Последний романтик

– Хочешь поплавать? – вдруг спросил он.

Быстро, как плотвичка, парнишка вскочил, скользнул мимо нас, пробежал вдоль края пруда с одной стороны до другой, вбегая и выбегая из воды, промчался по запруде (хотя она была скользкой, и Анжела закричала на него, чтоб он убрался оттуда), взобрался на дерево и соскочил с него. Наконец, он вернулся к Кэролайн. Он встряхнул мокрой головой, и она сердито захлопнула книгу, отошла и села на песке. Но она обернулась на него, и я заметила в ее взгляде явный интерес к этому бледному быстрому мальчику.

Довольно скоро мы знали о Натане все. Его мать звали Дженет, отца – Сайрус, а пятеро братьев и сестер стали для нас единым целым: ДугласТерриМэддиЭмилиДжен. Мы звали их Козлы, потому что их фамилия была Даффи, что напоминало нам козла Билли Граффа из сказки, а кроме того, потому, что в них, с их длинными любопытными лицами и лохматыми головами, было что-то козлиное. Все они были упрямыми, упертыми, вечно спорящими с другими о чем угодно, будь то готовка яичницы, извержения вулканов или песни Майкла Джексона.

На следующий день после знакомства с Натаном Даффи появился Эйс МакАллистер. Он влетел на пруд с тропы, с ног до головы одетый в камуфляж, с духовым пистолетом в руках.

– Пиф-паф! – заорал он, спугнув нас, играющих и читающих книги.

– Это Эйс, – без малейшего удивления объяснил Натан, пока Эйс делал вид, что снова и снова стреляет в него.

Эйс был невысоким и толстым, с тяжелыми руками и ногами и широким лицом. Копна темных, блестящих волос спадала ему на глаза. Они с Натаном не были друзьями, но жили по соседству, и разница в их возрасте составляла лишь год, так что матери с самого детства сводили их вместе на детских площадках и празднованиях дней рождений.

– Анжела, я в тебя попал! – завопил Эйс, обращая внимание на няню.

Анжела, не подымая взгляд от журнала, махнула на него рукой. Когда-то она была и его няней и тоже водила его летом на пруд, но потом ушла работать в семью Даффи. А родители Эйса теперь оставляли его одного, выдавая ему десятидолларовую бумажку, ключ от дома и приказ держаться подальше от неприятностей.

Спустя несколько дней стало ясно, что Эйс был самым диким из нас. Он прыгал в пруд с плотины и так орал, что даже Терри, старший брат Натана, просил его заткнуться. Натан был в шестом классе, Эйс – в пятом, но в частной школе в Гринвиче, которая называлась Академия Пьерпонт. Мы все ходили в обычную школу, и идея Пьерпонта с формой и полями для лакросса показалась мне ужасно взрослой и интеллигентной, но Эйс ходил туда только потому, что у его родителей были деньги, и они не знали, что еще с ним делать. Он хвастался, что его выгнали из шикарной школы-интерната в Нью-Гэмпшире, не взяли в обычную школу, и Академия Пьерпонт была единственным местом, куда его приняли. Он болтал о победах в драках, выпитом пиве, выкуренных сигаретах. Мы сомневались в правдивости этих историй, но все равно слушали. Он часто приносил на пруд свой пистолет или коробку с пистонами, о которой говорил, что украл ее. Он ловил лягушек и сверчков, а как-то поймал небольшого зеленого ужа, и сажал их в коробки из-под обуви. Я подозревала, что ему хотелось мучить этих животных, но при нас он не смел этого делать.

Когда Эйс узнал, что Джо играет в бейсбол, то начал относиться к нему с большим интересом и большей агрессивностью. Он стал говорить что-то типа: «О, смотрите, сам Джо Ди Маааааджо», и это протяжное аааа звучало, как карканье. Но тут были и легкая зависть, и уважение. Джо был на год младше, чем Эйс, но выше и сильнее и со спортивным спокойствием.

Джо относился к Эйсу с настороженностью. Они общались дружески, но, как мне тогда казалось, не могли подружиться по-настоящему. Эйс был нежеланной, но неизбежной летней нагрузкой, и мы принимали его, как принимали жару и комаров, – с легким раздражением.

Мы вшестером – мы с Джо, Натан и Эйс, Кэролайн и Рене – образовали своего рода шайку. Мы не всегда, не каждый день были вместе, но часто плавали в пруду, играли на траве в «Двадцать вопросов» или смотрели телевизор дома у Натана, а Козлы шатались вокруг, хлопали дверьми или громко и возбужденно болтали по телефону. Ранними вечерами, когда солнце начинало садиться, мы могли пойти в парк играть в бейсбол. Мы всегда делали для Джо какие-то ограничения – «Только левой!», «Закрой глаза!» – потому что иначе все игры были кратки и унизительны. Иногда нам хотелось посмотреть, на что способен Джо, и мы заставляли его выполнять какие-то выдуманные усложненные вещи. Он делал все это играючи, смеясь и всегда исполняя все наши указания. Иногда мы сидели на трибуне и смотрели, как Эйс подает мяч за мячом, а Джо отбивает их высоко и далеко, не спуская с лица ленивой, мечтательной улыбки. Он казался совершенно расслабленным, как будто такие удары по мячу не требовали от него ни малейшего усилия.

– Твой брат будет знаменитым, – как-то сказал мне Натан в своей серьезной, выдержанной манере. – Он уже почти суперзвезда.

Не помню, что я ответила. Возможно, сказала: «Ну конечно», а может, просто пожала плечами. Это казалось настолько очевидным, что не требовало ответа. Джо был суперзвездой. Знал ли он уже тогда, чего от него ожидают? На поле его лицо всегда было мечтательным, а движения естественными, но кто знает, чего ему стоило так играть. Изображать для нас это зрелище.

* * *

В последнюю неделю лета 1983 года Джо с Эйсом поссорились. Это произошло из-за меня, вернее, из-за того, что со мной случилось. Причиной стал, вот уж казалось бы, мой кролик Селеста.

– Вы же живете в том сером доме, да? – как-то спросил меня Эйс.

Мы весь день провели на пруду, и моя кожа уже чесалась от плавания, солнца и снова плавания. Мне было немного скучно, очень хотелось есть, и я думала, что же Рене приготовит на ужин, и успеет ли книга, которую я случайно уронила в воду, высохнуть до вечера, чтобы я смогла ее дочитать. Мне было шесть лет, я была пухлой, розовощекой и вечно с книжкой в руках. Недавно я начала составлять списки слов в черно-белой тетрадке для сочинений, которую Рене брала в школу. Это были не стихи, а просто перечень моих чувств и открытий, вещей, которые я видела, событий, в которых участвовала.

Зеленое, золотое, рыба, вода, солнце, трава, сестры, брат, плавать, свободно, тепло, мягко.

Эйс смотрел на меня с возрастающим интересом.

– В сером доме? – уточнил он.

Я подняла взгляд от своей тетрадки и кивнула.

– И у тебя был ручной кролик?

Я опустила карандаш и закрыла тетрадь.

– Она убежала, – объяснила я, – к своим братьям и сестрам.

Эйс громко заржал. Для пущего эффекта он повалился на спину и схватился руками за живот.

– Убежала, – повторил он. – Да никуда она не убегала. Это я ее забрал.

– Но зачем? – спросила я. Я еще не сердилась, а просто недоумевала.

– Это был такой клевый кролик. Такой. Клевый. – И Эйс облизнул губы с чмокающим звуком.

– Эйс, прекрати! – крикнул Натан. Он плавал неподалеку, прислушиваясь. – Не дразни Фиону.

