Полная версия
Два мира
Это прозвучало гораздо более утвердительно, чем мне бы хотелось.
– ОН тоже будет? – я проснулась до такой степени, что уже хотелось обратно вырубиться.
– Да, – Роман с позабытым мной отчеством рассмеялся. – Я и Василий Михайлович тоже будем. До вечера, Марселина Андреевна.
Я не помню, что ответила и отвечала ли вообще. Зажав телефон в правой руке так крепко, словно он мог вырваться и свалить из моей квартиры, левую я зачем-то сжимала в кулаке. Видимо, думала придать себе немного устрашения в противовес не желающему закрываться рту.
– Кто звонил? – зевнула Светка на другом конце дивана.
– Рома, – бросила я в ответ в стиле лучшее средство защиты – это нападение.
В увеличенных от насыщенной реальности глазах побежали кадры предыдущих серий. Вот мы с Котовой благополучно дошли до дома. Дружно решили, что спать пойдём ко мне. Напрягал только тот факт, что живём мы на одном этаже, и в случае нашествия Бунина на её жилплощадь план «бежать» из моей квартиры выглядел бы весьма (и весьма – как добавляют начитанные граждане) нелепо.
Есть не хотелось. Чай не хотелось. Очень хотелось спать. Уставились в череду музыкальных исполнителей голубого экрана. Распластав себя по разложенному дивану, я чувствовала, что надо что-то спросить у лежащей рядом Светки. Но её мерное посапывание засвидетельствовало бесполезность любых словесных поползновений.
Я не помню, как уснула в этом рое «как?», «зачем?» и «почему?». Помню, что находилась в непоколебимой уверенности, что точно не смогу спать. Вообще. Никогда....
– Какой Рома? – Светка безмятежно потянулась.
– Ну Рома. Вчера, помнишь?
Котова так и подскочила с поднятыми вверх руками, как будто всё ещё потягивалась:
– Он же Вася? Бунин этот. Или как там его?
– Ну он Вася, а второй Рома. Тот, который нас отпустил.
– Почему ты думаешь, что это он?
– Ну а кто? Совесть Бунинская что ли проснулась? Сначала подкинул наркоту, потом стыдно стало.
– Нет. Почему ты думаешь, что это именно тот Рома звонил?
– Свет, ну он сказал, что он именно тот Рома.
– И чё хотел? – подруга, согнувшись, искала тапочки под диваном.
– В кино зовёт.
– Кого? – она прижала найденную домашнюю обувь к груди.
– Нас, блин, кого.
– Я не пойду! – Котова рванула с тапками в руках в сторону санузла.
А я пошла ставить чайник.
– Ну, Свет, – встретились мы на кухне, – Тут нельзя не ходить. Надо по-хорошему, мало ли что.
Она обречено опустилась на стул.
– Вот за что, Мась? – Котова обхватила руками голову, игнорируя пустую чашку, которая всем своим видом требовала насыпать в себя кофе и сахара «сколько надо».
– Ну как за что? – я растерянно застыла с извергающим пар металлическим чайником в руке.
– За что мне это всё? – она покорно наполнила чашку нужным количеством слагаемых.
– Свет, хорошо же всё закончилось, – я вспомнила про молоко. – Надеюсь, – вырвалось у меня в дверцу холодильника.
– Вот на хрен я с ним связалась?
– С кем? – я села напротив, не понимая, куда мне сдвинуть этот чайник на этой маленькой поверхности кухонного стола, чтобы хорошо видеть лицо подруги.
– Да с одним там. Знакомым.
– Очень информативно, Свет. Прям всё на свои места сразу встало.
И вот в этом она вся: «один мой знакомый» или «ты его не знаешь». Вроде, дружим большую часть жизни, но всех её одних знакомых я не знаю.
– Мась, не злись, и так плохо.
Я уставилась в своё искаженное отражение в чайнике. Надеюсь, что оно действительно искажается. Положа руку на сердце, никогда раньше не смотрелась в чайник….
– Короче, друг Коляна, ну ты помнишь, с института, – подала голос подруга, – Предложил привезти траву....
– Что это за услуги такие? – от возмущения я выронила пачку сигарет.
– Ну он просто сказал, что у него есть. Ну я говорю «давай». Договорились встретиться у метро. Я пришла, он отдал коробок. Я ещё удивилась, чё он на машине около метро решил встречаться. Там же парковаться неудобно. Говорю ему – до дома довези. Он такой – не, не могу, ехать надо. Ну я и пошла.
