«Откровения о…». Книга 1. Порочная невинность

Краткая пауза, и они, не сговариваясь, поволокли меня к стоящей у обочины машине. Коля кинулся вперёд, распахнул заднюю дверь. Иногда, когда Костин локоть соскальзывал с лица, мне удавалось крикнуть «помогите», пару раз получилось взбрыкнуть и ударить его пяткой по голени. Но в целом – бесполезно. Мимо проезжали машины, по другой стороне дороги, испуганно оглядываясь, пробежала женщина с ребёнком, следом спокойно прошла влюблённая парочка, потом ещё кто-то. Горел в окнах домов свет, истошно лаяла дворовая псина. Место довольно оживлённое, освещённое, но никому не было дела до какой-то там девчонки, которую силком запихивают в чёрную тонированную «мазду». И меня впихнули. Попытались закрыть дверь, но я лупила по ней ногами и, наконец-то освобождённая от удушья, истошно орала – так, что даже не сразу поняла, что что-то изменилось.

Похитители вдруг оставили меня. В это же мгновенье где-то рядом раздался окрик:

– Э! Чё за беспредел?

Собрав все силы, я вырвалась из машины, упала, вскочила и вдруг словно прилипла к её боку.

– Стоять!

Окрик был командный, рука, удерживающая меня, прямо-таки железная.

– Чё за херня тут происходит, Рыжий?

– Бать… – залепетал Коля, – бать, это… Ну…

– Ты чё, попутал, щенок? Ты, сучара, на кого тень наводишь? Ты с кем, с-сука, беспредел творишь?

– Бать, ну…

Я даже не пыталась вырываться, хотя орал этот «батя» так, что впору уже штаны менять. Каждое слово было хлёстким, громким, предельно понятным.

А ещё – это был Денис. Тот самый. Из клуба.

Он одной рукой вжимал меня в машину, другой тряс Колю за грудки:

– Ты какого хера с вокзальными трёшься, паскуда? Ты чё, нюх потерял? Тебя чё, подлечить?! – с силой пихнул его, тут же развернулся к Костику. – А ты какого хера ещё здесь? Пошё-ё-ёл отсюда!

– Ну, вообще это наша территория, Денис Игоревич, вы как бы тоже не путайте… – Костик встряхнул плечами и подобрал кулаки к груди, словно собирался драться, но всё-таки сделал пару шагов назад. – И это не беспредел, если чё. Это моя работа, я за неё перед конторой отвечаю, а эта, – он кивнул на меня, – с виду только овца, а на самом деле жёсткое динамо!

Денис скользнул по мне безразличным взглядом, грубо пихнул в сторону:

– В машину!

Я упрямо опустила голову.

– Оглохла?! В машину мою пошла, я сказал! Рыжий!

Коля подхватил меня под локоть и поволок к чёрному джипу. И когда я уже поднималась на подножку, коротко врезал под рёбра.

– Вякнешь хоть слово – убью!

Я задохнулась от боли и повалилась на сиденье.

Коля отирался возле джипа, карауля меня, а Денис и Костик о чём-то спорили на повышенных тонах, стоя лицом к лицу, и было понятно, что Денис давит – он и говорил громче, и открыто напирал, заставляя противника пятиться. Иногда замахивался, и тогда Костя едва заметно дёргался, готовый уклоняться от удара, но в ответ руку не заносил. И наконец отступил.

Едва Денис вернулся к своей машине, Коля засуетился:

– Бать, извини, бать…

– Это твой последний залёт, Рыжий, – бросил тот жёстко, но без крика. – Ещё раз, и хана тебе.

– Я понял, бать! Извини…

– На хер пошёл!

Открыл водительскую дверь, замешкался на минуту, поглядывая в сторону вокзала.

– С-сука борзая… Шестёрка.

