Аквамарин: по моим правилам. Часть 2

– Так. Дальше. – потребовал продолжения Трейшоун, и Лив кивнула.

– Но вот так получилось… Я его не убила и не собираюсь убивать. Так что, извини, черная гора, расквитаться за твоих людей не получится…

Эйден и Брайан шокировано переглянулись и одновременно заголосили:

– Лив, что ты делаешь???

– Что ты такое говоришь, дочь??? Ты свихнулась???

Но Оливия, поплыв по мягкому, обволакивающему течению успокоительного, только вяло махнула им рукой, нисколько не обеспокоившись их треволнением. Она напрягала слух и размякшие извилины, чтобы понять, что там отвечает Трейшоун… Или что там орет Трейшоун в трубку, разнося свое чувство превосходства и неудержимой, безумной злобы на несколько метров вперед через мобильник, и даже приезжать и стоять рядом с ним для ощущения эффекта не нужно было.

– Что ты сказала??? Что значит «не получится»??? Так ты кинуть наш договор решила, курица беложопая?!? – заорал Трейшоун так, что даже Эйден и Брайан со своих мест повскакивали, видимо, собираясь помочь в поисках барабанных перепонок Оливии, если вдруг возникнет такая необходимость. Но, к сожалению, возможности такой не представилось, потому что уши Лив завяли и завернулись от следующих непечатных слов и словечек, которые она слышала впервые и которые содержали в себе контекст расистского характера, а также глубокую неприязнь к самой Лив, ее семье, что-то даже насчет внешнего вида и формы лица проскочило…

К несчастью для распалившегося Трейшоуна, Лив сейчас воспринимала его ор через толстое, пуленепробиваемое стекло своего успокоительного, а значит, совсем не обеспокоилась агрессивно настроенным состоянием афроамериканского вожака.

– …что еще за на хрен??? – закончил, наконец, свою несколько экспрессивную речь Трейшоун, и воцарилась тишина, прервавшаяся уже через секунду другим ором: это заверещал оскорбленный до глубины души таким грубым обращением с его дочерью Эйден Мартинес, надвигаясь на мобильник Лив и глядя на него, как на заклятого врага:

– Да как он посмел сказать такое моей Оливии?!? Да я его с дерьмом так смешаю, что никто и различить не сможет, где в этой куче дерьмо, а где – Трейшоун Джонс!!! А ну-ка, дай-ка мне трубочку, дочь…

Лив только нахмурено махнула на отца рукой, призвав успокоиться и сесть на место, а сама хохотнула в трубку:

– Ты бы потише тренькал, холм, а то отец из соседней комнаты услышал и превратился в хищного кондора с крючковатым носом… Неужели тебе захотелось послушать, что он в ответ на твои «комплименты» прокаркает?? И кстати, пока ты снова не испустил все хорошее, что из тебя так и прет, у меня к тебе есть еще и другая новость. – Лив вздохнула и, не удержавшись, прикрыла глаза, положив голову на спинку кресла… Спать хотелось все сильнее и сильнее… Руке уже телефон держать стало как-то невмоготу… – Помниться мне, у нас как-то давненько был и другой договор, по которому ты обещал, что твои люди никогда не притронутся ко мне или к моей машине… То же и бизнеса нашего касалось… Припоминаешь, здоровяк?

– Что ты хочешь этим сказать, девочка?!? – прорычал злобный голос в трубку. – Я свои обещания держу…

