Не мой уровень

В прошлом Лукан много раз поставлял ему скандальные сплетни, и у них сложились деловые отношения. Драйсдейл всегда хорошо платил за каждый жареный факт, принесенный Луканом.

Драйсдейлу было около шестидесяти; невероятно толстый, лысеющий, он напоминал Лукану огромного жирного слизня, удобно устроившегося на капустной грядке. Небрежно одетый, с расстегнутым воротничком, в очках с толстыми линзами и с красным носом, Драйсдейл производил обманчивое впечатление мелкой сошки в «Герольде».

– Привет, Сид, – сказал Лукан, закрывая дверь.

Драйсдейл уставился на Лукана с наигранным интересом.

– Кого я вижу! Счастливчик! – воскликнул он. – А я думал, ты в тюряге.

Лукан выдавил улыбку. Шуточки Драйсдейла его раздражали.

– Как жизнь, Сид?

– Что ты мне принес? – спросил Драйсдейл. – Я уже собрался домой.

Лукан уселся в кресло для посетителей, вынул свой золотой портсигар и протянул его Драйсдейлу.

Все знали, что Драйсдейл никогда ни от чего не отказывается. Он взял сигарету, с сомнением поглядел на нее, затем сунул в ящик стола.

– Я больше не курю, – сказал он. – Какой симпатичный портсигар! Что за старая кошелка тебе его подарила?

– Так я тебе и рассказал, – отозвался Лукан, обаятельно улыбаясь. – Сид, окажи мне услугу.

Драйсдейл поднял косматые брови.

– Никаких услуг, – твердо заявил он. – Если тебе нужно только это, проваливай. Я проголодался.

– А тебе интересно узнать, что дочка одного местного богача на этой неделе делает аборт?

Жирная физиономия Драйсдейла оживилась. Как раз новости подобного сорта питали его колонку.

– Расскажи мне, Счастливчик, – предложил он, поудобнее устраивая свою тушу в кресле.

– Я же сказал «услуга».

– Услуга за услугу?

– Ну да, ты понял.

– И что же ты хочешь?

– Все, что у тебя есть на Шермана Джеймисона.

Драйсдейл, по-настоящему встревожившись, уставился на него с разинутым ртом:

– Шерман Джеймисон! Да ты выжил из ума! Слушай, Счастливчик, я тебя не люблю, но ты человек полезный. Свяжешься с Джеймисоном – точно угодишь на нары.

– Да брось ты. Я всего лишь хочу немного разузнать о нем. Расскажи, какой он.

– Джеймисон? Он большая шишка, владелец «Компьютерной корпорации Джеймисона», которую оставил ему в наследство отец. Он жесткий, безжалостный и неприлично богатый. Я никогда не упоминаю его имя в своей колонке. Он может купить «Герольд» с той же легкостью, с какой ты покупаешь сигареты, поэтому я старательно обхожу его стороной, чего и тебе советую. У него в Нью-Йорке дорогая квартира. Дорогая вилла здесь. Он на короткой ноге с президентом и всеми крупными чиновниками в Белом доме. Он действительно важная персона и чертовски опасен.

Лукан, слушавший с неподдельным интересом, спросил:

– Насколько он богат?

Драйсдейл пожал плечами:

– Кто знает? Если сравнивать, я бы лично сказал, что рядом с ним покойный Онассис – сосунок.

«Господи! – думал Лукан. – Так это и правда Высшая Лига! И этот человек обратился к нему и хочет, чтобы он убил его жену! Человек, который стоит уйму денег!»

– Расскажи мне о его жене, Сид.

Драйсдейл снова разинул рот:

– О его жене? Ради бога, ты же не собираешься ее кадрить, правда? Я знаю, чем ты зарабатываешь, но это же просто глупо, а неприятностей потом не оберешься.

– Расскажи мне о ней, – повторил Лукан.

