Туман и Молния. Книга 12

– Зачем ты ему сказала? Ты меня опозорила!

– Пошёл он на хуй! – сказала Карина. – Прости меня.

– Все уже поняли, что я терпила. И теперь твой отец тоже.

– Ну, пошли меня тогда, если тебе важно их мнение! Я уйду, и все скажут, что ты крутой!

– И… ты уйдешь?

– Да!

– Я не могу тебя прогнать!

– Почему? Я тебя позорю. Прогони, восстанови свою честь перед ними, а я пойду и скинусь со стены!

– С ума сошла! – Лис схватил её. – Я люблю тебя! Похуй мне на их мнение!

Он притянул её к себе, прижимая свои губы к её губам, целуя жадно, но в тоже время не делая резких движений, Карина обмякла в его руках, чувствуя, как крепко он сжимает её, наверняка от его пальцев снова останутся синяки, ну и пусть! Одно только ощущение его раздвоенного разрезанного языка сводило её с ума, заставляя задыхаться в предоргазменном состоянии.

Он отстранился:

– Ну? Со мной лучше? Или с Нидже?

– Прекрати! Пожалуйста! Прекрати, ты лучше всех!

– Мой язык покалечен, а у него нормальный, – Лис сел на кровать, он выглядел очень грустным сейчас, подавленным, каким-то обескураженным. В очень редкие моменты она видела его таким. Лис, который ничего из себя не строит. Лис без своей извечной маски циничного безразличия, привычной нахальной крутости. И эти моменты его ранимости, беззащитности пугали её и одновременно накрывали волной непередаваемой нежности. Такого настоящего Лиса даже она видела редко, так привычно было для него защитное выражение лица. Оно не менялось, что бы с ним ни происходило. Бедный Лис, вечно скрывающийся за наглой усмешкой чуть приподнятого презрительно уголка губ. И вот сейчас он был настолько обескуражен, выбит из колеи её поступком, что даже потерялся.

– Не говори так. Ты лучший!

Он скривился, возвращая контроль над ситуацией. Чуть высунул изо рта кончик раздвоенного языка и пошевелил по отдельности сначала одной частью, а потом другой:

– Нравится?

– Перестань! – закричала она с отчаянием, и он зло и горько усмехнулся. Карина бросилась к нему, обнимая, целуя, заваливая навзничь. Он сразу перевернул её, чтобы быть сверху. На самом деле Корс застал уже последний воспитательный всплеск Лиса, а до этого он, уведя её с площади, как следует потаскал в коридоре, как раз без лишних глаз и свидетелей.

Лис отстранился, и задумчиво посмотрел на неё:

– Лицо тебе разбить, что ли…

– Нет, нет, пожалуйста, прости меня, – Карина испуганно дёрнулась под ним, пытаясь выскользнуть, но Лис только сжал её сильнее.

– Это всё плохо кончится, – сказал он очень серьёзно, – Я едва сдерживаюсь, чтобы не покалечить тебя, ты это понимаешь?

– Да. Да. Любимый…

– Заткнись, – он снова впился в её рот губами, Карина ответила на поцелуй со всей страстью, внутри не расслабляясь, понимая, что он ещё не до конца успокоился и что ей ещё достанется, и он не закончил и может бить и трахать её теперь долго. Только бы лицо не трогал, как он всегда это делал, не портил её красивое лицо. И словно подтверждая её опасения, или скорее, она просто уже слишком хорошо его знала, он, не прекращая целовать её, коротко ударил кулаком внизу и чуть сбоку живота, заставив дёрнуться под ним и ощущая этот её рывок губами, то, как она дёрнулась в поцелуе, пытаясь разомкнуть его, Лис не отпускал. Она больше не сопротивлялась, и только тогда он отстранился. Карина обняла его, прижимая со всей любовью, глядя на его покрытое тонкими, едва заметными полосками шрамов лицо. Он смотрел на неё тоже, и сейчас в его взгляде больше не было растерянности. Чуть сдвинувшись вниз, принялся целовать её шею, которую давно в прошлом, когда его зубы ещё были остро подпилены, он испортил, навсегда оставив следы. Лис принялся раздевать её, он больше не бил, и Карина немного расслабилась. Целовал, спускаясь всё ниже, грудь, живот, и Карина поняла, что он хочет сделать, и замерла от страха и восторга одновременно, это было лучше всего!