– Правда? – Лив даже заулыбалась, ей было так тепло сейчас и невыносимо приятно выводить из себя этого черного титана с грозной кличкой «зверь». – Ой, ну тогда, значит, твою фирменную банданку, ну ту, зеленую, с красивой картинкой блестящего, испачканного в крови холодного оружия, сплагиатили себе какие-то другие темнокожие налетчики, иначе, как объяснить то, что сегодня на меня средь бела дня и запруженной Стрейтен и Хайвэй-стрит накинулись двое симпатичных мальчишек, один из которых, блестящий обладатель золотых зубов и твоей знаковой банданки, тыкал в мою, перегруженную нерадостными мыслями, голову чем-то, ужасно похожим на пистолет, и просил в не совсем корректной форме выйти из машины и передать мой «Эскалэйд» в единоличное пользование этих разноцветных дружков, дабы они могли продолжить свое путешествие с ветерком и комфортом! А я, между прочим, была не очень тепло одета, ты в окно-то сегодня смотрел?? Ветер, холод, бррр…

– Этого не может быть! – отрезал Трейшоун. – Ты врешь! Я давал четкие инструкции всем своим людям насчет тебя…

Лив даже проснулась, возмущенно проговорив:

– Я никогда не вру, громила! Забыл?? А насчет инструкций… Значит, этот малыш либо спал на твоем нудном уроке по географии разбойного промысла, либо страдает распадом постоянства памяти… Вот же дурацкая картина! И чего она мне сейчас-то припомнилась?.. – тихо проговорила сама с собой Лив, а Трейшоун замолчал, раздумывая.

Наконец, он проговорил:

– Это наверняка был кто-то из новеньких… Возможно, уличные боссы не успели ввести его в курс дела, так что…

– Так что поступим следующим образом, мистер Джонс: ты не предъявляешь мне претензий из-за моей внезапно вспыхнувшей жалости к моему мучителю Эрнесто, а я не раздуваю из мухи слона историю о нападении твоего человека на меня, которая, кстати говоря, могла закончиться очень плачевно, не будь у меня с собой пистолета, а у этого парня – худосочной, трусливой задницы. – весело закончила Лив, чуть приоткрыв глаза и посмотрев в напряженные и недовольные лица Эйдена и Брайана, обращенные со всем своим вниманием к ней.

Трейшоун недовольно зарычал и крикнул:

– Мне некогда обсуждать с тобой подобные, охренеть, какие идиотские условия по телефону, так что завтра жду тебя у себя, дочка Эйдена!! Одну и без оружия, не забывай! Клуб «Кинг», два часа. – бросил он и отключился, а Лив поморщилась и убрала телефон.

– Ну вот… Не мог он просто согласиться, что ли?.. Нет, тащись к нему завтра, будто мне охота… – зевнула Лив и устроилась на кресле калачиком, положив тяжелую и теплую голову, вокруг которой изображение немного съезжало куда-то влево, на мягкую кожаную ручку, расслабившись.

Эйден вскочил на ноги, сжимая кулаки.

– Почему ты не сказала мне, что пообещала сдать ему Эрнесто в обмен на наше перемирие??? – вскричал он, и злясь, и негодуя, и беспокоясь одновременно. – И что за история с нападением? Что с тобой приключилось, дочь??

Лив прозрачно и бессмысленно посмотрела на него, проваливаясь в пучину безмятежности и тепла, знаменующуюся долгожданным отсутствием боли и отдыхом, поэтому только медленно проговорила тяжелыми губами:

– Давай как-нибудь потом об этом поговорим, отец. У меня сегодня чертовски неудачный день, и что-то… спать охота… – она потянулась за пультом и включила телевизор, бессмысленно глядя на картинки, сменяющие друг друга на экране, и демонстрируя, что разговор окончен.

Эйден недовольно дышал, но Брайан, успокаивающе хлопнув его по плечу, проговорил:

– Идем, Эйден. Пусть отдохнет. Завтра все обсудим. – и он увлек нехотя следующего за ним грозного босса мафии-заботливого папочку вон из гостиной.