– Я не дразню! Я говорю, как было! «Эйс, не дразни девочек. Не ври. Будь хорошим мальчиком, как я». – Последнюю фразу он выкрикнул издевательским, тонким голосом.

Натан не ответил. Он просто нырнул в воду.

– Нет же, – сказала я Эйсу. – Ты этого не делал.

– Ну, есть я ее не ел. Это я пошутил. Но я взял ее и отнес туда, где рельсы, на другую сторону холма, и там поиграл с ней. А потом оставил ее там. Ну, на рельсах.

У Эйса на щеках была россыпь коричневых веснушек. Когда он говорил, они, казалось, стали темнее.

– Я попытался привязать ее к рельсу, веревкой за ногу, – говорил он. – Ну, чтобы я мог вернуться за ней и отнести обратно к вашему дому, но, думаю, она куда-то удрала. Когда я вернулся за ней, там был только небольшой клочок меха. Ма-а-аленький кусочек.

Мое лицо загорелось, и к глазам подступили слезы. Я была уверена, что Эйс врет, что он просто хочет, чтобы я расплакалась, и мне не хотелось доставлять ему удовольствия. Но я не могла сдержаться. Я вспомнила Селесту, ее чистую шерстку, ее подергивающийся треугольный носик…

Мягкий, милый, новый, один.

Джо увидел, что я заплакала.

– Что ты ей сделал? – крикнул он Эйсу через лужайку. Голос Джо был резким. Он играл в солитер, перед ним были разложены карты, и полколоды он еще держал в руках.

Я хотела сказать: «Джо, все нормально», но слова не шли. Влажный воздух с трудом входил в мои легкие. И тут Эйс ответил вместо меня. Он повторил все, что рассказал мне про Селесту и рельсы. Пока он говорил, лицо Джо застыло. Я вспомнила, что Джо тоже любил нашего кролика.

– Ты врешь, – сказал он Эйсу.

– Нет, – ответил тот.

Теперь уже все слушали. Рене в тот день осталась дома, чтобы испечь пирог с малиной, которая росла в аллее у нас за домом, но все остальные были здесь – я, Кэролайн, Натан и двое Козлов. На пруду, оставленные без родительского присмотра, мы были в чем-то дикими, но в чем-то, наоборот, более сдержанными. Мы никогда не бранились и не дрались друг с другом. Мы избегали ссор и конфликтов. Только Эйс, казалось, нарочно пытался нарываться. Так он потом и делал всю жизнь.

Эйс был ниже Джо, но толще и тяжелее. Он не занимался спортом и питался, казалось, только банками колы и пончиками из целлофановых упаковок, которые пожирал в три укуса, пачкая губы сахарной пудрой.

– Ну и что ты мне сделаешь? – крикнул Эйс. – Эй, Джо? Большой сильный Джо?

Мы смотрели на Джо: он был очень загорелым, отчего его глаза казались еще голубее, а волосы скорее золотыми, чем русыми. Плавание и лазанье по холму сделало его фигуру еще более мужественной. В этом Джо уже просматривались мускулистые плечи, атлетическая грудь и плоский живот, который он, спустя годы и работая спасателем в бассейне Бексли, будет натирать маслом от загара. Там его вечно окружала толпа старшеклассниц, которые выглядели как взрослые женщины.

Но пока он все еще был мальчишкой. Над его бровью дернулся мускул.

Джо сделал то же, что, как я вспомнила, делала Нони еще до Паузы, до папиной смерти, когда она еще была нашей мамой и выполняла свою задачу, заботясь о нас.

– Если ты не возьмешь эти слова обратно через пять секунд, – сказал он, – ты об этом пожалеешь. – Джо сглотнул, отбросил с глаз челку и начал считать: – Пять. Четыре. Три. Два.

Прежде, чем Джо закончил, Эйс повернулся и побежал. Ноги несли его прочь по берегу, на скользкую поверхность запруды, туда, где вода переливалась через бетонный край, покрытый зелеными водорослями. Он запрыгал на краю.

– Иди, Джо, достань меня!

Джо не пошел на плотину. И никто из нас не пошел. Рене говорила нам, что это слишком опасно, можно упасть, и мы ей верили. Мы все наблюдали, как Эйс скачет то на одной ноге, то на другой, дразня Джо. Ноги Эйса, по которым лилась вода, казались обернутыми серебром.

– Ну давай, Джо! – кричал он. – Эх ты, трусишка!

И тут Эйс поскользнулся. Одна его нога исчезла с другой стороны плотины. Он тяжело упал на колено, которое треснуло с ужасным звуком, перед тем как он соскользнул вниз. На секунду Эйс руками пытался ухватиться за край, но вода лилась ему прямо в лицо с такой силой, что он тут же исчез.

Все это случилось так быстро, что мы едва сумели зафиксировать его исчезновение. Только что Эйс был на плотине, и вот его нет. Горячий воздух был все так же тих и спокоен, все так же слышались звук льющейся воды и жужжание сапфирово-синих стрекоз, порхающих над водой. Казалось, Эйс сейчас вернется, вынырнет обратно, прошедшие секунды повернут вспять и возвратят нас туда, где все началось. Но, конечно, так не могло произойти.

Эйс упал, и никто не произнес ни слова, и тут Джо помчался по тропе в лес, окружающий пруд, и вниз по холму на другую сторону. Я только слышала хруст кустарника у него под ногами. Высота плотины с другой стороны была примерно равна трехэтажному дому. Яма, в которую стекала вода, была темной, каменистой по краям, и никто не знал, какой она глубины. Она плавно переходила в тонкий стремительный поток, мчащийся между густых кустов и высоких ветвистых деревьев. Для нас пруд был концом нашего мира. Позади него, за плотиной, простиралась дикая неизвестность.

Джо кричал, зовя Эйса, и его голос затихал по мере того, как он удалялся в лес. Натан последовал за Джо, и я встала, чтобы присоединиться к ним, но Натан строго велел мне сидеть.

– Мы с Джо справимся, – сказал он. – Девочки остаются здесь.

И он тоже исчез, продираясь сквозь кустарник.

Пять часов спустя после падения Эйса с плотины Джо ввалился в дверь нашего серого дома. Он был потным, грязным, лицо и руки исцарапаны колючками и ветками.

– Эйс в порядке, – сказал он нам.

Джо удалось выловить его из ручья примерно в километре с лишним от пруда. Он наглотался воды и уже захлебывался, когда Джо его обнаружил.

– Так он утонул? – спросила я.

– Не совсем, – ответил Джо. – Он выблевал примерно полпруда, когда я вытащил его. – Джо улыбался, но его лицо было нервным и напряженным.

Эйс подвернул ногу во время падения, его колено было разбито до мяса и распухло, но он смог идти, хотя Джо и Натану пришлось наполовину нести его всю дорогу до его дома. Джо рассказал, что дома была только его мать, женщина, которую никто из нас раньше не видел. Она высокая и худая и совсем не похожа на Эйса. Когда они ввалились в дверь, она сидела на диване в цветочек и курила сигарету. Дом Эйса внутри весь сияет, и Джо боялся что-нибудь задеть или даже ступить на светлый ковер, так что они остались стоять в дверях, поддерживая Эйса.

Мать Эйса выпустила дым из ноздрей, словно дракон, и спросила:

– Что на этот раз?

Джо с Натаном препроводили Эйса на диван и подождали, пока его мать тыкала в разбитую ногу и изучала ее.

– Всего лишь вывих, – объявила она и вручила Эйсу пакет замороженного горошка и пульт от телевизора.

Затем, вытащив из кошелька две хрустящие долларовые бумажки, дала одну Джо, другую – Натану и сказала: «Спасибо, что привели его домой. А теперь бегите». Ну и они пошли.