Корс, хоть и вернулся за праздничный стол, настроение у него было уже совсем не праздничное. Пьяная Аня, забросив скрещенные ноги на стол, сильно откинулась на спинку стула и с грохотом упала навзничь. Все принялись ржать, но Корс даже не улыбнулся.

Он не находил себе места и через некоторое время, не удержавшись, встал и, не сказав никому ни слова, снова направился к комнате Лиса. Он волновался за Карину, несмотря на её непростительное поведение. Но подходя к их двери, ещё в коридоре, Корс услышал такие громкие и полные удовольствия стоны своей дочки, что остановился, как вкопанный. Лицо его перекосилось, и Корс бросился обратно.

– Я помню, как заставил Атли Элиса воткнуть себе иглу в руку между большим и указательным пальцем, – раскрасневшийся от выпивки, Красс продолжал как ни в чём не бывало общаться с Никто, предаваясь воспоминаниям. В отличие от Вараха, который смотрел на Никто с нескрываемым превосходством и даже какой-то презрительной усмешкой, Красса, похоже, не смущало ни серое лицо Никто, ни обведённые чёрным глаза, ни чёрные от татуировок кисти рук. Он воспринимал Никто и князя Арела как воинов и не судил о людях по внешнему виду, как другие благородные чёрные.

– Все мальчишки скулили и тряслись, так боялись этого наказания! А он терпел! Все занятия, несколько часов, проходил с иглой в руке, молча! Я уже тогда понял, что из этого полукровки выйдет толк. Он у меня бесконечно отжимался, подтягивался и держал на вытянутых руках свой меч как миленький. Ой, другие выли, когда у них руки отнимались держать и больно становилось. А он всё молча делал. Как молодой дикий зверёныш, действительно!

– Его тогда называли Лисом? – спросил Никто, пытаясь не встретиться глазами, с насмешливым взглядом Камиэля Вараха, от которого ему было не по себе.

– Ведь он и был как рыжий лисёнок. Все его так и стали называть. С его фамилией ещё сочеталось хорошо, так и говорили Элис-Лис. А когда он попал на первую линию, я был так горд за него! Мало того, что он остался жив практически один из всех новобранцев, ещё и отличился! Я хотел внести его в списки представленных к награде за отвагу, но в следующем бою он попал в плен, я был так расстроен, ведь столько в него вложил!

– Пиздил мальчишек в своей учебке? – спросил Никто, улыбаясь. И Даниэль Красс тоже оскалился довольно, явно не испытывая никаких угрызений совести:

– А как же по-другому! Ещё как пиздил! Они у меня летали!

Камиэль Варах осуждающе покачал головой и вышел из-за стола.

– Красс, а ты заставлял Лиса носить знаки полукровки?

– Таковы ведь правила, сколько он получал у меня нарядов вне очереди и в штрафном изоляторе сидел, всё равно вытаскивал их! Так извёл меня, что я махнул рукой! Заставлял только когда уж высшее начальство приезжало на смотр. Да он мне как сын родной!

За стол вернулся Корс.

– Ну, он её не бьет? У тебя такое лицо, – спросил его Никто, благо Даниэль Красс на время отстал от него и вышел освежиться.

– Нет, он её ебёт!

– Что?! Корс, как ты сказал? – Никто принялся смеяться. – А-ха-ха.

– Да уж…– Корс выглядел смущённым.

– Разве благородным господам возможно так говорить?

– Ну, я уже с вами здесь деградировал. С кем поведешься, от того и наберёшься.

– Пойдём, отпущу твоего сына ненадолго. Делайте с ним, что хотите. Может, это тебя немного утешит?

– Да, – ответил Корс грустно. – Спасибо.

Глава третья. Верный.