Драйсдейл пожал плечами:

– Шэннон Джеймисон? Она играет на виолончели. Она занимается домом Джеймисона, и она ярая католичка. О ней нечего рассказать. Сомневаюсь, что они с Джеймисоном хорошо ладят. Детей у них нет. Каждый раз, когда она беременеет, что-то идет не так. Я точно знаю, что Джеймисон мечтает о сыне. На свои концерты Шэннон Джеймисон ходит в одиночку. Джеймисону то ли медведь на ухо наступил, то ли еще что. – Он снова пожал плечами. – Лично мне от нее никакого проку – в новости она не попадает. Никаких скандалов. Никаких любовников.

– А Джеймисон? Он с кем-нибудь флиртует?

Драйсдейл засопел своим коротким, в красных прожилках носом:

– Если и да, то делает это крайне скрытно. Я знаю, что он часто видится с Тарнией Лоуренс, дизайнером одежды. Лакомый кусочек. Несмотря на многочисленные возможности, я так и не смог ничего на нее раскопать. Она работает, и весьма успешно. – Драйсдейл шевельнулся в кресле. – Это все, что ты хотел знать?

Даже больше, подумал Лукан. Надо многое обмозговать. Он снова включил свою обаятельную улыбку:

– Отлично, Сид. Большое спасибо. – Он поднялся на ноги. – Не хочу и дальше оттягивать твою встречу с ужином.

И он двинулся к двери.

– Эй! – рявкнул Драйсдейл. – Подожди-ка. Кто та цыпочка, у которой на следующей неделе аборт?

Лукан уставился на него с невинным видом.

– Одна из многих, я думаю, – заявил он бодро. – Откуда же мне знать? Пока.

И он ушел.

Лукан возвращался к себе в мотель «Звезда», погруженный в размышления.

Значит, этот Джеймисон, человек невероятного богатства и положения, хочет избавиться от жены! Предлагает двести тысяч долларов. Лукан фыркнул. Какие-то крохи. Конечно, соблазнительно получить такую сумму, но теперь он понимал, что, если Джеймисон настроен серьезно, это будет стоить гораздо дороже. Возможно, полмиллиона. Лукан довольно насвистывал себе под нос. Вот наконец-то настоящие деньги! Из того, что он узнал от Драйсдейла, получается, что Джеймисон не может развестись, а он, наверное, нашел себе новую подружку. Такой крутой парень, как Джеймисон, не постоит за ценой, чтобы получить то, что хочет.

Действительно важная персона и чертовски опасен – так сказал Драйсдейл.

В это Лукан верил. Придется действовать осторожно. Но все равно, сделав ему подобное предложение, Джеймисон становится уязвимым.

Вернувшись в свой уютный номер в «Звезде», Лукан принял душ, переоделся в пижаму и забрался в постель. Все это время он не переставал размышлять.

Теперь, рассуждал он, необходимо найти киллера. Именно за это мне и платит Джеймисон.

Несчастный случай со смертельным исходом – так сказал ему Джеймисон. И чтобы выглядело убедительно. Никакого полицейского расследования, комар носу не подточит, очевидный несчастный случай.

Он вспомнил о нескольких профессиональных убийцах, с которыми был знаком в Нью-Йорке. Грубые, никакой утонченности. А потом он подумал об Эрни Клинге. Его охватило сомнение. Клинг был не просто профессионалом. Если верить слухам, Клинг отправил на тот свет по меньшей мере два десятка ненужных людей. Он был настоящий кудесник или, скорее, блистательный организатор. У полиции на него ничего не было. Он благополучно поживал в своей трехкомнатной квартире в деловой части Вашингтона. Лукан признался себе, что ему страшновато связываться с таким человеком, как Клинг. Он несколько раз встречал его в ночных клубах Нью-Йорка. Они выпивали вместе. И он чувствовал, что Клинг смертельно опасен. Этот человек точно не из круга Лукана, но он идеально подходит для дела Джеймисона.

