Отстойник

Кате казалось, что голова у неё треснула и развалилась пополам, будто спелый арбуз. Болела она нестерпимо, перед глазами плавали черные точки, то разбегаясь по сторонам, словно тараканы на свету, то сливаясь в одну большую тень. И тогда Катя вообще ничего не видела. Впрочем, глаза лучше было не открывать, иначе головокружение становилось таким сильным, будто она летела на «американских горках» да еще и вниз головой. Катя никак не могла вдохнуть полной грудью, справа под ребро словно загнали железный гвоздь, и он вонзался все глубже и глубже при каждом вдохе. Только голос Русланчика не позволял ей снова отключиться.

Мужчины вытащили Катю из маршрутки на руках и уложили на землю поодаль.

«Водитель. Блин, мы забыли про водителя,» – спохватился юноша, когда Катя была устроена поудобнее подальше от машины. Эдуард небезосновательно полагал, что она может взорваться. Мужчины бросились к машине, огибая её по дуге, но кроме битого стекла перед автомобилем не оказалось ничего и никого. Куда он мог деться? Ведь они оба ясно видели, как водитель вылетел в разбитое лобовое стекло. Мужчины растерянно огляделись по сторонам.

«А где это мы?» – дошло, наконец, до Никиты. – «Блин, че это? Не понял. Мы где?»

Эдуард Петрович, успевший в силу возраста получить школьное образование в Советском Союзе и морщившийся от убогости Никиткиного лексикона, изобилующими словами-паразитами, как от запаха свежей, тепленькой еще, навозной кучи, озадачился этим вопросом гораздо раньше.

Во все стороны, куда не погляди, разбегались невысокие, округло-пологие холмы, кое-где поросшие серебристо-серой травой. И ни намека на многоэтажные муравейники, путепроводы, торговые центры, забитые автомобилями дороги и прочие признаки цивилизации. Более того, на гори зонте не торчало ни одной вышки сотовой связи или опоры высоковольтной линии электропередач. А главное, вокруг стояла совершенно невообразимая для городского человека тишина: оглушающая, гнетущая, всеобъемлющая. Эдуард Петрович быстро ощупал карманы пальто и делового костюма. Пусто.

«У тебя телефон есть?» – спросил он у юноши. – «Как тебя зовут кстати?»

«А? Никита. Есть,» – ответил тот, выуживая из застегнутого на молнию кармана куртки новенький, подаренный мамой в честь окончания школы, смартфон. – «О, даже не разбился.»

«Дай сюда,» – в нетерпении отобрал у него игрушку одной рукой Эдуард Петрович, одновременно протягивая вторую для знакомства. – «Эдуард Петрович.»

Сети не было.

«Так я и думал.»

В этот момент из разбитой маршрутки донеслось жалобное «мяу».

«Блин, кот,» – спохватился Никита и ринулся к машине. Он выволок из салона спортивную сумку и расстегнул молнию. Очумевший от выпавших на его долю передряг, Моня выскочил из неё быстрее, чем пробка вылетает из бутылки шампанского, и припустил куда-то в сторону со всей скоростью, на которую был способен.

«Стой. Кис-кис-кис,» – бросился было за ним Никита. Вы когда-нибудь пробовали поймать кота, удирающего от Вас со всех ног? Дело заведомо безнадежное. Вот и Никита не смог. Кот вильнул серым хвостом и скрылся в серебристой траве.

Эдуард Петрович, с сомнением оглядел покореженную маршрутку: рванет, не рванет? Вроде не должна. Если бы хотела, то уже рванула. Он решительно забрался в салон и стал шарить там в поисках своих очков, и даже нашел тускло поблескивавшую золотом оправу. Но, увы, стекол в ней не было. Зато нашелся смартфон: покрытый сетью трещин и безжизненный, как дохлая рыба. Прихватив школьный рюкзак мальчика (кирпичи он там носит, что ли?) и вместительную женскую сумку, Эдуард выбрался наружу.

