Все, что дозволено небесами

– Позвони ради моего спокойствия.

– Ладно.

По тону его было ясно, что он не намерен продолжать разговор. Что ж, на данном этапе ей было довольно его обещания позвонить профессору.

За последние полгода Герман очень сблизился со стариком, они постоянно переписывались по электронной почте и раз в неделю обязательно созванивались. Трижды Герман, дождавшись хорошей погоды, летал на материк и зависал у профессора на несколько дней. Чем они там занимались, что обсуждали, Нора примерно представляла.

При первой же встрече Ледогоров, как и Литвак, обратил внимание на его внешность: на форму черепа, черты лица, цвет глаз и волос. Поинтересовался, что он знает о своем происхождении, о родителях родителей и прочих членах семьи. Герман не дал внятного ответа на этот вопрос, но согласился предоставить свои антропометрические данные. Через некоторое время профессор с триумфом объявил, что с помощью одного из старых друзей, проживающего во Франции и занимающегося генеалогическими исследованиями и составлением родословных, отыскал в европейских архивах следы его предков, принадлежащих к знатному древнему роду. Королевскому, не больше и не меньше.

Если бы он был первым, кто сделал такое заявление, Нора пожала бы плечами и забыла, тем более что сам Герман никогда не говорил о своей семье. Но он был не первым. Летом несколько многозначительных фраз о происхождении Германа обронил Андрей Кольцов, ныне покойный отец Леонида. Как там он выразился, сидя напротив Аркадия за столиком в «Кают-компании»…

Этот щенок имеет такую родословную, какой могут позавидовать представители лучших монарших домов Европы. Вам об этом известно? Я занимался вопросом, собирал информацию о нем.

На что Аркадий ответил: «Я тоже занимался вопросом, представь себе».

Их всех беспокоила непохожесть Германа на других людей, его слишком очевидная инаковость. Нору это тоже беспокоило. Поначалу. Но постепенно она привыкла и даже почувствовала некоторую гордость. Ведь он подпустил ее так близко… Ближе, чем она рассчитывала подойти.

Кутаясь в теплую пуховую шаль, она стояла на застекленной веранде и смотрела, как Марго, в джинсах, свитере и валенках на босу ногу выбивает коврики на заднем дворе.

Дурной знак. Нора отлично знала, что рыжая, в отличие от своего возлюбленного, не питает особого пристрастия к физическим упражнениям на морозе, и когда ее разбирает повыбивать коврики из спален, можно быть уверенным: ей не по себе. Чует неладное.

Высокая, тонкая, длинноногая, Марго ловко раскатывала на чистом снегу один коврик за другим, сверху тоже присыпала снегом, а затем кружила рядом, энергично орудуя то хлопушкой, то веником. Был полный штиль, поэтому она обходилась без головного убора. Собранные в хвост рыжие волосы отливали темным золотом на солнце.

Несмотря на то, что зиму Нора в принципе не любила – слишком много одежды, шершавые руки, обветренное лицо, – зимние месяцы на Соловках оказались неожиданно приятными. Сияющий первозданной чистотой, искрящийся на солнце снег. Величавый покой свободного от туристов Спасо-Преображенского монастыря. Исполинские стены и башни, подсвеченные разноцветными прожекторами. А северные сияния! Ей давно хотелось посмотреть на северные сияния, и вот, впервые в жизни она оказалась в нужное время в нужном месте.

Воспоминания о том, как она стояла на берегу Святого озера, запрокинув голову, любуясь этой небесной вакханалией и изредка поглядывая на четкий, заостренный профиль стоящего рядом Германа, заставили ее улыбнуться.

Я же говорил, ты видела еще не все здешние чудеса.

Несколько раз они выбирались втроем на лыжную прогулку: Нора, Герман и Леонид. Было нереально здорово скользить по сверкающей лыжне, вдыхая свежий студеный воздух, и вдруг резко замереть под громадной сосной, наслаждаясь волшебным ощущением безвременья, междумирья… Марго такие вылазки не нравились, свободное от домашних дел время она предпочитала проводить в кресле с книгой.

Книги ей привозила с фермы Нора – иногда из библиотеки, расположенной в Первом корпусе, но чаще из личной библиотеки Аркадия и Леры. Лера не возражала. То, что такая странная и дикая девушка как Марго, справившись с наркотической зависимостью, нашла себе семью, пусть тоже не совсем обычную, казалось ей чудом, достойным всяческого поощрения.

