Игра на своем поле

Впрочем, совсем другие мысли сейчас метались в голове Сергея. Он был ошарашен и растерян. «Еще секунда – и меня назовут Рединым! А может, остановится на Сергее? Нет, на это нельзя рассчитывать. Как прореагируют тогда Гейко с Шумилиным? Черт… В самом-то начале – и такая накладка! Не полезу же я поцелуями ему рот затыкать. Вот уж тогда точно «не так поймут присутствующие».

– Капитан! Я бы сразу хотел… – голос принадлежал Талееву, и краем глаза Сергей заметил, как журналист сделал такой решительный шаг навстречу командиру, что тому из-за нехватки места пришлось даже отступить к переборочному люку, из которого он появился в центральном посту.

– А это, судя по обращению, и есть наш знаменитый кремлевский журналист, которого мы всем экипажем должны холить и лелеять…

– Капитан, – Гера был настырен, – я бы сразу хотел…

– Пренепременно! – Командир обращался теперь ко всем. – Сразу же после того, как прослушаете инструктаж помощника и распишетесь в журнале по технике безопасности. Исключений нет! Потому не будет терять времени.

Шумилин, обернувшись к Сергею, довольно громко поинтересовался:

– И этот сердитый дядечка – твой знакомый?

Сергей кивнул.

– Может, по знакомству домчит без тряски и не утопит?

– Шумилин, – Гейко был серьезен, – прекрати изображать профана. Думаю, даже мы узнаем сейчас немало таких нюансов, о которых и не подозревали.

– Вот это совершенно правильно, – помощник двинулся вперед по проходу, – конечно, я учту вашу специальную подготовку, и это сэкономит нам уйму времени, – и добавил уже больше для себя: – А то води тут, как в музее, то «шишек» сухопутных, то «друзей животных» или садоводов-любителей.

Передышка дала возможность Сергею собраться с мыслями. Он сделал успокаивающий жест Герману:

– Я к вам через пять минут присоединюсь. Только поздороваюсь поближе со старым знакомым.

Уже в крохотной командирской каюте Милецкий поинтересовался:

– А я ведь сразу заметил, как ты опешил и струхнул. Но не смог отказать себе в удовольствии. И сейчас готов биться об заклад, что знаю, чего ты испугался. Больше всего тебе не хотелось, чтобы в присутствии твоих друзей я громко заорал: «Привет, Редин!» Ладно, не напрягайся. Догадаться мне совсем не трудно было: ведь я получил накануне список тех, кого сегодня вывожу, а тут в отсеке вдруг тебя увидел. Сразу всплыло: «…номер три – капитан третьего ранга Казаков Сергей Михайлович». Сложил два и два…

– Володя, не всегда это четыре получается!

– Вот потому я не заорал. Ну-ка, покажись поближе.

Сергей сам знал, что очень сильно изменился внешне. Черты лица заострились, шрам, рассекающий левую бровь и спускающийся к мочке уха, оттянул вниз уголок глаза, отчего физиономия приобрела выражение постоянной настороженности, недоверия, даже мрачности. Вместо пышной шевелюры волосы были коротко подстрижены и закрывали верхнюю часть лба. Их естественный русый цвет остался разве что на затылке, все остальное покрывала седина. Причем не пепельная или серовато-стальная, а яркая, серебристо-белая. Сергей уже всерьез подумывал о том, чтобы покрасить волосы. Получалось, что по старым фотографиям или описаниям узнать его стало практически невозможно, но вот для знакомых…

– Смотрю сейчас и узнаю все меньше и меньше. Да-а-а, значит, все-таки много правды есть в тех легендах, которые о тебе по флоту гуляют.

– Чего-чего?!

– А ты что, не знаешь, что тебе народная молва приписывает?

– Просвети хоть частично.

– Я-то вообще с большим сомнением отношусь к этим байкам. Да и не виделись мы с тобой уже сколько лет. Но, конечно, ты – герой! Это без шуток. А вот дальше десяток версий. То ли наш пароход потопил, то ли американскую подлодку, то ли спас кучу народа, то ли в гроб загнал. Даже песню матросы поют. Как о «К-19». Вот только заканчиваются все истории одинаково безрадостно: погиб ты. Ну вот этому-то я меньше всего верил. Видишь, как прав оказался. Да что там я, моя Ленка как-то на кухне выдала свой вариант, пришедший к ней по бабской, так сказать, линии: тебя забрали в Америку по какому-то там обмену, ты прижился и даже женился на молодой и богатой вдвое их героя-подводника. А может, ты сам мне на правду глаза приоткроешь?