Сложив вещи рядом с все ещё лежащей на земле Катей, мужчины присели рядом.

«Вам, это, лучше?» – спросил Никита.

«Да. Да, спасибо. Только голова кружится и подташнивает. А так все хорошо,» – через силу улыбнулась Катя. – «Спасибо, что вытащили нас. Мы ведь попали в аварию? Я не помню. Мы выехали из города?»

«Вы лежите, не волнуйтесь,» – успокоил её Эдуард Петрович. – «Вас как зовут?»

«Я Катя, а это Руслан – мой сын.»

«Очень приятно, Катя. Я Эдуард Петрович, а это Никита. Мы и правда попали в аварию. Вы с сыном оставайтесь здесь, а мы осмотримся, поищем место, где есть сеть, чтобы вызвать скорую помощь,» – решил он.

Посовещавшись, мужчины разбрелись в разные стороны. Осмотрев местность метров на 500 в каждую сторону, они не обнаружили ничего. То есть, вообще ничего: ни дорог, ни строений, ни заборов, ни даже какого-нибудь мусора: фантиков, смятых пластиковых стаканчиков, раздавленных жестянок из-под пива – верного признака близкого присутствия человека. Сети тоже не было.

Эдуард Петрович, в отличии от безалаберного Никитки, этим обстоятельством был обескуражен и встревожен. Какого черта происходит? Где они? Как могли попасть сюда после аварии? И трава эта какая-то странная. Вид у неё был какой-то искусственный, как у цветов на кладбище. Он в жизни не видел такой травы. Мало того, что она серебристо-серая, а не зеленая, так кроме неё здесь ничего не растет. Разве такое может быть, чтобы на большой территории, которую они осмотрели, в средней полосе России росла только сизая трава и ничего больше? А где же березы, осины, всякие там яблони и самая обычная зеленая трава? У Эдуарда Петровича по спине пробежал холодок.

Когда он вернулся, Никита уже сидел рядом с Катей и, задрав штанину, выковыривал из ноги осколки стекла. Катя заботливо вытирала влажной салфеткой кровь у него на виске.

«Вам удалось найти сеть?» – встретила она вопросом Эдуарда.

«Нет, к сожалению.»

«Ну что ж, значит пока будем обходиться своими силами. Эдуард Петрович, Вы не могли бы поискать в машине аптечку? Ведь там обязательно должна быть аптечка?» – попросила она.

«Конечно, конечно,» – охотно согласился тот, недоумевая, как он сам не сообразил. Чтобы достать из разбитой машины аптечку, пришлось изрядно попотеть. Серая пластиковая коробочка с красным крестом пряталась под передними пассажирскими сиденьями. Содержимое её Катю (которая машину не водила и была несведуща в этих вопросах) сильно удивило. Там не оказалось даже болеутоляющих средств, только большое количество бинтов и лейкопластырей. Они, конечно, пригодились. Ведь из посеченной осколками стекла Никитиной ноги продолжала сочиться кровь. Но, по Катиному разумению, в аптечке непременно должны были быть сердечные препараты, обезболивающие и средства от диареи, в конце концов.

Все нужное нашлось, разумеется, в женской сумке. Женская сумка на каждый день (не тот малюсенький ридикюльчик, с которым девушки ходят на свидания и куда едва помещаются телефон, кошелек и ключи от дома) предмет поистине уникальный. Для своей хозяйки она одновременно является и кейсом с документами, и аптечкой, и салоном красоты, и многим прочим. Катина черная, псевдокожаная сумка на длинной ручке не была исключением. В ней с легкостью помещалась уйма совершенно необходимых предметов: лекарства (от головной боли, температуры, диареи), упаковка тампонов (неприятности любят преподносить сюрпризы), носовой платок, пачка влажных салфеток, блокнот и пара ручек, бахилы в круглой пластмассовой коробочке, пакет (на всякий случай, сумка и сама была весьма вместительной), горсть леденцов на дне, гигиеническая помада, маленькое круглое зеркальце с золотыми бабочками на крышке, массажная щетка для волос, бактерицидный лейкопластырь, зонт и прочее. А что, у кого-то меньше?

