Кэйтлин и Купидон

С тех пор мы в эту игру и играем. Даже если это что-то простое, вроде макарон с сыром, мы устраиваем из этого шоу, дразня друг друга и притворяясь, что распробовали нечто необычное, например, редкий трюфель или дорогой голубой сыр.

Я только что добавила столовую ложку соуса-барбекю в болоньезе. Элтон Джон завывает по радио, а я подпеваю, помешивая соус. Когда я обычно готовлю это блюдо, то просто складываю все в глубокую сковороду и оставляю бурлить само по себе, глядя повторы «Друзей» по телику. Но сегодня вечером я все делаю правильно: режу помидоры тонко и точно, добавляю красное вино и даю закипеть на медленном огне. Я вбиваю в овсянку сливочное масло, посматривая одним глазом на болоньезе и на тушеные яблоки, булькающие на соседней сковороде. Крошеный пирог отправится в духовку, пока мы будем есть спагетти. Это самый любимый пудинг Гарри, особенно поданный с заварным кремом, таким густым, что в нем стоит ложка.

Пыль слетает со скатерти, когда я встряхиваю ее перед тем, как накрыть ею маленький круглый стол в углу нашей кухни. Эта скатерть в красно-желтую клетку – подарок от Гарри, сделанный в первые недели нашей совместной жизни, как напоминание о счастливом пикнике на полу. Я сразу же развернула подарок и застелила им стол, уверенная, что в тот вечер у нас будет кус-кус с изюмом к чаю.

Я достаю толстостенные миски из белого фарфора и медные столовые приборы, которые нам подарили на свадьбу – и которые я храню в отдельном шкафчике от нашей повседневной посуды, – а затем зажигаю свечу. Сперва она сильно мерцает и потрескивает, прежде чем разгореться как следует, распространяя по комнате аромат белой сирени.

Гарри всегда держит вилку слева, и я проверяю, что разложила все в правильном порядке, прежде чем налить для него бокал красного. Я спрашивала консультанта в винном магазине, какое получше. «Особый случай?» – поинтересовался тот, и я ответила: «Нет, не совсем, но мой муж работал по-настоящему тяжело в последнее время, и я решила его побаловать». Мне было приятно так говорить – то, как слово «муж» звучит у меня на языке.

Я сажусь, наливаю себе бокал белого и смотрю в окно на черный вечер. Снаружи просачивается тьма. Я вздрагиваю всем телом. И думаю о том, что услышала от Эйд ранее – как я продаю свою жизнь. Я смотрю на часы: уже пятнадцать минут восьмого. Обычно в такое время он уже дома.

– Неужели люди действительно хотят этого? – говорю я в холодный воздух.

На кухню неторопливо входит Кот и надменно смотрит на меня. Он наше спасение, которое мы обрели несколько лет назад, и несмотря на многочисленные попытки дать ему имя, прилипло просто «Кот». У меня урчит в животе, и эти звуки разносятся по кухне. Кот запрыгивает мне на колени, тычется головой в руку с вилкой.

– Ты прав, Кот, пора начинать.

Я заранее выключила радио – Гарри не любитель музыки за столом, но теперь мне хочется вскочить и снова включить. Однако оно на кухонной стойке, а Кот уже замурлыкал. Я чувствую, как вибрируют его бока. И не хочу его беспокоить.

– Так-так, здесь, видимо, помидоры, – говорю я, обращаясь к стене. Я ежеминутно прислушиваюсь к двери, в надежде услышать шелест его велосипедных шин, когда он затормозит у порога. Можно пока начать игру. – И фарш, но вот соевый или настоящий?

Кот мяукает, когда я начинаю чесать его за ухом свободной рукой.

– Да, ты прав, Кот, это фальшивый фарш.

Я продолжаю игру, разговаривая с воздухом, потому что тишина меня душит. Кот не возражает. Он лежит, свернувшись на моих коленях, и бьет меня лапой по руке, когда я перестаю его гладить.

