Sabbatum. Химеры

– Проходите, – Реджина приглашает нас всех войти, потому что мы топчемся у входа, как чужие.

Новенькие оборачиваются к нам: если рыжая смотрит открыто, как смотрят на будущих партнеров, то вторая кидает недоверчивые взгляды исподлобья. Опять это мне напоминает Мелани. Хотя девушка была совершенно не похожа на нее.

– Познакомьтесь с нашими новыми ученицами. Сара Луиза Чейз, – Реджина указывает на статную рыжую. Та кивает в знак приветствия. – У Сары редкий дар: она умеет слышать разговоры из прошлого.

Мы рассаживаемся по своим местам, что невольно вызывает у меня ассоциацию, как готовились к суду.

– То есть «умеет слышать»? – Ева удивленно выгибает бровь. Все-таки ей не дает покоя эта Сара. Что же Валльде видела в будущем, что проявляет такой интерес к новенькой?

– Я знаю, что среди вас есть человек, который может видеть прошлое. Так вот, у меня дар наподобие. Я могу только слышать, но не вижу что происходило, – Сара изящно откидывает рыжую медь своей пышной копны.

– А зачем нам дар наподобие Ноя? – Ева бестактна как никогда.

Все удивленно уставились на Валльде, которая не позволяла себе таких выпадов при знакомстве.

– Ной очень полезен Сенату, я посчитала нужным принять запрос Сары, чтобы она помогала наравне с твоим братом, – немного удивляясь вопросу Евы, произносит Хелмак.

Все понятно. Реджина преследует коммерческий интерес. Пока все инквизиторы Саббата сидят без лицензий на охоту, Хеллмак выискивает способы получения заказов. Так как Ной, действительно, любимчик Сената, она нашла ему пару, еще одну рабочую лошадку. Шкурный интерес. Ну что же, это понять можно.

– Кстати, Сара, твое обучение продолжит Ной. Он станет твоим преподавателем в Саббате, – Реджина обращается к рыжей девушке, но на реплику реагирует брат Евы: высокий, худой и с белыми, как у альбиносов, волосами в своем дорогом приталенном костюме он смотрится внушительно. Ной встает с места и кивает Саре в знак приветствия. И теперь осознаю то, что неуловимо присутствует между этими людьми – стать и холодная уверенность. Будто они с одной планеты. Даже ростом подходят друг другу. Отличная пара образовалась, сразу видно – будущие Архивариусы.

– И вторая наша ученица, – продолжает Реджина, правда, мне не понравилось, какой мимолетный взгляд она кидает в мою сторону. – Кристен Деннард.

Девушка выходит чуть вперед, и теперь я могу ее рассмотреть. Если вначале в ее облике я находил схожесть с Мелани, теперь понимаю, как сильно ошибался. Кристен не смущена, а просто не любит внимание, она напряжена и недоверчива. Девушка чуть задирает подбородок и цепляется большими пальцами за ремень джинсов, будто внутренне готовится к критике от нас. Одета, в отличие от Сары, не в костюм, а в кожаную мотоциклетную куртку, черные узкие джинсы, выгодно подчеркивающие красоту длинных ног. Молодец, детка, я оценил твои старания.

– Кристен только что с Начала, в отличие от Сары, которая пробыла год в американской школе Инквизиторов «Охотники». У нее тоже очень редкий дар, – Реджина практически мурлычет от удовольствия. У меня закрадываются сомнения: уж не подвержена ли мисс Хелмак коллекционированию Инициированных с редкими дарами? – Мисс Деннард обладает даром Щита. Так что, Клаусснер, твои шутки на новенькой отрабатывать бесполезно.

Реджина невзначай напоминает о Мелани в первый день знакомства с нами, словно режет меня по сердцу.

– А можно подробнее про Щит? – Стефан улыбается Кристен, намекая, что ищет слабину для применения своего дара к Деннард.