Ухватился за руль и, подтянув себя, тяжело плюхнулся на сиденье. До половины открыл передние окна. В салон тут же ворвался свежий воздух, и мне стало чуть легче дышать – в боку горело и пульсировало, мешая сделать нормальный вдох. Денис посидел ещё, молча барабаня ладонями по рулю, потом так же молча закурил. Я смотрела на его силуэт – как он играет скулами, как задумчиво потирает согнутым большим пальцем губы, как поводит подбородком, выпуская дым, – и, несмотря на боль и начавший колотить меня «отходняк», была почти счастлива. Ощущение такое, словно папка пришёл и навалял плохим мальчишкам. Защищённость. Даже не знаю, испытывала ли я её – вот такую конкретную, хотя бы раз до этого. Особенно если учитывать, что папки-то у меня никогда и не было.

– Что у тебя с ними? – не оборачиваясь, строго спросил Денис.

Я не ответила. Тогда он сделал ещё одну глубокую затяжку и, выкинув окурок в окно, решительно снял с ручника.

Минут через десять я рискнула подать голос:

– Куда вы меня везёте?

– А чего это вдруг на «вы»? Мы вроде неплохо познакомились в прошлый раз, м?

Честно сказать, до этого проскакивала мысль, что он меня не узнал. А теперь, когда стало понятно, что это не так, нахлынул страх. Его-то я тоже, получается, продинамила, не придя в ту грёбаную субботу? И почему-то было очевидно, что если Денис захочет наказать, то тут уж ничто мне не поможет.

– Да не бойся. Заедем сейчас в одно местечко. Есть хочешь? Шашлык там, или люля? Я с утра как кофе выпил, так до сих пор…

Он говорил, бросая быстрые взгляды по зеркалам, ловко, даже нагло обруливая другие машины, а я и боялась его, и стыдилась своего нищебродского вида, и одновременно млела. Денис был таким же, как тогда, «конкретным» – иначе и не скажешь. Хотелось прижаться к нему, уткнуться носом в шею под подбородком, вспомнить тот терпкий, опасный запах сильного мужчины, что свёл меня с ума в клубе «Удача».

– Мне домой надо. Время уже…

Он сдвинул пальцем рукав джемпера, глянул на часы.

– А, да, да… Строгий папка. Помню, – улыбнулся. – Но мы же не в ночной клуб. Полчасика-то найдёшь, м?

Остановились у шашлычки. Денис велел мне сидеть, сам пошёл внутрь. Пока его не было, я сняла шапку, как могла прибрала волосы, подтёрла пальцем нижние веки на случай, если вдруг тушь потекла. Рядом с визгом тормознула машина, из неё вылез мужчина, похожий на армянина, и сразу же направился к джипу. Заглянул в приоткрытое окно и вздрогнул от неожиданности, увидев меня.

– А стройбат где?

Я непонимающе дёрнула плечами. Он заозирался, и в этот момент появился Денис с тарелкой шашлыка в одной руке и бутылкой шампанского в другой. Армянин пошёл к нему навстречу, пожал протянутое запястье, заговорил было, но Денис активно замотал головой и сунул в окно бутылку:

– Держи.

Я подхватила шампанское, Денис открыл свою дверь, уселся.

– Алик, давай утром, а? Ну правда, ну весь день одно и то же – то Мага, то Ашот, то ты… Вы сначала охреневаете, волну гоните против ветра, а потом проходу не даёте. Не, давай завтра. Всё! Мне сейчас и без тебя есть чем заняться.

Алик понимающе заулыбался:

– Слушай, где ты таких берёшь, а? Персик!

– Так, ты это… Езжай к себе на родину и собирай там свои персики, не хрен на наши слюни пускать!

Обернулся ко мне:

– А ты чего ещё там, вперёд иди!

Дождавшись, пока залезу и заберу у него тарелку с шашлыком, захлопнул свою дверь, махнул Алику:

– Часиков в девять. Если меня ещё не будет, Ольге бумажки отдашь, а я тебя найду потом.

– Ээ, Денис-джан, зачем в девять? Такой красавица – так рано, зачем оставлять?

– Ты сейчас добазаришься у меня, на шесть утра назначу.

Алик примирительно поднял руки и попятился к своей машине.

– Вот хитрожоп… – выруливая, усмехнулся Денис. – Все они такие. В лицо лыбятся, в спину плюют… Но шашлык делают хорошо. Ну что, куда рванём?