«Знаешь, у меня ведь нет нормального образования, – смущенно призналась Марго, передавая Норе первый список книг, которые хотела прочесть. – Сначала не было желания, потом не было возможности… Может, хоть сейчас удастся немного поумнеть».

«Образованный человек может быть круглым дураком, ты уж мне поверь, – с чувством сказала Нора. – И прямо перед собой ты видишь живой пример».

Мысли ее вернулись к утреннему гостю. Самый параноидальный сценарий заключался в том, что некие охотники за сокровищами наняли его для того, чтобы расспросить Германа, не вызывая подозрений. Антон Максимович Литвак – географ, историк, этнограф. Краткая биография есть в интернете. При желании можно скачать книги и статьи. Его интерес к подземному комплексу, о котором на сегодняшний день мало что неизвестно, вполне оправдан.

Он говорил с Варданяном. Что мог разболтать Самвел, трус и паникер? Он проработал довольно долго в составе группы археологов, занимающейся раскопками на территории Соловецкого архипелага, был знаком и с сотрудниками местного Научного архива, и с реставраторами, и с экскурсоводами, и с хозяйственниками, и бог знает с кем еще.

И он имел зуб на Германа. Точнее, мог иметь. У него была на то веская причина.

Собрать все сплетни, гуляющие по поселку, и слить тому, кто проявил интерес – почему нет? Нора не удивилась бы, узнав, что он так и сделал. Образ жизни Германа, его привычки и повадки всегда служили пищей для сплетен, а после того, как Александр стал привлекать его к расследованию особо мутных, даже загадочных, дел, его репутация погибла безвозвратно. Теперь при всем желании ему не удалось бы сойти за добропорядочного обывателя. На нем горела печать ведьмака. Нора собственными глазами видела, как женщины в поселке торопливо переходили на другую сторону улицы, стоило Герману появиться на горизонте. Переходили и отворачивались, стараясь не привлекать его внимания.

А ведь он не причинил вреда никому из местных жителей. Наоборот. Когда у Настасьи Ракитиной долго не выздоравливала двенадцатилетняя дочь, Герман, которого рискнул пригласить ее муж, поговорил с девочкой наедине, медленно обошел дом, затем вернулся в комнату, где лежала больная, и попросил мужчин семьи помочь ему немного отодвинуть от стены большой платяной шкаф. К задней стенке шкафа был приклеен скотчем маленький полотняный мешочек, зашитый со всех сторон. Настасья хотела заглянуть в него, но Герман не позволил. Он унес мешочек с собой, и с этого дня девочка пошла на поправку.

«У них гостила родственница, – нехотя пояснил Герман в ответ на расспросы Норы. – И чем-то они ее обидели. Так и не поняли чем. Но она уехала с поджатыми губами, даже не попрощавшись. Несколько лет назад у родственницы этой при странных обстоятельствах скончался муж. Крепкий, здоровый парень. Сходил налево, от жены этот факт утаить не сумел и буквально через неделю отдал богу душу».

«То есть… ты хочешь сказать…»

Герман развел руками.

«А как ты догадался, где искать… ну, эту вещь?»

«Ты же знаешь, я чувствую энергетику места, назовем это так. Чувствую и могу производить изменения в этой сфере. Я всегда ее чувствовал, и в детстве, и в юности, но не умел пользоваться своим даром. Можно сказать, только здесь и научился».

Впервые он говорил так откровенно о своих необычных способностях.

Нечеловеческих.

«В виде чего к тебе пришло ощущение темной энергии от мешочка за шкафом? Может, название не совсем удачное, но я не могу придумать другого. На что это было похоже?»

«Трудно сказать, – не сразу ответил Герман, хмуря ровные темные брови. – Но точно не в виде черного облака или дымных щупалец каких-нибудь. Просто появилась уверенность, что надо пройти именно в тот угол комнаты и внимательно все осмотреть. Тут главное – настройка на место или человека. Когда удается чисто, без помех, войти в это живое поле, все остальное уже не проблема. Львиная доля времени обычно уходит на настройку».

«Что же мешает?»

«Чаще всего эмоции присутствующих. Страх, злость, тревога, скепсис… не обязательно связанные со мной. Они создают чудовищные помехи. Иногда хочется рявкнуть: да заткнитесь же вы наконец! Но они, разумеется, не могут. Эмоции накрывают их с головой».

