Полная версия
Кровавый раскол
– Я не знаю. Ничего не хочу знать, никого не хочу видеть. Уходи!
– Хорошенький приёмчик мне оказали! Как ушатом ледяной воды окатили! За что? – недоумевал Владимир, спускаясь вниз по лестнице.
– Вы на неё вниамания не обращайте, Владимир Юрич! У барыньки в голове помутнение случилось! Бывает так! – объяснила Стеша – высокая молодая, лет двадцати трёх девушка, с хорошей фигурой и длинной косой до пояса.
– Да как-то нехорошо получилось! Чувствую себя почему-то виноватым, – не зная зачем, признался Головинский горничной.
– Так какя же ваша вина, Владимир Юрич? Помутнение у Виктории случилось. – Вновь повторила Стеша и очень внимательно посмотрела своими серыми большими глазами на Головинского.
Этот взгляд его почему-то его смутил. Владимир почувствовал, как краснеет.
– А вы, Владимир Юрич, заходите! В гости ко мне. Я ведь в этом доме на хозяйстве остаюсь. Страшно-то одной! – Стеша засмеялась.
У Головинского от этого смеха, неожиданно, что-то дрогнуло в груди и он почувствовал, как краснеет.
– Я вам сурьёзно говорю, Владимир Юрич! Я очень буду рада, если вы наведаетесь.
– Спасибо, Стеша! До свидания! – Головинский козырнул и вышел на улицу.
Головинский широко шагал по Невскому. Под ногами противно шуршала семечная шелуха.
«Какая мерзость! Столицу империи превратили в настоящую помойку. Не метётся, не моется. Временное правительство! Петроградский совет рабочих и солдатских! Крысы, вылезшие из щелей…»– думал он раздражённо.
Кто-то, обгоняя, больно зацепил его плечом и молча прошёл мимо.
– Ну это уже настоящее скотство! – рассверепел Владимир и нагнал длинного худого верзилу в офицерской шинели без погон, который ссутулившись, почти бегом, двигался по тротуару.
– Стоять! Я сказал стоять! – закричал он ему.
Верзила обернулся. Небритое худое лицо, длинный нос, густые брови…
– Сухарецкий?! Сухарь!!! – удивлённо воскликнул Головинский.
Верзила внимательно смотрел на него.
– Головинский? Ты? – сильно удивился он.
– Я! А ты думал кто?
Это был Андрей Сухарецкий его товарищ по Первому кадетскому корпусу.
Они обнялись.
– Андрей, а ты почему в таком странном виде? В офицерской шинели, без погон. С какой-то котомкой за плечами? Рысью мчишься по Невскому- поинтересовался Владимир.
– Это, Головинский, очень длинная история. Нет желания её рассказывать сейчас, здесь, на улице. – Резко ответил Сухарь.
– Так зачем на улице? Пойдём в ресторан! Пообедаем! Поговорим! – предложил Владимир.
– В ресторан? Пообедать? – у Сухарецкого задвигался огромный кадык. Было видно, что он проглотил слюну. – Чего-нибудь съесть мне очень хочется, но увы финансовыми средствами не располагаю.
– Так твои финансовые средства и не нужны! Я приглашаю, Андрей! – принялся уговаривать Головинский.
– Ну раз так, то я принимаю твоё приглашение! – с удовлетворением согласился Сухарь.
– Выбирай ресторан, Андрей.
– Мне «Палкин» очень раньше нравился. Кухня там сытная…
– Так «Палкина» новые власти закрыли недавно! Тюрьму там свою революционную сделали! – Объяснил Головинский.
– В ресторане тюрьму? – ошалел от услышанного Сухарецкий.
– А что тебе удивляет сейчас в этом сумасшедшем мире?
– Ты прав, Владимир! Такое вокруг происходит, что и удивляться уже устал. Тогда поехали в Медведь.
– Отлично! Сейчас остановлю лихача и помчимся! – обрадовался Владимир.
Вскоре они входили в ресторан Медведь при гостинице Демут, на Большой Конюшенной улице. В вестибюле стояло чучело огромного медведя с подносом в лапах.
– Ничего я вижу здесь не изменилось! – с удивлением произнёс Сухарецкий, отдавав свои шинель и котомку лакею в гардеробе.