Лив не могла ни о чем думать, карусель кружилась вокруг нее и внутри нее, затягивая ее в свою пучину… На экране телевизора показывали какую-то лабораторию, ученых, пялящихся через гигантский телескоп на звездное небо, и Лив, закрыв глаза и качаясь на волнах подступающего сна, сквозь муть услышала:

– …недавно обнаруженная сверхновая звезда, по наблюдениям астрономов, в двадцать раз ярче всех, вместе взятых, звезд нашей галактики…

«Ого, везет же людям, не зря столько лет на небо таращились, зрение портили… И откуда берутся эти суперзвезды?..» – проплыла мысль в голове Лив, в ответ на которую из телевизора донеслось:

– …когда гибнет звезда, происходит взрыв, в результате которого часть энергии остается и сохраняет в себе плотную массу нейтронов, что имеет название «нейтронная звезда»…

Лив почти провалилась в сон, но беспокойно вздрогнула и снова выплыла из блаженной тишины, думая все о звездах вокруг нашей планеты и о людях…

– Нейтронная звезда, или магнетар, вращается, но со временем, ее вращение замедляется вследствие потери энергии вращения. В результате, это приводит к тому, что поток заряженного ветра ударяется о сверхновую и делает ее еще ярче…

«Ух ты… Интересно, если бы мы были наподобие звезд… Какой бы я была звездой?? Сверхновой или этой… погибшей, нейтронной? Или вообще – сверхмассивной черной дырой?.. Джонни точно был бы магнетаром… Он меня притягивает, как чертов магнит, да еще и энергия вокруг него – будь здоров! А я… я бы так хотела взорваться, как эта звезда, умереть и стереть все ошибки прошлого… чтобы избежать ссоры с Джонни-магнетаром, чтобы не давать ложных надежд Максу, да черт возьми, чтобы самой, первой найти Эрнесто и предложить ему дружбу и жвачку, пока не началась вся эта дурацкая игра… А потом, я бы закрутилась и засияла, став самой сверхновой и сверхадекватной звездой этого мира… Я бы сделала все правильно…А после такого и умирать не страшно…» – и она все-таки провалилась в сон, видя перед глазами миллионы кружащихся в хороводе энергетических звезд, образующих млечный путь, галактики, рождающихся с новой силой для долгой и светлой жизни, и умирающих, использовавших весь свой потенциал…

В ее беспокойные, спутанные сны два или три раза вплывали картинки из настоящего, но мозг девушки вживлял реалии в изображения сна, и она не просыпалась…

Первая реалия была связана с голосом отца, его рукой, погладившей ее по голове, и фразой:

– Не волнуйся, дочка, все будет хорошо. Я горжусь тобой… Брайан, что-то она бледная…

– Все в порядке, Эйден, ей просто нужен отдых. Помочь тебе отнести ее в спальню?

– Нет, спасибо, я сам. – нежно ответил отец, снова погладив ее по голове. – Иди в кабинет, я сейчас подойду…

Какой-то шорох, и Лив почувствовала, как заботливые руки подхватили ее и бережно, как какую-то драгоценность, понесли куда-то, а затем ее тело коснулось знакомого покрывала кровати.

Не просыпаясь, но понимая, что с ней сотворили что-то хорошее, Лив повернулась на бок и едва заметно улыбнулась.

Следующая реалия вплыла на один только волшебный миг… Что-то знакомое и такое близкое ворвалось в ее сон… Горящий теплом и надежностью энергетический шар, стремительно вытеснивший все, окружающие Лив, предметы из ее сознания… Он не просто горел, но обжигал, как южные солнечные лучи… Такая знакомая ладонь накрыла ее руку, нежно погладив ее пальцы, прикосновение разбудило райских птиц в ее душе, Лив показалось, что внутри нее льется песня… Сердце затрепетало, хотя она ничего не видела и не понимала, только чувствовала каждой клеточкой своего тела эту руку, впиваясь в это чувство, как голодный волк в добычу…

Волшебство… Нежность… Мгновение: и она ощутила горячее, но совсем легкое прикосновение губ к своей щеке… В груди что-то больно сжалось от невыразимой тоски и боли, от наслаждения этой секундочкой, ну пожалуйста, пусть эти губы задержаться чуть дольше!.. Огонь стал жарче, добавив к своему эффекту еле уловимый запах свежего морского бриза… Какое же счастье – видеть такой прекрасный сон! Жизнь как будто возвращается, как после взрыва сверхновой звезды… Этот момент, когда она чувствовала его близость рядом с собой, заполнил ее душу до отказа, и она глубоко вздохнула и снова улыбнулась. Засыпая, ей послышался родной шепот:

– Оливка, Оливка… Ты даже представить себе не можешь, что я с тобой сделаю, когда ты проснешься!