Можно было вспомнить и другие случаи. Жители архипелага сторонились Германа, но, оказываясь в затруднительном положении, преодолевали свою неприязнь и обращались к нему. Хотя неприязнь – не совсем правильное слово. Сила, которой он обладал, внушала им первобытный иррациональный ужас. Ужас перед шаманом чужого племени.

На острове Большая Муксалма, соединенном с Большим Соловецким каменной дамбой, неподалеку от заброшенного Сергиевского скита, жил в маленькой избушке старый нойда [1]. Жил в полном одиночестве, общаясь только с рыбаками, которые привозили ему рыбу из собственного улова, а также хлеб и крупу из поселкового магазина. Прослышав о нем, Герман набрал целый рюкзак чая, сухофруктов, пирожков с мясом и капустой, испеченных Норой по рецепту Зинаиды, поварихи с фермы, и со всей этой благодатью заявился к старику.

Нойда не прогнал его, как прогонял последние годы всех незнакомцев, пригласил в дом и, с благодарностью приняв подношение, проговорил с ним до глубокой ночи.

«Он сказал, что на мне печать, – позже вспоминал Герман, лежа рядом с Норой. – И что бог, который прикоснулся ко мне, это бог мужчин. Суровый бог. Он подвергает испытаниям всех своих избранников».

«Что это значит?» – похолодев, спросила Нора.

«Ну, все эти вещи, которые мне приходилось делать здесь и на Анзере… – Герман тихонько хмыкнул. – Не сказать, что это тот образ жизни, к которому я привык».

Действительно. Тихое счастье зимних месяцев почти стерло из ее памяти кошмары середины лета и начала осени, когда Герман, то в одиночку, то с друзьями противостоял сначала наемникам Андрея Кольцова, вознамерившегося любой ценой разыскать и вернуть в Москву своего беглого сына Леонида Кольцова, у которого были совершенно другие планы, а потом – охотникам за мифическими сокровищами, якобы спрятанными в подземном святилище. Им угрожали, их шантажировали, в них даже стреляли! На предплечье правой руки Германа до сих пор был виден шрам от огнестрельного ранения.

Вспомнив, как доктор Шадрин извлекал чертову пулю, Нора невольно вздрогнула. Но тут же расслабилась, потому что Герман, подошедший сзади, заключил ее в объятия. Наклонился. Поцеловал в висок.

– О чем задумалась?

Едва уловимый запах табака и моря, от которого у нее всегда кружилась голова. Его особенный, неповторимый запах.

– Вспомнила лето.

– Нашу незабываемую ночевку в Преображенской гостинице?

– Нашу незабываемую поездку на Анзер.

– Нашла что вспомнить.

Море? Может быть. А может, и нет. Что-то чистое и холодное, как сам Север.

– Я не хочу, чтобы это повторилось, Герман, – прошептала она, прижимаясь щекой к его щеке. – И то, что было позже… осенью.

– Я тоже не хочу.

– Мы сможем этого избежать?

– Постараемся.

Ей не хотелось спрашивать, звонил ли он Ледогорову, она надеялась, что он сам заговорит на эту тему, и Герман, словно прочитав ее мысли, со вздохом произнес:

– Сергей не сказал ничего определенного. Он не считает Литвака квалифицированным специалистом, но мошенником или шарлатаном тоже не может назвать. Не располагает порочащей его информацией. Встречаться с ним отказался, так как не был уверен в том, что имеет право разглашать…

Он умолк, подыскивая слово.

– …тайны древних? – подсказала Нора.

– И мои.

– Твои?

– Ну, ты же слышала вопросы, которые задавал Литвак. Как мне удалось одно, как мне удалось другое… Сергей предполагал, что услышит и эти вопросы среди прочих, ведь именно от меня он получил свиток с загадочными письменами, и не хотел отвечать на них.

– То есть, он решил оставить право выбора за тобой.

– Да. Он не сомневался в том, что Литвак найдет способ встретиться со мной, и тогда уж я сам составлю представление о нем и решу, во что его можно посвящать, во что нет.

– Марго встревожена. Мне это не нравится.

– Мне тоже.

Теперь они оба смотрели на стройную рыжеволосую девушку, которая изо всех сил колотила хлопушкой по коврику, взметая снежные облака.