– Базилик, – продолжаю я. – Свежие помидоры. Масла, наверно, многовато, но ты же меня знаешь – никогда не могу вовремя остановиться.

Я не спешу, намеренно пережевываю каждую порцию раз пятьдесят, прежде чем высказать очередную догадку. Все ингредиенты очевидны, так мы всегда и начинали угадывать, основываясь не столько на вкусе, сколько на информации – что лук всегда присутствует в соусах, что мы знаем, какой формы макароны, и так далее. Я воздерживаюсь от того, чтобы сказать: «соус-барбекю». Это я приберегаю для Гарри, чтобы поставить перед ним задачу посложней. Я представляю его на работе, ворчащим, потому что его секретарша Кимберли записала кого-то на прием в последнюю минуту. Она постоянно так делает. Она просто недостаточно строга с пациентами.

– Он сейчас чья-то зубная фея, – сообщаю я Коту и возобновляю игру, перечисляя каждый ингредиент и даже не забывая упомянуть: «Соль!» – после вдумчивого пережевывания.

Но дверь по-прежнему остается закрытой, а воздух в доме неподвижным, как и раньше, когда я пританцовывала, подпевая радио и стараясь не смотреть на пустое место там, где обычно стоит его велосипед. Я закрываю глаза, представляя картину, которую увижу, когда открою их вновь: Гарри в черной лайкре, его дурацкие велосипедные туфли с креплениями для контактных педалей щелкают по деревянным половицам, когда он подходит меня поцеловать. Я не стану орать на него или отчитывать за то, что он не написал мне.

Он просто сядет за стол, его макароны будут греться в микроволновке, а я расскажу про свой день. Это все, чего я действительно хочу, – немного скучные разговоры с мужем о том, как у кого прошел день.

Я открываю глаза. Его там нет.

От такой еды, тяжелой, плотной и умиротворяющей, по идее я должна бы повалиться в постель и уснуть. Бокал вина в этом обычно тоже помогает, но я уже наполовину осушила второй, а сна ни в одном глазу. Алкоголь, бегущий по венам, держит меня во взвинченном состоянии, а нервная дрожь напоминает о прошлом разе, когда Кимберли записала позднего пациента. В тот вечер я жарила курицу – и в итоге оставила ее без присмотра слишком надолго, так что когда Гарри наконец вернулся домой, выяснилось, что она пригорела. О, как мы кричали друг на друга в тот вечер!

Мама растила меня одна и пыталась втолковать, что никогда не стоит сидеть клушей в ожидании мужчины. Она так и не позволяет мне познакомить ее с кем-то, даже теперь, спустя десятилетия после ухода отца. «Я тебе не какая-то долбаная степфордская жена!» – крикнула я, и Гарри заорал в ответ: «Даже когда я дома, ты все равно постоянно зависаешь в своем чертовом телефоне!»

Вот почему сегодня, как только наступил вечер, я унесла телефон наверх и поставила на зарядку. Я знаю, что в противном случае сидела бы за ужином, выискивая фотографии для Эйд – те, которые я одобрю, прежде чем она сама начнет таскать их с «Фейсбука». Или же я прочесывала бы «Фейсбук» Морвены в поисках каких-то зацепок. Я твердо решила привлечь ее в качестве клиентки и знаю, что могу это сделать, вот только пока не представляю, как.

Я смотрю на тарелку Гарри, на застывший соус, на слипшиеся спагетти. И сталкиваю Кота, признавая свое поражение. Я копаюсь в буфете, высматривая красную крышку ланч-бокса, в котором Гарри обычно носит бутерброды. Контейнер затиснут где-то сзади, и на нем следы чего-то липкого и неопознанного, которые мне приходится смыть, прежде чем опрокинуть в него содержимое нетронутой тарелки. Затем я подхожу к столу, беру бутылку красного вина, предназначавшегося для Гарри, и выливаю в раковину, наблюдая, как темная жидкость, похожая на кровь, кружится в сливном отверстии. Я выключаю духовку: пирог лежит внутри, весь черный и обгорелый до хрустящей угольной корки.

