказ о скрытом ношении пришел с самого верха, а народная мудрость гласит: «С сильным – не борись, с богатым – не судись, с начальством – не спорь!» Хотя паренек был совершенно прав: случись что – достать оружие будет очень сложно…

– Ну, а ты что предлагаешь? – спросил он несколько сварливо. – Ремни с ребят снять?

– Можно и так, – согласился Саша без улыбки. – Только тогда они еще сильнее в глаза бросаться будут, и любой сразу поймет, откуда стволы станут извлекать. – Он помолчал и продолжил: – У них на вооружении только наганы? Или пистолеты тоже есть? Тотошки, там, браунинги?

– Ну, есть, – несколько удивленно ответил Горенко. – А что, это – принципиально?

Белов чуть улыбнулся самыми кончиками губ:

На страницу:
4 из 6