Пучина сна поглотила ее, такую счастливую и несчастную одновременно.

Глава 32

Проснулась Лив уже после полудня и от очень странного ощущения, что позади нее кто-то определенно есть, подпирая ее спину своим теплым боком.

Расчистив свое лицо от спутавшихся, кудрявых волос, Лив зевнула и медленно стала поворачиваться к источнику тепла, но, не успев еще и глаза как следует открыть, она уже услышала самодовольный и до жути обаятельный и горячий голос Макса:

– Привет, белоснежка! И как твоя совесть позволяет тебе так сладко спать после всего-то, а? Ума не приложу!

Лив резко обернулась, возмущенно уставившись на развалившегося в развязной позе поверх одеяла Макса, с самым вольготным видом сунувшего одну руку под голову и огненно, с азартом и притяжением глядящего на Лив с триумфальной, нахальной улыбкой. И ведь лежит с таким видом, будто ему тут самое место, ввергая ее в ужасное смущение и шок, не боясь даже помять свой потрясающий костюм и белую рубашку, подчеркивающие его потрясающие темные волосы и синие глаза…

Ее же мысль была прервана ее же возмущенным криком:

– Ты что, совсем память потерял, ленивец лысый??? Это же не твоя спальня, франкенштейн!!! Ты куда свои перья бросил, павлин?!?

Макс продолжал безмятежно и игриво улыбаться, огненно пройдя взглядом по лицу девушки и ее шее, вспыхнув на уровне зоны декольте и оставшись там, казалось, навсегда. Ли бросила беглый взгляд туда же и обнаружила, что на ней, вместо вчерашней кровавой одежды, в которой она, помнится, и заснула, слушая какие-то заумные истории из жизни небесных светил, одета ее черная, шелковая, с нежными узорами, полупрозрачная комбинация, под которой, к огромному ее облегчению, все-таки было нижнее белье.

Ее щеки вспыхнули, она поспешила натянуть на себя одеяло и чуть-чуть отодвинуться от Макса, взгляд которого по-детски разочарованно вернулся на ее лицо. Она гневно прошипела:

– Откуда на мне эта одежда, Макс??? Если это ты меня переодел, то я сейчас так врежу тебе…

Макс расхохотался и огненно подмигнул Лив, резко охлаждая ее взбесившиеся чувства и возвращая к состоянию взволнованного смущения:

– К огромному моему несчастью и вселенской скорби, нет, это был не я. Думаешь, моя девочка, я бы подобрал тебе такой депрессивный цвет?? Будь я на месте того, кому посчастливилось раздевать тебя, то ты бы сейчас лежала в чем-нибудь голубом или розовом… Тебе очень идут эти цвета. – издевался над чувствами покрасневшей, как помидор, Оливии Макс, которой ужасно тяжело и волнительно давались воспоминания о том, что, когда-то, он видел ее и в голубом, и в розовом, и в черном, а еще о том, как горячо его руки стягивали с нее все ее самые любимые сорочки, заставляя ее жутко гореть и злиться на этого самодовольного красавчика, который с огромной нежностью смотрел на нее, снова выводя из равновесия. – Но ты не переживай, в черной комбинации ты тоже очень сексуальна и желанна.

Лив гневно уставилась на него, потеряв дар речи от его наглости. Но, к счастью, уж этот-то дар ее надолго никогда не покидал, так что через секунду она уже заголосила:

– Тебе чего надо, верблюд одногорбый?? Придумал очередную сонату для фортепьяно моих нервов???