Он остался в новом офицерском обмундировании защитного цвета с погонами капитана.
– Вот, теперь я вижу, что ты – офицер! А то устроил какой-то маскарад! – заметил Владимир.
– А я вижу, что ты давненько не был на фронте и не понимаешь для чего этот маскарад! – резко парировал тот.
– Я уже больше года сижу в тылу по причине ранения. – Признался Владимир, – хочу на фронт, но…
– Не надо туда хотеть! Я оттуда уехал! Сбежал! Сил моих больше нет!
Владимир попросил подоспевшего лакея из залы, чтобы тот усадил их за стол в дальнем тихом углу.
Сухарецкий заказал себе графинчик водки, стерлядь с расстегаеми, стерляжью уху, холодную телятину, ветчину.
Головинский шампанское и икру.
Сухарь ел жадно, молча, постанывая и хрипя.
– Владимир, ты извини, два дня ничего не ел. Голоден и зол.
– Андрей, ты ешь! Я знаю, что это такое: быть голодным. Тоже когда-то воевал, – успокоил его Владимир.
Нестриженный, с засаленными волосами, небритый Сухарецкий был похож на портового забулдыгу, надевшего на себя мундир капитана российской армии.
– Досталось, бедняге! Ох и досталось! – думал Головинский, стараясь не смотреть на Андрея.
Сухарецкий был пьян в дымину.
– Лакей, лихача к дверям ресторана да возьми ещё кого- нибудь и помогите мне вывести отсюда моего друга.
Головинский вышел из ресторана. Слух сразу же резанул визг гармошки и сиплый мужской голос. Прямо на ступеньках сидел пьяный солдат без сапог, но в шинели, и орал частушки.
Головинский увидел на солдатской фуражке гармониста офицерскую кокарду. Владимира будто – бы обдали кипятком. Тело начало гореть.
«Сволочь! Быдло! Кокарду офицерскую… Плевок это всему российскому офицерству! – сейчас я ему, мерзавцу, сделаю,» – Владимир подошёл к солдату и хотел ударить сапогом того прямо в его пьяную наглую свинячью рожу.
– Господин поручик! – услышал он за спиной.
Владимир обернулся. Два лакея уже усадили Сухарецкого в пролётку.
– Не хочу! Не хочу! В ресторан меня, отвести! Я при-ка-казваю! – начал громко кричать Андрей и попытался двинуть кулаком по затылку ямщика.
Головинский кинулся к Сухарецкому. Прыгнул в пролётку, прижал Андрея своим телом.
– Гони на Невский! Адрес потом скажу. Сиди, Андрей! Спокойно!
Сухарецкий спал до полудня. Потом выпил стакан водки и часа три «откисал» в ванной.
– Бедный юноша! – вздыхала Анастасия Михайловна, – у него очевидно нервный срыв. Надо ему предложить у нас на несколько дней остаться. Пусть отдохнёт, успокоится… Поест, как человек, нормально.
– Да, тётушка, вы правы! Андрею досталось… Спасибо!
– За что ты меня благодаришь, Володинька? Надо помочь! Ох что делается? Великая Смута! – перекрестилась Анастасия Михайловна.
Сухарецкий жил у них целую неделю, а потом, как-то очень неожиданно, засобирался уезжать.
– К маменьке надо ехать. Думать, что дальше делать. Как дальше жить. – Объявил он за завтраком.
Головинский дал Андрею тысячу рублей.
– Спасибо, Голова! Будет возможность – отдам! – не стал отказываться тот.
К Анастасие Михайловне приехали её компаньоны. Виталий Викторович, которого Владимир не видел несколько месяцев, выглядел просто ужасно. Он похудел и постарел, сгорбился.
Они закрылись в кабинете и беседовали там часа два. Затем Виталий Викторивич очень сухо попрощался С Анастаий Михайловной и Василием Васильевичем и уехал.
– Пойдёмте пообедаем. – Странным голосом произнесла тётушка.
– С удовольствием принимаю ваше предложение! – согласился Василий Васильевич.
Наташа накрыла на стол.
– Простите, но изобилием блюд, удивить вас сегодня не могу. – Смущённо оправдалась тётушка.
Василий Васильевич с видимым удовольствием выпил рюмку рябиной настойки. Закусил солёным хрустящим груздём, а затем поятнулся с блюду…
– У-у-у! – покачал он от удовольствия головой, – вам всё таки удалось найти хорошего повара. Изумительно! Давненько я такого не ел!
– Удалось! Но это мой маленький секрет! – засмеялась Анастасия Михайловна.
– Неужели тётушка меня выдаст? – покраснел от охватившегот его смущения Владимир.
– Этот секрет я вам, уважаемый Василий Васильевич, не выдам! А мнение моё о предложение нам Виталия Викторовича скажу одно: я в это смутное время моими капиталами рисковать не буду! Выкупать его часть его акций я не буду! Заманчивое предложение Виталия Викторовича мне кажется ловушкой. Так со своими компаньонами не поступают! – твёрдым голосом отчётливо заявила Анастасия Михайловна.
– Согласен, согласен с вами! Так дела не делаются! Виталий Викторович по ценам до февраля этого года хочет сбыть свои акции. Говорит, что это очень дёшево! Но это обман! Ловушка, – вы правильно определили, Анастасия Михайловна. Ведь у нас уже нет элеватора в Камышине. Пропали три баржи на Волге в прошлом месяце… Акции не стоят таких денег. Нехорошо! Ох, как нехорошо!
Василий Васильевич вновь потянулся к бутылке с рябиновой настойкой.
– Прошу прощения за то, что я вмешиваюсь в ваши дела, но почему Виталий Витальевич продаёт свои акции? – поинтерсовался Владимир.
– Уезжает наш компаньон в Северо – Американские Соединённые Штаты и сбывает всё, что можно продать, – кратко пояснила Анастасия Михайловна.
– Да и нам советует бежать из России. Но я остаюсь! Я верю в мою родину! Я верю в русских людей! – с пафосом заявил Василий Васильевич, опрокидывая очередную стопку.
– Я тоже верю! Надо только смуту переждать! Вытерпеть! – вздохнула тётушка. – сколько только ждать? Ведь на улицу боязно выходить! Повсюду такие каторжные прямо лица! Откуда их столько?
– Да, Анастасия Михайловна, рожи действительно варнацкие! Мне тоже страшно! Не из за их морд озверелых, и пьяных а из-за винтовок, которыми они все вооружены. Стреляют куда попало! – согласился Василий Васильевич.
Четвёртого июля с утра по Невскому шли толпы вооружённых солдат и матросов в сторону Таврического дворца. Кое-где виднелись красные тряпки с надписями «Долой временное правительство». Иногда слышались одиночные выстрелы.
– Это кто? Чего они хотят? – с испугом спрсила Анастасия Михайловна, смотря в окно.
– Тётушка, отойдите от окна. Прошу вас! Немедленно! – Владимир начал закрывать тяжёлые портьеры.
Вдруг с угла Садовой и Невского послышалась пулемётная дробь, взрыв гранаты, хаос ружейных выстрелов.
Лицо у Анастасии Михайловна стало бледным, она подошла к иконам и принялась молиться.
– Что творится? Когда же кончится этот бедлам? – негодовал Головинский, не понимая того, что происходило на улице.
– Барыня, вас к телефону просят! – в залу ворвалась Наташа.
– Володинька! Володинька! Дома грабят… Врываюстя вооружённые люди, хозяев закрывают в чуланах, избивают, и из кваритир всё начисто выносят. Мне только что Людмила Павловна Очакова по телефону сообщила. – отрешённо сказала Анастасия Михайловна. – Надо валерьяновых капель принять… Опять сердечко моё дёрнулось…
– Никому не выходить из дома! Тётушка, идите в спальную комнату! – моментально отреагировал Головинский. – Семён, со мной! – крикнул он.
Ворота железные во двор закрыли на пять огромных тяжеленных навесных замков, предварительно замотав их тяжелой цепью.
Напротив ворот во дворе соорудили «бруствер» из берёзовых поленьев. Получилось надёжно. Очень помог Головинскому и Будкину дворник Мустафа.
Двери в парадное закрыли на все запоры. Забаррикадировали тяжёлыми горшками с фикусами и шкафами.
– Семён, нас, солдат, в этом доме двое: ты и я. Кучер Терентий не считается и. Староват и болеет, а об истопникие не будем говорить – дряхлый дед. Остальные – женщины. У нас с тобой два револьвера. Штук пятьдесят патронов. Отобъёмся!
– Отобъёмся, ваше ба… Владимир Юрич! У меня есть ещё три гранаты! – похвастался Будкин.
– Ох ты и молодец! Теперь мы, если придут, им покажем!
Первым остался дежурить Головинский. Отключили электричество. На улице была тишина. Лишь иногда доносились ружейные выстрелы.
Владимир вспомнил, что совсем недавно в какой-то паршивой газетёнке он прочитал, что»… в феврале этого года произошёл фантастический сдвиг в социальной и политической жизни России. Страна освободилась от прогнившего самодержавия и с невероятной скоростью мчится в светлое будущее…»
«Вот тебе и будущее! Он – офицер-гусар – сидит в парадной со своим денщиком, охраняя семейный очаг! От кого? От бывших солдат и матросов императорской российской армии, которые являются сейчас бойцами революционной российской армии. Те, кто восстал против государя и нарушил присягу, я желаю наказания Божьего: библейской казни! Господи, а тебя я прошу только об одном: дай мне душевных и физических сил выдержать все эти унижения и страдания! Выстоять достойно, как подобает офицеру! Боже, прошу тебя! – Головинский принялся молиться. Молился он до тех пор, пока на душе у него не стало спокойно. Тревога, беспокойство куда-то ушли. Появилась уверенность в себе и надежда…»
«Выстою! Я – Головиснкий!» – с убеждением подумал он.
Приехал доктор Пётр Петрович Покровский. Надолго удалился с Анастасией Михайловной в её спальную комнату. Когда вышел, его лицо было очень озабоченно.
– Пётр Петрович, ну как тётушка? – кинулся к нему Владимир.
– Пройдёмте в библиотеку! – прошептал доктор.
– Ни в коем случае не говорите ничего Анастасии Михайловне! – предупредил он Головинского, тяжело опускаясь на стул. – Я её убеждаю, что болезнь можно преодолеть, только надо иметь желание и силу воли. Я ей даю надежду… Но увы, её остаётся всё меньше и меньше. – Вздохнул Пётр Петрович и пригладил ладонью свои торчащие во все стороны рыжие волосы на голове.
– А какой диагноз вы ей поставили? – шёпотом осведомился Владимир.
– Я убедил вашу тётушку, что у неё сердечное недомогание от избытка работы и общего ухудшения нервной системы… Но у неё ведь грудная жаба! Вы ведь видите какая у неё одышка! Он сейчас и двух шагов ступить не может!
От безделия, совершенно неожиданно для всех, запил кучер Терентий. Владимир его не видел три дня, а когда надо было закладывать экипаж, чтобы вести тётушку к нотариусу, то Головинский нашёл того в его же комнатке пьяного в усмерть, лежащего в одежде на своей кровати. Стояла невыносимая вонь политуры. Кучер делал ханжу, очищая политуру солью.
Владимир потерял сон. Спал урывками по часу или того меньше.
«Что дальше? Что мне делать? – эта мысль терзала его днём и ночью. – Я же не могу вечно жить у тётушки, ничего не делая? Моя мечта сделать военную карьеру, мне кажется, уже никогда не осуществится! Тётушка уговаривает меня потерпеть, подождать. Ведь после смуты, как она утверждает, должен вернуться порядок в нашу страну. А Россия всегда нуждалась в верных и честных офицерах. Она, думаю, права, но сколько ждать? Месяц? Два? Год? Или десять лет?»
Из кошмарного то ли сна, то ли забытья его вывел громкий голос Анастасии Михайловны. Он с кем-то спорила по-телефону.
– Нет, я устала слушать ваши обещания! Я приеду завтра и вы должны без проволочек выдать мне всю сумму. – Тётушка уже кричала.
Владимир подскочил с кровати. Быстро оделся и, постучав в дверь, вошёл в её кабинет.
«Надо успокоить тётушку! Ей ни в коей мере нельзя волноваться! Ни при каких обстоятельсвах! Ведь так сказал Пётр Петрович».