«Как солнышко припекает,» – Катя стянула с Руслана куртку и расстегнула свою.

«Ага, я тоже взмок пока по холмам лазил,» – охотно подтвердил Никита. – «Водички бы.»

«Точно, но у нас нет. Даже анальгин пришлось просто так прожевать. Гадость жуткая,» – посмеялась над собой Катя.

«Ну Вы даете, я без воды не смог бы. Даже сироп от кашля всегда в детстве водой запивал,» – развил тему Никита.

«Вы, что, ополоумели? Какая вода, какой сироп, какое детство?» – взорвался вдруг Эдуард Петрович. – «Вы, что, не понимаете? Мы же вообще неизвестно где. Здесь ничего нет, людей нет. Как мы здесь оказались? Может, мы умерли в этой аварии? Может, мы на том свете. А Вы …»

Внезапно нахлынувшая ярость прорвалась, как гнойный нарыв и отступила. Эдуард Петрович бессильно опустился на землю, закрыв лицо руками. Катя смотрела на него с жалостью, но сказать ничего не могла. Ведь она точно знала где они находятся. Провалились сквозь землю, чтобы их никто, никогда не нашел. Как она того и желала.

О дивный новый мир!

С момента крушения летающей маршрутки прошло более четырех часов, когда Эдуард Петрович озвучил мысль, витавшую в воздухе: «Надо куда-нибудь идти. Нет смысла сидеть на месте.»

«А куда?» – с детской непосредственностью отреагировал Никита.

«Хороший вопрос. Вперед, назад, налево, направо – куда тебе больше нравится,» усмехнулся Эдуард Петрович.

«Пойдемте вперед, куда маршрутка ехала, т.е. падала,» – пожала плечами Катя. – «Все равно везде одно и тоже.»

Сложив ставшие ненужными куртки в пустую спортивную сумку Никиты, потихоньку двинулись. Эдуард Петрович свое разорванное пальто презрительно выбросил. Экономя силы, холмы обходили, взбираясь на них лишь изредка, чтобы посмотреть не видно ли на горизонте признаков цивилизации. Но по прошествии нескольких часов пейзаж ничуть не изменился. Серая земля, да и не земля вовсе, а слежавшаяся пыль, легкая и невесомая, будто мука, в которой ноги утопали на несколько сантиметров, покрывала все вокруг и сохраняла цепочку следов путешественников.

«Если поднимется ветер, то от этой пыли будет не продохнуть. И укрыться негде,» – размышлял Эдуард.

К счастью ветра не было. Совсем. Сизая трава с длинными узкими листьями росла прямо в пыли. Из розеток раскинувшихся листьев кое-где торчали вверх полуметровые побеги с чем-то, сильно смахивающим на ягоды. По виду они напоминали гигантские ландыши или, скорее, гладиолусы. Ягоды внизу побега были темно-фиолетовыми, круглыми, блестящими, но чем выше, тем они становились мельче и бледнее. Через несколько часов пути все посматривали на них с нескрываемым интересом.

«Может они съедобные? Давайте попробуем,» – первым не выдержал Никита.

«Вы с ума сошли? Ни в коем случае,» – хором воскликнули Катя и Эдуард Петрович.

«Вот только отравления нам сейчас не хватало,» – добавила Катя. – «Как Вы думаете, который уже час?»

«Половина седьмого,» – бросил взгляд на запястье Эдуард Петрович. Часы современного делового человека – вещь стильная, солидная, без капли пижонства (он же не репер какой-нибудь лохматый) и максимально дорогая выполняли для него ту же функцию, что кольцо в носу или татуировки на теле первобытного дикаря, т. е показывали статус владельца. По прямому назначению эту дорогую игрушку Эдуард Петрович использовал крайне редко. Зачем? Ведь есть смартфон.