– Далеко?
– Да не далеко, Мась. Около «Шаурмы» подошли менты. Документы там. Покажите сумку. Ну я и показала.
– Понятно. Сдал тебя один твой знакомый. Не понятно, с чего они решили, что ты откупиться сможешь. Тебя же явно не посадить хотели.
– Коля, наверное, рассказал, что я хату сдаю.
– Что же Коля не рассказал, что хату вы бабушкину сдаёте напополам с родителями?
– Ну, может, они хотели, чтобы я им квартиру отписала?
– Ну это вообще! За коробок анаши? Хотя, кому сидеть охота? Хорошо, конечно, пистолет тебе с убийства не подбросили. Вместе с трупом.
– Чё теперь делать, Мась?
– Да ничё! – Бунинский план раскрутить Светку за «план» злил и пугал одновременно. – В кино пойдём. Только брать у них ничего не будем. И вообще ничего брать не будем. Отпечатки там. Не понятно, что у них на уме. И дашь понять, что денег у нас нет!
– Как дам понять?
– Так и скажешь – нет бабла, нищие мы, без работы.
– Чё, прям так?
– Всё, Свет, не беси, я в душ.
– Ладно, я домой. Тогда у лифта в 21:20.
Струи тёплой воды, вопреки задуманному, ещё больше разбрасывали мои мысли. Это как будто не со мной. Ну это, откровенно говоря, и не совсем со мной происходит. Но и от Светки, тихого омута, я таких приключений не ожидала, несмотря на широкую известность соответствующей фразы.
Взгляд скользнул по ногам: эти чёртовы ногти. Надо с ними что-то делать. Завернувшись в полотенце, я направилась на поиски ацетона без ацетона. Хотя педикюр напоминал нечто монументально застывшее, какие-то скульптуры горных систем, чем просто лак.
Так, а где же эта жидкость? В предвкушении скорого очищения мозг выхватил из загашника запах искомой продукции. Ох, этот незабываемый аромат. Точно! Я же благоухала им не далее как вчера в кабинете Бунина. Флакон в сумке.
Я удобно устроилась на краю дивана с заветным артефактом в руках. Глазами победителя окинула то, что должно было быть ровным чёрным покрытием в другой реальности. Довольно, во всех смыслах этого слова, смочила ватный диск. Наклонилась к своим изуродованным обстоятельствами ногтям, и практически лицом к лицу, если так можно выразиться, столкнулась с глянцевым недоразумением из прошлого дня. Чёрное пятно лака приветливо смотрело на меня с поверхности белого паласа. Того паласа, что моей маме был очень люб и дорог. То пятно, которое при определённом ракурсе, казалось, нахально подмигивает.
ЕГО МИР. Глава 2
– Слушаю! – пробасил в трубку Бунин.
– Вась, ты там уснул?
– Да иду уже.
Раньше последнюю фразу собеседника непременно венчали бы короткие гудки. А теперь несуразная тишина. Или ваш друг просто сделал паузу, или же эта тишина имеет значительно более длительный характер, и вам следует перезвонить, если желание говорить ещё осталось. Раньше....
Лобовое стекло беспрестанно обнимали снежинки. Вечерние прохожие по возможности обнимали друг друга в знак противостояния обледенелому бездорожью. Меня обнимали только мысли – моя единственная твёрдая опора в мягком, проваливающемся слое действительности.
– Уф, скользко как! На пороге чуть не нае… не на…енто самое, – Вася отдал всего себя в распоряжение автомобильного кресла, с угнетающим для любого владельца звуком захлопнув за собой дверь.
– Вася…. Легче! Это же не ваш Уазик.
– Ох, простите, товарищ капитан, мы люди простые, к дорогим машинам не привыкшие, – Бунин драматично положил правую руку на то место, где в его теле, если верить патологоанатому, должно было быть сердце.
– Работать надо, Вася, тогда и будет, к чему привыкать.
– А давно ли ты, Роман Дмитрич, пробовал жить на ментовскую зарплату? –он самодовольно взбирался на своего любимого коня «Я почти честный мент, мне платят мало!». – Ну вот тупо прожить: похавать там нормально, за хату заплатить?
– Не плачь, Вася, ты же офицер.
– Не плачу, Рома! Я не плачу и они не платят! – Бунин от души засмеялся.
Вася вообще давно живёт по принципу «Сам себя не рассмешишь – никто не рассмешит». Самостоятельный такой комик российского МВД.
– Так, сейчас прямо, потом второй поворот направо.