– И что же делать?

Герман пожал плечами.

– Жить как жили, что же еще.

На две недели они, пусть не забыли о визите любознательного географа-историка-этнографа, но отложили его обсуждение. Затем их озадачил эпизод, который по горячим следам никому не пришло в голову связать с этим визитом, но, как выяснилось впоследствии, связь имелась, причем самая прямая.

Стоял чудесный весенний денек. Солнце не только светило, но и ощутимо пригревало, благодаря чему по всей округе – если не по всему острову, то в поселке уже самым явным образом, – начиналось таяние снега. Вдоль дорог струились блестящие ручьи. Под ногами хрустела ледяная крошка.

Ради такого случая Нора сняла с антресоли новые ботинки из коричневой кожи и завязала вокруг шеи подаренный сестрой сине-бело-голубой итальянский палантин из тонкой шерсти. Марго тоже слегка принарядилась, сменив длинную, ниже колен, дубленку с капюшоном на белую приталенную курточку, из-под которой виднелся воротник голубой кашемировой водолазки.

Смеясь и болтая, все четверо шли вдоль кремлевской стены к Архангельской башне, как вдруг Леонид, бросив взгляд налево, в сторону Святого озера, присвистнул от изумления.

– Это что еще такое?

Он замедлил шаг, потом остановился. Его примеру последовали остальные. Теперь все четверо смотрели на женскую фигурку на противоположном берегу озера.

Незнакомая женщина в темно-зеленой куртке и узких черных джинсах, заправленных в сапоги, снимала их большим фотоаппаратом, по виду профессиональным. В том, что именно они являются предметом ее интереса, ни у кого сомнений не возникало. Да, вокруг было что поснимать: башни и стены кремля, купола Спасо-Преображенского собора, постройки по берегам озера. Но она…

Леонид первый сказал:

– Она фотографирует нас.

А Марго добавила:

– Или одного из нас.

Покосившись на нее, Герман пробормотал «оставайтесь на месте», а сам прошел еще немного вперед. Объектив фотоаппарата перемещался вместе с ним. Он остановился, засунув руки в карманы расстегнутой куртки, пристально глядя в объектив, через который на него смотрели с противоположного берега. Постоял минуту или две и решительно двинулся в обход озера. Разгадав его намерения, шустрая туристка – если только это была туристка, а не журналистка, например, – быстренько убрала свою технику, сделала на прощание ручкой и бросилась бежать. Преследовать ее никто не стал.

– Можно поинтересоваться у Фадеева, он наверняка в курсе, – вяло предложил Леонид. – Кто такая, где живет…

Но Герман это предложение отверг. Участковый уполномоченный Фадеев был не тем человеком, с которым он любил поговорить за жизнь.

2

В двадцатых числах мая история получила продолжение.

Герман вышел из здания, где располагалась архитектурная мастерская, и тотчас к нему решительно направилась высокая светловолосая девушка, до этого со скучающим видом подпиравшая стену слева от крыльца. Под мышкой у нее была зажата папка формата А2 – такая, с какими обычно ходят чертежники и художники, – через плечо перекинута маленькая кожаная сумочка.

– Герман, прошу вас! Одну минутку. Вы мне очень нужны. – Подойдя, она протянула руку. – Здравствуйте! Меня зовут Дина.

– Здравствуйте, – произнес он, пожимая ее тонкую руку с длинными пальцами без колец. – Чем могу быть полезен?

Его томило смутное ощущение узнавания, но вспомнить, где и когда видел эту блондинку, он никак не мог.

– Я хочу вам кое-что показать. – Глядя на него в упор, девушка похлопала ладонью по своей папке. – Это не займет много времени.

Герман чуть приподнял брови.

– С чего вы взяли, что я хочу посмотреть на то, что вы хотите мне показать?

– Я знаю, что вы любопытны.

– Любопытен, – задумчиво повторил он, изучая ее лицо. Чем-то она напоминала главную героиню фильма «Домино» в исполнении Киры Найтли. Такая же короткая стрижка, такой же вызывающий взгляд. – Пожалуй, вы правы. Не возражаете, если мы пройдем в библиотеку Научного архива? Там, в читальном зале, нам никто не помешает.

Потом они сидели за столом в почти пустом читальном зале и разглядывали содержимое ее папки. Конечно, это была она – та самая женщина с фотоаппаратом. Только тогда ее светлые волосы скрывала черная вязаная шапочка, а стройную фигуру с узкими, как у мальчишки, бедрами и плоским животом – утепленная куртка.

– Вам нравятся фотографии? – говорила Дина, не спуская глаз с Германа, который не вымолвил ни словечка с той минуты, когда на стол перед ним лег первый фотопортрет. – Через месяц у меня персональная выставка в Москве. Если все пройдет как надо… в общем, это важно для меня. Я хотела бы выставить и эти работы тоже. Но мне требуется ваше согласие. Что скажете?

Из увиденного стало ясно, что она фотографировала его не только в тот день, когда была замечена Леонидом. На некоторых снимках он был запечатлен на фоне часовни Александра Невского, на других – на территории кремля или неподалеку от собственного дома. Снимки, безусловно, профессиональные, этого у нее не отнять. Впервые Герман смотрел на себя глазами постороннего человека и проникался сознанием того, что есть «роковая красота».

Это я?… В самом деле я?… Вот таким видят меня люди?…

Его передернуло.

– Простите. – Дина тоже вздрогнула. Прикусила губу. – Наверное, надо признаться. Чтобы это больше не мучило. Или мучило не так сильно.

Герман медленно перевел на нее взгляд своих неправдоподобно зеленых, цвета незрелого крыжовника, глаз.

Она помедлила.

– Вы… – Шумно вздохнула, задержала дыхание. Моргнула. – Вы можете выключить это?

– Что?

С растущим изумлением Герман наблюдал, как ее хорошенькое личико заливает краска.

– Свой магнетизм. Это невыносимо. – Дина слегка поморщилась, но не потупилась и не отвернулась. – Увидев вас, я сразу поняла, что вы человек незаурядный, но даже не предполагала, что ваша близость так разрушительна для психики.

Минуту он молча смотрел на нее, сидя в полной неподвижности, и вдруг накрыл ее руку своей. Вот тут она потупилась и нервно сглотнула.

– Я не могу это выключить, – слегка улыбнувшись, произнес Герман, – потому что не я это включил. Но не беспокойтесь. Я не причиню вам вреда.

Он снова взглянул на разложенные перед ними фотографии.

Странное существо, динамичное и грациозное, излучающее неопределенную опасность. Бледное лицо, острые скулы, черные волосы и брови. Поднятый воротник черной куртки. Тяжелый, пристальный взгляд.

Это я?…

Пальцы Дины шевельнулись.

– Женщина, живущая вместе с вами… которая постарше… это ваша жена?

– Да.

– Неправда. Я выясняла. Вы не расписаны.

– Выясняли? Тогда зачем спрашиваете?

– Мужчины очень по-разному отвечают на этот вопрос. Мне было интересно, как ответите вы.

Герман понимающе кивнул. Выпустил ее руку и еще раз перебрал фотографии.

– Хорошие работы. Можете их выставлять, я не возражаю.

– Спасибо. – Дина не спускала глаз с его лица. – Я занимаюсь художественной фотографией четыре года. У меня есть сайт, вот адрес. – Она положила перед ним визитку. – Мы еще увидимся?

– Если вы не уезжаете прямо сейчас, то, может, и увидимся.

– Я собираюсь пробыть здесь до конца недели.

– А я живу здесь постоянно. Живу и работаю. Так что увидимся обязательно.

– Давайте завтра? – взволнованно воскликнула Дина. И видя, что он колеблется, добавила: – Я хочу сделать еще несколько снимков для выставки. Ну и… познакомиться с вами поближе. Можно?

– Пять минут назад вы говорили, что моя близость разрушительна для психики.

Она пожала плечами.

– Люди часто делают то, что их разрушает. Потому что оно же и доставляет им удовольствие.

– Это верно. – В глазах его промелькнули искорки нового, неподдельного интереса. – Где вы остановились?

– В гостевом доме на улице Флоренского.

Герман отодвинул стул и встал.

– Я провожу вас. По дороге обсудим, какие достопримечательности острова вы хотели бы осмотреть.

Вечером дома он был молчалив. Нора спросила за ужином «как дела?», в ответ услышала «нормально» и оставила его в покое. Весь день она крутилась, как белка в колесе – после зимы на ферме было много дел, – и теперь мечтала пораньше завалиться спать, оставив грязную посуду Марго.

– Иди, иди, – сказала рыжая, допивая чай со смородиновым джемом. – Я все уберу.

– Спасибо, лисичка!

С закрытыми глазами приняв душ, Нора нырнула под одеяло и мгновенно провалилась в сон. И даже не слышала, как пришел Герман. Поэтому обо всех его похождениях узнала только на следующий день. Точнее, вечер. Когда все четверо сидели в гостиной, попивая кто пиво, кто коньяк, и Леонид вдруг спросил:

– С кем это ты гулял около двенадцати по Заозерной?

– Около двенадцати? – нахмурился Герман.

– Марго отправила меня за хлебом, и я как раз вывалился из магазина… ну, напротив «Кают-компании»… посмотрел налево и увидел вас со спины. Тебя и какую-то блондинку с короткой стрижкой. Вы шли на юг.

– О! – многозначительно проронила Марго, откладывая книгу и весело глядя то на одного, то на другого. – Интрига!

На лице Германа появилось выражение досады и укоризны.

– Болтун – находка для шпиона. Я собирался сначала все обдумать, а уж потом рассказать вам. Но теперь, конечно, придется рассказывать, пока вы не сделали из этого историю. – Он глотнул коньяка и поставил рюмку на журнальный столик. – Помните девицу с фотоаппаратом на берегу Святого озера? Так вот это она.

– Потрясающе, – вымолвил Леонид, глядя на него широко раскрытыми глазами, на дне которых плескался смех. – Тебе пришлось соблазнить ее, чтобы добиться признания?

– Она и без этого призналась. Сказала, что занимается художественной фотографией, что через месяц у нее персональная выставка в Москве и что на этой выставке, помимо прочих своих работ, она хотела бы представить мои фотопортреты. Спросила, не возражаю ли я.

– И?…

– Я ответил, что не возражаю.

– Да ты тщеславен, сын мой, – усмехнулся Леонид.

– Надо было встать в позу и потребовать компенсацию за моральный ущерб? Пусть выставляет. Тем более что работы действительно хорошие.

– А куда вы направлялись, когда я вас засек?

– К Переговорному камню.

– Ты опять работал экскурсоводом?

Герман скромно улыбнулся.

– И что было дальше? – поинтересовалась Марго.

– Мы дошли до Переговорного камня, оттуда до мыса Печак, там Дина немного поснимала… Ну, и все.

– Дина? Значит, Дина. – Марго кивнула. – Понятно.

– Два километра до Переговорного камня, потом еще шесть до мыса Печак, потом столько же в обратную сторону. – Леонид внимательно посмотрел на Германа. – Неплохая прогулка.

Тот скорчил гримасу.

Нора сидела, точно воды в рот набрав. Целый день в компании молодой блондинки… Он не сделал бы этого, если бы не заинтересовался всерьез. Молодая, талантливая. Ему понравились ее работы. Творческая личность, как и он сам. Конечно, такая способна заинтересовать! Тогда как она, Нора, никакими особыми талантами не блещет. Картин не пишет, стихов не сочиняет, фотоаппарат последний раз держала в руках лет десять назад. Пирожков напечь? Это да, это мы запросто. Только пирожки можно купить в любом кафе.

Между тем Леонид не отставал:

– Что же ты собирался обдумать, прежде чем рассказать нам?

– Была ли ее первая поездка на Соловки самой обычной туристической поездкой, во время которой я случайно попался ей на глаза, и она сочла меня фотогеничным или…

– Или что?

– …или она знала, кто я такой, и искала повод для знакомства.

– О, сидя в кресле с бутылочкой коньяка, можно много чего надумать! А ты не пробовал спросить?

– Пробовал. – Герман глубоко вздохнул и потянулся за сигаретами. – Она ушла от ответа. При чем ушла виртуозно. И я решил не настаивать.

– Что она сообщила о себе? Как представилась?

– Дина Беглова, фотохудожник. Живет и работает в Москве. Дала визитку с адресом сайта.

– Покажешь?

– Конечно.

Вроде бы отвечает охотно, не нервничает, не злится, но все равно как будто не договаривает. Выдает ровно столько информации, сколько требуется. Ничего лишнего.

– Как долго она пробудет на острове? – продолжать выспрашивать Леонид.

– До конца недели.