Образцы ораторского искусства

Partitio. 33. Ты понимаешь, Г. Аквилий, что речь идет не о спонсионной сумме, а о добром имени и всем состоянии П. Квинкция; ты видишь, далее, что – хотя по обычаю предков человек, гражданская честь которого подвергается в процессе риску, должен говорить вторым – от нас потребовали, чтобы мы говорили первыми, не услышав от противников ни одного обвинительного слова. Ты замечаешь, наконец, что прежние защитники превращаются в обвинителей, делая из своего дарования орудие гибели других, между тем как раньше оно служило средством спасения и защиты. Им оставалось сделать – что они и сделали вчера – еще одно: заставить тебя отправиться с ними перед трибунал претора и там назначить нам определенное время на произнесение речи; и они легко добились бы этого от претора, если бы ты не научил их уважать твои права, твои обязанности и твою власть. 34. Кроме тебя, нам до сих пор не удавалось встретить лицо, у которого мы нашли бы защиту против них; в свою очередь, они не считали достаточным для себя получить только то, за что никто не стал бы их порицать; по их мнению, власть ничего не стоит и не более как пустой звук, если не пользоваться ею для причинения обиды ближнему.

X. Но так как Гортенсий настаивает, чтобы ты приступил к постановлению приговора, а от меня требует, чтобы я не затягивал дела длинною речью, и жалуется, что при моем предшественнике никогда не наступал конец речам, то я не желаю, чтобы меня заподозрили в намерении не доводить дела до приговора. Правда, я не думаю, чтобы мне удалось быстрее доказать правоту нашего дела, чем это мог сделать мой предшественник; тем не менее я не буду многословен, как потому, что дело уже разъяснено прежним поверенным Квинкция, так и потому, что от меня требуют той краткости, которая мне же, как человеку, не обладающему ни достаточной фантазией, ни достаточной выдержкой для длинных речей, милей всего. 35. Ввиду этого я поступлю так, как не раз поступал на моих глазах ты, Гортенсий, – разделю всю свою речь на отдельные части. Ты всегда прибегаешь к подобному приему, потому что всегда можешь, я же поступлю так в данном случае потому, что считаю себя в состоянии поступить таким образом именно здесь. Тем преимуществом, которое с тобою всегда, благодаря твоему таланту, владею сегодня и я, благодаря существу дела. Я назначу себе известные пределы, за которые не сумею выйти, даже при сильнейшем желании; таким образом и я буду иметь в виду, о чем мне говорить, и Гортенсий будет знать, против чего ему возражать, и тебе, Г. Аквилий, будет наперед известно, о чем тебе придется слушать.

36. С. Невий, я отказываюсь признать, что имение П. Квинкция перешло в твои руки по эдикту претора. В этом заключается содержание спонсии. Сперва я постараюсь доказать, что ты не имел повода требовать от претора позволения отобрать имение П. Квинкция, затем, что ты не мог владеть им в силу эдикта, и, наконец, что ты вообще не владел им. Прошу тебя, Г. Аквилий, и твоих заседателей твердо помнить о данном мною обещании, – раз вы его запомните, вы легче поймете все дело и своим напоминанием без труда удержите меня, если бы я пытался перейти мною самим начертанные границы. Итак, я отрицаю, чтобы у Невия был повод к его требованию, я отрицаю, чтобы он мог владеть в силу эдикта, я отрицаю, что он владел. Когда я докажу несостоятельность этих трех пунктов, я кончу свою речь.

Probatio, часть I. XI. 37. У тебя не было основания требовать, чтобы имущество Квинкция было предоставлено тебе во владение. Почему? – Потому что Квинкций не был должен С. Невию ни по делам товарищества, ни лично. Кто этому свидетель? – Да тот же наш неутомимый противник. Тебя, да, тебя, Невий, призываю я в свидетели в данном случае. Больше года после смерти Г. Квинкция жил с тобою П. Квинкций в Галлии. Докажи же, что ты когда-либо требовал от него – разумеется, огромной! – суммы его долга тебе, докажи, что ты когда-либо заводил о ней речь, докажи, что ты когда-либо называл себя его кредитором, – и я признаю существование денежных обязательств его по отношению к тебе. 38. Г. Квинкций – по твоим словам, твой должник на крупную сумму, на что у тебя есть подлинные расписки, – умирает. Наследник его, П. Квинкций, приехал в Галлию, в принадлежавшее вам сообща имение, словом, туда, где должна была находиться не только земля, но и все денежные счеты и все бумаги. Кто же мог бы отнестись так небрежно к своему хозяйству, быть таким беззаботным, так резко не походить на тебя, Секст, чтобы – когда имущество лица, с которым он заключил условие, перешло к новому хозяину – не сообщить ему при первой же встрече о долге, не напомнить об уплате, не принести счетов и, если бы возникли недоразумения, не покончить с ними или в стенах дома, или самым формальным судебным разбирательством? Неужели этот образ действий – к которому прибегают даже самые прекрасные люди, те, которым дружба и честь их приятелей и близких знакомых дороже всего, – казался слишком неделикатным С. Невию, тому Невию, которого до того обуяла и ослепила алчность, что он в значительной мере подвергает риску свое выгодное положение, лишь бы целиком лишить Квинкция – своего родственника! – его состояния[19]. 39. Неужели не стал бы требовать своего долга – если бы он действительно был кредитором – человек, который, взбешенный тем, что ему не уплатили несуществующего долга, домогается не только капитала, но даже крови и жизни своего родственника? Или ты, быть может, тогда не желал беспокоить того, кому теперь не даешь свободно перевести дыхание? Ты не хотел, быть может, вежливо напомнить об уплате тому, кого ты теперь намерен преступно лишить жизни?.. Надо полагать, что так: ты не желал или не смел напомнить о долге своему родственнику, с почтением относившемуся к тебе, честному, совестливому старику; бывало, ты не раз запасался дома у себя твердостью духа, решался заговорить о деньгах, являлся во всеоружии, с заученною речью – и вдруг робел, краснел, словно девушка, и не говорил ничего: у тебя разом заплетался язык; ты хотел напомнить ему об уплате, но боялся опечалить его своими словами. Вот где разгадка! XII. 40. Оказывается, что С. Невий щадил уши того, чьей головы он ищет. – Нет, Секст, если бы он был должен тебе, ты потребовал бы у него уплаты и потребовал бы сразу, если не сразу, то вскоре, если не вскоре, то когда-нибудь и уж, конечно, в продолжение первых шести месяцев и, наверное, – к концу года. В течение полутора лет ты ежедневно имел случай напомнить об этом человеку – и не проронил ни слова; прошло почти два года, когда ты, наконец, заикнулся об уплате. Был ли хоть один мот или кутила – притом не тогда, когда начинал ощущаться некоторый дефицит в кассе, а в свои лучшие времена – так беспечен, как беспечен был Секст Невий? Назвав его по имени, я, кажется, сказал всё. 41. Г. Квинкций был должен тебе – ты никогда не спросил у него взятых в долг денег; он умер, его имущество перешло к его наследнику, ты виделся с ним ежедневно и спросил о долге только спустя почти полные два года. Неужели можно еще сомневаться, что вероятнее спросил бы С. Невий – если бы ему были должны – свой долг сразу или молчал о нем два года? Что ж, у него не было времени напомнить об уплате? – Но ведь он жил с тобой вместе более года. Или, быть может, тебе нельзя было искать суда в Галлии? – Но суд творился в провинции, да наконец, была же юрисдикция в Риме. Остается предположить, что ты в данном случае был или крайне небрежен, или чересчур великодушен; первое странно, второе смешно. Других оправданий ты, по моему мнению, представить не можешь. Столь продолжительное молчание Невия об уплате служит достаточным доказательством, что ему никто не был должен.

XIII. 42. А что, если я докажу С. Невию на основании его поведения в настоящем случае, что он не состоит кредитором Квинкция? В самом деле, о чем хлопочет теперь С. Невий? О чем он спорит? Из-за чего начался этот процесс, который длится уже два года? Что это за дело, которым он надоедает стольким достойным людям? – Он требует своих денег. Только теперь?.. Все равно, пусть требует. Послушаем его. 43. Он хочет разобраться в счетах товарищества и уладить существующие у него с ним недоразумения. Поздно, но лучше поздно, чем никогда; ничего против этого не имею. «Но, – говорит он, – я стараюсь в настоящее время, Г. Аквилий, не о том. П. Квинкций столько лет владеет моими деньгами. Пусть себе владеет, мне их не надо». Так из-за чего же ты ратуешь? Уж не подлинно ли затем, чтобы, как ты не раз выражался во многих местах, он был исключен из числа полноправных граждан? Затем, чтобы он лишился места, которое до сих пор занимал с величайшею для себя честью? Затем, чтобы его не было в живых, чтобы здесь решился вопрос о его жизни и всём состоянии, чтобы на суде он говорил первым и услышал голос обвинителя тогда только, когда ему будет нечего говорить в свою защиту?.. К чему ты на этом настаиваешь? Чтобы скорее получить свое? – Но ведь если бы ты хотел этого, дело давно могло бы быть кончено. – Или чтобы процесс принес тебе больше чести? – 44. Но ты не можешь погубить П. Квинкция, своего родственника, не сделавшись величайшим злодеем. – Или чтобы облегчить дальнейшее разбирательство? – Но Г. Аквилию не доставляет удовольствия процесс, где дело идет о жизни другого, да и Кв. Гортенсий не имеет привычки добиваться приговора, равносильного казни. Мы, в свою очередь, никаких затруднений не делаем. Правда, он требует денег, но ведь мы не признаем долга. Если он требует, чтобы суд состоялся тотчас, то мы согласны. За чем же дело стало? – Если он боится, что по окончании процесса у нас не окажется денег для уплаты, то пусть он берет с нас залог; но пусть он и от себя внесет требуемый нами залог по той же формуле, по какой соглашаемся его внести мы. Тогда дело может разом считаться оконченным, Г. Аквилий, и ты можешь пойти домой, избавившись от работы, наскучившей, полагаю я, тебе почти столько же, сколько и Квинкцию.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

Поверенным (patronus) Невия был Кв. Гортенсий, но последнего поддерживали в качестве advocati много знатных и красноречивых ораторов, в том числе и старый Л. Марций Филипп.

2

См. сноски после речи. – Прим. ред.

3

«Самим делом» была actio pro socio, т. е. процесс о счетах Квинкция с Невием по делам товарищества; как мы видели, претор назначил до этой actio еще praejudicium о том, владел ли Невий имуществом Квинкция в продолжение 30 дней; проиграв это praejudicium, Квинкций запятнал бы свое честное имя. Неясно, впрочем, имел ли претор право не назначить praejudicium’а, коль скоро его требовал Невий.

4

На это Гортенсий мог ответить: так как самый факт уполномочения Невия претором Бурриеном не оспаривается Квинкцием, распоряжения же магистрата всегда предполагаются (praesumuntur) правильными, то обязанность представить доказательства неправильности Бурриенова приказа лежит на Квинкции, и последний вполне резонно был привлечен к sponsio. Цицерон, впрочем, до конца своей жизни возмущался торжеством формального права над нравственным.

5

Невий принадлежал к цеху глашатаев (praecones), обязанности которых были очень разнообразны. Они отчасти состояли на государственной службе и в качестве таковых были подчиненными магистратов; по их приказанию они созывали народ в собрание, читали законопредложения, призывали к голосованию и т. д.; на судах они призывали свидетелей и отпускали их, соответствуя в этом отношении нашим судебным приставам; за все это они получали жалованье. Но кроме того, они за известное вознаграждение служили и частным лицам, объявляли, идя по городу, громким голосом о пропаже вещей, или заведовали аукционами. Последнее было их главной деятельностью. Так как успех аукциона зависел значительно от популярности глашатая, то глашатаи, умевшие смешить народ шутками хотя бы на счет хозяев аукциона, охотнее всего приглашались последними; понятие о характере этих шуток дает нам заключение плавтовой комедии «Menaechmi». Таким образом, каждый такой praeco был по ремеслу балагуром; со временем глашатаи приобрели историческое право делать предметом своих шуток даже самых высокопоставленных лиц, и один из них, Граний (современник Мария), попал даже в историю за те колкости, которые он говорил могущественнейшим гражданам. Вообще глашатаи не пользовались общественным уважением, хотя и между ними могли быть симпатичные личности вроде того Мены, о приключении которого с важным консуляром Л. Филиппом Гораций так мило рассказывает в одном послании (I, 7, 46 сл.).

6

Арбитральный суд (arbitrium) отличается от суда в тесном смысле (judicium) тем, что в последнем спор шел об известном предмете (certum) и делом судьи (judex) было только решить вопрос, которой стороне он должен принадлежать. Напротив, в арбитральном суде судья (arbiter) должен был определить также и сумму, в которой могло быть выражено требование истца. В actiones pro socio предмет спора был incertum, так как именно вопрос о том, сколько причитается товарищу из общей прибыли, был спорным; они подлежали поэтому арбитральному суду.

7

Чтобы понять это, необходимо иметь в виду, что П. Квинкций должен был прибл. к концу 84 г. произвести уплату суммы, взятой его покойным братом в долг, очевидно, много лет назад, так как не только он сам, но и кредитор успели скончаться. Между тем вопрос об облегчении долговых обязательств сделался жгучим именно в течение последнего времени; в 88 г. Сулла издал т. н. lex unciaria, постановления которой нам неизвестны, и через два года консул Валерий Флакк, преемник Мария, издал новый закон, согласно которому должникам делалась скидка в целых 75 %. Этот закон должен был быть применен при уплате в 84 г. старинного долга; вот почему стоимость старого векселя не могла быть определена так просто. Храм Кастора находился на форуме; здесь имели свои конторы римские банкиры, которые вместе действительно составляли нечто, соответствующее нашей бирже.

8

Это со стороны Цицерона язвительный намек на промысел Невия. Вероятно, глашатаи на аукционах нередко – чтобы потешить публику на счет новичков-покупателей, которые обращались к ним как к хозяевам с жалобами об изъянах в том или другом купленном предмете, – великодушно им обещали непременно позаботиться о должном исправлении его.

9

Так кончился, следовательно, первый фазис этой actio pro socio, в котором – об этом следует помнить – Невий был истцом в арбитральном суде, а Квинкций – ответчиком. Так как Невий не мог добиться, чтобы incertum – т. е. сумма, которую товарищество должно было уплатить ему было оценено по его желанию, то он предпочел (если только это не фикция с его стороны с целью заставить Квинкция покинуть Рим) другой, несколько своеобразный способ, нередко практиковавшийся в эти тревожные времена, именно самоуправство; он завладел соответствующей частью земли, принадлежавшей фирме, и предоставил Квинкцию преследовать его судом – не арбитральным, конечно, а простым, так как дело шло уже о certum – захваченной Невием земле. При таком положении дел Квинкций был бы истцом, а Невий ответчиком и beatus possidens.

10

Все римские граждане – а таковыми были после окончания союзнической войны 89 г. все италийцы до реки По – были разделены на 35 избирательных округов (триб), причем каждый город был причислен к одному из них. Полное имя римского гражданина в официальном стиле непременно состояло из имени личного (напр. Marcus), родового (Tullius), отчества (Marci filius), трибы (Cornelia) и, если таковая имелась, фамилии (Cicero).

11

Vada (= «Броды») Volterrana – гавань в Этрурии (ныне Вадо близ Ливорно), в добрых 200 верстах от Рима.

12

Как можно предполагать по имени, этот Публиций был отпущенным на волю казенным рабом (servus publicus); цель путешествия этой достойной личности тоже приведена неспроста; при таких условиях замечание о близкой ее дружбе с Невием (perfamiliaris) довольно злобно.

13

По-нашему, около шести с половиной часов утра.

14

Преторский эдикт – утверждаемый каждым новым претором с изменениями по его усмо – трению – свод юридических постановлений, развитие, толкование и дополнение законов 12 таблиц.

15

Honoris causa – обычная формула извинения перед высокопоставленной личностью, имя которой произносилось при такой обстановке. Этот Г. Валерий Флакк, родной дядя того Флакка, которого позднее защищал Цицерон, был официально пропретором (наместником) Нарбонской Галлии в 83 г. и начальником тамошних римских войск; титул imperator он получил, по римским обычаям, от войска за удачную битву с галлами.

16

Это – та самая satisdatio judicatum solvi, которая через полтора года подала повод к praejudicium, в котором была произнесена наша речь; см. комментарии переводчика.

17

Бурриен своим приказом (decretum) уполномочил Невия завладеть имуществом Квинкция; но последний оспаривает правильность этого декрета, т. е. не признает, чтобы он был согласен с эдиктом, который преторы издавали на весь год вперед в общеобязательной форме.

18

См. комментарии переводчика и прим. 3.

19

Не забудем, что разбирательство по спонсионному иску было лишь praejudicium, за которым должна была следовать actio pro socio. Проиграв спонсию, Невий, естественно, ухудшал свое положение в главном деле; а так как спонсия была вызвана совершенно ненужным для самой actio требованием Невия, чтобы Квинкций, как человек сомнительной состоятельности, представил satisdatio iudicatum solvi, то Цицерон мог сказать, что алчность его ослепила.