– Ты пробил их хоть? Особенно вторую?
– Чистые как спирт – не привлекались, не участвовали.
– Ага, как спирт. Больничный. Если под больничкой подразумевается психиатрическая! – веселился Бунин. – А кем работают?
– Работают никем, коллеги, так сказать. А сам чего не пробил? Мало ли, чья эта дочка.
– Да у меня эта дочка молчала как партизан на допросе. А мне и пробивать особо было некогда. Проверка, сам понимаешь. Но информатор слил, что обычная, с деньгами порядок. Не олигарх, но на откуп Василию Михайловичу должно было хватить. И хватило бы, – распалялся Бунин, – Если бы не благородный Роман Дмитрич из Управления.
– Вася, заканчивай проповедь по безвременно ушедшей взятке, приехали. Вот эта улица, вот этот дом.
– Вот эта тёлка, что я влюблён, – капитан манерно испоганил известную песню.
– «Тёлка»? Вася, не позорь мундир.
– Так я его, мундир этот, почему, думаешь, не ношу? Да чтоб не позорить!
От Бунинского гогота голова обещала начать болеть. А голова – не люди: слово своё сдержит.
– Вась, угомонись, сейчас уже должны подойти. Видишь их?
– Не, дай Бог, не придут!
Заставить Васю не ржать – равносильно как заставить его работать. Невозможно!
– Ром, да ты не переживай, я за них пиво выпью.
– За это я и переживаю.
Череп покрывался клейкой плёнкой ноющей боли. Не вовремя. Это очень не вовремя. Заставлял себя игнорировать его тупой смех и ожидание её. Взгляд ударялся о лобовое стекло и, уступая грубой прочности, рассеивался. Как снег. Этот снег, что бесконечно падал и умирал. Каждой своей попыткой. Глупо. Бесполезно. Он напоминал «парашютистов» – граждан, решивших оборвать убогое времяпрепровождение на планете Земля путём выбрасывания себя вместе со своим содержимым на улицы равнодушного города. Из каких-то окон. Чтобы наконец попасть на какое-то внимание. Как снег. Все эти люди – снег….
– А они учились вообще? Корочка есть? – Бунин вдруг проникся участницами предстоящей встречи.
– Василий, с каких пор вам небезразличен уровень чьего бы то ни было образования? Планируете, в каком русле повести дискуссию?
– Я-то? Я, Роман Дмитриевич, планирую хорошо выпить и закусить, – он принялся втирать предвкушение крупными ладонями в колени. – Так чего там?
– Котова дизайнер, Леонова психолог.
– Психолог? – капитан сморщился, как будто его лицо с непреодолимой силой затягивало изнутри. – Психолог, блин. То-то она мне сразу не понравилась.
– Денег тебе не дала – вот и не понравилась.
– А семья, дети?
– Не замужем, без детей.
– Оно и понятно. Дураков нет. Слушай, Ром, так им сколько там, тридцать? И детей нет? И мужа? Чё-то они какие-то… бесполезные!
Бесполезные. Снежинки. Разбивались. О лобовое стекло.
МОЙ МИР. Глава 5
Лифт заставлял себя ждать, лестница отвращала запахом крашеных стен. Я с удовольствием перебирала пальцами ног в ботинке – не прилипают! Светка вдумчиво хмурила лоб – просто хмурила лоб. В общем, каждый коротал время на свой манер в ожидании заблудившегося в этажах перевозчика.
Холодный свет и зеркало наконец прибывшей кабины вынудили посмотреть на себя по-новому.
– Хоть бы они не приехали, – жалобно подала голос подруга.
– Хоть бы они приехали без ОМОНа. А то я прям не знаю, чего от тебя ждать.
Светка печально отвернулась от зеркальной поверхности и с поникшей головой вступила на этаж. Она, я думаю, сама не очень понимала, чего ей от себя ждать.
На улице февраль радостно бросал нам в лицо беспардонные снежинки. Я неустанно вздрагивала от каждой их удачной попытки проникновения мне за шиворот. Казалось, сними я куртку, и со спины рухнет лавина, перемешанная с моим негодованием почти в равных пропорциях. Статические декорации бесцветного ряда домов утомляли с первого взгляда. Со второго, надо отметить, утомление обращалось смирением.
– Ты их видишь? Должны были приехать уже, – я не то, что бы замёрзла, я скорее просто забыла, что такое тепло.
– Ну вон они, наверное.
Я повернулась в сторону Котовского «наверное»: сквозь плотную штору снега пробивались короткие позывные жёлтых фар.
– Свет, ты нормальная? И давно ты их видишь? – я схватила её под руку и двинула нас обоих в сторону «маяка».
– Ну пусть ждут, раз им надо.
– Блин, раз им надо.... А нам надо, что мы тут как две дуры стоим, ищем свет в конце туннеля?
– Не знаю, я ничего не искала, – Котова уверенным движением запаковала выпавшую прядь волос поглубже в капюшон.
Почему-то при малейшей опасности столкновения с мужским обществом я теряю самообладание и мою так называемую уверенность в себе. Светка же наоборот, как-то ментально приосанивается, наполняясь одновременно высокомерием и снисходительностью к тем, кого принято называть сильным полом. Мою недавнюю решимость уже сесть наконец-таки в машину в процессе движения плавно перехватывала подруга, и теперь уже не я её тащила к зазывно моргающему автомобилю, а она меня.
Дверь распахнулась. И вышел он. Такой красивый. Такой....
– Марселина Андреевна, а мы с Василием Михайловичем боялись, что вы передумаете.
Он улыбается….
Светка толкнула меня в сторону задней двери. К месту за водителем. За Ним. Я послушно направилась в указанном направлении, думая о том, что в этой ситуации самое главное – не упасть.
В салоне пахло кожей. И Буниным. Который даже не удосужился развернуть к нам своё величество. Дождавшись, пока Светка усядется рядом, я захлопнула дверь.
– Учись, Вася, как надо автомобильные двери закрывать. Нежно и бережно.
Гулкий удар с другой стороны и улыбающееся Светкино лицо поставили брезгливую точку в моём начавшемся было диалоге с Внутренним Критиком на предмет того, считать ли всё вышесказанное Ромой неким романтическим посылом моей персоне.
– А ты борзая, Котова, – заржал Бунин.
– Не ты, а вы, – важно донеслось с заднего сидения.
– Да ТЫ что, серьёзно? – он живо повернулся в нашу сторону и упёрся свирепым взглядом прямо в меня.
Хрупкая Светка, сидевшая за монументальным капитаном, преспокойно снимала перчатки вне зоны действия его зрительного ресурса.
– Ладно, будем считать, подружились, – Рома нажал на педаль газа.
Тепло салона и плавный ход иномарки принуждали чувствовать себя чайным пакетиком: хотелось так же расслабленно и без остатка погрузиться в предлагаемые обстоятельства.
– Подвиньтесь, капитан. Или как вас там? – Светка ударила ногой в кресло слуги закона. – Мне тесно!
– Ага, сейчас, – через гнетущую паузу отозвался Василий.
Нащупав сбоку нужный рычаг, он решительным движением отодвинул сидение назад и откинул спинку. Я, инстинктивно поджав ноги, округлившимися от пугающей абсурдности ситуации глазами смотрела то на невозмутимую Котову, то на короткостриженный и довольный собой затылок Бунина.
– Двинуться надо в другую сторону, – видно было, что подруга тщательно подбирает слова. – У вас в милиции все такие?
– Какие? – пробасил Бунин, теряя удовольствие от происходящего.
– Несообразительные.
– Слышь, Ром, несообразительные, – салон наполнился густым как жирная сметана хохотом Васи.
– А при чем тут Рома?
Светка переманила напыщенность Бунина к себе и сейчас единолично наслаждалась ситуацией. Сначала моё самообладание, теперь Бунинское. Если я уже смирилась с ощущением того, что меня морально ограбили, то как на этом месте преступления поведет себя оперуполномоченный Василий?
– Капитан, я вопрос задала! – Котова, улыбаясь чему-то в своей голове, ударила рукой по креслу практически нависшего над ней сотрудника. – Вперёд кресло подвинь.
– Не подвинь, а «подвиньте, пожалуйста, уважаемый капитан Бунин».
– Ага, подвинь кресло, Бунин, капитан.
Мне подумалось, что от напряжения в салоне стёкла сейчас обязательно начнут трескаться. Неспешно так: одно за другим, щедро сдабривая бисерными осколками неугомонных пассажиров. Меня разрывало от понимания необходимости что-то сказать и от незнания того, что тут вообще говорить.
– Слушай, – Вася выдохнул, наверное, считал до десяти, – Ты же маленькая. Как мышь. Тебе там ещё места до фига.
– Ну я как мышь, ты как медведь, – Бунинская аналогия явно пришлась подруге не по вкусу.
– Чё? Медведь? – он погрузился в задумчивость. – Это ты поэтому вчера в кабинете молчала? Слово из тебя вытянуть не могли. Мёртвой притворялась?
– Приехали, – безучастно констатировал Рома.
И так же безучастно покинул поле битвы, аккуратно захлопнув дверь с другой стороны.
Бунин привёл кресло в первоначальное положение, вылез сам и даже открыл Светке дверь. Я самочинно выгрузила себя из машины. Рома стоял к нам спиной, засунув руки в карманы чёрного, как его настроение, пальто.
– Ну, двинем? – Вася на удивление был бодр и весел. – Пошли, Котова, – он вскинул руку в сторону здания светящегося от неона кинотеатра, – Там места много, тесно не будет.
Молча, сохраняя ранее образовавшуюся дистанцию, мы втроём побрели за вожаком нашей стаи.
– Он недоволен! – постоянно повторял мой Внутренний Критик. – Он очень недоволен!
И это было очевидно, но я не понимала причины такой резкой перемены в поведении Романа. Что я сделала не так? И я ли что-то делала не так? Почему его эмоциональное состояние вообще зависит от меня? Может, это я уже себе что-то там навыдумывала? А у него всего-навсего свои обстоятельства. Работа там. Дела. Девушка…. От этой мысли стало как-то совсем уж грустно.
– Зато свободно! – подбодрил Критик, что в принципе ему несвойственно. – Веди себя свободно, какая разница, что он подумает? Он слишком красивый, чтобы быть одиноким. Он слишком красивый. Для тебя!
Узнаю свой внутренний голос! А то я было перепугалась, что его подменили. Верно всё это, конечно. Он слишком красивый для меня. Стряхнув мокрый снег и вязкие сомнения, я поблагодарила Васю за заботливо приоткрытую дверь кинотеатра.
Светка, уперев руки в бока, внимательно изучала киноменю. Рома равнодушно присутствовал.
– Ну чё? На ужасы или на комедию? – оценив предлагаемые сеансы, вопросил Бунин.
– На ужасы, – отозвалась подруга, расстёгивая куртку.
– А не испугаешься, Котова? – Вася излучал добродушие.
– Ну ты же там не снимался? – парировала Светка.
– А ты…. Вы куда хотите? – капитан обратился ко мне.
– Леонова, – подсказала я. – Я бы лучше пошла на комедию, но если все за ужасы, то мне не сильно принципиально.
– Ну ладно, не в участке, – улыбнулся Бунин. – Давайте нормально знакомиться. Вася! –он театрально склонил голову в поклоне.
– Света.
– Ну тебя, Котова, я забыть не могу. А тебя.... Вас как?
– Марселина. Можно на ты. Можно Мася.
– Интересное имя, никогда такого не слышал, – возвестил опер.
– Да, я тоже, – согласилась я, не отрывая взгляд от афиши, обещающий в новом сезоне качественное русское кино. – Ну так что, решили, что будем смотреть?
Василий обрёл ранее потерянное самодовольство и с ухмылкой наблюдал за каждым моим движением. Я решила уже до конца нести свою словесную инициативу в массы.
– Роман Дмитриевич, – я так внезапно вспомнила его отчество, что даже не успела удивиться сама себе, – Мы тут уже перезнакомились и дружно решили идти на ужасы.
Он обернулся в своём прежнем, парализующем меня обличии – красивый и с улыбкой. От него веяло ощущением постоянного, всепоглощающего контроля и слегка сладковатым ароматом духов.
– Рома! – он чуть склонил голову. – Я выбрал комедию.
Он смотрел на меня. Когда говорил и когда просто улыбался. Одними губами. Своими красивыми губами красиво улыбался. Мне кажется, когда он стоял к нам спиной, он всё равно смотрел на меня. И улыбался.
– Нууу, – протянул Бунин, – Явно же несмешно будет. Там от комедии одно название.
– Ужасы на работе посмотришь, – Рома двинулся к кассам.
– Нудный он, девчонки, – резюмировал происходящее капитан. – Пошли куртки сдадим и буфет-туалет, а то десять минут до начала.
Мы ринулись исполнять намеченное Василием. Забрав номерки у поседевшей скорее от карусели приёма-выдачи чужой одежды, чем от возраста гардеробщицы, обозначив, что мы будем есть и пить дружелюбному Васе, так стойко и мило отказывавшемуся от наших денег, что на эту тему даже не хотелось шутить, мы со Светкой направились в последний из обозначенных капитаном пункт.