– Нет!!! Если нет, то я телефонирую Борису Абрамовичу! – Анастасия Михайловна повесила трубку.
– Тётушка, доброе утро! – поздовался Владимир.
– Доброе утро, Володинька! – сухо ответила тётушка. – Прости, родной, я очень и очень занята.
– Простите! – недоумённо пожал плечами Владимир и вышел из кабинета. Впервые Анастасия Михайловна с ним так обращалась! Это было просто невероятно!
– Борис Абрамович, добрый день! Я прошу прощения, что вас беспокою, но…
Владимир плотно закрыл дверь за собой и направился в ванную комнату.
– Володинька, ты мне завтра очень нужен! – сказала за обедом Анастасия Михайловна. – В военном мундире и вооружённым до зубов!
– Как вооружённым?! – поперхнулся Головинский.
– До самых зубов, родной! Возьми пистолеты, револьверы… все, которые у тебя имеются. К десяти утра мы едем в Азово-Донской коммерческий банк за деньгами. Очень большая сумма!
Времена лихие! Великая смута, так что надо быть готовым ко всему. – Объяснила Анастасия Михайловна, не вдаваясь в подробности. – Распорядись, чтобы Терентий с утра заложил экипаж.
– Хорошо, тётушка! – не распрашивая, ответил её племянник.
На следующий день, когда часы показывали десять тридцать, они прибыли на Большую Морскую улицу пять.
Владимир помог тётушке выйти из экипажа, и они вошли в парадную дверь большого здания из светло-серого кирпича. Это был Азово-Донской коммерческий банк – один из самых крупных и престижных во всей России.
Внутри, к ним сразу же приблизился служащий в чёрном костюме, белой рубашке и чёрном галстуке. Склонив свою лысую голову, он подобострастно поздоровался.
– Анастасия Михайловна, господин управляющий вас ожидает в своём кабинете. Я вас провожу. Вас, господин офицер, прошу остаться. Вы можете присесть и отдохнуть. – едва слышно прошипел служащий.
В стояла тишина. Владимир принялся рассматривать помпезный зал из зелёного мрамора. Прошло полчаса. Он уже начал нервничать:
– Может тётушке сделалось плохо? Тогда необходимо срочно везти её к Пётру Петровичу! А может…
– Заждался меня, Володинька? – неожиданно раздался голос тётушки за его спиной.
Владимир подскочил.
– Прими саквояж! – распорядилась Анастсия Михайловна.
Служащий сунул Головинскому тяжеленный кожаный саквояж.
Когда они приехали домой, тётушка распорядилась, чтобы никто из домашней челяди её не беспокоил до обеда.
– Володинька, пойдём к нашему секретному сейфу! – почему-то прошептала он ему.
– Устала… В груди что-то так дрожит… Так дрожит! – пожаловадасль она, усаживаясь в кресло.
– Может я телефонирую Петру Петровичу? – предложил Владимир.
– Потом! Потом! Сначала надо закончить то, что мы сегодня с тобой начали. Открывай саквояж!
Головинский растегнул блестящий замок и открыл саквояж. Он был забит толстыми пачками денег.
– Слушай, Володинька, открывай сейф и укладывай туда пачку фунтов стерлингов. Нашёл её?
– Сейчас, тётушка! – ответил Владимир, вываливая прямо на пол содержимое саквояжа. – Ага, нашёл! Я их вижу впервые, но здесь написано по-английски.
– Правильно! В сейф их! – решительно произнесла Анастасия Михайловна. – теперь ищи пачку французских франков.
– Нашёл, тетушка!
– В сейф их! И давай- ка туда десять, нет двадцать «колбасок»!
– Каких колбасок? – не понял Владимир.
– Как каких? Банковские упаковки золотых монет очень уж похожи на колбаски. Я поэтому их так и называю.
– Понял, тёттушка! – ответил Владимир и принялся выбирать из пачек денег, сваленных в кучу упаковки золотых десятирублёвиков. – Одна «колбаска, вторая… двадцать!
– Прекрасно! В сейф их! А теперь оставшееся там пространство заложи пачками наших родных императорских рублей.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.