– Я блокирую дары по отношению к себе, – она хитро улыбается Клаусснеру в ответ. Ее голос мягкий, приятный, даже, можно сказать, свежий, будто колокольчики на ветру. Я отмечаю, что девушка красива, но видно, что непокладиста, об этом говорит ее цепкий взгляд серо-голубых красивых глаз под темными изогнутыми бровями. Немного нахальна. Не люблю таких.

– Все заклинания или только дары? – это уже подключается Ной, спец по теории кинетики Инициированных.

– Только дары, и выборочно.

– Максимальное количество людей?

– Десять.

Курт даже присвистнул. Это круто в столь юном возрасте держать оборону сразу от десяти Инициированных. Кристен довольно ухмыльнулась на его реакцию.

– Сколько пробыла на Начале? – Курт подключается к Ною.

– Три года.

– А что так долго?

– Заминка произошла. Знак долго не проявлялся. А потом я ждала вакансий в Инквизиторских школах.

– А с каких пор у нас стали ждать вакансии? – Ева недоверчиво косится в ее сторону.

– Я просто хотела либо к Охотникам, либо к вам.

Ничего себе разброс! Охотники, или как мы, шутя, их называли, «охотники за головами», были очень сильной школой: там был упор на физические упражнения, а не на разработку даров. По сути, делали солдат. Наша школа была непопулярна. Слишком мало учеников. Только благодаря Реджине, которая держала нас вот уж несколько лет, Саббат зазвучал на устах Инквизиции.

Я и Стефан – одни из лучших охотников, Ной – любимчик Сената, выдергиваемый Архивариусами на дела. Ева – хороший специалист по обрядам экзорцизма, но в остальном, как ведьма и охотница, не блещет талантами. Курт тоже неплох, но часто упускает преступников. Поэтому, не обнаружив явных причин странного желания оказаться здесь, не сдерживаюсь и спрашиваю у Кристен:

– Охотники делают ставку на физическую подготовку, они достаточно популярны. А почему мы?

Внезапно девушка переводит свой взгляд на меня и смотрит в упор, чуть улыбаясь. Я невольно тоже начинаю улыбаться в ответ уголками рта.

– Я фанат одного Инквизитора. Много наслышана о нем.

В комнате проносятся смешки и свистки. Я смущенно улыбаюсь и отвожу взгляд. Черт! Девица беззастенчиво флиртует.

– И чем же я удостоен такой чести?

Она откидывает темно-каштановые волосы, скрипя кожаной курткой и продолжая прожигать меня взглядом. Я уже не смущаюсь. Наоборот, меня это забавляет.

– Ни одного промаха в делах для Сената.

– Ну, знаешь ли, в Инквизиции есть и способнее меня: Варлак, Клаусснер, Булутер, Романова, Ковальчук, Грасс… Тебе продолжать?

Кристен жмет плечами.

– Ты симпатичный.

Это вызывает очередной прилив смеха у всех.

Артур, все это время молчавший и следивший за разговором, наконец подключается к нам:

– Стефан, я бы обиделся на твоем месте! Тебя уже не считают за симпатичного.

– Сейчас Ева обидится, – Реджина осаживает брата, чем вызывает еще больший смех. Ева сидит в замершей позе и стучит ногтями по столу, всем видом показывая, что солидарна с Первым Светочем Саббата. – Ладно, прекращаем паясничать. Так или иначе, тебе ее обучать, Оденкирк.

Заявление Реджины вместо того, чтобы успокоить окружающих, вызвало улюлюканье, свист и смешки в мою сторону. Я же сидел и горько улыбался, чувствуя, какую шутку сыграла со мной Светоч. Это месть за горшок, не иначе.

После обеда, когда Курт приглашает девушек на ознакомление с замком, я ловлю момент поговорить с Реджиной, как только все покидают столовую.

– Зачем это?

– Саббату нужно существовать на что-то, вот и взяла учеников.

– Я не об этом, – смотрю на Реджину, которая делает вид, что не понимает. Хотя на самом деле, кто-кто, а уж она знает лучше всех, что творится не только в жизни каждого, но и в голове.

– Тебе нужно отвлечься, Рэйнольд. Посмотри на себя, – кивает на меня. – Ты стал словно призрак. Если остальные считают, что ты справляешься, надевая каждое утро свой безупречный костюм, то я – не все. У тебя же в голове только одно: Мелани, Мелани, Мелани.

На каждое упоминание ее имени она делает легкий удар по столу своей ладонью, но эффект производит страшный: будто мне в голову гвоздь вбивают.

– Ты посмотри, – Реджина тут же ловит мое состояние, – Рэй, ты имя ее даже слышать не можешь!

– Реджина, я люблю ее. И так просто вычеркнуть из сердца и головы не могу, как это делаешь ты с ее вещами из комнаты!

Я взрываюсь. Мы говорим со Светочем на повышенных тонах; уверен, наши голоса слышны в замке, который эхом разносит любой громкий звук.

– Кстати, о комнате! Хорошо, что вспомнил. Что это было с утра?

– Это комната Мелани! Вещи тоже! И ты не имеешь права распоряжаться ими, стоит хозяйке покинуть пределы замка!

– Ох ты! Неужели думаешь, что она вернется? – Хелмак вздергивает подбородок и скрещивает руки на груди. Ее вопрос болезненный: вот уж несколько недель задаюсь им постоянно.

– Да, я верю, – голос-предатель звучит неуверенно.

– Химеры ее тебе так просто не отдадут. Я буду удивлена, если она еще не одна из них. Они хотели ее – они получили и теперь не выпустят живой. Это во-первых. А во-вторых, неужели ты думаешь, что она захочет вернуться после всего, что мы сделали?

– Она любит меня.

– Какая уверенность! – саркастически фыркает Реджина.

– То, что Мелани отказалась от меня на суде, ошибка, просто глупая недосказанность. И ты знаешь это, потому что сама была в суде! Так что не смей, слышишь, Реджина, не смей пытаться оттолкнуть меня от нее.

– Дурак, ты, Оденкирк. Неужели не понимаешь, что я пытаюсь уберечь тебя от ошибок и боли? – Реджина тяжело вздыхает и устало садится на один из стульев. Она смотрит на меня снизу своими светлыми серыми глазами, которые излучают материнскую заботу. Это остужает мой пыл. – Думаешь, мне не тяжело наблюдать, как ты мучаешься? Ну не дадут вам быть вместе! Вы же на разных сторонах.

– Почему ты думаешь, что Мелани снова станет Химерой?

Реджина опять тяжело вздыхает и отворачивается. Видно, что не хочет говорить свое мнение. Светоч пытается найти доводы, которые уже заранее бесполезны против моего любящего сердца.

– Хорошо. Давай представим, что она снова станет Инквизитором. И что дальше?

– Она вернется сюда.

– Скажи мне, как она будет жить дальше? Она не сможет, как Клаусснер, ненавидеть сестру. Или смириться с потерей, как Курт. Поверь, здесь, – Реджина указывает на сердце, – она очень привязана к сестре, как и та. У нее такая же связь, что у тебя была с Мириам. Ты до сих пор не оправился от ее потери. А уже шестой год идет!

В столовой повисает тишина. Слышно, как в коридоре что-то звякнуло, кто-то прошел мимо, наверху заиграл мобильник, судя по мелодии, одной из новеньких. Именно в эту затянувшуюся грустную паузу я слышу отчетливый зов Мелани: «Рэй», – и ветер проносится по столовой, раскачав люстру и всколыхнув занавески. Секунда, и все затихает, оставляя меня в смятенных чувствах.

– Она тебя зовет? – Реджина оглядывается вокруг, будто не понимает, что произошло.

– Да…

Зовет, но я не могу прийти или ответить. Это лишает покоя и остатков силы.

Светоч вздыхает, как отчаявшиеся родители, когда их уговоры не действуют на детей.

– Бог с вами! Делайте, что хотите. Комната твоя.

– А что насчет Кристен?

– А что насчет нее? Ты будешь обучать. Девочка талантлива.

– Слишком дерзкая, и мне не нравится, что она… – слово «поклонница» не хочется озвучивать.

– Является твоей фанаткой? – Реджина хмыкает, разглядывая свои идеальные глянцевые ногти. – Зато отвлечет от Мелани. Ты же сам устал от этих мыслей. Разлекайся!

Последнее Хелмак выдает резко и отрывисто, давая понять, что разговор окончен. Светоч встает и, цокая каблуками, удаляется, оставляя меня одного. Отлично! Я теперь должен обучать какую-то нахалку. Не люблю таких. С ними проблем не оберешься.

Я слышу легкий шорох откуда-то из коридора, и через мгновение там проскальзывает тень. Кажется, кто-то стоит за дверью. Я, не раздумывая, быстро встаю со стула и подлетаю к входу, чтобы подглядывающий не успел сбежать. Резко открыв дверь, хватаю шпиона и ощущаю кожаную куртку под рукой.

Щеки новенькой заливает стыдливый румянец, темно-каштановые волосы кажутся черными в тени; девушка смотрит на меня красивыми большими голубыми глазами, но рот кривится в дерзкой ухмылке.

– Подслушивала?

– И подсматривала…

Она вызывающе смотрит в глаза, будто спрашивает: «Ну? Что дальше будешь делать?» Злость зверем просыпается во мне.

– Еще раз будешь подслушивать мои разговоры, я быстро собью твою спесь. И не таких приструнивал!

В подтверждение слов я встряхиваю ее, как куклу, ощущая, насколько сильнее ее физически. Но даже на то, что могу свернуть ей шею легким движением, Кристен смотрит дерзко и вызывающе.

– Ruit! – рычу я. И девушку сбивает с ног мое заклинание, придавливая к полу. Она вскрикивает от беспомощности, но ничего сделать не может. Девушка лежит на полу лицом вниз у моих ног. Для такой нахалки, как она, это унизительно, знаю по опыту.

Я разворачиваюсь и, не оглядываясь, ухожу. Стоит мне выйти из коридора к общей лестнице, как заклинание прекращает действовать и освобождает дерзкую. Но мне все равно, то было воспитательная мера. Кажется, у меня с Деннард будут проблемы.

Мы вытащим тебя

Ночью не спалось совсем, потому что бабушкин дом был наполнен непривычными звуками. Пугающими. Сверчки стрекочут, ветер скрипит чем-то снаружи, машины проезжают быстро, редко и шумно. И все кажется, что сейчас войдет призрак бабушки, шаркая и кряхтя. А еще здесь очень темно. Ведь в городе свет льется в спальню от фонарей, реклам и баннеров за окном, постоянно ездят машины, ходят люди независимо от времени суток. А тут даже электричество не издает свой мерный пищащий звук, нет тикающих часов, и постоянно кто-то копошится: то ли зверь, то ли птица под крышей. Кровать неудобная. Как я на ней в детстве спала? Скрипучая, жесткая, пахнет железом и плесенью. Варя и Кевин легли в сенях на более широкую и новую кровать. Желание остаться наедине у двух безумно влюбленных понятно. Поэтому не претендую на удобство. Пускай нежатся в объятиях друг друга на широкой кровати.

Не выдержав этой ужасной тишины и темноты, я одеваюсь и, крадучись, выхожу на свежий ночной воздух. Надо мной распласталось огромное черное небо с яркими брызгами звезд, словно небесный художник неловко взмахнул кистью. Красиво. Луна желтая, круглая, глядит на меня своим глазом, все видит, все знает.

– У него через несколько дней день рождения… – шепчу я ей, сидя на крыльце. – Я могу позвонить! Услышу голос. Его голос! Я скучаю по нему, Луна. Очень. Ты скажи ему, что люблю его.

Я замолкаю, утираю слезы и хлюпаю носом. После чего вспоминаю слова заклинания, только они бессмысленны сейчас. Их нужно шептать возлюбленному. Мне все равно, поэтому, шмыгая носом, шепчу себе в коленки:

– Я, Дева-Луна, зову через ветер, зову через звезды, зову через облака: пусть придет в мои сны, в мою явь тот, кто любит меня – Рэйнольд Оденкирк.

Рыдаю снова, опять. Варя жестокими словами вскрывала меня похлеще патологоанатомов в морге.

«Аня, прекрати себя вести как ребенок. Не хочу конфету, дайте мне бутерброд с колбасой. Включи мозги и посмотри на реальное положение дел. Твой Инквизитор не примет тебя, если ты станешь Химерой, а если станешь Инквизитором, он не даст тебе общаться с Химерами. Он бросит, как только ты надоешь ему. И с кем ты тогда останешься? Ни семьи, ни сестры, ни любовника. Ты с ним была неделю. Всего неделю! Когда с Виктором год! Я хоть не в восторге от Савова, но он пытается вернуть тебя и борется. С ним будет стабильность. А где твой Инквизитор? Ты хоть слышала от него что-нибудь за эти две недели?» – «Если бы любил, нашел бы способ весточку кинуть».

Ну почему я сомневаюсь? Ведь Рэй признался, что любит! Почему? Ведь мог бы СМС Кевину послать. Через Гроховски же посылал сообщение! Или он боится, что я опять все пойму превратно? Я обязана ему позвонить. Достаточно услышать его голос, чтобы узнать: ждет меня он или нет.

– Не спится? – Я вздрагиваю от неожиданности. Обернувшись, вижу Ганна, который, как и я, вышел завернутым в одеяло поверх куртки.

– Нет. А тебе?

– Слишком тихо в доме. Жутко.

Ганн спускается и присаживается ко мне на ступеньку. Через непродолжительную паузу звучит голос Кевина, глуша стрекотание сверчков. Я стараюсь вытереть слезы и меньше хлюпать носом.

– Ты прости ее за то, что она тебе наговорила. Она действительно с ума сходила, когда искала тебя.

Я вздыхаю. Уже простила. На Варю обижаться долго не умею, как бы больно она не сделала.

– Я смотрю, ты в самом деле сильно полюбила Оденкирка.

Киваю, не в силах произнести хоть что-то. Опять повисает молчание, не знаю, о чем думает Кевин, но я пытаюсь справиться со слезами, чтобы не разрыдаться на плече у Ганна.

– Я ошиблась, Кев, – специально перехожу на английский, чтобы Ганн понял, что я все еще Мелани. Что Гриффит и Шувалова – это один и тот же человек, который не разграничивается амнезией и знанием языков. – Я должна была выбрать Рэя, не Виктора. И Варя это сразу же почувствовала.

– Ты выбрала то, что должна была.

Я смотрю на Кевина, не понимая, что он имеет в виду. Ганн смотрит меня: я не вижу его медового цвета глаз, они в ночи черные, но знаю, что взгляд серьезный. Теплый и заботливый.

– Ты выбрала семью. Я выбрал любовь. И мы на разных сторонах… Невозможно сложить то, что не складывается. Закон выбора суров.

– Да-да, закон суров, но это закон, – вспоминаю крылатую латинскую фразу, в которую Кевин вложил свое понимание.

Да, как-то не задумывалась, что он в том же положении, что и я.

– Ты жалеешь? – спрашиваю то, что съедает меня изнутри.

Кевин как-то неоднозначно жмет плечами.

– Глядя на тебя, понимаю, что тогда бы жалел о потери Варвары.

– Ты ее любишь? – улыбаюсь, не сдерживаясь. Приятно слышать признания в любви, пускай и не к тебе. Мужчины сразу становятся такими милыми, ранимыми. Ты понимаешь, что, несмотря на различие между ними и нами, в любви мы едины.

– Ну… – мнется Кевин, широко улыбаясь. По нему видно все без слов, но я хочу услышать! – Знаешь, иногда приходит глупая мысль, что влюбился в тебя, потому что ждал Варю.

– Какое странное признание!

Кевин смущенно смеется.

– Просто она у тебя нереальная. Со своими тараканами в голове, но… – он запинается, так как видно, что не находит слов от восхищения. – И как вы не похожи! Я до сих пор не понимаю, как вы можете быть сестрами.

Настала моя очередь смеяться. Многие задаются этим вопросом. Но такова жизнь со своим суровым законом выбора. Просто Варя когда-то сделала его раньше меня, я же сейчас расплачиваюсь.

– Варя сказала, что вы в Италию поедете…

Кевин кивает.

– Поэтому столько итальянской еды?

– Это Лаура прислала.

– Лаура?

Лаура Клаусснер – сестра Стефана. Кевин застает меня врасплох. Удивление, граничащее с шоком.

– Она Химера, – напоминает мне Ганн.

– Я помню. Просто не думала, что ты и Варя общаетесь с ней.

– А что такого?

– Как? – Я вспоминаю то, что мне рассказывал Рэй про нее. Для меня Лаура отвратительная личность. – Она же пыталась убить Еву.

– Пыталась, – Кевин смотрит на меня в упор. Поднимается резкий пронизывающий ветер, который пытается забраться ко мне под одеяло, приходится сильнее закутаться, чтобы не продрогнуть окончательно. – Она Химера, как и Варя. Думаю, у каждого на этой стороне есть мертвец на своем счету.

И я отвожу глаза, смотря в черноту ночи, которая шелестит листьями, стрекочет сверчками, лает где-то собакой. Ганн напомнил мне об Анджелине и двух француженках, моем личном списке смертей.

– И какая она?

– Лаура? Красивая. – Это было сказано без явного интереса и желания продолжать тему.

– Значит, ты, Варя и Италия.

– Вряд ли…

– Почему? – я удивляюсь скепсису Ганна.

– Кто нас отпустит? Если только под надзор клана Монакьелли[3]. Но вряд ли Марго отпустит Варю, как и она не уйдет от Темной… Со мной тоже все сложно.

– Мне не нравится, как ты это говоришь. Будто нет выбора.

От печального тона Кевина, в котором слышится безысходность, меня бросает в дрожь.

– Мелани, кому нужен сбежавший Инквизитор?

– Ну есть же Инициированные, ушедшие в мир Смертных…

– Есть. Но обычно у них есть образование, дом, работа, или же уходят на покой после службы Сенату, который обеспечит им счастливую старость. У меня ничего нет. Мне некуда уходить. А еще я выдал планы Светоча Темной, между прочим, это карается Сенатом. Пока Варвара укрывает меня как свою пару, Химеры держат меня. Стоит ей отказаться – меня убьют. И вполне возможно, свои же.

То, что Кевин говорил, было страшно. Я и подумать не могла, чем он рисковал ради сестры и меня. Во истину Ганн любит ее!

– Да и Варю не кину.

В этом простом предложении скрывается что-то опасное.

– Что ты имеешь в виду?

– А ты сама не догадываешься? – Он горько ухмыляется, и я замечаю, что ночь идет на убыль, скоро будет рассвет, так как теперь могу рассмотреть цвет глаз Кевина.

– Нет. Я не понимаю.

– Ты в курсе, что Химеры готовят какой-то план на вас двоих?

– В смысле? – я ошарашенно таращусь на парня.

– Два года назад, как вы появились у Химер, по миру Инициированных пронесся слух, что Химеры заполучили оружие против Инквизиции…

– Я знаю эту историю. Ты уже говорил.

Тут же вспомнился номер в отеле Нью-Йорка, когда Кевин увел меня к сестре. Тогда я ничего не понимала, и все, что он говорил, казалось полнейшим бредом.

– Вас прятали с сестрой, берегли как зеницу ока. Тебя это не настораживало?

– Нет… Марго никогда не говорила, что мы оружие или что-то типа этого. Все, как обычно. Да и не прятали нас… – жму плечами. Пытаюсь вспомнить хоть что-то странное и настораживающее в действиях Маргариты, и не припоминается. Ну, может, Темная к нам с сестрой была больше расположена, чем к другим, но вряд ли кто-то будет настораживаться, когда ты в любимчиках у Главной.

– Ну то, что про нас говорили, что мы оружие и так далее, мы с Варей знали и всегда смеялись над этим. Мало ли что придумают люди! Тем более Химеры любят пускать пыль в глаза, преувеличивать.

Я смотрю на Кевина и понимаю, что не убедила.

– Рассказывай.

– Что рассказывать? Все и так понятно. Химеры заполучили тебя и сестру – два самых сильных дара. Саббатовцы считают, что вас с сестрой готовят для переворота против Сената.

Я не сдерживаюсь и начинаю хихикать. Неужели Ганн серьезно?

– Кевин, это же смешно! Я и Варя против Сената! Ты о чем? Зачем это Химерам, во-первых? Во-вторых, если бы мы были, как ты говоришь, оружием, то нас бы готовили, как солдат. А ничего нет из этого. В-третьих, мы бы с Варей не пошли на революцию. Не-а! Ни за какие коврижки! И в-четвертых, я же смертная! Мой знак был Инквизиторский, ты сам видел! Стоит ему проявиться, как я уйду от Химер.

Я продолжаю смеяться, несмотря на серьезного Ганна, который буравит меня взглядом.

– Мелани, ты всего пару недель у Химер, а уже сомневаешься в себе и своем знаке.

– В смысле? – Я хоть улыбаюсь, но напугана проницательностью Кевина.

Он прав: все эти воспоминания будят во мне плохое, я уже не прежняя Мелани. Я что-то среднее между Аней и Гриффит.

– Короче, не говори Варе, – он серьезно смотрит на меня, выжидая знака, что поняла. И я легонько киваю. – У Химер, как понял, помимо вас есть еще какие-то сильные ведьмы и колдуны.

– Удивил! – Я закатываю глаза, всем видом показывая, что открытия он не сделал.

– Нет, Мел, послушай. Короче, один раз я услышал довольно странный разговор Марго с кем-то по телефону. Ваша Темная не знала, что на мне заклинание всеязыция, и я уже понимаю русский. Среди Химер есть кто-то, кого она назвала Кукольником. Якобы он работает на дистанции в тандеме с Психологом над тобой и Варей. Что пара недель – и ты станешь Химерой, только надо правильно выполнять их инструкции.

Пауза. Кевин смотрит на меня выжидающе, будто я должна охнуть от рассказанного. Но ничего. Не впечатлил.

– И что?

Глупый вопрос, согласна. Но срывается с губ быстрее, чем я успеваю остановить себя.

– Тебе это ни о чем не говорит?

– Нет. А должно?

Кевин жмет плечами и сильнее кутается. Я замечаю, что птицы начинают петь, радуясь приближающемуся солнцу.

– Странно это…

– Что странно? По-моему, нормально, что моя Темная хочет вернуть меня и верит, что я буду Химерой.

Приступ зевоты напоминает, что мы уже полночи торчим на крыльце дома, и уже клонит в сон. В воздухе к тому же становится влажно. Туман выполз медленно, будто дым, из-под земли и стелется легким маревом.

– Психолог, Кукольник… Почему вам ничего не сообщают о них?

Рот, кажется, сейчас порвется. На меня наваливается нереальная усталость. Хочется спать.

– Мне кажется… ты слишком много вообразил… – Зевота мешает говорить. Все, не могу. Пора отчаливать спать.

– Кевин, я спать хочу.

– Я вижу. Сейчас сам пойду.

Не дожидаясь его, встаю, подбираю одеяло пальцами, чтобы не наступить на него грязной подошвой, отмечая, что от тумана ткань стала влажной, а в ворсинках поблескивают маленькие капельки росы.