В туалете, на удивление, не было привычной для всех дам очереди. Мало того, кроме старательной уборщицы, в царстве хлорки и кафеля пребывали только мы. Справившись с добычей воду из сияющего над раковиной чуда техники, я подставила руки под тёплую струю.
– Всё идёт хорошо! – отправила я мысленный посыл своему отражению, до конца не разобравшись, уговариваю ли я себя или устанавливаю факт.
Громко хлопнув дверью кабинки, ко мне присоединилась самодовольная Светка. Видимо, с этого дня она решила любые манипуляции с дверьми проделывать с особой слышимостью для окружающих. Так сказать, артист узкого жанра ищет своего зрителя.
Я почувствовала, как тревога нежно ласкает мою шею, постепенно спускаясь всё ниже и ниже.
– Ни хрена не хорошо! – вырвалось у Внутреннего Критика. – Это всё иллюзия.
– Это я опять придумала всё сама.
Светка безмятежно топила ладони под краном, улыбаясь своему отражению в на удивление чистом зеркале. Под шум воды, изрекаемой блестящим обрубком сантехники, началась трансформация моего «ой, а что же будет?» в «собственно, какого хрена?».
Подруга тем временем, игнорируя переходный период моих переживательных конструкций, с философским спокойствием подставила руки навстречу тёплому потоку сушилки.
Меня злил её поведенческий коктейль из невозмутимости и нарочитости. Почему волнуюсь одна я, а она только и делает, что всё усугубляет? Зачем было злить Бунина – человека, пусть за адекватность которого и ручается МВД, но не факт что подобные проверки на моральную прочность ему ещё кто-то устраивал. Точнее, нет гарантии, что тот рисковый персонаж жив и здоров. А, может, это и правильно, может, это и есть пресловутое самоуважение?
– А ты что-нибудь слышала про этот фильм? На который мы сейчас пойдём? – Котова с ясным, почти детским взором подтвердила моё присутствие здесь.
– Нет, – вздохнула я.
– А она действительно на мышку похожа, – выдохнул мой Внутренний Критик.
ЕГО МИР. Глава 3
– Ром, ну давай на ужасы, а? – Бунин с надеждой пробасил за плечом. – Вон и девчонки согласны.
– «Девчонки»? А ты быстро адаптируешься, Вася.
– Ну а чё? Нормальные же.
– Ну нормальным же «девчонкам» ужасов хватило вчера в твоём кабинете.
– Ну посмотри на афишу. Явно же… фигня.
Тот редкий случай, когда целиком и полностью правда на стороне капитана Бунина, но Она сказала, что выбрала бы комедию. Значит мы все пойдём на комедию.
Штурмовавшие приступы мигрени плавно вошли в фазу штиля, вернув способность анализировать. В машине казалось, что это ошибка. Я принял неверное решение. По этому дрянному поводу головная боль превратилась в оркестр невыносимых ощущений. Но это была весьма преждевременная капитуляция.
– Ну где они? Через две минуты фильм уже начнётся, – Вася смотрел по сторонам, периодически непроизвольно жонглируя набранными в буфете аксессуарами посетителей кинотеатра.
Пакеты с попкорном и газированные бутылки так и норовили покинуть крепкие объятия капитана Бунина.
– Я надеюсь, ты деньги с них не взял за вот это вот?
– Ты совсем? – капитан обиженно схватился за особенно резвый пакет кукурузы, – Конечно, не взял. А они предлагали. Настойчиво!
Он так похож на участника пубертата: нелепый симбиоз душевной инфантильности и возрастного налёта. Хотя почему «похож»? Он самый что ни на есть истинный представитель выросших детей. Выросших, но не повзрослевших.
С их точки зрения, каждый может стать взрослым – это вопрос времени. Однако они упускают тот факт, что далеко не каждый в силах перестать быть ребёнком – это уже вопрос самоорганизации. Интеллектуальной гигиены, если будет угодно. Целенаправленный поиск и устранение любых недостойных взрослого человека конструктов. Обида, неуверенность в себе, грусть-печаль-тоска и иже с ними. Всё, что делает тебя слабым и беспомощным. Всё, что делает тебя ребёнком в этом взрослом мире и обрюзгшем теле. Несмотря на то, что население в большинстве своём – жалкие и несчастные дети, пусть получившие паспорт и окончившие такие же не нужные, как они сами, ВУЗы, мир не перестанет быть взрослым. Как церковь не перестает быть святыней, вопреки миллионам грешников, пылящих псевдораскаянием на иконостасы.