bannerbanner
Кишкодавка
Кишкодавка

Полная версия

Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
2 из 2

«Бурлаки на Волге», печальная картина российской действительности, как известно, не в воспаленном мозгу заграничного либерала или местного хулителя Великой Российской Империи родилась, а в ясной голове действительного члена Императорской Академии художеств – Ильи Ефимовича Репина. Под его чуткой кистью восстал образ угнетения и истребления человеческого в человеке, мечтавшем под ярмом об одном: «…Когда бы зажило плечо, тянул бы лямку, как медведь…»

Хрен вам медведь будет лямку тянуть день и ночь!.. Ну, может в цирке минут десять – ради аплодисментов. И только. Запряги его по-настоящему – сдохнет.

На Большежопинском заводе за двести лет послебурлацкого периода мало что переменилось. Всё та же процессия проклятых тащится по песку жизни. С утра одна мысль: «Ах, не болело бы плечо!..»

Но рыбообработчик, как известно из Заповеди, не болеет! Он адаптируется. Плечи в расчет не принимаются. В этом есть своя правда жизни. В конце концов, все приехали работать, а не болеть и нечего пенять! Рыбообработчик это понимает. Если даже у него раздуло яйцо от орхита вследствие атаки специфической или неспецифической микрофлоры поддержанной гриппом или банальным ОРВИ, и ему грозит бесплодие, уменьшение яичка, его гнойное расплавление или воспаление придатка (эпидидимит), как у Феди, он не садится на бюллетень. А встает к конвейеру.

У кого-то гипс на пальцах, а у кого-то раздуло яйцо: что ж теперь – не работать? Сами рыбообработчики избегают официальной медицинской помощи, связанной с «энкой» (нерабочей сменой) и материальной поддержкой больного при «энке» в размере 1 доллар 33 центов в день. Рабочему хочется большего. Он неумерен. Он прёт на трудовой подвиг, потому что его распирает жажда наживы. Тем более, хирург, к которому его привезли «с аппендицитом», легко распознав орхит, ставит один укол и отправляет Джо Раздутые Яйца восвояси на завод. А на другой день, когда пресловутому Джо совсем плошает, он покрывается липким потом, и бледность проступает на его изможденном челе, далекий хирург успокаивает медсестру (а через нее – Джо, донимающего заводского медработника своим нытьем). Он говорит в трубку, что «ничего страшного», можно жить дальше и с таким яйцом. Разрешает жить.

К вечеру Джо все же увозит «карета скорой помощи» в виде уазика-таблетки. И он успешно адаптируется к жизни в больнице Большежопинска, получая кашу и уколы антибиотика каждые три часа.

И как судить медицину, когда сам рыбообработчик рвется на работу, с негодованием отметая предложение полежать и поколоться еще недельку? И без того он лечится уже две! Каждый день огребая по 1 доллару 33 цента. Эта мысль будоражит его и выталкивает резко похудевшее тело вон из больницы. Ведь домой нужно приехать с деньгами, а не с яйцами. Яйца – это уже дело второе. Кому они, собственно, нужны на Большой Земле в отсутствие материального достатка?

Эта история получила свое ментальное продолжение и сопровождалась беглым раздором в комнате. Но не в тот миг, когда Кулунда осудил руководство не только Большежопинского завода, но и Среднежопинского, и Маложопинского и всех прочих по земле русской и – всех отсталых за рубежом. К этому конфликту мнений и интересов дело только шло.

А пока Серега – тот, что лежит на нижнем ярусе и выказывает вялое недовольство порядками на заводе и в стране, соглашаясь с Кулундой: «Да, на х. Заебали…» – приступает к лечению. С самого утра. Не с утра – спросонья. Утра, как и вечера на заводе нет, есть смены; они идут чередой вне зависимости от времени суток – восемь часов через восемь.

Серега «пшикает» в нос и в горло. Протирает уши спиртом. Точечно обрабатывает лицо бактерицидной мазью. Глотает таблетки и капсулы. Сморкается и кашляет. Ему вторят с других кроватей.

Все болеют по кругу, заражаясь один от другого. У всех с собой привезено (и куплено уже здесь с оказией) по большому пакету лекарств, висящих на стене или спрятанных в чемодане. Каждый рассчитывает только на себя. Медсестре не до того: ее задача – измерение температуры. Превентивный удар по коварному ковиду. Термометрия призвана защитить от новой чумы. Кашель, сопли и прочие мелочи в расчет не принимаются. Лишь бы соплюны не пыхали жаром.

От пистолета-градусника, который нужно вскидывать к каждому рабочему, у добродушной медсестры ломит акромиальный сустав. Она недовольна глупой обязанностью. Бесконечной ежедневной вереницей тестируемых. Их простонародными лбами, в поклоне подставляемыми под взлетающую, как бы благословляющую, руку.

– Да когда мне! – Сквозь очередь кричит она возмущенно кому-то в коридор. – Тут этой херней с утра до вечера занимаюсь!

И стреляет в очередной лоб. Склоняется к журналу:

– Номер?

– Четыреста двенадцать.

– Петров? Иоганн?.. Ну, иди, Иоганн! Здоров!.. Хэх!.. (Удивляется).

– А твой? – Это уже следующей работнице. – Четыреста тринадцать?.. Ну, ясно. Движетесь по феншую!

Никто никогда не видел медсестру в общежитии. В комнатах на 8-12 человек. Без окон. С железными кроватями, увешанными понизу простынями-перегородками.

За ними месяцами подобно троглодитам пещерно жили и кашляли рыбообработчики. В запростынном сумраке они акклиматизировались и шли на поправку. Ибо иного им не дано. Бюллетень, уже подвергнутый скептическому упоминанию в истории про распухшие яйца, не мог радовать – 1, 33$. И с сорока градусами горящего тела, рабочий предпочитал встать к конвейеру. О, да! Он приехал работать. Заработать. Не зная сколько, и из какого расчета. Но всё же…

Неопределенность с заработной платой – одна из многих блуждающих по заводу неопределенностей. Чтобы было чего ждать. До последних дней мечтатели перебирают разные цифры. Даже подписав и получив Договор (лишь через две недели с начала работы – из четырех контрактных!), они теряются в догадках.

Договор – это условность. Все это понимают. И те, кто его пишет. И те, кто его должен читать, но не читает за бессмысленностью читки. Мало ли что пишут в таких Договорах? Там, например, сказано, что работа занимает 7 часов 20 минут в сутки при двух выходных в неделю. Мыслимо это? Что здесь Крым, приплывший вдруг в отеческую гавань? Его жаркие курортные побережья?.. Нет. Здесь напряженный плодотворный труд. Надежда на доход. Не семь часов. Двенадцать. Без выходных. А как?.. Не написано? А зачем? Кому это нужно? Там, например, написано, что зарплата – всего что-то около 30 тысяч: местная минималка – с учетом крайнего положения далеких побережий Охотского моря от Москвы и полагающейся им северной надбавки. Но получат-то все больше! Почти все.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Конец ознакомительного фрагмента
Купить и скачать всю книгу
На страницу:
2 из 2