Макс таинственно и игриво улыбнулся и вздохнул с заметной фальшивой грустью:

– Я готов принимать извинения. Вчера ты устроила мне незапланированный аут после свидания со сборником произведений великих европейских авторов ХХ века… Плохая, плохая привычка бить людей по голове! – шутливо пожурил он ее с самым важным, профессорским видом, который портили только сияющие синие глаза.

Лив импульсивно сложила руки на груди, делая обиженное лицо… Хотя на самом деле ей хотелось смеяться.

– А ты не готов случайно прикинуться болидом Формулы-1 и, включив сто пятнадцатую скорость, усвистать из моей спальни как можно быстрее, пока я тебе еще свидание со своей настольной лампой не устроила, а, франкенштейн?? – язвительно проговорила она, и секунду они молча смотрели друг на друга…

А потом расхохотались.

Просмеявшись и глядя в его горячие синие глаза, будто прикоснувшись к тому времени, когда они частенько так смеялись, оставаясь вдвоем в ее спальне, но определенно чувствуя, что все это не более, чем отголоски прошлого и счастливых, но кратковременных, отношений, Лив проговорила:

– Извини, Макс, я ужасно не хотела тебя бить, но… Ты не оставил мне выбора! Ты же был заодно с моим отцом, я все слышала! А мне нужно было поговорить с ним, очень… – Лив вмиг погрустнела, вспомнив о том, что ей так и не удалось расположить к себе Эрнесто.

Макс ободряюще похлопал ее по одеялу, под которым виднелись очертания ее колена, явно не вкладывая в этот жест ничего, кроме сопереживания и поддержки, и проговорил:

– Значит, ты стала наглядным примером Стокгольмского синдрома? Я знаю, о чем ты говорила с Эрнесто. Мне в двух словах поведал твой отец.

Лив немного удивленно посмотрела на него и задумалась.

– Нет… Да… Не знаю. Если так подумать, то я и правда классика жанра… Пожалела своего мучителя, оправдала по всем пунктам, прониклась пониманием, забыв о том, что он чуть не убил отца, тебя и Джонни, и что я сама чуть не убила себя из-за него, и, в конце концов, встала на его защиту… Это кажется чем-то ненормальным… – Лив с грустной насмешкой посмотрела на Макса. – Пока не прочувствуешь на себе.

Макс улыбнулся и покачал головой.

– Нет. Это вполне нормально – прощать кого-то и давать второй шанс. Особенно, если ты понимаешь, что человеку действительно нужна помощь… Я имею ввиду, если его еще можно спасти. Так что, мне кажется, ты поступила правильно. – спокойно сказал он, пожав плечами.

Лив с благодарностью посмотрела на него:

– Спасибо.

– А поцелуйчик? – горячо протянул Макс, наклонившись к ее обнаженному плечу так близко, что Лив ощутила его жаркое дыхание на своей коже, вызвавшее немедленные, волнительные мурашки.

– А нос из затылка не хочешь заполучить?? – вспылила тут же девушка. – Будешь еще каким красавчиком, приставала!

Макс огненно расхохотался, и его обжигающее дыхание переместилось на ее шею, заставляя вспыхнуть чему-то в ее животе.

– Ну ми-и-илая… Я же люблю тебя…И между прочим, если бы ты…

В этот момент дверь спальни отворилась, и глазам Лив предстал не удосужившийся постучать Джонни, в великолепной синей футболке, черной толстовке с капюшоном, джинсах и модных синих, «найковских» кроссовках, огненными зелеными глазами посмотревший на нее… А вот глазам Джонни предстала не совсем понятная картина, в которой Макс лежал рядом с Лив на кровати, и их лица были очень близко друг от друга, правда, Джонни не мог не отметить, что Лив была раздета и под одеялом, в то время, как Макс – полностью одет и на одеяле, что позволяло сделать обнадеживающий вывод, что между ними, все-таки, ничего не было.