– Вдову безутешную только жалко очень. А рассказывать, Володя, особо нечего. Была небольшая авария на плавмастерской. Она затонула, мы спаслись. Сумятица, неразбериха, несколько трупов обгоревших. Вот меня к ним и причислили. Даже, кажется, похоронили. А когда разобрались, что я в московском госпитале, все уже запротоколировано было, доложено. Виновные наказаны, герои назначены. Вот так вместо Редина появился Казаков. Всем проще, а мне как-то без разницы.

Сергей замолчал, а Милецкий выдвинул ящик письменного стола, порылся в каких-то бумажках, даже просмотрел одну из них, затем произнес, не поворачиваясь:

– Ты видишь, РЕДИН, как я смиренно перевариваю пригоршню дерьма, которую ты только что тут вывалил?!

Сергей лишь пожал плечами.

– А помнишь, еще в училище я очень догадливым был? И с логикой у меня все в порядке.

– Ну, раз такой умный, – уже с раздражением сказал Сергей, – чего лезешь с расспросами? Включи свою хваленую логику и в тысячу первый раз подтверди избитый постулат о несомненной пользе малого знания для спокойного сна.

– И характер у тебя испортился…

– Ну уж извини!

– Да ладно, Серега, не переживай. Как и для всех, ты для меня Казаков, а все прочее – на месте. Оба мы не ожидали этой встречи, вот и не нашли сразу правильный тон. А включив логику и догадливость, я начинаю понимать, что здесь ты вовсе не случайно. И журналист твой, кстати, тоже.

– Почему это «мой»?

– «Твой», «ваш» – какая разница! Ведь это в центральном посту он тебя грудью прикрывал. Прямо Александр Матросов. Все, молчу!

Командир встал, намереваясь выйти из каюты, но его остановил спокойный и негромкий голос Сергея:

– Знаешь, Миля, – Редин обратился к старому приятелю по его училищному прозвищу, – поверь мне на слово, все, что ты делал здесь до этого, раскатывая туристов из комиссии, – полная туфта! Работа начинается только сейчас. И я здесь потому, что один знаю, что искать и как это сделать. Хотя кому-то это может очень не понравиться. А Гера Талеев, да-да, этот Александр Матросов из центрального поста, считай, проводит журналистское расследование по заданию своей редакции.

– А-а-а, это которая в Москве, на площади Дзержинского?

– Миля, – Сергей предостерегающе поднял палец, – еще раз поверь: нет.

– Ну тогда-а-а… – медленно и тихо начал Владимир и уже громко и уверенно, хором с Сергеем, закончили: – Совсем другое дело!

Стрелка глубиномера в ЦП замерла, чуть-чуть не дойдя до отметки 300 метров. АПИС завис точно напротив затонувшего корабля на расстоянии не больше десяти метров, осветив двумя мощными прожекторами часть его борта в районе ходовой рубки и примерно половину верхней палубы в нос от нее. На два монитора в центральном посту передавалось изображение от видеокамер.

Командир доложил на «Свиягу» о прибытии к месту и начале обследования, затем повернулся к замершим у экранов специалистам:

– Это самая удобная точка для наблюдений, можно смещаться влево-вправо по вашему желанию. Кроме того, в выбранном месте можно приблизиться к корпусу на расстояние, позволяющее работать механическим манипулятором. Это если понадобится взять какие-либо пробы или замерить излучение. Хотя все уже проделывалось десятки раз. У руководства экспедицией имеется карта всех замеров и данные проб. С другого борта и с кормы подойти невозможно: мешает откос впадины и огромный валун, который затормозил движение корабля вниз. А там метров 600 и более! Вот здесь, под широкой светлой полосой, находятся оба хранилища. Сверху они прикрыты бронированными плитами и задраены мощными прижимными болтами…

Сергей перебил Милецкого:

– Володя, я хочу подняться на три метра и медленно двигаться от ходовой рубки в нос. Твой механик способен на такое?

– Мой механик – ас, каких нет на всем флоте! А вдвоем мы верблюда через угольное ушко в темноте проведем.

Молчать дольше было выше всех физических сил Кости Шумилина:

– Командир, а много уже верблюдов вы здесь встречали?

Милецкий глянул не на него, а на Сергея. Тот незаметно утвердительно наклонил голову.

– Да нет, вот только первого. Но зато сразу повезло: говорящий оказался.

Кто-то хмыкнул, кто-то засопел, отвернувшись. Эти двое стоили друг друга.

Между тем АПИС, повинуясь действиям механика, послушно выполнил требуемый маневр. Сколько уже глаз за последние дни пристально всматривались в каждую трещину этого борта, в изуродованную палубу и сломанную надстройку. Но только Сергей Редин видел еще и сердцем…

Вот здесь погиб командир корабля Веригин, с которым даже не успели как следует познакомиться: его прикомандировали как раз на тот переход на Новую Землю. Из вот этого бортового иллюминатора на верхнюю палубу в сильнейший шторм выбирался Демыч, чтобы отвлечь внимание засевших на юте диверсантов. С этого борта шла погрузка в спасательные шлюпки и плоты за считаные минуты до того, как уже агонизирующий корабль окончательно скрылся под водой. А здесь, перед поваленной переборкой, стоял он сам, плечом к плечу с Васей Мургазиным, держа в руках изрыгающий огонь автомат…

– Стоп!

Лодка послушно замерла. Сергей долго и очень внимательно вглядывался в мониторное изображение, приближая и удаляя отдельные фрагменты палубы, незначительно смещаясь в разные стороны, изменяя фокус. Потом он обратился к оператору главного манипулятора:

– Вы сможете своей «механической рукой» легонько постучать вот по этому участку? – пальцем Сергей указал нужное место и пояснил: – Хочу расчистить палубу от этих ильных напластований, иначе трудно что-либо разглядеть.

– Секунду. Это не проблема. – Оператор взялся за рукоятку привода на пульте.

Многосантиметровый слой ила легко отделялся от металлической поверхности и пластами или комьями медленно соскальзывал вниз.

Сергей, нависая всем телом над сидящим в кресле щуплым оператором, продолжал напряженно всматриваться в изображение на мониторе.

– А теперь вот сюда надо посильнее ударить.

Семен вздохнул, пожал плечами, что-то пробурчал себе под нос, однако опустил руки на переключатели дистанционного управления. Повинуясь оператору, массивный трехступенчатый стержень за бортом послушно отодвигался от палубы, а затем наносил несильный удар. Ничего не происходило.

Вот еще один замах… и в этот момент рука Сергея резко опустилась из-за плеча оператора на круглый набалдашник манипулятора, сжала его вместе с тонкими пальцами Семена и резким рывком послала до упора вперед.

Казалось, что даже здесь, в ЦП, все услышали громовой удар металла о металл. Потом завопил оператор. То ли от боли в крепко стиснутых рукой Сергея пальцах, то ли от обиды за столь беспардонное вмешательство в свои действия. Никто даже не обернулся на крик: пять пар глаз впились в экран, на котором четко было видно, как в месте удара внутрь провалился целый лист жести.

– Попали-таки! – это был торжествующий голос Редина.

– Ну и замутили же воду, ничего не видно. Дайте хоть пару минут отстояться. – Командир нашел глазами видеотехника. – Ты, Коля, пока проверь еще раз записывающую аппаратуру. Направь свет прожекторов так, чтобы максимально проникал внутрь.

Лучи двух прожекторов, пересекаясь, уперлись в зияющую дыру.

– Ну, ни хрена себе…

– Вот тебе, бабушка, и Юркин…

– Так, – это был уже приказ командира Милецкого, – отставить всякие междометия! Высказываться только по делу, коротко и обстоятельно. Начнем со спецов по ядерной безопасности. А ты, Серега, потом подытожишь. Ну, что вы видите?

– Дык, гражданин начальник, «карандашики»… эта… голенькие, во!

– Шумилин! Дело-то серьезное. – Гейко помедлил с ответом, подбирая слова. – Мы видим часть предмета, примерно треть его длины, очень похожего на урановый стержень – ТВЭЛ, которые применяются в ядерных реакторах АПЛ.

Сергей не стал ждать приглашения:

– Не один он, Валя! Посмотри в затемненный верхний угол. Как минимум три штуки виднеются. А вот это темное пятно узнаешь? – Пока Валентин молча приглядывался, Сергей сам пояснил: – Это свинцовая пробка, килограммов под 60 весом, которая закрывает каждую ячейку в хранилище. А в ячейке пять стержней! Хранилища всегда находятся в строго вертикальном положении, да и вес пробки и ее притертость делают не нужной какую-либо резьбу. Сейчас корабль лежит под углом чуть не 60 градусов, а до этого был сильнейший удар о гранитный выступ. Вот пробки и вылетели, а за ними посыпались ТВЭЛы. Сколько их там теперь россыпью, неизвестно. Мы заглянули только в один укромный уголок. Жаль, отверстие маленькое получилось, стержень вряд ли удастся вытащить.

Теперь разом заговорили все, обмениваясь соображениями, подмечая на экране новые подробности, делая предварительные выводы.

Гудел Милецкий:

– Многое на свои места становится: вот откуда сильнейшие выбросы радиации, зараженность…

– Нет, ну в какую задницу смотрели все эти члены?! Я имею в виду комиссию!

– Сергей Михайлович, у вас просто поразительная интуиция и блестящее логическое мышление…

В это время к Милецкому подошел оператор Семен:

– Товарищ командир, давайте отойдем на пару шагов. Вот так. Позвольте высказать вам некоторые вполне официальные соображения, – он говорил негромко, но на них и так никто не обращал внимания. – Я уверен, что вы понимаете, к каким последствиям может привести сегодняшняя находка…

Владимир перебил:

– Она просто полностью опровергает предварительные выводы комиссии. Пока рано говорить о последствиях, но думаю, что в любом случае понадобится проведение детальных экспертиз, чтобы решить дальнейшую судьбу нашей находки.

– Я совершенно с вами согласен, но внимание хотел обратить на другой нюанс. Все наши исследования изначально носили секретный характер…

Владимир молчал. Семен начал заметно нервничать:

– Вы же видите, командир: в группе присутствует журналист, а это… Да и сам капитан третьего ранга Казаков… Откуда он один точно знал, где что находится, куда надо лезть? Все это очень подозрительно. В общем, не следует, как заведено, отдавать им видеозапись сегодняшних событий.

Какое-то время Милецкий продолжал хранить молчание. Он не столько раздумывал над ответом подчиненному, сколько пытался представить себе последствия этого ответа. Так и не додумав, махнул рукой.

– Лично у меня нет никаких сомнений в официальной аккредитации журналиста Талеева. Второе: в любых поисках и исследованиях Фортуна оказывается благосклонной к кому-то одному. Думаю, в нашем случае ее выбор как раз и пал на рядового члена Инспекции по ЯБ. Что ж, пусть другие ему по-доброму позавидуют. И третье: я не вижу оснований для изменения ранее установленного порядка. Тем более что для доклада на сегодняшнем вечернем заседании комиссии руководителю этой группы безусловно потребуется записанный нами материал. Я все понятно сформулировал?

Лицо оператора покраснело, тонкие пальцы сжались в кулаки, но, видно, уже достаточно хорошо изучив характер командира, он ничего не сказал, а развернувшись, направился к своему рабочему месту.

Когда командир с оператором уединились в углу центрального поста, к Сергею шагнул Талеев:

– Михалыч, это было просто великолепно! Редкая удача, поздравляю!

– Какая, к черту, удача?! – Редин пожал плечами. – Я же точно знал, что здесь не сплошная палуба, а жестяной люк. Мы его сами три года назад вырезали, когда стояли на заводе в Северодвинске, чтобы каждый раз в обход не бегать.

Внезапно от пульта раздался громкий крик оператора:

– Смотрите, смотрите! Это он сделал!

Все головы разом повернулись к экрану, в который тыкал пальцем Семен. Там отчетливо был виден безвольно поникший манипулятор, неестественно изогнутый в точке последнего сочленения.

– Я говорил! Предупреждал! Что можно сломать! – продолжал вопить Семен.

– Прекратить! – Тон Милецкого стал совершенно официален. – Как вы это объясните, товарищ капитан третьего ранга?

– Аварийная ситуация, несчастный случай. При проведении ответственных работ не обошлось без незначительной поломки…

– Издеваешься, да?! – грохотал Владимир. – Впереди работы непочатый край, а ты главный манипулятор заломал к… свиньям! Представляешь, во сколько его ремонт встанет? А сколько на это времени уйдет?

Дальше Сергей не слушал. Казалось, он полностью погрузился в свои мысли, что-то прикидывал. Потом прямо посередине фразы перебил Милецкого:

– Полведра шила и одни сутки после того, как меня доставят в Северодвинск на «Звездочку».

– ???

– Это я о ремонте и его стоимости. Вернемся на «Свиягу», пусть твои спецы подсуетятся, разберут этот шарнир. Ты обратись к начальству, убеди. Вертолету отсюда все равно, куда лететь, в Североморск или в Северодвинск. Все остальное я беру на себя. Гарантирую! У меня хорошие связи. Только вот чертежей никаких не надо: мои заводские знакомые их читать не умеют. Или не хотят! А по живому все сделают тип-топ.

– Как же, сделают! – Семен презрительно фыркнул. – Эту конструкцию в опытном НИИ разрабатывали и монтировали. Специальный сверхлегкий и сверхпрочный сплав, новейшие конструкторские решения. Да там внутри еще и управляющая микросхема, и…

– Ну, если микросхема… добавь еще стакан шила!

– Хорошо. Приводите все в исходное. Наше время вышло. По готовности доклад помощнику. Господин журналист, можно вас на минуту?

Талеев подошел к командиру, стоявшему недалеко от рабочего места видеотехника. Милецкий заговорил, до минимума приглушив свой впечатляющий бас:

– Прошу не удивляться тому, что вы сейчас услышите, и не задавать мне никаких вопросов. С этого момента и вплоть до возвращения на базу я прошу вас внимательно наблюдать за всеми действиями оператора и техника. Попросту говоря, глаз с них не спускать! Потому что я не исключаю возможности со стороны любого из них попытаться уничтожить видеозаписи всех наших действий и находок. Разумеется, незаметно. Кроме того, техник обязан во время обратного пути сделать копию записей, которая передается руководителю работ, то есть капитану второго ранга Гейко. Возьмите на себя и этот труд. Я имею в виду не копирование, а сам факт передачи. Чтобы быть уверенным, что на кассете именно то, что и должно там быть. В общем… – Милецкий замолчал на секунду, подбирая слова, – мне кажется, что вы лучше любого из нас справитесь с таким… делом. – Он совсем неожиданно засмущался и добавил: – Извините!

Талеев очень серьезно посмотрел на командира:

– Как говорит наш общий друг Сергей РЕДИН, «гарантирую»!

Они молча пожали друг другу руки и разошлись по своим местам.

По всему АПИСу разнесся сигнал, возвещающий о начале перехода на базу.

Глава 3

Общее собрание руководителей групп и направлений было назначено после ужина. «Свияга» гудела как потревоженный улей. С момента возвращения АПИ. Догадки перемежались вымыслом, гениальные предвидения – фактами, которые еще почти никому не были известны, приправлялись амбициями, и весь этот клубок эмоций хаотически метался по кораблю, еще недавно служившему воплощением военной строгости, научного педантизма и общей респектабельности.

Валентина вызвали к адмиралу Феклистову еще за два часа до назначенного времени. Не появился он и на ужине. Журналиста Талеева тоже не было видно. Сергей с Костей быстренько поели и поспешили скрыться в каюте. Шумилин ненавязчиво предложил испытанный способ снятия стресса, но после одного лишь взгляда Сергея притих, устроившись на койке, и погрузился в чтение какой-то фантастической белиберды. Напротив него, заложив руки за голову и прикрыв глаза, медитировал Редин.

– Разрешите, товарищ генерал-майор? – В дверь кабинета начальника одного из отделов Главного управления ФСБ после осторожного стука вошел подтянутый человек с тонкой папкой для бумаг под мышкой.

– Докладывайте, полковник. И, пожалуйста, Юрий Иванович, только самую суть.

– Кроме вот этого, больше ничего нет. – Полковник положил на стол форматный лист бумаги. – Чуть меньше месяца назад вы приказали все донесения по работам в Баренцевом море доставлять лично вам. Спустя некоторое время определили для них общий порядок разработки. Однако мне показалось, что это сообщение…

Генерал-майор, зная слабость своего заместителя к чрезвычайно подробному изложению мыслей, перебил его:

– Присядьте, Юрий Иванович. Вы правильно поступили.

А сам углубился в изучение документа. Потом, оторвав взгляд от бумаги, несколько секунд, не мигая, смотрел на полковника, отчего тот подтянулся, попытавшись даже на стуле принять положение «смирно».

– Кто входит в состав последней группы, прибывшей на «Свиягу»? Известен ли нам кто-нибудь из них, неважно, в связи с чем? Разыщите личное дело каждого и убедитесь, что там есть фотографии. Вы все запомнили, полковник?

– Так точно, все!

– Тогда приступайте. В вашем распоряжении один час. После этого жду личного доклада.

Когда заместитель уже взялся за ручку тяжелой двери кабинета, он услышал:

– Не рекомендую, Юрий Иванович, планировать на сегодняшний вечер тихий отдых в уютном семейном кругу. И передайте, пожалуйста, это мое пожелание всем своим подчиненным.

Оставшись один, начальник потянулся к стоящему на отдельном столике телефону. Однако его рука замерла на полпути. «Нервы, это нервы!» Где скрупулезный анализ фактов, где взвешенная оценка обстановки, где, наконец, хваленая невозмутимость заслуженного чекиста?!

Решающим показался последний довод, потому что для первых пока не хватало фактического материала.

Гейко вернулся в каюту в 21:43. Небывалое дело: всегда строгий и подтянутый, на этот раз Валентин нес в руке свою парадную тужурку, форменного галстука на нем вообще не было, воротник желтой рубашки расстегнут на две (!) пуговицы, а ее рукава закатаны до локтя! Кроме того, не только на руках и брюках, но даже на щеке были видны следы какого-то белого порошка. «Это же мел», – догадался Сергей. Несмотря на чрезвычайно уставший измученный вид и небрежности в уставном гардеробе, круглое лицо Гейко выражало нескрываемое удовольствие, а синева усталости под глазами не могла скрыть мелькавшие в них искорки боевого задора недавно отшумевшего сражения.

Тужурка полетела прямо на лежащего Костю, а сам Валентин, шумно отдуваясь, вытащил из шкафчика свою дорожную сумку и принялся энергично искать там что-то, сопровождая поиски пофыркиванием слегка обиженного носорога и трудно переводимыми междометиями. Высунув голову из-под рукава гейковской тужурки, Константин оглядел сначала склонившуюся в углу под умывальником фигуру, затем повернулся к Сергею:

– Тебе не кажется, что где-то на «Свияге» открыли стриптиз-бар со спиртным и наш юный друг заскочил туда по дороге?

В это время из-под умывальника торжествующий голос оповестил:

– Во! На месте она! А у меня зародились смутные сомнения, что в мое отсутствие кое-кто из присутствующих попытается ее «приголубить», – в руках Гейко оказалась бутылку коньяка, которую он тут же со стуком утвердил на столе. – Это вам ответ по поводу спиртного: не приняв немедленно сосудорасширяющее, даже слова не вымолвлю! – Он ловко открыл бутылку и плеснул до половины в стоящий на столе стакан. Так и не присев, Валя, зажмурив от удовольствия глаза, мелкими глотками начал пить коньяк.

Не отрывая глаз от быстро убывающей в стакане жидкости, Шумилин сглотнул, облизнул губы и задумчиво спросил:

– Валечка, а ты внимательно посмотрел на целостность упаковки?

Гейко никак не реагировал на эти слова, продолжая дегустацию, Костя не отступал:

– А то мне как-то сразу приходит на ум тот случай в автономке. Знаешь, Сергей, один офицер в каюте, мстя другому за громкий храп, вылил его одеколон из бутылочки и написал туда. Уж как все-то смеялись!

При этих словах Гейко резко отстранил питье от губ, недоверчиво пошевелил во рту языком, а потом засунул нос в стакан и принюхался.

– Между прочим, запах коньяка очень хорошо отбивает всякие иные ароматы, например естественные выделения человеческого организма…

Усмехнувшись по-доброму, Гейко покрутил головой:

– Мало того что уже столько лет я терплю рядом этого Котяру, так ведь сейчас еще и налью ему этого прекрасного коньяка, чтоб он сдох!

Тут же на койке Шумилин скрестил на груди руки, вытянулся в струнку, закатил глаза и начал пускать ртом пузыри.

– Видишь, Серега, как моментально исполняются все мои пожелания: – раз и сдох! А теперь ответ по поводу стриптиза: да, был! На этом симпозиуме оголились практически все. И перетрахались! Ну, это я образно выражаюсь.

Константин приоткрыл один глаз:

– И с образами, и с выражениями у тебя всегда были проблемы, мой щедрый друг.

Валя наконец уселся на жалобно скрипнувший стул и мечтательно протянул: