– Мои предки эмигрировали из России во время революции, но культура русского языка всегда присутствовала у нас дома. И в девяностые годы я приезжал с отцом в Россию. Мы жили тут несколько лет, он работал инженером на одном из вольжанских заводов.

– Как интересно, – заметила Юля. – И сколько вам тогда было лет?

– Сейчас мне сорок, тогда было около двадцати.

– А что делали вы, пока ваш отец работал?

– Я учил историю, потом возвращался в Бельгию и сдавал ее в университете.

– Так вы историк?

– Я – историк, – кивнул иностранец.

Юля подняла брови:

– И здесь вы по вопросу?…

– Истории, – кивнул он.

– Ага, – кивнула в ответ и Юля.

Артур Джон Миллер улыбнулся голливудской улыбкой:

– Наши предки жили в Вольжанске еще в девятнадцатом веке. Поэтому я в архиве. Ищу своих пращуров – их пути-дорожки. А уважаемый месье Тюрин помогает мне.

Юля про себя улыбнулась: она угадала!

– Это долгая работа?

– Очень долгая! Я приехал на месяц, а то и подольше. Выстраиваю свою родословную.

– Благородное дело. У меня к вам просьба, Артур. Мне можно вас называть так?

– Конечно, – кивнул он. – Даже нужно, Юлия. В России любят отчества, за границей – нет. Там все проще.

– Отлично. Милый Артур, пропустите меня первой, а? Я так тороплюсь! Сделайте доброе дело, галантный жест, – она сделала умилительную рожицу: – Пожа-а-а-алуйста!

Кажется, он раздумывал. Облако его дорогого парфюма с горьковатым привкусом уже обволокло ее окончательно, давно проглотив облачко французских духов, подаренных любимым папочкой ко дню рождения. Иностранец поймал ее вопрошающий взгляд и сказал:

– Но только с одним условием.

Юля про себя улыбнулась: «Пригласит меня на ужин! И я соглашусь, кстати. Почему бы и нет? Он такой очаровашка!..»

– Хорошо, – кивнула она. – Я согласна.

– Расскажите, какое у вас дело к архивариусу Тюрину? Что заинтересовало московскую новостную газету в городе Вольжанске?

«Вот тебе раз! – подумала Юля. – Номер! Как-то это не романтично. С другой стороны, если у этого франта есть жена или любовница, и он приехал сюда не один…» Впрочем, ей было плевать, главное, чтобы ее пропустили вперед.

– Конечно, я расскажу, – кивнула она. – Это очень интересно, Артур! У нас за городом, в смысле, в Вольжанске, есть развалины кирпичного завода, который когда-то принадлежал промышленнику Мельникову. Знаете об этом?

– Знаю, – кивнул он. – Я был там на экскурсии еще давно, юношей.

– Ну вот! Вокруг этого завода ходит много легенд, но одна из них – особенная! Что на этих развалинах живет чудовище с рогами, представляете? И что иногда оно выходит на поверхность ночью. И недавно случилась трагедия. Двое ребят поспорили, что проведут ночь на руинах. Как раз на тех этажах, где видели чудовище. И в эту ночь оно вышло и напало на двух молодых людей, и один из них погиб, кстати.

Иностранец слушал ее недоумевая.

– И вот об этом пишет ваша газета? Ваша «АиФ»?

– Да, – кивнула Юля. – Это же новостная газета! Вот если бы двое молодых людей разбились на мотоцикле, это бы никому интересно не было, а тут – чудовище на развалинах. Это очень интересно!

Артур Миллер покачал головой:

– Сомнительная новость, на мой взгляд. Но читателям виднее. Но зачем вам архивариус Тюрин?

– Как это зачем? Я бы хотела побольше узнать о заводе, да и о самом Мельникове. Я слышала, что существует какой-то архив. Вот за этим я и пришла. Разузнать!

Кажется, иностранец серьезно задумался над ее словами.

– Ясно, – кивнул он. – Я пропущу вас вперед, как и обещал. Ваш рассказ – мой галантный жест. Кстати, вон идет месье Тюрин, – он кивнул на стеклянные двери. – Легок на помине! Так, кажется, вы говорите?

– Именно так!

Через двери как раз проходил сухарь в очках, в дохленьком костюмчике: как раз именно такой, каким его и представляла себе Юля. Бледная немощь с легким раздражением на лице и с папкой в руке. И правда, отчего ему было радоваться, работая в пыльном архиве, перекладывая с места на место папки и сажая зрение за грошовую зарплату перед стареньким монитором, которому место в музее?

Иностранец встал, легко поднялась с кресла и Юля.

– Здравствуйте, Валерий Витальевич, – громко сказал Артур и протянул руку.

– Здравствуйте, господин Миллер, – кивнул Тюрин и уставился на очаровательную девушку. – Здравствуйте, – второе приветствие, с поклоном, было адресовано красотке.

Обладательница подозрительно веселых лисьих глаз и золотого хохолка на макушке просто светилась радушием! Но во взгляде господина Тюрина и в помине не было того восхищения и обожания, которое она предвкушала, когда вертелась перед зеркалом дома. И никаких тебе: «Прошу вас, да будьте так любезны, мы все у ваших ног!..» Напротив, бледно-желтоватый лицом, худой и остроносый, господин Тюрин словно подозрительно спрашивал у иностранца: «Кто она такая, мистер Миллер? У вас появился хвост? С каких это пор? Мы так не договаривались!..»

– Это Юлия Пчелкина, – представил девушку Артур Миллер. – Она корреспондент из Москвы. Мы познакомились только что, – он тщательно объяснял обстоятельства их встречи, – и договорились, что она пройдет первая. Если вы не будете против, конечно.

– Я, конечно, не против, но что именно вам нужно, девушка?

– Ее интересует завод Мельникова и какой-то архив этой фамилии, – ответил за Юлю иностранец.

По лицу Тюрина, и без того недовольному, как будто пробежала легкая судорога. Он устремил требовательный взгляд на посетительницу:

– Кто вам сказал об этом архиве?

Юля пожала плечами:

– Историки. Вольжанские историки.

– Кто именно?

Юля забеспокоилась – допроса она никак не ожидала.

– Был краевед Сумятин, а еще Китовский…

– А, старые непоседы! – вскинул голову Тюрин.

Кажется, она попала в точку!

– А что, такого архива нет?

Артур Миллер взглянул на Тюрина, и в его глазах был тот же вопрос: «Так есть такой архив или его нет? Скажите милой девушке, месье Тюрин! Что вы ее томите? Посмотрите, какая она хорошенькая, и скажите нам правду!»

– Такой архив есть, девушка, но он не систематизирован и почти не изучен. Пока мы не проведем с ним эту работу, люди со стороны, вроде вас, увы, доступа к нему иметь не могут. Так что извините.

– А когда вы его систематизируете? – поинтересовалась Юля.

– Ну, в течение трех, может быть, пяти ближайших лет, мы проведем основную работу.

– Пяти лет?!

– Да, а как вы думали? – развел руками Тюрин. – У нас море другой, более важной работы! А тут семейный архив каких-то промышленников! Мало ли!

– И что, никак нельзя посмотреть сейчас? Хотя бы краешек этого архива? Краем глаза?

– Никак нельзя, – отрицательно покачал головой Тюрин.

– А если я обращусь к вашему директору? – набралась смелости и спросила зеленоглазая девушка.

– Он вас пришлет ко мне, а я вам повторю то же самое, ведь именно я отвечаю за все архивы. Вам ясно?

– Ну, в общем да, – кивнула Юля. – Я надеялась, что вы будете гостеприимнее.

– И что, никак нельзя помочь этой милой девушке? – заботливо спросил холеный иностранец. – И ничем?

– Никак и ничем. Я – чиновник, сухарь, – холодно улыбнулся Тюрин. – Но я хорошо знаю свою работу. Еще раз простите, – он вновь поклонился Юле, – и до свидания. Идемте, господин Миллер?

Артуру Миллеру, этому светловолосому красавцу в белом костюме, было искренне жаль, что девушку вот так отфутболили, но он приехал по своим делам, и они были в приоритете.

Поэтому он только пожал плечами и сказал:

– Очень жаль! Очень! – и когда Тюрин двинулся вперед, к вертушке, выудил из кармашка пиджака карточку и протянул ее девушке: – Если что-то понадобится – звоните, – доверительно сказал он. – Всего вам доброго, Юлия!

– Пока, – принимая визитку, вздохнула она.

А сама подумала: «Нет-нет, все так, как и предполагала!» Он решил пригласить ее, только таким вот образом… Хитрым! Элегантным. Мол, решай, Красная Шапочка, сама!.. «А Валерий Витальевич Тюрин – козел!» – уже выходя из архива на солнышко, справедливо решила Юля.

У нее был час свободного времени. Возвращаться домой не имело смысла, идти в музей было рано – и что бы она там делала, мозолила глаза персоналу? Юля позвонила Мишке и сказала: «Гном, я буду сидеть в кафе „Солнышко“. Присоединишься?» Конечно, он составит ей компанию!

Разве Гном хоть когда-нибудь ее бросал?

В кафе она заняла столик и вытащила визитку. Артур Джон Миллер. Историк, коллекционер. Европейский адрес, Брюссель и так далее, европейский номер. И номер российского сотового. Его ясные серые глаза, чуть блестящие, ироничная улыбка хорошо врезались в ее память. Да, и его парфюм! Особенно парфюм!

Минут через сорок к Юле присоединился Мишка.

– И куда ты ходила без меня? – спросил Сомов.

– Хотела взять штурмом архив.

– Раз без меня, значит, кого-то хотела соблазнить.

Юля не удержалась – прыснула прямо в вазочку с мороженым. Привлекла внимание других столиков, схватилась за салфетку.

– Ты издеваешься, Гном?

– Угадал, да?

Его подруга отвела глаза:

– Ну хватит, что ли?

– Я очень серьезен, Белоснежка.

– Я просто хотела переговорить с одним дядечкой.

– Ну разумеется – не с тетечкой же. И как все прошло?

– Дядечка оказался порядочным свинтусом.

– А, не купился?!

– Не-а, – замотала головой Юля. – Я же говорю – свинтус. И вообще он вел себя подозрительно. Словно что-то скрывал. Ничего, – глотая ложку мороженого, кивнула Юля. – Мы пойдем другим путем! Я найду на него управу.

Но про элегантного иностранца и его визитку она не рассказала. Они доели мороженое и решили до музея идти пешком. Всё в том же старом городе, в центре. Прогуляются по теплому, яркому от солнца городу детства.

– Тебе рассказать о Минотавре? – по дороге спросила Юля.

– Валяй, – кивнул Сомов. – Но сюжет я знаю. Мутант, человек с головой быка, жил в Лабиринте, ему скармливали жертв. Он был очень злой и кровожадный, потом его убили.

– Не густо. Слушай. Царь Крита Минос боролся за власть и попросил Посейдона помочь ему в этом. Бог морей прислал Миносу прекрасного белого быка, которого Минос должен был публично принести в жертву. Но Миносу было жалко расставаться с белым быком, и он задумал подлог. Он принес в жертву обычного белого быка, а волшебного, из глубин морских, оставил себе. Но разве можно обманывать богов? Посейдон узнал о коварстве Миноса и наслал на него проклятие. Жена Миноса, царица Пасифая, вдруг воспылала к быку плотской страстью.

– К животному?

– Да.

– Дурдом.

Юля усмехнулась:

– Дурдом только начинается, Гном! Пасифая не могла думать ни о ком, только о белом быке Посейдона, она приходила к нему, раздевалась и ложилась рядом, желая отдаться прекрасному животному. Она всячески соблазняла его, потому что должна была утолить свою животную страсть, но бык не хотел ее! Он – бык, скотина, ему корову подавай, а Пасифая – женщина!

– Эти древние греки – маньяки.

– Еще какие маньяки, Гном!

Они счастливо вдыхали свежий утренний воздух, лишь слегка отравленный выхлопными газами.

– Слушай дальше, – продолжала Юля. – И тогда Пасифая решила перехитрить быка! У царя Миноса был гениальный архитектор – Дедал. Это он построил Миносу дворец и это он смастерит своему сыну Икару крылья, на которых потом тот поднимется к солнцу, а потом упадет и разобьется. И Дедал придумал, как быть царице. Как ей соблазнить белого быка!

– Как? – захлопал рыжими ресницами Мишка. – Это интересно! Гадко, но очень интересно.

– Ага! – усмехнулась девушка. – Дедал сконструировал из дерева корову, ну, с разными там секретами, сам понимаешь, ты уже взрослый. Корову покрасили в белый цвет, ее нельзя было отличить от настоящей. В эту форму и забралась Пасифая, легла и стала ждать! И вот, бык проснулся и увидел рядом с собой прекрасную белую корову…

– Развратница, – грозно перебил свою подругу Сомов. – Извращенка…

– Так хотели боги!

– Да к черту таких богов!

– Ты прям как священник первых веков рассуждаешь, – улыбнулась Юля. – Они очень не любили греческую мифологию.

– И правильно делали. Что дальше?

– А что дальше? – пожала плечами рассказчица. – Дальше бык совокупился с Пасифаей.

– Можно было предположить, – усмехнулся нравственный Сомов. – Только как? У него же… гм-гм… огромный, он же бык?

– А ей очень хотелось.

– Маньяки, говорю.

– От этого совокупления и родился наш мутант – получеловек, полубык. Минос, разумеется, возненавидел Минотавра, но он не мог приказать убить его, потому что боялся навлечь на себя еще больший гнев Посейдона! И вновь искуснику Дедалу пришлось постараться. По приказу царя он построил Лабиринт под дворцом, куда Минос и заточил грозного мутанта. Но мутант оказался непростым. Он не желал есть траву! Он даже не желал есть рыбу, или свинок, или коров. Он требовал человеческого мяса! И Минос обречен был давать ему то, что просил Минотавр. Вначале мутанту отдавали на съедение преступников. Но откуда их столько взять? Когда зверь был голоден, то начинал реветь, и эхо этого рева гуляло по дворцу. Но тут царь Минос устроил войну с Афинами и победил. И потребовал, чтобы афиняне раз в году отдавали ему самых прекрасных юношей и девушек. Их переправляли на Крит и скармливали Минотавру.

Мишке стало невыносимо грустно – древнегреческая история устрашила и разозлила его. Чувство справедливости кипело в нем, ему хотелось помочь молодым афинянам. Юля решила, что пора приободрить друга.

– Не унывай, Гном! Тогда и появился Тесей, великий греческий герой, сын царя Эгея, он хитростью напросился взять его вместо одного из юношей на остров Крит. Там в него влюбилась Ариадна – дочь Миноса и Пасифаи, она и дала ему клубок ниток.

– Нить Ариадны!

– Точно! Дальше все известно: Тесей попал в Лабиринт, встретил Минотавра и в схватке заколол его кинжалом, который заблаговременно припрятал, а потом по ниточке вышел сам и вывел своих товарищей по несчастью на свет божий.

– И все-таки эти греки – больные люди, – покачал головой Мишка.

До музея оставалось полквартала.

Без пяти одиннадцать они встали под раскидистым деревцем недалеко от входа. Сомов еще вечером позвонил своей тете, сказал, что заинтересовался изобразительным искусством, особенно запасниками музея, она ответила: «Приходи, Мишенька, я тебя и Юлю познакомлю с Борисом Борисовичем, он вам все расскажет и покажет». Теперь осталось дождаться их чумового одноклассника.

– Вон, идет, – кивнул Мишка и взглянул на наручные часы. – Надо же, англичанин прямо. Без одной минуты!

По тротуару в их сторону неторопливо шагал Паша Киселев – на полголовы выше других прохожих.

– Гардеробчик поменял, – констатировал Мишка. – Интересно, сегодня на нем тапочки другие?

Паша и впрямь приоделся – в приличные джинсы, черную майку, правда, с диким рисунком, и кроссовки.

– Не задевай его, – попросила Юля. – Он ранимый.

– Он слишком длинный для меня, – горестно посетовал Мишка, когда рассеянный Киселев разглядел своих одноклассников под деревом и устремился к ним. – В мои планы не входит находиться рядом с ним чересчур долго. Понимаешь?

– Потерпи, Гном, – Юля двинула его локотком в бок. – Это на денек, не более того.

Паша подошел, поймал взгляд Юли, сказал:

– Привет всем, – и первым протянул Сомову руку: – Здравствуй, Михаил.

– Здравствуй, Павел, – вытянулся тот и едва не встал на носочки. – Ты за ночь еще немного подрос, что ли?

– На два сантиметра, – ответил Киселев.

– У тебя, оказывается, есть зачатки чувства юмора, – заметил Сомов. – Беда!

– Привыкай.

– У тебя другой майки не нашлось? – разглядывая рисунок на худой груди одноклассника, спросил Мишка.

– А чем она тебе не нравится?

На черной майке Паши красовалась голова смерти из фильма ужасов «Крик».

– Да нет, миленько, – поморщившись, скромно заметила Юля.

– Чудила, – беззаботно пожал плечами Мишка. – Что с него взять?

– Давайте о деле, – строго сказала Юля. – Паша, ты нам вчера не сказал, что мы должны искать в этом музее. Говори теперь, – потребовала она.

Киселев решительно кивнул:

– Я должен был дома все уточнить, еще раз посмотреть на записи. Запасники нашего музея огромные. Там много всего – и ценного, и не очень. Художников у нас в Вольжанске еще до революции было полсотни. Две трети из них – любители. При советской власти все их работы отправили в подвалы. На поверхности осталось только самое лучшее. В первую очередь – передвижники, причем с мировыми именами. Но они нас не интересуют.

– А что нас интересует, Паша? – спросила Юля.

– Мне старый краевед Китовский говорил, а ему – покойный краевед Сумятин, который еще в девятнадцатом веке родился и работал в нашем музее в двадцатых годах. Вот он и сказал, что помимо прочего в запасниках есть коллекция картин одного знаменитого вольжанского промышленника.

– И что это за коллекция? – спросил Сомов.

– А ты догадайся.

Юля и Мишка переглянулись.

– Ты издеваешься? – не выдержал Сомов.

– Мельникова? – нахмурилась Юля.

Глаза Паши оживились:

– Да!

– А-а, вот оно что, – понял суть дела Мишка Сомов. – Это интересно.

– Еще как интересно! – подержал его Паша. – И что среди них есть очень необычные работы.

– Что значит необычные? – спросила Юля.

Но Паша Киселев только пожал плечами:

– Точно не знаю. Не пейзажи, не портреты. Китовский называл их «Аттракционом ужасов».

– Это как так? – вопросил Мишка.

– Говорю же: не знаю. Я их не видел. И не факт, что они остались! Но если нам разрешат порыться, то мы узнаем.

– Пошли уже, ребята, – кивнула Юля. – Не терпится узнать! Кто перед дамой первым откроет дверь?

Первым дверь открыл Паша Киселев – метнулся сразу к парадному: руки у него оказались длиннее.

– Наш пострел везде успел, – входя за подругой, пробурчал Сомов. – Мне это не нравится.

Они вошли под своды храма.

– Экскурсия? – спросил пожилой сторож, похожий на отставника, и уставился на майку Паши. – Какой институт?

Он стал листать здоровенную тетрадь посещений.

– Мы к тете пришли, – строго сказал Мишка. – К Зинаиде Ивановне Меньшовой.

– А-а, тогда другое дело, – расслабился вахтер. – Но я должен позвонить, – он набрал номер, сказал пару слов и кивнул ребятам: – Проходите. Вас ждут.

И вот уже завхоз музея торопилась к ним навстречу.

– Здрасьте, Зинаида Ивановна, – едва успела бросить Юля.

А та уже всплеснула руками:

– Юленька, какая же ты стала! Красавица! – ее глаза лукаво заблестели: – Мишка уже предложение тебе сделал? Или все стесняется?

Юля приторно улыбнулась:

– Стесняется!

Мишка вздохнул. Паша Киселев с неодобрением взглянул на «жениха».

– Да шучу я, шучу! – махнула рукой Зинаида Ивановна.

– А это наш одноклассник Паша, – представил Мишка спутника.

– Здрасьте.

– Очень приятно, – ответила Зинаида Ивановна. – А что же это у тебя на майке, Паша? – немного стесняясь, спросила она. – Страшное такое?

– Портрет его близкого родственника, – первым ответил Мишка. – Он ему очень дорог.

Юля засмеялась. Паша нахмурился.

– Это герой фильма «Крик».

– А-а, – кивнула Зинаида Ивановна, поймала взгляд племянника и красноречиво вскинула брови: мол, чудеса! – Ну, идемте ко мне. Я Куприянову позвоню, Борису Борисовичу, скажу, что вы пришли.

И трое ребят двинулись за тетей Мишки Сомова. В кабинете она набрала номер, сказала в трубку: «Борис Борисович, зайди ко мне, пожалуйста. Очень нужен». Тетя Зина тут работала всю жизнь, была отличной хозяйственницей, во время перестройки защищала музей от тотального разграбления, всех знала и со всеми была на «ты».

– Он строгий, но душевный, – сказала она о начальнике хранилища Куприянове. – И очень ответственный.

Через пять минут Борис Борисович Куприянов, худой седоволосый мужчина в роговых очках, с аккуратной седой бородкой через всю нижнюю часть лица, пожимал ребятам руки. Его взгляд то и дело останавливался на страшной маске, красовавшейся на худой Пашиной груди.

– Так какое у вас ко мне дело, молодые люди? – спросил он.

Юля поглядела на Мишку, тот – на Пашу, их долговязый друг – на Юлю. Все было решено.

– Я учусь в МГУ на историческом, работаю в «Аргументах и фактах», но родилась и выросла в Вольжанске, – призналась Юля. – Сейчас я пишу большую работу о провинциальных предпринимателях, их интересах, привычках, меценатстве, но сосредоточиться решила на промышленниках Мельниковых, а именно на Иване Ивановиче Мельникове, построившем кирпичный завод в пригороде Вольжанска.

– Знаем такого дельца, – кивнул Куприянов.

– Он специально построил свой завод на перепутье трех дорог, ведущих к трем городам: губернскому Вольжанску и уездным – Бирюкову и Зубову.

– И завод его знаем. Руины. А в свое время был гигантом промышленности! Хороший бы музей вышел под открытым небом, да растащили все наши землячки. В округе, по деревням, половина домов из красного кирпича Мельниковых.

– Верно. Так вот, – Юля взглянула на Пашу, – я провела большую работу и узнала, что краевед Сумятин открыл краеведу Китовскому, – она многозначительно повторила за Пашей авторитетные фамилии, – тот факт, что в нашем музее, в запасниках, существует коллекция художественных полотен промышленника Ивана Ивановича Мельникова. Это правда?

– Чего в нашем музее только нету! – вскинул голову с кругом седой бородки Куприянов. – Сами порой удивляемся!

– Так что, Борис Борисович, есть такая коллекция? – напрямую спросила Зинаида Ивановна.

И все тотчас уставились на хранителя запасников.

– Есть, – ответил работник музея. – Есть такая коллекция, но очень далеко спрятана! Мы ее уже лет тридцать не открывали. Да и тогда открыли, частично проглядели, я еще относительно молод был, и обратно спрятали.

– А почему их было не выставить? – спросил Мишка. – Картины Мельникова?

Куприянов усмехнулся:

– Выставить?! Эх вы, молодой человек! – его просто развеселила реплика рыжего паренька. – Думаете, это так просто? Можно проехаться по мастерским художников, прикупить работ, а потом выставить их в галерее. Они новые, краской пахнут! А тут что? Они пролежали более ста лет, некоторые холсты треснули, порвались, краски поблекли. Чтобы такую выставку организовать, ее надо готовить год, а то и два! Реставраторы должны приводить холсты в порядок, уничтожать следы порчи. Понимаете? Это икону Андрея Рублева можно выставить в любом виде – всё равно шедевр! А мало ли какие картины собирали те или иные провинциальные коллекционеры, это же не мастера Возрождения. Не Леонардо, не Боттичелли, не Тициан. Как правило, овчинка выделки не стоит. А реставраторам зарплату надо платить. Другая работа остановится. Понимаете? Второстепенных полотен десятки тысяч в провинциальных музеях, и сотни тысяч, если не миллионы, в столичных! Вот и лежат эти холсты десятилетиями и ждут, когда в нашем царстве-государстве начнется достойное финансирование культуры. Только ждать этого, как прошлогоднего снега! – он поскреб аккуратную серебристую бородку, цепко державшую в полукруге нижнюю часть лица. – Может, у ваших внуков будет возможность все это восстановить.

– К тому времени нас завоюют инопланетяне, – изрек Мишка.

– Нет, – покачал головой Паша. – К тому времени нас завоюют зомби.

Сомов цокнул языком:

– Не исключено. Пари, Кисель?

– Я – Павел Александрович, – напомнил долговязый одноклассник.

Их диалог заставил искусствоведа Куприянова поморщиться:

– О чем вы, молодые люди?

– А вы нам покажете эти работы? – перебив всех, напрямую спросила Юля.

Вопрос вернул хранителя к действительности.

– Вот, девушка! Чтобы показать вам эти работы, я должен потратить несколько часов своего времени, а то и дней, забросив другие дела, куда более важные для меня и музея. Понимаете?

– Ну покажи ты им эти картины, Борис Борисович, – попросила Зинаида Ивановна. – Видишь, молодые люди интересуются.

– Очень интересуемся, – подтвердила ее слова Юля.

– Это и странно, – заметил Куприянов, – и похвально одновременно. Что ж, идемте. Убью на вас полдня, молодые люди.

– С нас коньяк, – когда они выходили из кабинета завхоза, тихонько сказала Юля.

– Да ладно уж, – отмахнулся Борис Борисович, но сделал это неуверенно, без души, что явно говорило: идея с коньяком не так уж и плоха. – Я только возьму ключи, – предупредил он и направился в свой кабинет.

<1 2 3 4 5 >

На страницу:

Перейти

3 из 5