«Значит скоро стемнеет, может быть пора устроиться на … ночлег?» – робко предложила Катя.

«Конечно, сударыня. Какой холм предпочитаете: справа или слева?» – язвительный тон свидетельствовал о крайней степени раздражения. Это было понятно, все устали, проголодались и хотели пить.

«Пусть будет справа,» – миролюбиво определилась Катя. Так и порешили. Сизая трава оказалась жесткой, её вытянутые, сухие листья ломались с громким хрустом, будто картофельные чипсы, но, разложив поверх неё куртки, можно было устроиться с комфортом. Руслан уснул почти сразу, даже во сне крепко сжимая мамину руку. Мужчины тоже вскоре засопели. Она же долго размышляла, лежа на спине и уставясь в низкое небо. Они сбежали от Алана. Здесь он их не найдет. В этом Катя была абсолютно уверена. А потому счастлива и спокойна, как ни странно это было в сложившихся обстоятельствах. Она гладила Русланчика по голове и тихо улыбалась своим мыслям.

Низкие, плотные облака неподвижно висели в небе, как бывает при затяжных, осенних дождях. Солнца видно не было, но из-за них пробивался розоватый свет, создавая впечатление раннего вечера. Не яркие, светящиеся столбы, как бывает, когда солнечный лучи вдруг находят прореху в, казалось бы, непроницаемой пелене облаков, а скорее равномерное сияние, но блеклое и тусклое, словно от малосильной лампочки в большом помещении. Темнота так и не наступила.

Никита открыл глаза оттого, что хотел жрать. Не кушать, что в его понимании означало не спеша, жеманно и церемонно отрезать малюсенькие кусочки мяса, используя один из полудюжины комплектов ножей и вилок, окружающих тарелку, с заложенной за воротник белоснежной салфеткой. Короче, как в старом кино про Шерлока Холмса. И не есть – это когда мама накладывает полную тарелку зажаренных до хрустящей корочки куриных окорочков, горку дымящейся картошки и дополняет все это парочкой соленых огурцов. А именно жрать, как с жадностью пожирал он пиццу, картошку-фри, биг-маки, лапшу быстрого приготовления и прочую снедь, с тех пор, как стал жить один в общаге. Казалось, чем больше её ешь, тем больше хочется. Сейчас жрать хотелось нестерпимо.

Воровато оглядевшись (все спят – порядок), он шустро потрусил за ближайший холм вроде как отлить (хотя это тоже было неотложным делом), но на самом деле оборвал нижние, темно-фиолетовые ягоды с одного из побегов и после минутного замешательства торопливо сунул их в рот. Блаженства не случилось, вкусными ягоды не были, но и противными тоже. Не кислые, не сладкие, не горькие – никакие, будто сырок кабачок грызешь, но по крайней мере сочные. А именно пить и хотелось больше всего.

«Ты что, совсем сдурел? Выплюнь немедленно, болван,» – в гневе Эдуард Петрович выражений не выбирал. – «Два пальца в рот, быстро. Чего ждешь? Сдохнуть хочешь?»

Никита послушно исполнил требуемое. Кроме злополучных ягод в желудке не оказалось ничего.

«Сколько тебе лет? Как можно быть таким идиотом?» – продолжал сыпать риторическими вопросами мужчина. Прибежавшая на шум Катя лишь укоризненно покачала головой.

«Как бы то ни было, скоро мы точно узнаем, ядовиты ли ягоды,» – неожиданно спокойно подытожил он. После чего подопытный кролик Никита разом повеселел. Эксперимент начался. Поскольку завтракать было нечем, впрочем, как и умываться, то путешественники вскоре отправились дальше. Сегодня идти было сложнее, жажда мучила всех без исключения. Катя пыталась разжевать очередную таблетку анальгина, она полагала, что у неё сломано ребро или несколько, поэтому так тяжело было вдохнуть. У неё на плече висел школьный рюкзак Руслана, тяжелевший с каждым часом, будто наливающийся не по дням, а по часам соком арбуз.