Прошла неделя, прежде чем мы увидели Эйса снова. Как-то утром он вернулся на пруд, слегка хромая, его левая нога была обмотана грязно-серым бинтом, а шнурки на левом ботинке развязаны. Он сел возле меня на полотенце.

– Мама велела мне еще неделю не плавать, – сказал мне Эйс, вытаскивая из кармана колоду карт, и спросил: – Сыграем?

Скоро стало ясно, что Эйс изменился. Вечный вызов, который он носил, как знамя, исчез. Агрессивность, которая была между ним и Джо, испарилась. Вместо нее зарождалась новая, осторожная дружба. Джо относился к Эйсу с добротой и некоей жалостью, как если бы тот был младше его. Эйс ходил за Джо, глядя на него с чем-то вроде зависти. Я думала, наконец-то Эйс понял, что Джо особенный.

Так продолжалось до конца лета, когда мы вернулись по своим школам и каждый оказался в плену своего класса и расписания. Время от времени, зимой, я мельком видела Эйса с его матерью в окне магазина или проезжающим по городу в синем «БМВ» его отца, длинном и блестящем, как медленно летящая пуля. Рядом с родителями, которые оба были высокими и красивыми, Эйс всегда казался маленьким и каким-то сжавшимся. Потом я поняла, как Эйс каждый божий день вызывал в своих родителях разочарование просто тем, что был неамбициозным, легко отвлекающимся, недалеким. Даже тогда я смогла разглядеть это разочарование – хотя бы в том, что мать никогда не смотрела на своего сына прямо. В том, что отец всегда шел на шаг впереди. Я поняла, что мне жалко Эйса. Я обнаружила, что не могу вспомнить, что Эйс когда-то казался мне угрожающим.

Глава 3

Пауза не могла продолжаться вечно. Мы знали это. Существовали разные опасности. Мы были детьми, все четверо, мы жили одни, без всякой защиты и управления, и, хотя Рене исполняла роль квазиматери, она сгибалась под этой ношей. Невыносимо, записала я позже. Нестерпимо, опасно, рискованно, ненадежно.

В тот год Рене исполнилось тринадцать, она стала высокой, на груди появились круглые выступы, а волосы стали пачкаться и жирниться уже через несколько дней после мытья. От нее исходил мускусный, землистый запах, словно в ней зарождалось нечто новое, раздувающее ее изнутри, как будто она была одержима духами. Мы все смотрели фильм «Полтергейст», и я думала, что у изменений, происходящих с сестрой, есть единственное объяснение – захват существами из иного мира.

Однажды вечером Рене не пришла домой. У нее была тренировка по бегу по пересеченной местности, и после нее она всегда садилась на последний автобус в пять тридцать, но было уже полседьмого и совсем темно, а от нее ни слуху ни духу. Джо, Кэролайн и я сделали на ужин бутерброды с сыром и тихо жевали их на диване, держа тарелки на коленях и глядя на дверь. Джо уже дважды говорил, что надо позвонить в школу, но пока так этого и не сделал.

– А что, если она не вернется? – спросила Кэролайн.

Ей было десять, и она боялась пауков, кухонного измельчителя и звука грррр, который Джо издавал специально, чтобы пугать ее. Ее продолжали мучить кошмары, и это будет длиться вплоть до ее двадцати с лишним лет.

Меня не очень взволновало загадочное отсутствие Рене. Жизнь без Рене была бы попросту невозможна. Она составляла таблицы с нашими уроками, домашними заданиями, расписанием тренировок Джо, занятий флейтой Кэролайн, собственными тренировками и соревнованиями по бегу. Рене заботилась, чтобы мы надевали в школу чистую одежду, чистили зубы, причесывались, успевали на школьный автобус, делали уроки. Рене разжигала огонь в печи, когда он гас. Подделывала подпись Нони на чеках и разрешениях. Готовила спагетти, замороженные бобы и оладьи из растворимой смеси. Мы приучились существовать без матери, но мы не могли бы существовать без Рене.

– Может быть, – сказала Кэролайн, – стоит пойти разбудить Нони?

В тот день мы еще не видели нашей матери. Впрочем, вчера мы тоже ее не видели.

– Нет, – ответил Джо. – Я пойду разыщу Рене.

Я увидела в нем тот же дух решимости и принятия ответственности на себя, что и в тот день, когда Эйс упал с плотины.

– Я тоже хочу пойти, – сказала я.

Джо присел на корточки и поглядел мне в глаза.

– Фиона, я лучше пойду один. Так получится быстрее. А ты нужна тут, чтобы не оставлять Кэролайн одну. Чтобы ей было не страшно.

Я думала, что Кэролайн не согласится с этим, но она только кивнула:

– Да, Фиона, пожалуйста, останься со мной. – Глаза у Кэролайн покраснели, а голос дрожал.

Так что я осталась, а Джо шагнул за дверь и исчез в ночи. Мы с Кэролайн сидели на диване в ожидании. Мы не разговаривали, не включали телевизор; доев бутерброды, мы внимательно прислушивались к звукам, любым звукам, исходящим из комнаты Нони.

Прошло минут сорок пять, может быть, целый час, и наконец дверь распахнулась, и Джо с Рене, запыхавшиеся и возбужденные, ввалились в дом. Меня волной охватило облегчение – я не отдавала себе отчета, что так ждала этого. Кэролайн разрыдалась.

– Что случилось? – спросила я. – Где ты была?

Рене быстро задернула шторы, выключила свет и загнала нас всех на кухню в дальней части дома. Она была сосредоточенной и резкой. На левой щеке у нее был кровоподтек, кожа вздулась и припухла, и внезапно, в первый раз за весь вечер, мне стало страшно.

– Сядьте, – велела Рене, и мы уселись за кухонный стол.

На автобусной остановке стояла машина, рассказала нам Рене, коричневая машина с мужчиной за рулем. Локоть из окна, солнечные очки, хотя уже темнело и солнце почти зашло.

– Детка, – позвал он. – Я тебя видел. Хочешь прокатиться?

От остановки до нашего дома было пятнадцать минут пешком. Рене не хотела кататься, уж точно не с этим человеком, о чем ему и сказала, но он начал медленно ехать за ней вдоль тротуара. Других машин вокруг не было, и Рене стало холодно и очень страшно.

– Я думала, что не смогу бежать достаточно быстро, – сказала она.

И это Рене, которая была прирожденной бегуньей, бедра которой были не толще моей руки, которая скакала по пересеченной местности, выигрывая соревнование за соревнованием, получая медаль за медалью, дитя горной козы и газели. Она никогда в жизни не говорила, что не может выиграть какую-то гонку.

– Я не знала, что делать, – продолжала она. – Я боялась, что он поедет за мной сюда, и я пошла по другой улице, и еще по одной, и тут он остановился прямо позади меня, и я побежала и спряталась во дворе у Хантеров. Помните, там у них есть такая качалка с доской? Я спряталась за доской и сидела там, пока не услышала, как Джо меня зовет.

Джо сказал, что он бегал по округе, увеличивая круги от нашего дома, и звал Рене.

– А что у тебя со щекой? – спросила я. – Кто тебя ударил?

Рене осторожно дотронулась до места ушиба на своей щеке, словно только что обнаружив его.

– Ой… я… хм…

– Она поцарапалась о качели, – объяснил Джо. – Она так быстро бежала, что недостаточно низко нагнулась. И ударилась о доску.

Рене закивала, сначала задумчиво, а потом более энергично.

– Да, так и было, – пробормотала она, снова касаясь лица. – О качели.

Тот человек, который назвал Рене «детка», больше не появился. Это было единичное происшествие, но все его последствия она смогла осознать только гораздо позже. Рене перестала ездить на последнем автобусе и ждала, пока ее тренер закончит все дела и отвезет ее домой. Кошмары Кэролайн удвоились и по частоте, и по силе. Я перестала шататься по округе так привольно, как раньше. Может, все это было и к лучшему – мы стали вести себя с оглядкой, и это было более безопасно, но я помню все это только как холодок по спине, как внезапно вспотевшие ладони. Возникла идея, что кто-то следит за нами. Что мы не в безопасности.

Это происшествие сделало всех нас уязвимыми, хотя каждого по-своему. Для Джо это был страх, что что-то может случиться с нами, его сестрами. А для нас, его сестер, это был страх за себя. Человек мог снова прийти за Рене, мной или Кэролайн, но не за Джо. Только девочки были в опасности пред мужчиной с дурными намерениями. Мужчиной в красной, коричневой или серой машине, в очках или без очков, молодым или старым, белым или черным, неизвестным или давно знакомым.

Этот страх обнажил всю непрочность нашего существования во время Паузы. Трещины стали заметнее, и я видела, как они расширяются. Кэролайн и Джо стали ссориться все чаще. Рене начала плакать без всякой причины, а когда она готовила ужин, у нее дрожали руки. Джо проводил все больше времени с друзьями, особенно с девочками. Он был самым высоким в своем классе, и девочки стали проявлять к нему глубокий, живой интерес, как будто он был плюшевой игрушкой для тисканья. Ким, Эшли, Шэннон, Джули. Я помню их хвостики, скрипящие кеды и коллекции наклеек в альбомах с твердой обложкой и пластиковыми страницами. В школе они подшучивали над Джо и угощали его печеньем и соком из своих завтраков. На бейсбольных тренировках они бегали наполнять его бутылку водой. Они говорили мамам, что их друга Джо нужно свозить в кино, или ему нужен новый пенал, или специальный блокнот для реферата про мамонтов, и не могли бы они помочь? Джо принимал их внимание. Он начал проводить все больше времени с этими девочками, вдали от дома и от меня.

В своей тетрадке я записала слова: пыль, грязно, дует, одна, Джиллиган, холод, остров, телевизор, кораблекрушение.

Вскоре после того, как мужчина погнался за Рене, Джо отвел меня в наш старый желтый дом. Я соединила эти события только после происшествия, и не как причину и следствие, а в виде более расплывчатого конгломерата. Некое ощущение нарастающего беспокойства. Тайный внутренний вихрь, ищущий путь, чтобы вырваться на открытый воздух.

День, в который мы пошли в наш старый район, был прекрасным – солнце, чистый прозрачный воздух, ясное небо, шорох пылающих под ногами листьев. Осень во всей своей красе. В желтом доме жили другие люди, семья, в которой явно были и мальчики, и девочки. Мы с Джо постояли на тротуаре, глядя на велосипеды, мячи, летающие тарелки и обручи, которые валялись на лужайке перед домом.

– Машины нет, – сказал Джо. Он держал меня за руку. – Их, должно быть, нет дома.

– А как же все эти вещи? – спросила я.

Джо пожал плечами:

– Пошли посмотрим.

Он провел меня вокруг к задней двери – по боковой аллее, в обход мусорных баков, налево, через лужайку, сквозь патио, и там была задняя дверь, выкрашенная в белый. Я так хорошо знала эту дверь. При виде ее у меня перехватило дыхание.

– Мы, наверно, можем зайти и посмотреть, как там, – сказал Джо.

– Но, Джо, – запротестовала я, хотя и слабо.

Мне тоже хотелось войти. Мне нравилась идея свободно рассмотреть чужие вещи, покопаться в косметичке их мамы, проверить, играют ли они в «Скрэббл». Может, я найду там дневник, тетрадку вроде той, что веду я, наполненный тайными мыслями другой девочки. При мысли о такой возможности по мне пробежала легкая радостная дрожь.