– Что ты опять здесь делаешь? – недовольно, с вызовом проговорил Джонни, прожигая холодным взглядом безмятежно улыбающегося Макса, сложив руки на груди. – По-моему, я еще в прошлый раз дал тебе подробные инструкции насчет этой комнаты.

Лив вспыхнула, ощутив укол вины перед Джонни за эту картину, но, при этом, продолжая злиться на него и недоумевать, зачем он зашел… А ведь под толстым слоем гнева все-таки жила надежда, что он придет, что между ними не окончательно все разрушено, что он еще испытывает к ней то же самое, что и она к нему сейчас… бешеное сердцебиение… тоска… боль…

Макс беспечно пожал плечами и нагло заявил:

– Прости, Джонни, но что-то я не заметил, что между вами все наладилось. А это всего лишь означает, что она по-прежнему свободна, и твои инструкции по поводу ее спальни не имеют законной силы.

– Она – все еще моя жена. – жестко сказал Джонни, и Лив закатила глаза, почувствовав новый уровень обиды на него и безнадежной усталости.

– Значит, так. – решительно и гневно сказала она, заставляя обоих, пилящих друг друга вызывающими взглядами, парней посмотреть на нее. – Слушайте оба внимательно мои для вас инструкции. Джонни. – она гневно посмотрела на него. – Я вчера тебе все сказала, какое из слов «катись к черту» тебе не понятно??? Макс. – она быстро перевела взгляд с зеленых, вспыхнувших отчаянным, сносящим с ног гневом, глаз на синие, светящиеся ликованием и триумфом. – Никаких поцелуев!! Никаких «уедешь-не уедешь со мной на Сицилию»!! Никаких выборов между тобой и им!!! Все, хватит! Я завязала с вами, как с безумной смесью алкоголя и антидепрессантов!!! И вам обоим!! Слышите?? – она показала на того и на другого, глядящих на нее с обидой и недовольством. – Обоим!!! Запрещено даже близко подходить к моей спальне!!! А теперь можете оба отправляться к дьяволу. – закончила Лив свою нерадостную, но эмоциональную и злую речь, чувствуя, как возвращается к ней то вчерашнее состояние подавленности и опустошенности, не говоря уже об усталости от всех душевных переживаний.

– Мы еще об этом поговорим, Лив. – строго сказал Джонни, и Макс кивнул:

– Да, я с ним согласен. Не может быть такого, чтобы ты больше никого из нас не любила! – шутливо проговорил он, улыбнувшись, и Лив, через неописуемое бешенство, все же заметила, как странно после всей этой ситуации они поменялись ролями: вечно веселый, игривый и неосязаемо легкий, как ветерок, Джонни, стал жестким и серьезным, а вот Макс, напротив, из брутального, решительного парня вдруг превратился в игривого, но обаятельного, вечно отшучивающегося от всего придурка, скрывающего за беззаботной улыбкой свои истинные переживания.

– Да хватит уже… – начала было Лив свою гневную тираду, как в дверном проеме появилось еще одно действующее лицо, а именно: тонкая и миловидная, но по всем параметрам стервозная, мордочка женщины-кошки, с прямыми черными волосами до плеч, ярко-красными губами и голубыми глазами, обрамленными пушистыми ресницами. Аврора сунула свой чуть вздернутый носик в спальню и, увидев Макса, да еще в такой опасной близости от своей главной конкурентки Оливии, не постеснялась того, что «люди разговаривают», а незамедлительно прошла внутрь, обратив внимание мужчин на свой стройный, тонкий силуэт, обрамленный нежно-розового цвета платьем, сидящим четко по фигуре и открывающим ее тонкие плечи и длинные, просто примагничивающие глаза к себе, стройные ноги в белоснежных туфельках на шпильке.