«Давайте-ка его мне,» – в какой-то момент перехватил лямку Эдуард Петрович. Катя облегченно выдохнула и благодарно улыбнулась.

«И что у тебя тут, парень, кирпичи?» – шутливо обратился он к Руслану. – «В каком ты классе?»

Руслан шутки не понял и совершенно серьезно принялся объяснять, что у него должно было быть шесть уроков. Поэтому помимо учебников и рабочих тетрадей по русскому языку, математике, литературе и окружающему миру в под завязку набитом рюкзаке лежал увесистый мешок со спортивной формой и принадлежности для урока рисования. Кроме всей этой тяжести за спиной у мальчишки болтался мешок со сменной обувью. Весило это снаряжение ученика начальной школы навскидку никак не меньше шести-семи килограмм. Мыслимо ли, что щуплый пацан ростом по пояс Эдуарду Петровичу полдня таскает на плечах такую тяжесть?

Окружающий пейзаж за несколько часов пути не претерпел никаких изменений. Непроницаемая пелена облаков (или все же тумана?) висела так низко, что, казалось, с вершины холма до неё можно дотянуться рукой. Сизая трава покрывала холмы сплошным ковром. Ни малейшего дуновения ветерка, воздух совершенно неподвижен. Перспектива умереть от жажды и голода становилась все более реальной. Взобравшись на очередной холм для рекогносцировки и увидев все ту же, словно замершую, картину, расстелили куртки и легли отдохнуть.

«Как самочувствие, недоросль?» – обратился Эдуард к Никите.

«Нормально. Честное слово, нормально. Давайте я еще ягод съем. Я не отравлюсь,» – горячо заверил его парень.

Сощурив глаза, Эдуард Петрович размышлял над заманчивым предложением. Если они не найдут источник воды (а предпосылок к этому не было никаких), то умрут. Ягоды могли бы дать им шанс. Этот болван уже попробовал их и ничего, не умер. «Пусть ест ягоды,» – цинично рассудил Эдуард. – «Если до вечера с ним ничего не случится, то и я буду.» И медленно кивнул Никитке.

Катя дернулась было что-то возразить и уже открыла рот, но прикусила язычок и опустила глаза. Уж лучше поставить этот эксперимент на Никите, чем на себе и собственном сыне. Пока парень, получивший полную индульгенцию, торопливо засовывал в рот пригоршни блестящих ягод, они обменялись с Эдуардом Петровичем такими понимающими взглядами, что Кате стало гадко и противно, будто она нашла таракана в обеденной тарелке. Мыслили они одинаково. «Но я должна позаботиться о Русланчике,» – мысленно успокоила себя Катя. – «Это самое важное. А с Никитой, наверняка, ничего не случится. Если бы ягоды были ядовиты, ему бы давно стало плохо.»

Руслан свернулся калачиком, положив голову ей на колени. Сегодня он еле передвигал ноги, тормозя и так не слишком быстрый поход, и громким шепотом ныл, что хочет пить и кушать. Катя растратила почти весь запас материнского долготерпения, успокаивая его. Что же с сыном будет завтра, если они не найдут еды и воды? О себе Катя не думала. Вспоминая, как счастлива и спокойна она была еще вчера, девушка ужасалась. Трагичность ситуации, в которой они оказались, Катя прочувствовала только сегодня, когда глаза сына стали несчастными, голодными, молящими о чуде. Что могла предложить ему Катя? Только ягоды. Если с Никитой будет все в порядке. А если нет? Отметая тягостные мысли, словно мусор от порога, Катя внимательно наблюдала за Никитой.