Немного поколебавшись, Лукан вылез из кровати, вытащил телефонный справочник и нашел номер Клинга, снова заколебался, но затем набрал номер.

Шэннон Джеймисон проговорила ровно:

– Доктор уверяет меня, что у нас может быть ребенок. Последние четыре попытки были просто необъяснимой игрой природы.

Джеймисон невидящим взглядом смотрел на другой конец большой, роскошно обставленной комнаты. Его мысли были в основном с Тарнией. Он слушал Шэннон, пока ему не надоело.

– Прости, Шэннон, – произнес он севшим голосом. – Я хочу развод.

– Но, Шерман, мы же уже много раз об этом говорили. – В ее мелодичном голосе слышалось отчаяние. – Это невозможно. Пожалуйста, не поднимай эту тему снова.

– Я хочу развод и сына! – прорычал Джеймисон.

– У тебя другая женщина?

– Разумеется! Мне нужен развод!

– Мне жаль тебя, Шерман. Тебе почти пятьдесят. В этом возрасте мужчины часто ищут что-нибудь новое. Я была тебе хорошей женой и хозяйкой. Если хочешь получить право раздельного проживания по суду, я согласна, но развод моя религия не признает.

Джеймисон развернулся, сверкая на нее глазами:

– К черту твою религию! Я хочу развод!

Шэннон внимательно смотрела на него, лицо ее побелело и осунулось.

– Надеюсь и молюсь, чтобы ты говорил сейчас сгоряча, – сказала она. – Развода не будет. Живи со своей женщиной. Если нужно официальное раздельное проживание, скажи, но развода не будет.

Джеймисон продолжал испепелять ее взглядом.

– Ты это серьезно?

– Шерман, дорогой, ты же знаешь, что серьезно. Пойдем в постель. У нас все еще получится. Пойдем, милый, попытаемся.

Джеймисон осушил бокал и с угрожающим звяканьем поставил его на стол. Его мысли были теперь только о Тарнии.

– В постель с тобой? Убирайся с глаз моих! Хватит с меня. Я хочу развод!

Повисла долгая пауза, затем Шэннон направилась к двери.

– Когда захочешь, чтобы я уехала, скажи, – проговорила она тихо. – Я помолюсь за тебя.

Джеймисон услышал, как мягко захлопнулась дверь, затем услышал, как Шэннон медленно поднимается по лестнице.

Он был так разозлен, так охвачен отчаянием, что проговорил вполголоса:

– Что ж, религиозная дура, ты подписала себе смертный приговор!

Глава вторая

Эрни Клинг был так похож на киноактера Ли Марвина, что зачастую его останавливали на улице трепещущие от волнения матроны и, заливаясь румянцем, просили у него автограф.

Его ответ был неизменным:

– Я расписываюсь только на чеках. – И, грубо отодвинув их в сторону, он уходил прочь.

Клинг считал, что жить нужно в роскоши. Он купил небольшую, на две спальни, шикарную квартиру в центре Вашингтона, где устроил себе логово. Он отсиживался там, словно злобный голодный тигр, дожидаясь выхода на охоту. У него были давние связи с мафией, для которой он служил наемным убийцей-гастролером. Он получал указание отправиться куда-нибудь в Мексику или Канаду и пустить в расход того, кто начал причинять заказчику неудобства. За долгие годы он приобрел репутацию надежного профессионала высокого класса. Работу он выполнял так, что у полиции никогда не возникало никаких подозрений. Мафия неоднократно поручала ему конфиденциальные дела: богатая дама хотела избавиться от мужа; богатый господин хотел избавиться от подружки, которая попыталась его шантажировать. «Окажи услугу, Эрни», – произносил обычно голос в телефонной трубке.

Клинг никогда не брался за убийство меньше чем за несколько сот тысяч долларов плюс текущие расходы, а поскольку в среднем ему поступало по три заказа в год, он мог позволить себе жить на широкую ногу.