***

Остановились возле центральной площади. Бодро, лучезарно отражаясь в подледеневших лужах, мигала новогодняя ёлка. Ветер трепал мишуру, гнал по асфальту мусор и заставлял прохожих отворачиваться от резких порывов, а мы с Денисом смотрели на это молча – он жевал мясо, я цедила шампанское – и думали каждый о своём. Салон машины был шикарный, такой просторный, возбуждающе пахнущий чем-то типично мужским: немного кожей и пластиком, немного бензином и табаком. Денис восседал на водительском месте как Бог, как бравый капитан космолёта из повестей Стругацких – такой непонятный, но смелый, ловкий. Возможно, всемогущий… Из магнитолы, которая крутила диски – подумать только, диски! – мечтательно пел о своей «Леди в красном» Крис де Бург.

И я так остро почувствовала вдруг, что скоро Новый год – вот это предвкушение чуда, бескрайний горизонт светлого будущего, в котором, конечно, будет и любовь, и богатство, и что-то ещё, о чём я пока даже не знаю, но непременно счастливое… Даже в носу засвербело. Должно же наступить счастье, ведь столько я уже вытерпела ради него!

Денис подался в мою сторону, моё сердце тут же сладко замерло, но он только открыл бардачок, вынул из него аккуратно сложенное полотенце. Вытер руки. Подлил в оба стаканчика шампанского, сделал музыку потише.

– С тебя тост.

Теперь, когда он обратил-таки на меня всё своё внимание, я засмущалась, чувствуя себя лохушкой. Приподняла стаканчик:

– Давай…те за знакомство?

– Да ладно, за знакомство пили уже, ещё осенью. Не помнишь? – Он внимательно щупал взглядом моё лицо. – Давай, может, за случайную встречу?

Выпили. Вообще пила, можно сказать, только я, а Денис с аппетитом уплетал мясо. Я тоже жутко хотела есть, но постеснялась – ну в самом деле, как бы я его кусала, жевала? Некрасиво как-то… Я и так стрёмно выглядела.

После третьего стаканчика натощак, меня резко накрыло. Расслабленная, я несла какую-то хрень, а Денис смотрел на меня, сидя в пол-оборота, и теребил часы на запястье. Потом без лишних слов положил руку мне на затылок и потянул к себе. Я протяжно охнула. Мгновенно выступили слёзы. Выпрямилась, вжалась спиной в сиденье и, мелко дыша, переждала острую боль в боку.

– Та-а-ак… Они били тебя?

Я отчаянно замотала головой.

– Правду говори, терпеть не могу, когда мне брешут! Били?

– Честно, нет! – я повернула к нему голову. – Просто упала два дня назад… на ступеньках поскользнулась. Правда!

Он подозрительно сощурился.

– У врача была?.. Может перелом ребра быть.

Я промолчала.

– Чтоб завтра же сходила, ясно?

Мне осталось только согласно кивнуть. Он махом допил своё шампанское, смял стаканчик в кулаке.

– Кстати, ты так и не ответила, какие у тебя с ними дела.

Я обмерла.

– Ну… Я торговала на той станции.

– И?

– Там платить надо за место, а я не заплатила.

Денис медленно повернулся ко мне.

– Чего?

Я кивнула и заговорщически улыбнулась. Почему-то казалось, что и он рассмеётся, но Денис наоборот разозлился.

– Кинула? Ты кинула смотрящего?! Мозги у тебя есть? Да ты… – он даже приподнял напряжённо раскрытую руку, словно собирался дать мне леща, но только потряс ею и врезал, наконец, по баранке руля. – Д-дура! И я, дурак, впрягся… Наступил на хвост чужой шавке, а он, оказывается, прав был… – Перевёл взгляд на ёлку, поиграл скулами. – А Рыжий? Этот какого хрена там делал? Вы с ним знакомы?

Меня обдало новой волной ужаса.

– Нет!

– Точно?

– Да!

– Смотри, если ты мне брешешь…

Я опустила голову. Всё, сказка кончилась – принц оказался чудовищем. Денис раздражённо закурил, но уже после второй затяжки выкинул сигарету в окно.

– Куда тебя?

– На Ленина, там спортивный магазин, знаешь…те?

Ну и нахрена я, спрашивается, назвала Лёшкин дом, от которого пото́м ещё почти полчаса пёхом?

Минут через пять Денис бросил на меня быстрый взгляд и раздражённо буркнул:

– Пристегнись! Это-то можно было без подсказки сделать?!

Ещё минут через десять положил вдруг лапищу мне на колено, скользнул по бедру под пуховик. Сжал пальцы.

– Ладно, извини.

Погладил ногу и так и оставил руку на ней. Глянул на меня искоса:

– Не обижаешься?

– Нет.

– Хорошо. Я, чтоб ты понимала, вообще не должен был в это соваться, тем более что, оказывается, ты сама виновата… – он снова кинул на меня взгляд, сжал пальцы на бедре. – Но уже впрягся, так что не волнуйся, улажу. Только смотри, чтоб больше такого не повторялось! Мозгами думать надо, куда лезешь, и чем тебе это грозит. Отымели бы, да скинули в камыши под мостом. Или на хату бы отправили, отрабатывать перед всей братвой. Как тебе такая перспективка? – Покачал головой. – Ну что ж вы, бабы, бестолковые-то такие, а? Ты вот почему в тот раз не пришла? А я, между прочим, встречу важную перенёс! Был бы не я, а кто другой – нашёл бы тебя потом и… – Помолчал. – Ну кто так делает?

– Извините. Я просто не смогла тогда.

– Не смогла она. Бестолочь. – Глянул на часы. – Однако… Тебе теперь влетит, наверное, от отца?

Убрал руку с моей ноги, и всю оставшуюся дорогу мы ехали молча.

***

– В этом подъезде?

Я кивнула.

– Этаж какой?

– Третий.

– А окна?

– Первые три от подъезда.

Денис наклонился, разглядывая их через пассажирское окно.

– Не врёшь? А то, может, и не тут вовсе живёшь?

Я сжалась и неопределённо пожала плечами, мол, думай, как хочешь.

– А первое это…

– Кухня.

– Отлично! Даю тебе две минуты, чтобы включить там свет.

– В смысле?

– В прямом. Поднимаешься, заходишь в квартиру, включаешь на кухне свет и машешь мне в окошко. Хотя ладно, можно не махать, чтобы батя не спалил. Но если свет не включишь – я поднимусь следом. Понятно? Ну, всё тогда. Пока. Спасибо за компанию.

В груди пронзительно, тоскливо заныло. Я собрала все крохи своей пьяненькой решимости и прямо заглянула ему в глаза.

– А может, мы как-нибудь… – и испуганно замолчала.

Денис потеребил часы.

– А смысл? Менять планы, подстраиваться под тебя, а потом обламываться? Я, знаешь ли, не мальчик уже для такой романтики. К тому же вокруг полно сговорчивых девчонок, которым только свистни. Не, не вижу смысла, Люба. Тебя же Люба зовут?

– Люда.

– А, ну да, Мила. Милаха.

Я кивнула и открыла дверь.

– Ну, тогда… я пошла?

– Угу.

– Спасибо за то, что спасли меня от этих…

– Угу.

А в тот миг, когда я уже потянула на себя дверь подъезда, раздался короткий свист в спину. Я тут же обернулась, задохнувшись от боли в боку, и сердце бешено застучало: Денис смотрел на меня через открытое пассажирское окно.

– В следующую субботу, в час, на той же остановке. Ждать не буду ни минуты.

Я, счастливая, расплылась в улыбке, а он указал пальцем на третий этаж:

– Время пошло.

Глава 11

Я поднялась, положила палец на кнопку звонка и замерла. А если дома только тётя Света? Что я ей скажу?

Но времени думать особо не было, да и лучше соврать что-нибудь Лёшкиной маме, чем Денис узнает, что я соврала ему. Или ещё хуже – узнает, где я живу на самом деле. Позвонила. Тишина. Ещё позвонила. Тишина. Накатила паника. Может, вернуться к Денису и сказать, что мои спят, и я могу ещё посидеть с ним? Но за дверью раздались шаги, и наконец, щёлкнул замок.

Заспанный Лёшка щурился на свету и никак не мог выйти из ступора.

– Ты?..

– Как видишь! – я нагло ворвалась в коридор, суетливо скинула сапоги. – Спишь, что ли, уже?

И, скользнув на кухню, включила свет. Замешкалась на мгновенье, всё же подошла к окну. Дениса я отсюда не видела, но его тачка моргнула пару раз аварийками и сорвалась с места.

– Ну и как это понимать?

Я обернулась. Лёшка стоял за моей спиной, заглядывая через плечо.

– Кто это?

– Такси.

Ага. «Джип» – такси, нормально, да? Благо спросонья Лёшка соображал туго. Смешной такой – волосы взлохмачены, на щеке след от подушки, а на лице растерянность и радость одновременно. При виде его, да ещё так близко и по-домашнему, в трусах и майке, в груди тоскливо потеплело, но в то же время и заболело. Я опустила взгляд и попятилась, разъединяя наши личные пространства.

– У тебя что-то случилось? Сколько сейчас? – он глянул на часы над холодильником. – Ого…

Разобраться, наконец, с этим, раз уж пришла? Да – да, нет – нет… Всего-то и делов!

– Ну, как сказать… – мне вдруг стало страшно, я замешкалась, но тут же послала всё к чёрту. – Помнится, ты хотел знать, что со мной происходит? Так вот, мне кажется, ты изменил мне с Машковой, Лёш. Скажи правду – было?

Щёки его тут же вспыхнули. Всё. Может не отвечать.

Говорят – душа болит в груди. А у меня вдруг разлилась противная, щемящая слабость в животе. Пустота какая-то, от которой одно спасение – свернуться калачиком, уткнуться лицом в колени так, чтобы больше никогда не видеть этих серьёзных глаз, этого проклятого румянца! Но я лишь обхватила себя руками, натянула ехидную усмешку.

– Ну? Было?

Он опустил голову.

– Было.

И хотя я и до этого всё уже поняла, но когда услышала, не выдержала – всхлипнув, пихнула его в сторону и кинулась в коридор.

– Но это ничего не значит, Люд! – он бросился следом, обхватил меня со спины. – Прости. Ну прости… Я тебя люблю, ты же знаешь!

– Отпусти! – крикнула я, но вырываться не стала, в боку новым жаром разлилась боль. – Пусти меня!

– Не пущу. Давай покончим с этим наконец и забудем? Всё заново начнём! Лично я готов тебя простить, почему ты – нет?

– Ты? Меня?! Да пусти уже!

Он разомкнул руки, и я повернулась к нему, оказавшись лицом к лицу.

– А меня-то за что?

– Ты знаешь за что. Не заставляй меня пересказывать…

– Нет уж, давай! Мне о-о-очень интересно!

– Погоди, ты что, пьяная?

– Да какая тебе разница? Говори уже, в чём твоя проблема, хватит мне мозг канифолить!

Он отошёл к окну, уставился в темноту двора. Довольно долго молчал.

– Я знаю, что ты спишь за деньги. Ч-чёрт… – ткнулся лбом в стекло. – Даже думать об этом не могу, не то, что говорить… – Опустив голову, слегка обернулся ко мне. – Теперь твоя очередь говорить правду.

– Ты дурак, Лёш! Ты поверил Машковой, а у меня спросить слабо, да?

– Да причём тут она… Речь о тебе! На Машкову мне плевать, это было по пьяни! Для меня это вообще ничего не значит. Ну… ну бля, ну как тебе объяснить? НИЧЕГО не значит, понимаешь?!

– А ты не думал, что она наплела всю эту херню обо мне только лишь с целью затащить тебя в постель? Тебе что, прямо сейчас дать, чтобы ты убедился, что я всё ещё целка?!

– Какую херню?

– Сам знаешь какую!

– Я… Бля-я-я… – он обхватил голову руками. – Хочешь – верь, хочешь – нет, но я вообще не понимаю, о чём ты!

– Да ла-а-адно! Не понимает он… Она специально насвистела тебе про меня. Мы с ней поссорились, и она просто отомстила! А ты, как дурак, повёлся!

– Да что насвистела?! Погоняло это тупое? Ну да, тут я идиот, конечно, но…

– О, кстати, и погоняло тоже! А ещё – что я шалава, да?

Лёшка растерянно опустил руки.

– Вообще-то она мне ничего такого не говорила. Это я ей, ну… ну… поныл, можно так сказать, пожаловался. Ну пьяный был, говорю же! Я, перед тем как прийти к тебе тогда, в последний раз, как дурак, на даче постель приготовил нормальную, обогреватель привёз, цветы, шампанское… – Он поджал губы, помолчал. – Всё как ты хотела! Идиот, блядь… Да я ведь и поверил-то не сразу этой, как её… Ну, с тобой в одной группе учится. В общаге у вас живёт…

– Барбашина?!

– Да! Это она мне рассказала. Говорит – вся общага в курсе, все слышали, как мать тебя спалила на этом деле. Я не поверил, Люд! Зная твою мать… Но ты мне всё-таки отказала, и я… Мне было обидно, правда. Я всё сделал, как ты хотела, а ты… – он закусил губу, покачал головой. – Может, я и дурак, Люд, но мне это показалось странным. Пришёл домой, выпил весь мамкин спирт для уколов, а его там было-то… всего грамм сто пятьдесят, наверное. Решил, что маловато. Пошёл в ларёк за добавкой, встретил Машкову. Взяли с ней по пиву. Слово за слово – попёрлись в клуб. Вот к тому моменту – да! – я всё, что мог, уже передумал, и во всё поверил. Стал жаловаться Ленке. Ну… Бля, говорю – пьяный был! Не в уматень, конечно, но хороший. Я ей всё рассказал, а она только рассмеялась и спросила, знаю ли я, что проституток, которые изображают недотрог, блатные называют целками-невидимками. Всё! Больше она ничего не говорила.

– Зашибись… Тогда какого хрена ты вообще на неё полез?!

Лёшка обречённо покачал головой.

– Ты не слышишь? Я был пьян! Разговорились о жизни, об отношениях, мне захотелось показать ей, что я приготовил для тебя на даче. Ну, просто по-человечески как-то, по-дружески, понимаешь? Взяли такси, поехали…

Повисла тишина.

– То есть ты трахал её на постели, которую приготовил для меня? – Это было больно. Очень. Даже спустя три месяца после разрыва. – Охренеть… Ну и как? Хорошо тебе было?

– Мне потом было хреново, Люд! Ты даже не представляешь как! Я в глаза тебе смотреть не мог, а тут ещё Барбашина эта проходу не даёт. Говорит, что ты ночами дома не ночуешь, и что тебя на крутых тачках катают… – он замолчал вдруг, озадаченно сведя брови. – Погоди, ты говоришь, на такси приехала?

– Барбашина, значит…

– С каких это пор у нас таксисты на «Чероки» гоняют?

Вот блин…

– Какой «Чероки», что ты несёшь? Это была «Нива»! Ты бы сначала глаза спросонья продрал нормально, а потом уже наезжал!

Мы замолчали. Не знаю, о чём думал он, а меня вдруг осенило – а ведь если следовать Ленкиному толкованию, то я реально целка-невидимка. Во всех смыслах причём. И в том, что целка, и в том, что, считай, проститутка. Деньги за минет возле клуба получила? Получила. В баню, как последняя шаловень, поехала? Поехала. Денчику этому… Костику… Хотя Костик, пожалуй, не считается, ведь он был уже, когда мы с Лёшкой расстались… Или нет? Да блин, без разницы, если честно! Ведь я успела изменить ещё до того, как Лёшка на сборы уехал. А потом… Ну он реально был расстроен, пьян. Да и Ленка, зараза, знает, как в оборот брать. Хотя при чём тут она – это Барбашина, с-сучка… А Лёха, получается, и правда почти не виноват. Ну, во всяком случае, не больше, чем я сама.

И, положа руку на сердце, мне было плохо без него все эти почти три месяца. Я настолько привыкла к тому, что он всегда рядом, к его вниманию и трогательной заботе…

Нестерпимо захотелось прикоснуться к нему. Захотелось, чтобы он обнял. Мы действительно, оба хороши. Счёт один-один, и на хрен всё!

– Не хочу тебя терять, Люд. Я виноват, конечно, и пьянка не оправдание, но… поверь, мне до Машковой нет никакого дела!

– А ты сам-то веришь, что у меня никого ещё не было? Или хочешь сначала убедиться?

Он ухватил меня за рукав, осторожно потянул к себе. Я поддалась.

– Верю. Да и пофиг мне на самом деле. Ты мне любая нужна.

– А ты знаешь, что Ленка беременна?

Лёшка удивлённо вздёрнул бровь.

– Да не бойся, она уже аборт сделала. Я просто думаю… не от тебя ли?

– Нет. Не от меня, точно. Я же все разы с презиками был.

Я вздрогнула.

– То есть… В смысле – все разы? – Отстранилась, чтобы лучше видеть его лицо. – И сколько? Сколько раз вы…

– …Три.

– Скотина! – ладонь моя прилипла к его щеке так звонко, что у меня самой в ушах зазвенело. – Ты… скотина!

Наплевав на боль в боку, рванулась из его объятий. Три раза! Это что – случайность? О чём он распинался только что – о какой пьянке, о какой обиде? Три раза – это уже отношения!

– Люд, стой…

– Не трогай меня!

– Люд…

И тут из-за угла коридора, опираясь на стену, медленно вышла его мама. Сощурилась от яркого света, присмотрелась.

– Людочка… – голос её был тихий-тихий, да и сама она уже почти растаяла. Похудела буквально до скелета и стала похожа на восковую куклу. – Людочка, как я рада, что ты пришла! – Если днём она обычно ходила в косынке, то ночью спала без неё, и сейчас я видела её редкие-редкие волосы, а под ними – глянцевую кожу черепа. Рак груди. Химия, метастазы, операции… – Тебе так давно не было, я так переживала, думала, вы с Лёшкой поругались. Ой, сынок, а чего ты чайник не поставишь?

Она, покачиваясь без опоры на спасительную стену, добрела до плиты. Лёшка кинулся к ней:

– Мам, давай я.

– Нет-нет… Вы болтайте. Я сейчас. Что у нас… Печенье овсяное было, вроде… Вы не обращайте на меня внимания. Я сейчас заварю и пойду… Не обращайте…

Я едва не заревела. Ещё год назад тётя Света была бодрой, жизнерадостной хохотушкой-физкультурницей, и всего-то на четыре года старше моей матери! Мы бегали с ней по утрам на одном стадионе, она так легко доверяла мне свои радости и горести, словно я была ей родная. И вдруг диагноз… В конце мая была какая-то из очередных химиотерапий, и вроде улучшение, надежда… Но за два месяца нашей с Лёшкой ссоры она изменилась до неузнаваемости. А я, самовлюблённая дура, ведь даже ни разу не вспомнила о ней за всё это время! А она всегда так радовалась за нас с Лёшкой!

Он стоял теперь рядом и, воспользовавшись моим замешательством, осторожно сжал в ладони мои пальцы. Я словно обожглась. Отдёрнула руку, глянула ненавистно, так, чтобы понял наконец – ничего уже не исправишь! Три раза! Три! А говорил, что ему наплевать на неё! Как верить теперь?

Мне пришлось задержаться ещё ненадолго. Тётя Света выспрашивала о матери, о бабушке, об учёбе, о планах на будущее. Я послушно цедила чай, как последняя дрянь врала в её усталые, помутневшие глаза, что у нас с Лёшкой всё хорошо, и хотела только одного – поскорее сбежать. Отныне для меня этот дом был полон боли. В то же время я остро почувствовала, как тяжело теперь Лёшке, и это словно обязывало меня остаться с ним из жалости, и ещё больше злило. Чёрта с два! Ни за что не останусь!