Никто зашёл в роскошную туалетную комнату, в которой теперь жил его Верный. Здесь было всё совсем не так скромно, как в Имении князя. Хабир сидел на атласном низком диване, облокотившись на спинку, он был без своего шлема, закрывающего голову, и по пояс раздетый. На коленях у Верного, прижавшись к нему, сидел Валентин. В руках он держал стакан с полезным напитком нечистых и пил его через металлическую трубку, при помощи которой он теперь только и мог утолять жажду, просунув её снизу под намордник. Валентин пил медленно, с удовольствием, напиток был сладкий, и, в отличие от Арела, он очень нравился несчастному, потому что Валентин любил сладости и очень мало их пробовал в своей жизни. Да и Верный, балуя его, разводил необходимые ингредиенты, делая питьё для мальчика-раба слаще, чем нужно. Поэтому сейчас Валентин, прижавшись затылком к покрытой мехом груди пса-нечистого, и прикрыв почти ослепшие глаза, отдыхал, наслаждаясь моментом покоя. И Верный прижимал его к себе ласково, такого маленького, худенького, не выросшего толком в свои почти шестнадцать лет. Никто, увидев эту картину, хмыкнул, сказал вслух на нечистом:

– Вер, не привязывайся к нему. Арел часто убивает своих рабов, и Валина это ждёт рано или поздно.

Вер прижал мальчика к себе сильнее:

– Хозяин, не позволяйте ему!

– Вер, он просто стукнет его неудачно и всё, мой приказ не спасёт.

– Не позволяйте ему бить его!

– Я лечил Валина, запретил бить его по глазам, этого недостаточно? Валин…тин – собственность князя. Хочешь, чтобы я отобрал у Арела его единственную игрушку? Корс отобрал у него коня и теперь не отдаст. Гарцует на стотысячном коне Арела и считает, что так и должно быть! А Лис оставил его без людей. Ещё и я заберу Валина, да? Я люблю Арела!

– Даже слишком!

–Тебя я тоже люблю! Не ревнуй! Выбери себе кого хочешь, я тебе отдам.

– Мне нравится этот!

– Да чтоб вас! Как дети, на самом деле, каждому нужна именно эта игрушка и никакая другая! Я у Арела его не заберу. Это не обсуждается!

– Прикажите ему снять с него намордник хотя бы.

– Чтобы он заковал его в глухой шлем, как у тебя? Нет! И пусть делает с ним, что хочет! Играй с Валином, когда князю не до него, я же не запрещаю!

– Спасибо, хозяин, простите меня, если я слишком много просил.

– Да, блядь, Вер, ты же знаешь, как я к тебе отношусь и тебя люблю! – Никто подошёл к ним вплотную, Вер снял с колен почти заснувшего, пригревшегося как щенок Валентина, быстро опустился перед Никто на колени, низко склонив голову и целуя его сапоги. Валентин, очнувшись и увидев это, сразу упал на колени тоже. Никто улыбнулся довольно, склоняясь и обнимая Верного, поднимая с колен, усаживая обратно на диван. Прижимая к себе, гладя по голове, так что торчащие вверх уши нечистого стелились.

– Здесь полно рабов у красных, ну выбери себе кого хочешь, девушку.

– Не хочу. Я люблю Клер!

– Да что же с тобой делать?! Скоро отправимся в Предел.

– Можно я возьму Валентина с собой?

– Можно! Только сильно его не балуй!

– Намордник с него снять в Пределе можно? Ему трудно есть из-за него. Он мучается в этих железках.

– А ты разве не мучаешься в шлеме? Твоя голова полностью закрыта, а у него всего лишь часть лица.

– Но вы позволяете мне снимать его время от времени. Снимать, когда я в вашей комнате, а ему никогда нельзя снимать! Я потом обратно всё верну, всё закуют, как было, Арел не заметит.

– Нет! Он заметит. И Валину станет только хуже. Ничего, что надел на него Арел, снимать нельзя! Валин принадлежит князю, это его вещь! Его! Тебе было бы приятно, если бы с твоей вещью что-то делали, меняли без твоего ведома? Не наводи своих порядков!

И видя, какой грустной стала морда его пса-нечистого, Никто обнял его, прижал к себе и, наверное, если бы Арел увидел их сейчас, сидящих вот так, сжимающих друг друга в объятьях, он бы заревновал, и очень сильно. Потому что, что-то в этом было не просто доброе, дружеское, и не просто хорошее отношение господина к рабу. Здесь было всё же другое, то, о чём Арел предпочёл бы не думать.

Никто чуть отстранился от Верного:

– Вер, я тебя утешу. Ты давно хочешь кое-что. Я тебе позволю.

– Что?!

– Дам попробовать князя.

Морда Верного оскалилась, это была улыбка.

Никто улыбался тоже:

– Не смеши меня!

Он потрепал Верного по ушам, тот прижимал их голове, довольно щурясь.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.