Глава 6

У меня такое чувство, будто всю мою кровь заменили цементным раствором, пока я медленно волочу ноги – левую, затем правую, затем снова левую – сквозь морозный утренний воздух в спортзал. Я не была тут уже несколько месяцев и ощущаю себя совершенно дезориентированной, смущенно спрашивая обесцвеченную до белизны девушку-тренера у стойки регистрации, где находятся раздевалки.

«Я буду ходить регулярно, – сказала я Гарри, когда сюда записалась. – Курсы йоги ведут чуть ли не лучшие инструкторы в стране!» Когда муж спросил, с чего я это взяла, и я призналась, что прочитала в ленте у Морвены Стар, он не мог в это поверить.

«Ты готова раскошелиться на восемьдесят фунтов в месяц за абонемент просто потому, что так сказала эта девица?» – раздраженно бросил он.

Тогда я лишь пожала плечами, уверенная, что докажу его неправоту, став королевой фитнеса – заправской любительницей йоги, потягивающей овощной сок.

Я не сообразила, что нужно застолбить место заранее, и сегодня зал йоги переполнен – лиловый свет отражается от тел, лежащих на спине и кажущихся совершенно одинаковыми.

Когда я записывалась, то была уверена, что к лету обзаведусь плоским животиком. Но работа так утомляла, что по утром я с трудом выбиралась из постели, согретой теплом Гарри. И когда подошло время нашего отпуска, я была очень зла на себя, упаковывая в чемодан все те же старые закрытые купальники и парео, что и в прошлом году.

Сейчас я чувствую свой живот, и он такой плоский, что кажется вогнутым. Я перестала тянуть в рот что попало и глотать почти не жуя все куски, которые находятся в холодильнике, если внезапно проголодаюсь. Теперь я избавилась от жировой прослойки и легко встала с кровати сегодня утром.

На моем телефоне, прислоненном к дисплею беговой дорожки, вспыхивает сообщение от Эйд: «Почему ты до сих пор не прислала мне фотографии?» Я притормаживаю, печатая ответ: «Еще не было возможности спросить Гарри. Опубликуй пока эту». Затем я прикрепляю снимок Верити и Джереми с прошлогоднего музыкального фестиваля, где их лица покрыты золотистыми блестками. Далее пишу: «План по Морвене Стар в действии!:)» А потом выключаю телефон.

Я увеличиваю сопротивление дорожки до тех пор, пока не начинаю шагать под таким крутым углом, что кажется, будто ноги пробираются сквозь патоку. И понимаю, терзая подошвами резиновую ленту под собой, что начинаю злиться. Зачем нужно втягивать во все Гарри? Это только мое дело: я та, кто просыпается в шесть утра большую часть недели; та, кто ищет подход к инвесторам и рассылает электронные письма в местную прессу с описанием самых необычных и романтичных свиданий, организованных мной. Просто из-за того, что Гарри хорошо получается на фотографиях? Разве это значит, что он непременно должен быть краеугольным камнем всей затеи с ребрендингом? «Ты внушаешь людям идею, – однажды сказала мне мама, – что они обязательно должны найти свою вторую половинку, но это просто вздор! Я вот цельная, я люблю быть сама по себе». И мне пришлось задвинуть кипу заявок, лежащих на полу возле моих ног, под диван: это все были анкеты мужчин маминого возраста, с которыми я очень хотела ее познакомить.

Я поговорю с Эйд, скажу, что ее новый план отдает сексизмом и ей следует подумать о чем-то другом. Уделить основное внимание другим парам, моим предыдущим клиентам, вот и все. Я скажу ей об этом завтра. Но сейчас мне нужно успокоиться. Кровь стучит в ушах, и мне необходимо достичь дзена, чтобы мой план сработал.