Обглодав несколько побегов на вершине холма, где компания расположилась на привал, Никита подался вниз в поисках новых. Катя хотела было остановить его, крикнув, что хватит, он и так много съел. Но сдержалась, не стала. Эксперимент продолжался. И вполне успешно, пока снизу не донесся Никиткин вопль. Катино сердце рухнуло в пропасть. Судя по отчаянному крику, подопытному кролику стало плохо, а это значило, что Русланчик может погибнуть от жажды. Собратья по несчастью лавиной скатились с холма. Однако, против ожидания, Никита был совершенно здоров и даже изумленно-весел.

«Глядите, что я нашел? Блин, да это же крокодил! А здоровый какой,» – радостно встретил их он, оживленно хвастаясь находкой.

А она и впрямь была примечательной. Череп крокодила полутора метров в длину, ощерившийся огромными зубами, лежал в ложбинке между холмами и выглядел устрашающе. Следом за ним протянулась цепочка позвонков, изрядно присыпанная серой пылью и заканчивающаяся где-то метрах в пяти позади головы. Величественный гигант внушал трепет и благоговение даже будучи скелетом.

«Господи, какой он огромный!» – воскликнула Катя. – «Неужели здесь водятся такие чудовища?»

«Не думаю. Это же крокодил. Ему нужна вода, а здесь её нет,» – вслух размышлял Эдуард Петрович. – «Может быть он попал сюда также, как мы? И просто сдох от голода? И произошло это уже давно. Смотрите, как кости занесло землей.»

«Думаете?» – с сомнением спросила Катя. – «И все же он слишком большой. Разве такие крокодилы бывают?»

Эдуард лишь пожал плечами. Ответ был очевиден. Ведь вот они – кости чудовища, у ног. Значит – бывают. Самое примечательное состояло в том, что скелет был абсолютно целым. А значит, здесь не водилось хищников или падальщиков, которые могли бы растащить кости дохлого крокодила по округе. Никита и Руслан, между тем, силясь изо всех сил, пытались приподнять верхнюю челюсть крокодила и разжиться сувениром на память – парой заостренных клыков. Затея не увенчалась успехом. Клыки сидели прочно, будто приклеенные суперклеем и на провокации не поддавались.

Оказалось, это место способно преподносить сюрпризы. И теперь путешественники глядели в оба глаза. Следующий сюрприз не заставил себя долго ждать. Его углядела Катя, с момента обнаружения скелета крокодила особенно боязливо и настороженно посматривающая по сторонам. Одинокий одуванчик торчал среди сизых листьев сухой травы, бесстрашно высунув ярко-желтую головку. Если бы не это, Катя его и вовсе бы не заметила. Мохнатое солнышко на ножке рассматривали скопом, как величайшее чудо. А пошарив в траве по соседству, обнаружили ещё несколько розеток зеленых листьев. Сомнения, которые терзали всех второй день: не стоило ли пойти в другую сторону, отступили. Если появились одуванчики, будет и что-нибудь другое, хорошо знакомое и, возможно, съедобное.

Бесконечный день закончили безудержным обжорством. Наплевав на благоразумие и осторожность, горстями поедали фиолетовые ягоды, набивая урчащие желудки. Катя заворачивала десяток ягод в узелок носового платка и выжимала сок прямо в рот себе и Руслану. Никита, недолго думая, последовал её примеру, используя свою футболку.

Темнота снова не наступила.

Следующее утро (по крайней мере по дорогущим часам Эдуарда Петровича это было именно оно) спутники встретили поодиночке, разбежавшись в разные стороны и активно удобряя местную, бедную питательными веществами, серую почву. Вполне закономерный результат поедания неизвестных ягод (к тому же немытых). Голод и жажда, взявшие вчера вверх над здравомыслием, сослужили путникам плохую службу. И если бы не чудесная Катина сумка с лекарствами и на такой вот критический случай, маяться бы им расстройством желудка ещё долго.

Как ни хороши были ягоды, утолявшие голод и жажду, но очень уж безвкусны. Ужасно хотелось чего-нибудь с ярко выраженным вкусом: холодного мяса с хреном, таким ядреным, чтобы слезы навернулись на глаза, тонко нарезанного лимона, посыпанного сахаром, соленого огурцы или шоколада. Шоколада хотелось больше всего – горького, с цельным лесным орехом. Такой Катя любила больше всего, предпочитая Ritter Sport. Квадратная упаковка шоколадки – коричневая, блестящая, с россыпью орехов на картинке, – возникла перед глазами так явственно, что Катя даже почувствовала запах шоколада. Неожиданно девушка проняла, что под рукой что-то есть. Пошарив пальцами в пыли, Катя с изумлением ухватила за уголок упаковку от шоколадки и вытащила на свет. С ума сойти! Это была именно она, упаковка от Ritter Sport с цельным лесным орехом. Бывают же такие совпадения! Жаль, что она пустая.

Несмотря на досадное утреннее происшествие, сегодня идти было гораздо легче. Жажда не сушила глотки, голод не рычал в животе диким зверем. Никита и Руслан, не жалея ног, носились по холмам, проверяя каждую ложбинку по пути. Скелеты гигантских крокодилов больше не попадались (живые крокодилы против Катиных опасений тоже). Уже под вечер Руслан прибежал к маме с заговорщицким видом, пряча руки за спиной, и вручил ей цветы.

«Вьюнок? Это же вьюнок,» – воскликнула Катя, хорошо знакомая не понаслышке с этим сорняком, глядя на бледно-розовые, почти белые цветки в форме колокольчиков. Проводя летние каникулы в деревне у бабушки, она частенько отрабатывала трудовую повинность, выпалывая сорняки на её обширном огороде. Вьюнок был вездесущ и неистребим, как комары летним вечером. Тонкие, белые корни, похожие на проволоку, пронизывали землю во всех направлениях. И сколько бы Катя их не вырывала, меньше их не становилось. Уже через неделю тщательно прополотая грядка ощетинивалась свежими побегами вьюнка и, если промедлить с прополкой, покрывалась сплошным ковром зацветающего сорняка. Ползучий вьюнок душил любое культурное растение, обвиваясь вокруг него, словно змея, и вытеснял с грядок даже другие сорняки. С серебристо-серой местной травой он тоже справлялся: цепляясь и закручиваясь спиралью поднимался вверх по побегам с ягодами, раскидывая зеленые щупальца поверх ломких, сизых листьев. И все же, островок яркой зелени был отрадой для человеческих глаз, уставших от блеклой серости этого места.

«Вам когда-нибудь приходилось пропалывать огород?» – озадачила своих спутников вопросом Катя, устраиваясь на ночлег на вершине холма. – «Здесь растут сорняки: одуванчики и вьюнок. Они очень агрессивные. Если попадут на грядку, то ничем их уже не выведешь. И, главное, неприхотливые. Растут где угодно, даже там, где культурные растения ни за что не приживутся: на обочинах дорог, вытоптанных тропинках, рядом с мусорками. А сорняки вырастут и будут благоденствовать. Возможно, именно поэтому они тут и сумели зацепиться.»

«В этом есть смысл,» – не мог не согласиться Эдуард Петрович.

Ловушка для мух.

Катя проснулась от страшного грохота. Земля содрогнулась, на мгновение исчезла из-под тела так, что девушка буквально зависла в воздухе, а потом больно ударила ее в спину. Катя успела распахнуть глаза, приподняться на локте и даже увидеть открытый в крике ужаса рот Эдуарда Петровича, но самого крика не услышала и понять ничего не успела. Могучая волна, взбежавшая на холм легко, будто спринтер, обрушилась на лагерь путников и вмиг снесла их вместе с пожитками, скинув в лощину между холмами и упав сверху, пенясь и шипя.