Он тратил деньги на одежду и шикарные рестораны. Женщины его не волновали. Когда ему хотелось женщину, а это случалось крайне редко, он пользовался высококлассными девочками по вызову. Он предпочитал рыжих, чуть полноватых и обходился с ними так, что даже они, закаленные профессионалки, порой заливались слезами.

Клинг не питал почтения к человеческой жизни, за исключением своей собственной. Мужчина, женщина, ребенок – они были для него всего лишь статьей дохода, если только сумма была достаточно велика.

Чернокожая женщина, которая убирала его квартиру, стирала ему белье и готовила кошмарную еду, не устраивала его, и он задумывался, кем бы ее заменить. Ему надоело каждый вечер ужинать вне дома. Он любил хорошо поесть, и здесь ему повезло: он не толстел, сколько бы ни ел. Ему захотелось, чтобы его хозяйство вел человек, на которого можно положиться без оглядки, кто не стал бы подслушивать его телефонные разговоры, не трещал бы над ухом, когда он отдыхал, и еще готовил бы сносную еду.

Примерно полтора года назад Клинг натолкнулся на Нго Ви, молодого вьетнамца, умиравшего с голоду, оборванца в драных джинсах и грязной толстовке. Юноша попросил у него милостыню, сказав, что не ел уже три дня. Случилось так, что Клинг пребывал в благостном настроении после отличного ужина, обильно сдобренного скотчем. Ему понравился внешний вид молодого человека, хоть тот давно не мылся. Вьетнамец был среднего роста, тонкий как трость, с большими темными глазами, светившимися интеллектом. Клин тут же принял решение, и, оглядываясь назад, он говорил себе, что это было самое лучшее из спонтанных решений в его жизни.

Он отвел Нго в замызганный вьетнамский ресторан и принялся наблюдать, как тот ест, словно изголодавшийся волк. Нго нервно поглядывал на него, не понимая, что движет этим высоким, седоволосым и так хорошо одетым господином, к суровой личности которого он немедленно проникся почтением.

Проглотив несколько тарелок сытной вьетнамской еды, Нго стал жевать медленнее. До сих пор этот высокий господин не произнес ни слова. Он курил и изучал Нго цепким взглядом стальных глаз.

Наконец Нго тихо произнес:

– Прошу прощения, сэр, вы так ко мне добры, но только я не гей и не наркоман. Я просто не могу найти работу.

– Расскажи мне о себе.

Нго быстро изложил свою историю. Его мать вьетнамка, отец, которого он не знает, был сержантом армии США, но он исчез, когда мать Нго забеременела. Она зарабатывала на жизнь какие-то крохи, продавая горячую еду на улицах Сайгона. В итоге она решила влиться в поток беженцев, текущий в Штаты. К тому времени Нго было уже шестнадцать. Он получил кое-какое образование – ему повезло, потому что один американский священник, католик, помог ему научиться читать и писать по-английски. Нго был способным учеником, и он работал до изнеможения, чтобы добиться успеха. Они с матерью надеялись, что все наладится, когда они приедут в Штаты, однако оказалось, что выживать здесь отчаянно трудно. Мать получила низкооплачиваемую работу во вьетнамской прачечной. Нго все искал и искал работу, но никто не хотел его брать. Спустя год прозябания, когда мать билась, чтобы прокормить их обоих и оплачивать комнатку, которую им повезло найти, Нго понял, какой обузой, каким бесполезным грузом на шее матери он висит, он видел, что она уже начинает страдать от недоедания, ведь ей приходилось кормить еще и его. Он понимал, что без него ей будет легче справиться. Ничего ей не сказав, он ушел жить на улицу. И вот уже три дня он отчаянно метался в поисках работы, пусть самой грязной, но все без толку. Пав духом, он решил, что это конец.

Слушая и разглядывая Нго, Клинг решил, что у этого юнца есть все необходимое, чтобы сделать из него того слугу, какого он искал: он будет вести его дом, выполнять его поручения и хранить ему верность.

