Труп выгоревших воспоминаний

– Яна Лаврецкая? – На чистом французском спросил он.

– Да, это я. – Подтвердила я.

Курьер, не назвавший своего имени, протянул мне большую коробку из– под обуви. За коробкой последовал бланк росписи получения посылки. Я поставила свою подпись, кивнула курьеру и закрыла дверь, не дожидаясь ухода парня двадцати одного года восвояси. Поспешила с действиями, не заметив лукавую улыбку, появляющуюся у курьера после вручения в мои руки посылки. Я незамедлительно вернулась к своему гостью. К слову, посылка ощущалась невесомая, как перо лебедя или вороны. Я, недолго думая, решила открыть посылку утром, надеясь, что она не взорвется во время моего сна.

– Ты напросился ко мне, чтобы просто помолчать и пригубить вина? – Поинтересовалась я, после нескольких минут выводящего из себя молчания.

– Я боялся, что ты… сделаешь какую–нибудь глупость. – Ответил Людовик. – Но, похоже, я заразился от тебя притягиванием неприятностей на свою голову.

– Привыкай как к хорошему, так и к плохому. – И снова из меня вылетела одна из немногих любимых присказок бабушки.

У Людовика завибрировал телефон. Он неохотно достал мобильный из кармана и поморщился, всматриваясь в номер звонившего. Напарник отключился, ставя недопитое вино рядом с моим бокалом. В его глазах появилась неохота, смешанная с долей сожаления. В следующую минуту Людовик встал, все так же продолжая держать телефон в руке.

– Прошу меня простить, – прокашлялся он, словно слова прощения давались ему сложнее, чем все тот же старый добрый сарказм, постоянно вылетающий из его уст в мой адрес. – У меня появились неотложные дела.

Людовик чуть ли не бегом поспешил к двери, не дожидаясь моего ответа и прощания, открыл дверь и исчез в пустом проходе многоквартирного дома, оставляя меня с немного ошеломленным лицом, провожать оставшийся вечер в компании одиночества и недопитого вина.

Глава 4

Вторник, 6 июня

Вино слегка притупляет мозги. Не доказанный учеными, но зато проверенный на собственным опыте факт. Мой новый ,пока что, рабочий день начался не с подъема любимой мелодией будильника, а с нотки головной боли, решивший прийти на смену беззаботности после двух выпитых бокала вина. Сначала я выпила свое содержимое бокала, а потом допила бокал Людовика, что оказалось лишним, но стоимость дорогого вина не позволило мне просто вылить остатки в раковину. Сейчас, я понимала всю глупость сделанного поступка. Моя рука на автомате потянулась к телефону, лежащему на все том же кофейном столике. Мимолетному прохожему может показаться, будто мой кофейный столик – это склад ненужных вещей и всякого бесполезного хлама, неизвестно откуда появляющегося под утро и исчезающего под вечер. На самом же деле, непроизвольный беспорядок – мой порядок, где я могу найти то что мне необходимо утренним днем, собирая в очередной раз сумку или рюкзак на работу. Сегодня на почетном месте оказались два пустых бокала вина, не убранные вечером; роман, так и не притронувшийся к прочтению моими глазами; коробка, невпопад принесенная накануне курьером и телефон, почему то взявший отпуск и ушедший в «загул».

Я встала, посмотрев на себя снизу вверх, насколько это помогала мне зудящая головная боль, не желающая проходить без вмешательства медицинских препаратов, и поморщилась. Я впервые, за столь длительный промежуток времени, заснула в верхней одежде, не удосужившись вчера привести себя в порядок и лечь пусть не в пижаме, но хотя бы в моей спальной футболке.

Зазвонил мой домашний телефон, просачиваясь успевшей забытой трелью, заставляя меня вздрогнуть. Я забыла о существовании стационарного телефона. Как правило, звонки от назойливых людей, предлагающих купить или перейти на ту или иную компанию, вещь, незначительный опрос, звонили днём. В это время я , естественно, находилась на работе. Мои же родители созванивались со мной по мобильному, ссылаясь на мою бесконечную загруженность в течении всего дня. Мои настенные часы оповещали о вступлении в свои права семи часов утра. Агенство Могильный Памятник начинал свою работу в десять, поэтому я без лишнего промедления решила включить автоответчик и посвистывая, направилась в ванную, приводить себя в порядок.

Моя ванная – рай для тех, кто обожает заботиться о своём теле. Я к таким вещам отношусь скептически, не понимая всего удовольствия торчать утром по несколько часов, специально вставая сломя голову и выходя на бегу из ванны, боясь опоздать на работу. На полочках ,в ряд и по алфавиту, расставлены мои любимые средства по уходу за телом и волосами, а так же несколько  видов масок для лица. Моя мама раз в неделю отправляет мне почтой все новые косметические штуки, которые сначала пробует на собственной коже, а потом, влюбившись, пытается влюбить в них и свою непутевую дочь. Я же веду себя как бетонная стена,  неприкосновенно довольствуясь своими законами и начинаниями.

Открыв верхний шкаф, первым делом я достала баночку с таблетками от головы и заранее приготовленную бутылку воды. Воду в бутылке я заменяю раз в день  или в два, возвращая наполненную прозрачную бутылку на место. Некогда не узнаешь, в какой промежуток времени посчастливиться незамедлительно выпить таблетку, превращая свой организм тела в порядок. Бывали дни, когда бутылка стояла нетронутой весь день, но даже при таком раскладе я все равно меняла в ней воду. Я положила желтую таблетку на язык, поморщилась от горьковатого вкуса, и запила ее водой, не забыв сделать большой глоток воды. После проглоченной таблетки я стала чистить зубы и ,расчесав волосы, собрала их в конский хвост, не заботясь о появившихся на моей голове «петухах». Осторожно сняла с себя одежду, беспощадно закинув ее в стиральную машину, и зашла в душевую кабину. Урегулировав тёплую для моего организма воду, я удовлетворенно промычала, как только льющаяся из крана вода коснулась моего тела.

Через десять минут после принятого душа, я находилась на кухне, завернутая лишь в одно полотенце. Я поставила чайник кипятиться, а сама переводила взгляд, облокотившись на столешницу с домашнего телефона на наедающую мне здраво мыслить коробку. Недолго думая и откладывая одну большую проблему, сулившую мне ничего хорошего до приезда на работу, я включила автоответчик. Сначала была тишина, лишь изредка прекращая своё существование шуршанием (предположительно мною) фантиком от конфет. Тишина сменилась страхом, словно на меня вылили струю холодной воды, засунули в холодильник на несколько часов, вынули и вновь облили на меня холодную воду. Кажется, на момент прослушивания до боли знакомого мне голоса, который я старалась забыть все эти два года, я забыла как дышать.

« Не спеши забывать тех, кто тебя пригрел, Яна. Ты всерьёз думала, что можешь убежать от меня, от нас, не заплатив при этом назначенную цену? Я наслышан о твоих…достижениях. Молодец, ты заслужила мою похвалу. Не думал, что после всего, что с тобой произошло, ты найдёшь в себе силы двигаться дальше. Признаться, это изрядно подпортило мои планы. Эх, а как я старался, лез из кожи вон, направляя моих дорогих выпускниц на проложенную им же дорогу. С тобой пришлось изрядно попотеть, ведь ты замела все следы, практически не оставив шанса найти тебя. Но…ха-ха-ха… ты забыла один из приобретённых у меня уроков, и оставила маленькую лазейку, сквозь которую я смог подсмотреть и просочиться, чтобы найти одну заблудшую душу, нечаянно выпущенную в свободное плавание. Я бы посоветовал тебе внимательно присмотреться к своему кругу общения. Одна твоя знакомая, просившая меня под впечатлительными пытками, не говорить тебе мое имя, боясь за потерю дружбы с тобой, открыла мне завесу секретной тайны крохотного мира Яны. И, о какое счастье, я послушал ее, несколько раз заставляя пожалеть о несущественном предательстве с ее стороны. И, дабы не быть многословным, а то сама понимаешь, я до боли занятой человек, я хочу дать тебе ещё один шанс, Яна. Надеюсь, ты получила мои послания. Зная тебя, я удивлюсь, если ты не ответишь на мой зов и не вернёшься к своим корням, на родину. Ведь мои методы познания человеческой души ещё полны нескончаемой фантазии, а сцепленные руки, лежащие от безделья на рабочем столе, так и чешутся воплотить эти мимолетные прихвостни в жизнь. Все таки результат требует жертв, согласна?»

Отправитель не попрощался и не представился. И я обрадовалась, приняв решение не поднимать телефонную трубку. Ведь если бы я это сделала, то я боялась нафантазировать многочисленные повороты событий, которые могли бы со мной произойти. Я вспомнила о потребности в дыхательной функции моего организма, когда стала задыхаться от нехватки воздуха. Я сделала глубокий выдох, пытаясь прийти в себя. Теперь открывание посылки оказалось опасным занятием. Правда, нести огромную коробку из-под обуви через весь центр Парижа, мне не доставляло никакого удовольствия, но теперь, при сложившихся обстоятельствах, открывать коробку в офисе было безопаснее. Я на гнущихся шагах подошла к шкафу, открыла дверцу, перебрала свои рубашки и ,решив остановиться на светло-голубом цвете, в виду отсутствия формы на рабочем месте, я трясущимися руками стала застегивать на себе пуговицы, не забыв надеть под рубашку нижнее белье  такого же цвета. Справившись с пуговицами, кое-как натянула на себя вторую пару повседневных джинс и, трясущимися руками, впервые, набрала номер напарника, не удосужившись посмотреть на настенные часы.

– Лаврецкая. – Людовик прохрипел мою фамилию, борясь с явным недосыпом. – Ты знаешь какой сейчас час?

– Ты можешь подвезти меня в наш офис? – Быстро, пока не передумала, спросила я напарника.

– Неожиданно. – Ответил Людовик. – Я заеду за тобой в девять.

И первым нажал отбой, прерывая наш разговор. Про кофе я благополучно забыла. В голове продолжал звенеть пугающий меня голос, не скрывая своё нежелание пропасть из моего мозга. Мои руки дрожали, до боли сжимаясь в кулаки. Я этой боли не ощущала, а если и ощущала, то сжимала кулаки ещё крепче, зацепляя ногтями кожу рук. Я прикрывала глаза, боясь окунуться в не кончающийся поток плохих воспоминаний. К сожалению, на негнущихся ногах, я села на не заправленный диван и рухнула с головой в воспоминания, которые старалась забыть, начав новою жизнь.

Я открыла глаза и почувствовала как нахожусь в своем, но в то же время чужом, незнакомом мне теле. Мне семнадцать, волосы выкрашены в черный цвет, олицетворяющий знак протеста (уже не помню чего именно), и я смело стреляю по мишеням из учебного пистолета, постоянно пропуская их центр. Разрешения на ношение оружия у меня нет, но я предполагаю, что оно есть у моего наставника, который пристально следит за ходом нашей стрельбы. В обучающей группе нас четыре человека: все девочки, доросшие до возраста семнадцати лет и старше. Я вытираю пот со лба и краем глаз смотрю на других девушек. Эти девушки, одновременно мои соседки по комнате и соперницы, по доброй воле пришедшие к наставнику по разным причинам. Таких девушек наставник ценит и уважает. Ведь не каждый в здравом уме способен уйти из семьи, порвать связи с беспокоящимся родственниками, и с легкой душой выпить предлагающую гадость для контроля разума и более «здравому» подчинению своего хода действий неизвестному мужчине.

– Яна, не отвлекайся! Урок ещё не подошёл к концу. – Спокойным голосом, заставляя каждое тело дрожать и покрываться мелкими мурашками, говорил мне наш надзиратель.

И я повинуюсь ему. Вновь перезаряжаю пистолет, отворачиваюсь от умело стреляющих напарниц и пытаюсь попасть в цель. Наша цель для стрельбы – провинившиеся ученицы. Они стоят к нам спиной, глаза у них завязаны чёрной лентой, а в рот влита лошадиная доля алкоголя. Они не понимают, что происходит, и не поймут, когда их настигнет пуля в сердце. Им не больше пятнадцати. Мои напарницы, уже сдружившиеся с ружьем смело стреляют по живой плоти, задевая то кусок ткани на руке, то попадая в более важные органы. Они натренированы, им интересна суть убийства, а я… я не могу так поступить с живым человеком, пусть и находясь под контролем чужих мыслей, в дроблённых в мою голову новых правил, придуманных моим личным наставником. Я мажу, мои пули пробивают стену, и ещё ни разу не задели человеческую плоть. Мое поведение раздражает наставника. Я чувствую его пристальный недовольный взгляд, упивающийся мне в спину. Скоро, после окончания урока по стрельбе, меня ждёт наказание за непослушание. На мою смену придут другие, я это знаю. Эту несчастную девочку, стоящую передо мной никто не спасёт, но я ничего не могу с собой поделать. Я не могу стать машиной для убийства по указке. Я не могу лишить невинного человека, попавшего в сети не возврата. Я делаю глубокий вдох и нажимаю на курок.

Я стою на давно забытом берегу озера и смотрю на гладкую поверхность воды. Из-за запустения, вода не голубая, а зеленоватая. На ней изредка, если присмотреться, можно увидеть плывущую тину. Хрупкий мир морской среды обитания умер, стоило людям уехать из этого края. На улице осень вступила в свои полноценные права. Листва на деревьях успела окраситься разными цветами красного и жёлтого. В промежутках ещё можно заметить отблески зелёного оттенка, грустно напоминающим об уходе лета. Неугомонный ветер не хочет успокаиваться. Он поднимает опавшие листья и несёт их в лишь одному ему изведанную даль. Я потуже затягиваю свой кардиган, не оборачиваясь на звук приближающихся шагов.

Я заранее знаю кто посмел прервать мое умиротворенное состояние. И я не ошиблась, услышав его голос.

– Осень всегда умеет впечатлить нас своими красками, правда? – Спрашивает он, останавливаясь на расстоянии вытянутой руки.

Он ждёт моего ответа, прекрасно зная, что я не могу остаться в стороне. И я отвечаю ему, понимая, что если не отвечу, мне будет только хуже. 

– Да, осень красива, но в то же время и кровава. – Я улыбаюсь, слегка поворачиваясь к нему боком. Его улыбка озаряет хмурое лицо, но не доходит до глаз. – Я… обязана в этом участвовать?

Заминка в моем вопросе говорит о многом, и в то же время ни о чем. Я сглатываю, нервничая под его пристальным взглядом. Мне не хочется участвовать в операции, но разве у меня есть выбор? Юноша утвердительно кивает, отстраняясь. Своим жестом он словно приглашает меня пройти к месту назначения, где ,скорее всего, его отец уже все приготовил. Я печально смотрю на воду, и иду по направлению указанной руки. Юноша идёт за мной, полагаясь на мою сообразительность выйти на нужное место мне самой. Мы устремляемся вглубь леса. За нашими спинами  смыкаются деревья, отрезая нас от привычной нам цивилизации и поглощая в неизведанную пустоту. Мы небыстро ступаем по опавшим листьям, слушая их хруст под нашими ногами и вслушиваясь в пение беззаботных птиц, время от времени пролетающих над нашими головами. 

Юноша протягивает мне нож, и, чтобы его взять, не поранившись от остро заточенного лезвия, я останавливаюсь. Эта остановка дарит мне удар в спину. Я, от неожиданных действий, которые должна была предвидеть, спотыкаюсь, но удерживаю равновесие, не падая на землю. 

– Похоже, ты прогуливала учебу моего отца, Яна. – Недовольно произносит юноша, обнимая свободной рукой мою талию и, прижимная меня к себе, продолжает. – Скажи, ты успела придумать себе наказание? Или мне опять попотеть за тебя, прикрывая твою непутевую спину своим телом? 

– Я выучила урок. – Шепчу я, не в силах подавляющей меня гордости говорить следующие слова вслух. – Твоя защита имеет свою цену. 

– Ну, хоть что-то ты все же смогла выучить. – Хмыкнул юноша. – Жаль, что ты учишь лишь мои уроки, а не уроки моего отца.

Я выскочила из омута воспоминаний, отвлекающим непрекращающимся стуком в дверь. Я посмотрела на свои руки. Они еще тряслись от давно пережитых плохих дней. И я спокойно поспешила открывать дверь своих апартаментов. В коридоре находился Людовик. По его невозмутимому взору невозможно было определить: переживает он за меня или нет.

– Ты открыла вчерашнюю посылку? – Вот так, без должного приветствия, поинтересовался Людовик.

Я отрицательно покачала головой, покосившись своим взглядом на коробку.

– Нет. – Я кашлянула, пытаясь убрать хрипоту, слышимую из моего горла. – Произошли некоторые обстоятельства, из–за которых я хочу открыть посылку в офисе, на глазах всех сотрудников Могильного Памятника.

– Почему?

– Я… У меня есть ощущение, что в посылке может оказаться если не весь труп, то части еще одного трупа.

– Ты же понимаешь, чем тебе сулит такая оплошность? – Людовик будто издевался надо мной.

– Знаю. – Я сглотнула, но не отступала от намеченного плана. – И, если в коробке окажется еще один труп, тогда я самостоятельно подпишу отставной от дела документ.

– Прошлое дело оказалось намного страшнее, чем то, которое мы расследуем сейчас. – Смягчился Людовик. – Но даже в прошлый раз, ты не собиралась отстраняться от дела, мечтая разгадать загадку сама. Так что же изменилось за прошедшие полгода, Лаврецкая?

– Мне нужно уехать на пару недель. – Сказала я не всю правду. – И я надеюсь, что с моим отъездом убийства школьниц прекратятся.

– У тебя есть подозреваемые?

– Есть. – Я взяла коробку, захватила сумку с необходимыми вещами, закрыла квартиру и , не оглядываясь, направилась к выходу из жилого дома. – Но у меня нет на него улик, а предположения никогда не способствуют задержанию предполагаемого убийцы.

Глава 5

Мы буквально ввалились в кабинет Олега, заставив нашего начальника врасплох неподобающим поведением своих коллег. Олег смотрел на нас негодующим, полным возмущения взглядом, а мы ,в свою очередь, стали просить его о срочном сборе нашей команды. На самом деле, по большей части, говорила я. Людовик просто молча поддерживал меня, иногда ссылаясь на нескрываемый интерес открыть коробку и посмотреть ее содержимое. Олег отнекивался созывать нашу команду, постоянно утверждая, что открытие коробки не предусматривает полного созыва команды и это является некомпетентной работой организации. Олега, во время середины своей тирады, отвлек телефонный звонок. Наш начальник говорил по телефону, постоянно меняясь в выражении своего лица. Если до нашего прихода лицо у Олега выглядело уставшим от недосыпа, то теперь оно приобрело слегка багровый оттенок, который можно было рассматривать либо как откровенное отстранение от услышанного, или же полное погружение в сам разговор. Я больше склонялась ко второму варианту, ведь Олег практически не говорил, а только слушал, изредка кивая в такт собеседнику, соглашаясь с его выводами и приведенными гипотезами, с которыми мы пока не были знакомы, но обязательно познакомимся после окончания разговора. Олег отключился, не забыв швырнуть свой телефон на стол.

– Старина Локки звонил. – Запустив руку в волосы, проинформировал нас Олег. – У нас еще один труп.

Стариной Локки Олег называл главного офицера полиции. Ему недавно исполнилось шестьдесят пять лет, но из–за близкой дружбы с Варновски – старшим, мистер Локки все еще занимал почетный пост и никто не претендовал на его должность. Естественно Локки – псевдоним. Никто из нас кроме отца Олега и доверенных Локки сотрудников не знал об истинном имени полковника. Нам это знание было и без надобности. Главное, что у нас есть работа и люди, вводящие нас в курс происходящих в криминальном мире дел.

– Чей труп? Еще одной девочки – блондинки? –Людовик скрестил руки на груди, облокотившись на дверной косяк.

– Да. – Олег сел, сцепив руки на столе. – Третий труп за два дня. Опять никаких улик, никаких отпечаток, ничего… Ничего за исключением ужасной фантазии убийцы и его самодельных скульптур из человеческих трупов.

– Что из себя представил труп на этот раз? – Я твердо смотрела на Олега, приготовившись к худшему варианту развития событий.

Олег посмотрел сначала на Людовика, потом на меня. Он словно мысленно врывался в наши сознания, пытаясь понять, сможем ли мы услышать правду. Наконец, решив в своей голове, что сказанное не является увиденным, он начал обрисовывать подробности найденного трупа.

– Вспомните пугало, охраняющие кукурузное поле. – Начал Олег.

– При чем здесь сенное пугало – сторож и труп несчастной девочки? – Людовик негодующе спросил Олега.

– А при том, что пугало сделано из трупа девочки. – Олег встал, подошел к грифельной доске, стоящий в кабинете. Он нарисовал пугало, и, рядом с ним две скрестившиеся палки. – Обычно на палочном кресте насаживают… куклу, предварительно набив ее соломой и одев порванную одежду, олицетворяющую принадлежность к своим хозяевам, но в то же время и ни к кому. Эту куклу насаживают на деревянный крест, одевают соломенную шляпу и ставят в поле, в надежде, что незримый охранник отпугнет нежелательных… тварей.

– Ворон. – Поправил Людовик.

– Без разницы. – Вставила я. – Суть отпугивающих пугал в поле одна.

Олег фыркнул, смещаясь ко второму нарисованному кресту. Рисовал Олег средне. В начале сентября прошлого года, при нашей второй встрече потенциальных друзей, он сказал нам что закончил художественную школу, но рисовать не любил, и поэтому рисовал не в полную меру своих возможностей.

– А теперь представьте, что вместо соломенного пугало, надето самое настоящее человеческое тело. – Олег нарисовал насаженное на нарисованный крест тело, щеткой убрав видимую часть креста на теле.

– Невозможно. – У меня не хватало воображение представить эту композицию вживую.

– К сожалению, Яна, в этом мире возможно все. – Олег положил мел и, отряхнув руки, повернулся к нам. – Через девочку, еще живую и чувствующую боль, продели деревянный крест.

– Но… Он не мог пройти сквозь позвоночник. – Упиралась я.

– Позвоночник, как и мешающие кости рук покоились рядом с телом. – Олег до конца не спешил вводить нас во все подробности.

– А голова? – Поинтересовался Людовик.

– Задействована. Деревяшка прошла сквозь череп головы, позволяя голове находиться в вертикальном положении.

– Глаза на месте? – Вспоминая вчерашний труп, поинтересовалась я, не оставаясь в стороне.

– Глаза на месте, но вот зрачки глаз проколоты клювом воронов. – Олег сглотнул. – Два черных ворона из глаз не вынуты. И я понятия не имею как они туда крепятся.

– Впечатляет. – Кашлянул Людовик. – Когда нам привезут труп?

– Через пару часов. Марина осведомлена и уже готовит свое рабочее место для осмотра тела.

– Олег…– Я внимательно посмотрела на своего начальника. – Скажи, к лапам ворон не было прикреплено никакой записки?

– Об этом мне не сообщили. – Ответил Олег. – А почему ты спросила?

– Да так, – уклончиво ответила я, – просто поинтересовалась.

На меня нескончаемым потоком падали убитые вороны. Наставник смеялся злодейским хохотом. Он нажал на кнопку пульта управления, а я закрыла глаза. Недалеко от меня взорвалась заложенная в птицу граната.

– Истинная предательница не обязана бояться мертвых ворон! –Крикнул он, призывая меня негласно открыть глаза и смотреть на происходящее.

Я стояла, скрывая желающую выйти на волю дрожь моего тела. Мои глаза по–прежнему были закрыты. Где–то рядом со мной вновь взорвался труп выпотрошенной птицы. Я напряглась, почувствовав, как не застывшая кровь животного мелким градом обрушилась на мою одежду.

– Открой глаза Яна! Ты вновь забыла мой давний урок: всегда держи глаза открытыми перед любой опасностью.

– Открой глаза Яна. – Людовик тряс меня за плечо.

Я открыла глаза и осмотрелась. На этот раз, услышав о воронах, я лишь прикрыла глаза, погружая себя в незначительные воспоминания своего несчастливого детства. И вот уже второй раз за день, меня вылавливает Людовик, просто говоря мое имя.

– О чем задумалась, Яна? – Не остался в стороне Олег.

Я не собиралась распространяться о своей подростковой жизни. Пока не готова была никому открыться, чтобы излечить душу и высказаться. То что я пережила недостаточно просто рассказать. Нужны веские доказательства и примеры. А я пока не готова была брать в руки ружье и стрелять из него, призывая своих друзей верить мне.

– О двух воронах. – Выкрутилась я, избегая прямого контакта и смотря исключительно в пол перед собой.

Вороны здесь, вороны там. Вороны – его любимые животные. Два ворона – четное число смерти. Могу ли я сделать вид, что не слышала автоответчик и не возвращаться на родину? Но если я не уеду, тогда школьницы будут продолжать гибнуть, а их смерть будет на моей совести. Готова ли я пожертвовать своей свободой? Таким способом нет. Невинные люди не обязаны гибнуть по указке кукловода, дергающего их за видимые только им ниточки.

– Удивительно. – Людовик хмыкнул, выпуская давно заждавшейся его речи сарказм. – У нас три трупа, а тебя волнуют только вороны.

– Не только. – Я покосилась на коробку. Следующий вопрос был уже обращен к Олегу. – Как думаешь, одного трупа на сегодня нам достаточно?