Лиловые тела теперь сидят ровно, скрестив ноги. Низкое «оооммммм!» разносится по залу. Я шарю взглядом по их «конским хвостам», но здесь почти все пепельные блондинки; Морвену непросто выделить среди прочих. Затем я наконец замечаю ее и спрыгиваю с беговой дорожки, вливаясь в поток идущих к выходу женщин, частью которого она является.

Вблизи ее кожа выглядит не такой сияющей, как на фото, линия подбородка менее четкая, а задница в обтягивающих красных легинсах не совсем похожа на персик. Она выглядит – осознаю я, следуя за ней вниз в раздевалки, – как среднестатистическая популярная девочка в школе. Типаж, который ты идеализируешь в подростковом возрасте, кому отчаянно хочешь подражать, но потом, позднее в жизни, видишь старую фотографию и понимаешь, что в ней ничего особенного нет – это был просто статус, заставлявший ее блистать.

Я ускоряю шаг. Обгоняю идущих более медленно, так что теперь я почти вровень с Морвеной. Я опускаю голову, как будто смотрю что-то в телефоне. Женщины распахивают двери и входят в разделенные деревянными шкафчиками раздевалки. Морвена направляется к средней, и я отклоняюсь в сторону, совсем чуть-чуть, задевая ее плечом.

– Упс! Бога ради, извините! – говорю я, одновременно разжимая ладонь и выпуская горсть камней на пол. – Ах! Мои кристаллы!

Я присаживаюсь на корточки и начинаю собирать их: один нежно-розовый, другой – отливающий перламутром гладкий белый шарик, третий – такой блестящий и черный, что напоминает солидол. Они действительно выглядят прекрасно и почти заставляют меня поверить в те круто меняющие жизнь свойства, которые, как утверждает Морвена, у них есть.

– Ваш розовый кварц, – наклоняется она ко мне, протягивая один из моих камушков.

– Это для л…

– Для любви! У меня есть такой же! – Она лезет в карман своей серой толстовки и достает оттуда почти идентичный камень. – Вот, глядите! Вы, стало быть, тоже одиноки?

Она разговаривает тем же голосом ведущей детской телепередачи, что и обычно на своем канале, – беспощадно задорным и скрипучим, и с ее лица не сходит маниакальная улыбка.

«Человек-кокаин, – думаю я, – ты какой-то человек-кокаин».

– Вообще-то замужем, но я сваха, так что это важно. Чтобы постоянно сохранять вокруг себя любовные флюиды…

Я писала домашнюю заготовку для этой беседы посреди ночи, и оранжевые уличные фонари заменяли мне настольную лампу, когда я набрасывала в ежедневнике примерные фразы. Тогда они казались естественными, но сейчас звучат как-то вычурно и нелепо.

– У меня и опал есть, ну знаете, для поддержки состояния вдохновения, и обсидиан – это чтобы придать мне сегодня сил в тренажерном зале… – продолжаю я.

– О, их я тоже люблю! Опал – он вроде как восстанавливает вашу ауру, и… – Морвена прерывается, а затем издает смешок, легкий, как дуновение. – Это так мило, что вы носите с собой кристалл, который помогает вам в работе!

Я ничего не говорю, стараясь, чтобы в воздухе повисла пауза, и надеясь, что Морвена заполнит тишину. Задаст больше вопросов о том, чем я занимаюсь.

– Но в любом случае, сейчас пора в душ – увидимся позже, эээ…

– Кэйтлин.

Она поворачивается на пятках, едва не хлестнув меня по лицу «конским хвостом». Я могла бы поплестись домой, но у них тут есть «тропический душ» и хороший выбор гелей класса люкс. Я хватаю свое пушистое белое полотенце и босиком иду к душевым. Все остальные в шлепанцах, некоторые даже прихватили из дома собственные халаты.

Когда я возвращаюсь с туго завязанным тюрбаном на волосах, Морвена сидит на скамейке, куда я бросила свой рюкзак. Она в совершенно новом спортивном костюме, при полном макияже – отмытая до скрипа и посвежевшая версия человека, которого я видела полчаса назад. Как будто снова готова зайти в зал и все повторить.

– Я тут! – помахивает она мне рукой.

– Ага, вижу. – Я все еще в полотенце. Топчусь на месте, не зная, что предпринять. Остальные вокруг нас не стесняются наготы – одна из женщин изворачивается назад, чтобы втереть густой белый лосьон в свои голые ягодицы. Они дерзкие и упругие – ее задница словно улыбается мне. От быстрой потери веса моя собственная задница обвисла и смотрится грустной и печальной.

Я начинаю очень медленно вытаскивать из шкафчика свою одежду: черные «Конверсы», черные джинсы, черную водолазку. Я аккуратно складываю все это на скамейке рядом с Морвеной. Затем достаю косметику: мусс для волос, тональный крем, тушь, дезодорант – и расставляю на полочке рядом с зеркалом. Морвена наблюдает за мной. Я почти ощущаю, как она пытается вытолкнуть изо рта слова.

– Вы… – Она сглатывает. – Вы сказали, что работаете свахой? Вроде как… подбираете людям пару?

– Да, я понимаю, это кажется странной профессией – но в последние несколько лет это выросло в собственный бизнес, «Кэйтлин и Купидон».

Морвена смотрит на свои руки. Вытягивает безымянный палец и потирает то место, где положено находиться кольцу.

– И как, хорошо получается?

– У многих пар уже дети, кто-то помолвлен. Я как Сцилла, – говорю я, наблюдая за выражением ее лица – уловит ли она аналогию. Но она не улавливает. – Постоянно покупаю шляпки[4].

Она покручивает на запястье амулет с золотым единорогом.

– Откуда вы знаете, кто подходит друг другу? Что это именно то, что нужно? Когда я выбираю сама, то в итоге всегда остаюсь у разбитого корыта… – Морвена пытается усмехнуться, но смех звучит сдавленно, и она быстро вскидывает руку к горлу.

Я сажусь рядом с ней, стаскивая тюрбан из полотенца с головы.

– Инстинктивно, я полагаю. У меня есть такая фишка – чувство, похожее на толчок в животе. Я научилась ощущать это с годами.

– Как экстрасенс?

Нет, хочу я сказать. Не как экстрасенс. Экстрасенсы – это чушь собачья, и они дурачат несчастных расстроенных людей, высасывая из них деньги, пока вешают им на уши лапшу, взятую из самых темных глубин своего воображения. Но я знаю, что она хочет услышать, поэтому киваю.

– Немного похоже, думаю. Впервые я ощутила это со своим мужем, Гарри. Мы увидели друг друга возле магазина, и я сразу поняла, что он особенный. Я думала, что это случайность, но затем почувствовала подобное снова – с мужчиной для моей лучшей подруги, Верити.

– Ого, и вы по-прежнему замужем за ним? И ваша лучшая подруга все еще с тем парнем?

Я помню свои домашние заготовки:

– И я – да, и она – да… – Я достаю свой телефон с фотографией Кота на заставке и прокручиваю галерею назад, далеко назад, чтобы отыскать несколько наших с Гарри удачных снимков. Нахожу тот, на котором мы делаем ремонт. Я надела комбинезон, потому что именно так представляла этот момент: косички, пятна краски на наших носах и джинсовые комбинезоны. Я держу кисточку и ухмыляюсь. В итоге же я начала красить в нижнем белье – грязноватых бежевых трусах и спортивном лифчике, потому что комбинезон слишком стеснял движения, и день закончился ссорой, когда я заляпала краской наши новые полы.

– Вот он.

Морвена выхватывает телефон у меня из рук.

– Ух ты, он прекрасен! Какие великолепные зубы.

– Он дантист, так что у него должны быть отличные зубы. Никогда не думала, что свяжусь с дантистом, но что вышло, то вышло. Мой любимый типаж мужчин всегда был другим – сверхтворческим. Артисты, художники… У вас есть свой типаж?

– Ничего особенного, но я хотела бы быть вместе с кем-то добрым, кто мне доверяет, работящим, и чтобы ухаживал за собой…

– Вы имеете в виду кубики на животе?

Опять это сдавленное хихиканье:

– Возможно, но в этом ведь нет ничего плохого.

«Чтобы ухаживал за собой» – это частый запрос от моих клиенток. Я ненавижу такое. Это хитрый способ сказать «сексуальный» и не показаться чересчур легкомысленной. Я стараюсь не обращать на это внимания; хотя другие свахи делают то, о чем их просят, подбирая пары только по внешним данным. Но я хочу, чтобы мои пары прожили вместе до старости.

– Конечно, нет, однако я работаю с любовью, а не с похотью, – поясняю я. – Это прозвучит напыщенно, но я хотела бы найти подходящую душу для вас, а не правильное тело.

– О, – произносит Морвена, поднимаясь с лавки. – Я спрашивала чисто гипотетически. – Она приглаживает свой «конский хвост». – Мне не нужно помогать найти парня. Но в любом случае, мне пора. У меня фотосессия, – гордо вздергивает она подбородок, – и мне нужно туда успеть.

И вот так просто она встает и уходит. Я думала, что зацепила ее, а осталась с пустыми руками. Моя миссия не выполнена, я чувствую себя потерявшимся носком, сдувшимся воздушным шариком, и слово «неудачница» будто написано на моем лбу. «У тебя почти получилось», – шепчу я себе, но нет. У меня не получилось ничего.

Глава 7

Я направилась домой сразу после спортзала, желая поскорее забраться обратно в постель и провалиться в сон, чтобы забыть о своем провале. Но тяжелые одеяла давят сверху. Я притащила в нашу спальню запасное одеяло, и их двойной вес ощущается как тяжесть навалившегося на меня человека. Какая-то часть моего сознания говорит, что я могу снова попытаться, что это вовсе не неудача, что Морвена выглядела заинтересованной. Однако основная часть кричит на меня, что я все просрала, что все вышло совсем не так, как я планировала. Я знаю: вероятно, это потому, что я как следует не выспалась. Но не могу побороть воспоминания, налетающие на меня плотно и быстро, как стая саранчи, – о другом разе, когда я строила планы лишь с целью убедиться, что все пойдет в прямо противоположном направлении…

Тогда весь Шеффилд охватило волнение от предстоящей королевской свадьбы. Я помогала соседке Бетти натягивать через улицу красные, белые и синие полотнища и обещала ей, что приготовлю «курицу по-королевски». Я всячески умасливала Билла, живущего через три дома, постучав ему в дверь с соблазнительной горкой лепешек, густо намазанных сливками и джемом, и попытавшись внушить, что принц Гарри и Меган – вполне современная королевская пара и что он не предаст свои убеждения, если заглянет на вечеринку хотя бы ненадолго. Мама, живущая на окраине города, приехала накануне вечером. Она сперва собиралась остаться у нас на все выходные, а Билл – с его соломенными волосами и стойкими левыми взглядами – был бы для нее превосходной парой. Хотя она и настаивает, что ей замечательно живется одной, я никогда не прекращаю попыток.

Гарри же пришел от всего этого в раздражение. Первое, что он спросил, проснувшись, – во сколько это обойдется налогоплательщикам? Ворчал по поводу сокращений и премьер-министра, и еще много чего – пока я не сказала, что он сможет обсудить это с Биллом. Мне нужна была всего одна его фотография – с пластиковой короной на кудрях, купленной мною же. Я собиралась ее подписать: «Может, Меган и отхватила себе принца, но я думаю, что мой Гарри даже лучше, не правда ли?» Эта свадьба, когда все Соединенное Королевство прониклось романтическим настроением, – казалась идеальным моментом для рекламы моего бизнеса. Но ни мама, ни Гарри этого не понимали. И даже Верити: внешне она выглядела увлеченной – замерев при виде белого свадебного платья и тиары из белого золота, уткнувшись носом в бокал коктейля «Кир-рояль» в десять утра, – однако я видела, как она закатывала глаза, перешептываясь с Джереми. Я дважды проходила мимо них и слышала, как они возмущаются состоянием Национальной службы здравоохранения. А я просто хотела, чтобы все позабыли о своих проблемах, хотя бы ненадолго, чтобы мы с Гарри не ссорились и чтобы мама не была в этот день одинока. Но мама вскоре уехала, сказав, что она не осел на привязи и предпочитает позагорать в своем саду. К двум часам дня Билл схлестнулся с Бетти, крича, что монархию давно следовало бы упразднить, Верити так напилась, что не могла стоять, Джереми пытался увести ее домой, а я ушла и закрылась в спальне. И когда Гарри туда заглянул, я заявила, что вся эта катастрофа – и даже то, что никто не притронулся к моей «курице по-королевски», – из-за него.

Мой телефон звонил уже три раза, пока я лежу здесь и пытаюсь отогнать воспоминания, как валялась на этой же кровати под звуки смеха и разговоров снаружи и судорожно, истерично плакала, а Гарри просто смотрел на меня, совершенно сбитый с толку. Будто не вполне понимал, что такое с его женой.

Я выпрастываю одну руку из-под одеял. На экране высвечивается имя Верити.

– Чувихааааа! – орет она. – Мы в пабе, и ты должна прийти!

Я слышу, как она спрашивает у кого-то зажигалку. «Она придет, как ты думаешь?» – доносится из трубки чей-то голос.

– Можно мне прийти в пижаме? – интересуюсь я, пока соображаю, что из одежды не в стирке.

Она смеется, и этот гудящий звук заставляет меня улыбнуться.

– А почему бы и нет? Эй, прихвати пижамку и для меня! Я буду как ты.

– Хорошо, я подойду через пять минут. – Я скатываюсь с кровати и бегу расчесывать волосы: они успели сваляться в тугой колтун, начинающийся где-то возле шеи. Я собиралась это сделать, но как-то руки не дошли.

Верити вскрикивает, когда видит меня в зеленой парке, наброшенной поверх пижамы.

– О Боже, ты крута! Ты сделала это! Эй, дранкл Джек, она это сделала!

Джек – один из группы местных жителей, которые посещают этот паб так часто, что заработали прозвище «дранклы»[5].

На столе у Верити уже стоит бутылка белого, так что я просто прошу Джулию подать еще один бокал.

– Рада тебя видеть, Кэйт, – говорит та. – Давненько ты здесь не была. Надеюсь, у тебя все в порядке?

– Все замечательно, – отвечаю я, краснея, и внезапно понимаю, что это было глупое решение – явиться сюда в пижаме. Это производит дурное впечатление. Вернувшись к столу, я протягиваю Верити пакет с пижамой для нее.

– Ты должна переодеться в это немедленно! – шиплю я. – Люди странно на меня смотрят.

– Конечно, мне самой не терпится поскорее. Наливай себе пока. Эйд только что вышла покурить.

– Эйд здесь? – спрашиваю я, но еще до того, как Верити успевает ответить, я вижу ее – разматывающую полосатый шарф вокруг шеи и машущую мне рукой. Она пробирается к нам и шлепает свою сумку на стол. Эйд повсюду ходит с коричневым кожаным саквояжем, который ломится от барахла, но там никогда не найти того, что ей действительно нужно.