– Ладно, парень, – сказал он, – у меня есть для тебя работа. – Он вынул бумажник и достал две стодолларовые бумажки. И еще свою визитку. – Приведи себя в порядок. Купи новую одежду, а потом приходи ко мне по этому адресу, послезавтра, к одиннадцати утра.

У Клинга ушло всего несколько дней на то, чтобы выучить Нго всему, чего он хотел и ждал от него. Нго все схватывал на лету. Он был прирожденный слуга: незаметный, готовый явиться по первому зову, сидевший в кухне, когда Клинг занимался своими делами или разговаривал по телефону. Квартиру Нго содержал в безукоризненной чистоте. Спустя какое-то время Клингу поступил звонок с предложением работы на Ямайке. Ему требовалось уехать на три недели. Он без малейших колебаний оставил Нго присматривать за квартирой. Объяснил, что его не будет какое-то время.

Нго кивнул:

– Нет проблем, сэр. Я пригляжу за домом.

Клинг платил юноше сто долларов в неделю, обеспечив его крышей над головой и питанием. Когда Клинг отбыл, Нго отправился навестить мать. Он рассказал ей, как ему повезло, и дал ей сто долларов.

– Стань незаменимым, сынок, – посоветовала она. – Научись готовить. А я покажу тебе, как стирать и гладить одежду.

Признавая мудрость совета, Нго поступил на вечерние кулинарные курсы. Мать научила его правильно утюжить дорогие и тонкие сорочки Клинга. И снова он схватывал все на лету. Даже пока Клинга не было, Нго никогда не заходил в его роскошную гостиную. Он или сидел в кухне, штудируя английский, или же, по вечерам, смотрел телевизор у себя в спальне.

По возвращении Клинг был приятно удивлен, обнаружив, что его ждет горячий ужин: отлично приготовленное тушеное мясо. Еще он с радостью отметил, что никогда его квартира не выглядела опрятнее.

– А знаешь, парень, – воскликнул он, – ты стал отменным поваром!

– Спасибо, сэр, – ответил Нго. – Я брал уроки. Пожалуйста, заказывайте, что приготовить завтра.

Клинг широко улыбнулся:

– Выбор оставляю за тобой, если будет так же вкусно, как сегодня. – Он вынул из кармана толстый рулон стодолларовых банкнот, вытащил три и пододвинул их по столу. – Это тебе на домашние расходы. Сам сообразишь, куда потратить.

– Да, сэр, – сказал Нго, глядя на своего высокого, стройного господина полными обожания глазами.

Когда он убрал со стола и снова скрылся в кухне, Клинг закурил сигарету и расслабленно раскинулся в кресле. Ему удалось заарканить этого сукина сына, подумал он. «Боже! Как же здорово, что я его подобрал! Он именно тот, кого я всегда надеялся найти».

Спустя еще пару недель Клингу довелось осознать, насколько на самом деле ценен для него Нго.

Он отправился на ужин с друзьями, оставив Нго в квартире одного, сказав, что вернется к полуночи и чтобы тот его не ждал. Разумеется, для Нго это было немыслимо. Как бы поздно ни возвращался Клинг, Нго всегда его дожидался, готовый подать кофе или напиток со льдом.

Примерно в половине двенадцатого вечера в дверь позвонили. Нго открыл и тут же получил яростный тычок, от которого отлетел назад.

В квартиру быстро вошел крепко сбитый человек в поношенном спортивном пиджаке и засаленной шляпе и закрыл за собой дверь. В правой руке он сжимал автоматический пистолет 38-го калибра.

Поднявшись на ноги, Нго взглянул на него без всякого выражения.

– Где Клинг? – прохрипел человек.

– Он вышел, сэр.

– Когда он вернется?

– Я не знаю, сэр.

Человек оглядел его и недобро ухмыльнулся:

– Значит, теперь он перешел на мальчиков. Ладно, я подожду. Убирайся с моих глаз. Просто держись подальше, и с тобой ничего не случится.

– Да, сэр. – Нго бросил взгляд на оружие, затем посмотрел на пылающее пьяным румянцем лицо визитера. – Прежде чем я уйду, могу я предложить вам выпить, сэр?

Человек тяжело плюхнулся в одно из кресел, развернутых к двери:

– Да, сладкий мальчик… скотч.

– Хорошо, сэр. – Нго подошел к бару, смешал с содовой крепкий скотч и добавил лед. – Так вам нравится, сэр?

Визитер взял стакан, пригубил напиток и кивнул.

– Знаешь, зачем я здесь, ты, мелкий членосос?

– Нет, сэр.

– Этот ублюдок Клинг убил моего брата. И вот я пришел сюда, чтобы нашпиговать его вонючее брюхо свинцом. А теперь проваливай!

– Хорошо, сэр.

Нго поклонился и беззвучно удалился в кухню.

Незваный гость поудобнее устроился в кресле и оглядел квартиру.

«А этот ублюдок умеет жить, – подумал он. – Ну ничего, конец уже близко. Как только заявится, я ему покажу». Он допил скотч и злобно зашвырнул стакан через всю комнату, разбив о стену. «Приятно будет посмотреть на его харю, когда он увидит меня!»

Он просидел в кресле минут двадцать, затем услышал негромкое гуденье поднимавшегося лифта. Он напрягся, подавшись вперед и нацелив оружие на дверь.

Ключ заскреб в замке, и вошел Клинг, разомлевший после хорошего ужина.

– Стоять, урод! – рыкнул визитер, направляя на него пистолет. – Ты убил моего брата! И теперь твоя очередь!

Клинг, устойчивый к потрясениям, вошел в квартиру и ногой захлопнул за собой дверь.

– Привет, Луи, – произнес он спокойно. – Только не надо горячиться. – Он поглядел на оружие в руках незваного гостя. – Мы ведь можем обо всем поговорить.

Луи знал, насколько опасен Клинг. Он усмехнулся:

– Никаких разговоров, ублюдок. Тебе конец, и чтоб ты горел в аду!

Когда дуло пистолета поднялось, Клинг, сознавая свою беспомощность, внутренне собрался.

А Луи, не в силах совладать с искушением, решил покуражиться:

– Ты не дал моему брату ни шанса. Он даже не узнал, кто его убил. Но я…

Чьи-то пальцы, похожие на стальные клещи, сомкнулись у него на запястье. Он ощутил нестерпимую боль, пронзившую всю руку, и невольно вскрикнул. Оружие выпало из онемевших пальцев. Он ощутил, как руку ему выворачивают. Стальные крючки вонзились в нерв, отчего все его тело свело от боли. Он не мог сопротивляться. Он лишь смутно сознавал, что руку ему ломают, и закричал.

Клинг стоял неподвижно, наблюдая.

Нго успел беззвучно вернуться в комнату и молчаливой тенью приблизиться к Луи со спины.

Клинг чуть поморщился, услышав, как треснула кость. Луи упал обратно в кресло, почти теряя сознание.

Нго поднял его пистолет. Он поглядел на Клинга, который наблюдал происходящее с удивлением, понимая, что хрупкий вьетнамец только что спас ему жизнь.

– Можно я его убью, сэр? – спросил Нго.

Глаза Клинга расширились от изумления.

– Хочешь убить его, парень?

– Да, сэр. Он меня оскорбил.

– Что ж, как скажешь. От него все равно нужно избавиться, так что если хочешь – вперед. Только подожди, парень, не здесь. Мы же не хотим испачкать нашу чистую квартирку, верно?

– Нет, сэр. Я подумал о гараже.

– Точно. Давай спустим его вниз.

Луи лишь смутно сознавал, что его выволакивают из квартиры и заталкивают в лифт. Каждый нерв в его теле словно горел огнем. Он непрерывно стонал, ничего уже не видя от боли.

Они спустили его в просторный подземный гараж, где стояло почти три сотни автомобилей.

– Вот здесь самое место, парень, – сказал Клинг, привалив Луи к одной из машин.

– Да, сэр.

Клинг, все еще слегка изумленный, уточнил:

– А ты уже убивал раньше, парень?

Нго вытащил пистолет Луи из кармана брюк.

– Да, сэр. Жизнь в Сайгоне не сахар. Чтобы выживать там, мне пришлось многому научиться.

Он подошел к Луи, который барахтался, силясь подняться на ноги.

Клинг словно зачарованный смотрел, как Нго подносит дуло вплотную к виску Луи и спускает курок. Грохот выстрела эхом разнесся по гаражу. Клинг увидел, как голова Луи дернулась назад, а затем массивное тело обмякло.

– Отличный выстрел, парень, – сказал он вслух. – Дай-ка мне пистолет.

Нго передал оружие Клингу, тот вытер его носовым платком, затем, склонившись над мертвым телом, вложил пистолет в безжизненную руку Луи.

– Готово, парень. А теперь пойдем спать.

– Да, сэр. Не хотите кофе или что-нибудь выпить?

Клинг расхохотался:

– Парень! Ты просто нечто! Ты спас мне жизнь. Этого я никогда не забуду.

– Вы тоже спасли мне жизнь, сэр, – негромко отозвался Нго. – И этого я никогда не забуду.

Когда они поднимались в лифте на свой этаж, Клинг спросил:

– А что ты с ним сделал?

– Ах это… В теле полным-полно нервных окончаний. Просто нужно знать, где до них дотронуться. Боль парализует тело.

Клинг фыркнул, надув щеки:

– Говоришь, этот болван тебя оскорбил?

– Да, сэр. Он говорил гадости о вас и обо мне.

Клинг поскреб шею:

– Значит, за это тебе пришлось его убить, да?

– Да, сэр.

Дверцы лифта открылись, и они вошли в квартиру.

– Кофе или что-нибудь покрепче?

– Нет. Иди спать, парень, спасибо тебе.

Нго поклонился:

– Доброй ночи, сэр.

И он вышел.

Клинг подошел к большому панорамному окну, глядя на плотный поток машин далеко внизу.

До него дошло, что он не просто подобрал себе верного слугу, но и обрел надежного партнера, такого же хладнокровного и безжалостного, как он сам.

Совершенно успокоившись, Нго Ви лежал в уютной небольшой кровати, глядя в потолок, на рассеянный свет лампы с прикроватного столика.

Мысленно он вернулся на восемь лет назад, когда выживал на полных опасности улицах Сайгона.

Вспомнил, как мать просиживала целыми днями под палящим солнцем на краю тротуара, окруженная многочисленными кастрюлями с вьетнамской едой, которую она разогревала на маленькой жаровне для всех желающих.

Проходящие мимо крестьяне, тащившие тяжелые грузы, нередко останавливались, чтобы перекусить. Зачастую вокруг матери устраивались, сидя на корточках, человек десять пожилых потных мужчин. За пару ложек еды они давали ей несколько мелких монет.

Когда она в итоге добиралась до своей крохотной каморки, то почитала за счастье, если удавалось выручить за день доллара четыре в пересчете на американские деньги. Остатки нераспроданной еды в многочисленных посудинах она приберегала для Нго и себя.

В то время Нго было тринадцать, он отчаянно бился над своими учебниками, поощряемый американским священником. По вечерам он бегал в маленький кабинет доктора Чи Ву, престарелого специалиста по акупунктуре, который некогда держал процветающую практику, но к этому времени уже начал терять клиентов из-за развившейся дрожи в руках.

Чи Ву было восемьдесят четыре: маленький, иссохший человечек с длинной белой бородой. Нго содержал его кабинет и смотровую, размерами не больше серванта, в стерильной чистоте.