– Вот ты где, Макс? А что ты у нее на кровати делаешь? – недовольно спросила она, не сумев скрыть ревность, как это подобает женщине-охотнице, независимой тигрице. Правда, чтобы исправить ошибку, она тут же беспечно проговорила:

– Эйден ждет тебя в кабинете, говорит, что пора обсудить возвращение его кандидата на пост мэра… – она перевела глаза на Лив и насмешливо скривила полные губки. – Ну что, деревенская девочка, любительница экстремальных выходок, выспалась? И кстати, не благодари меня за то, что я сжалилась над тобой, не позволив тебе спать в ужасной, окровавленной, негигиеничной одежде, и переодела тебя в сорочку, пока ты была в отключке… М-да, с нижним бельем у тебя тоже на редкость плохие отношения… Можно было бы выбирать что-то посексу…

– Так это была ты!!! – воскликнула Лив и захохотала от облегчения. – А я уж испугалась, что это он… – ткнула она в Джонни пальцем, смеясь.

Джонни нахмурился, с укором посмотрев на нее:

– И чего ты испугалась, мне интересно? Что, я тебя раньше, что ли, голой не…

– Так ты за этим??? – будто о какой-то коробке с туфлями, выразилась Лив, небрежно подтолкнув рукой Макса в плечо. – Сделай одолжение – и второго прихвати, а то от их обвислых рож, ну точь-в-точь, как у собак бассетов, у меня цветы вянут на подоконнике.

Все трое одновременно посмотрели на абсолютно пустой подоконник в спальне Лив, и Макс с укором произнес:

– У тебя же нет цветов, белоснежка.

– Так завяли. Пришлось выбросить. – язвительно ответила Лив, а Аврора вдруг, якобы «только что вспомнив», недовольно заявила:

– Кстати, Эйден и тебя ждет, всклокоченная курочка, сказал, что будет говорить об Эрнесто и что-то там о Трейшоуне… Джонсоне? Джонсе, да, Джонсе. – вспомнила Аврора, и Лив подпрыгнула, в бешеном волнении и ужасе воскликнув:

– Трейшоун!!! Проклятье!!!

Она соскочила с постели, не задумываясь о том, что ее комбинация служит лишь тонкой полоской ткани между телом и постелью, но никак не способствует прикрытию тех зон, которые следовало бы прикрывать в мужском обществе, и, схватив часы с тумбочки, сфокусировала время: 13:37. Вихрем развернувшись вокруг себя и посмотрев на Аврору, насмешливо наблюдающую за ней, и на Джонни с Максом, наблюдающими больше за ее комбинацией и всем содержимым, чем за ней, и спешно проверещала:

– Так, быстро вон, все вон!!! Мне нужно за три минуты одеться и за двадцать минут оказаться в Гарлеме, так что ты, цапля, скажешь папашке, что у меня неотложные дела, а вы двое – просто своняете отсюда как можно скорее, ну!!! Вы еще здесь??? – раздраженно закончила Лив, махая руками всем троим, будто надеясь, что от образовывающегося от ее движений сквозняка их вынесет из ее спальни, как мух.

– В Гарлеме?? – хмуро спросил Джонни. – Тебя подвезти?

Лив уже практически забыла об их присутствии, подлетев к шкафу и выгребая оттуда вещи, сбрасывая их на кровать и, частично, на Макса, все еще возлежавшего на ней с видом султана и продолжающего откровенно смотреть на Лив, чем вызывал все более и более гневный взгляд Авроры, прикованный к его персоне.

– Да, да. Конечно. – язвительно ответила Лив Джонни, внутренне вздрогнув от перспективы остаться с ним наедине в одной машине. Все ее картинные образцы гнева могут просто погибнуть в его зеленых глазах… И что тогда? Она снова будет унижаться, умолять его вернуться к ней? Ну уж нет!!! Нет, нет, нет, нет… – А, хотя, подожди… – Лив изобразила задумчивость жгуче злобным, сияющим взглядом и добавила: