Пиранези

Альбатрос пролетел над моим левым плечом. Я упал на Плиты. Он испуганно забил крыльями, выставил розовые лапы и рухнул на Пол, словно тяжелая груда перьев. В Воздухе он был дивным созданием – Небесным Гостем, – а на Плитах Зала превратился в обычного смертного, такого же неуклюжего, как и все мы.[*]

Мы оба приподнялись. Теперь, на сухих Плитах, он казался еще больше: его голова доходила мне почти до грудины.

– Очень рад тебя видеть, – сказал я. – Милости прошу. Я – Обитатель этих Залов. Один из Обитателей. Есть второй, но он не любит птиц, так что ты его, вероятно, не увидишь.

Альбатрос раскинул крылья и вытянул шею к Потолку. Он то ли защелкал, то ли заклокотал, что я расценил как приветствие. Сверху крылья у него были темные, почти черные, и на каждом как будто белая звезда.

Я снова принялся собирать водоросли. Альбатрос заходил по Залу, громко шлепая по Плитам серовато-розовыми лапами. Время от времени он подходил и с любопытством смотрел, чем я занимаюсь.

На следующий день я вернулся. Альбатрос поднялся по Лестнице и исследовал Сорок третий Вестибюль. Но мало того: до чего же я обрадовался, когда увидел в Вестибюле двух альбатросов! К нему присоединилась жена! (А может, первый альбатрос был самкой, а к ней прилетел муж. Тогда я не имел данных, чтобы решить этот вопрос.) У нового альбатроса был другой рисунок на верхней стороне крыльев – белые крапинки, словно капли серебристого дождя. Два альбатроса расправили крылья; они танцевали один вокруг другого, тянули клювы к Потолку и кричали весело, хотя и скрипуче; они тюкались длинными розовыми клювами, выражая свою радость.

Через несколько дней я снова их навестил. На сей раз они вели себя тише, а в атмосфере Вестибюля чувствовалось уныние. Альбатрос, которого я считал самцом (тот, что со звездами на крыльях), принес из Нижнего Зала довольно много водорослей. Он брал их клювом и складывал в кучу. Через несколько минут, недовольный результатом, он принялся стаскивать их в другое место. На моих глазах это произошло раз десять.

– Кажется, я понимаю твое затруднение, – сказал я. – Ты хочешь построить гнездо, но не можешь отыскать подходящего материала. Тут лишь мокрые холодные водоросли, а тебе нужно что-нибудь сухое, чтобы сделать уютный дом для твоего яйца. Не волнуйся. Я тебе помогу. У меня есть запас сухих водорослей. Насколько я могу судить, не будучи птицей, они будут подходящим строительным материалом. Прямо сейчас пойду и принесу.

Звездчатый альбатрос расправил крылья, вытянул шею к Потолку и хрипло забулькал. Думаю, так он выражал радость и нетерпение.

Я вернулся в Третий северный Зал. Положил на рыбачью сеть толстый полиэтилен, а на него – столько водорослей, сколько, по моим прикидкам, требовалось для гнезда двум огромным птицам. Получилась довольно большая куча – мой запас водорослей примерно на три дня, и я знал, что если отдам их, то буду мерзнуть. Но померзнуть несколько дней – пустяки в сравнении с тем, что в Мире появится новый альбатрос. К этой куче я добавил еще кое-что. Во-первых, чистые белые перья, которые нашел и сохранил без всякой цели, просто оттого что они мне нравились, а во-вторых, старый шерстяной свитер, такой дырявый, что уже почти не мог служить одеждой, зато обещал стать чудесной подстилкой для драгоценного яйца.

Я притащил сеть в Сорок третий Вестибюль и был вознагражден интересом, который звездчатый альбатрос проявил к ее содержимому: он схватил клювом пучок водорослей и начал примерять к разным местам.

Вскоре после этого альбатросы построили гнездо диаметром около метра и отложили в него яйцо. Они оказались образцовыми родителями – прилежно высиживали яйцо, а теперь так же прилежно заботятся о птенце. Птенец растет медленно и оперяться пока не собирается.

Я назвал этот год Годом, когда в Юго-западные Залы прилетел Альбатрос.

Птицы молча сидят в Шестом западном Зале

Запись от Тридцать первого дня Пятого месяца в Год, когда в Юго-западные Залы прилетел Альбатрос

С тех пор как два года назад рухнули Потолки Двадцатого и Двадцать первого северо-восточных Залов, Погода в этой части Дома изменилась. Облака вплывают через проломы в Средние Залы, где раньше такого не бывало. Из-за этого Мир стал серым и зябким.

Сегодня утром я проснулся от холода. Пока я спал, в Третий северный Зал вползло Облако. Статуи казались изящными белыми рисунками на белом туманном фоне.

Я встал рано и занялся обычными повседневными делами. Собрал в Десятом Вестибюле водоросли и приготовил питательный согревающий суп, затем отправился в Третий юго-западный Зал – продолжить работу над Каталогом Статуй.

В Доме было непривычно тихо. Птицы не летали и не пели. Куда они все подевались? Видимо, затянутый Туманом Мир подействовал на них так же угнетающе, как и на меня. Наконец я разыскал их в Шестом западном Зале. Они сидели на Голове и на Плечах у каждой Статуи, на каждом Пьедестале и Колонне. Сидели молча и ждали.

Затопленные Залы

Запись от Восьмого дня Шестого месяца в Год, когда в Юго-западные Залы прилетел Альбатрос

К востоку от Первого Вестибюля Дом пребывает в Упадке. Пол Верхних Залов проломился, Кладка и Статуи обрушились в Средние и Нижние Залы, завалив Дверные Проемы. В сорока или даже пятидесяти Залах, отрезанных от Приливов, скопилась Дождевая Вода, образовав темные застойные Озера. Окна здесь до половины залиты Водой или засыпаны Обломками и потому тусклые и серые, а поскольку сюда не долетает шум Приливов, в этих Залах стоит необычная тишина.

Таковы Затопленные Залы.

По Окраинам этой Области Воды мелкие, спокойные и покрыты кувшинками, однако в центре они глубоки и коварны, наполнены обломками Кладки и затонувшими Статуями. Затопленные Залы по большей части недосягаемы, но в некоторые можно проникнуть с Верхнего Уровня.

Там есть исполинские Статуи с курчавыми Головами и Бородами. Каменные великаны силятся вырваться из Стен, их Торсы наклонены над Темной Водой. Один склонился так низко, что его широкая мускулистая Спина образует почти горизонтальный уступ примерно в полуметре над Водой. С нее очень удобно ловить рыбу.

Лучше всего делать это по ночам, когда рыба приплывает играть в ярком Лунном Свете и ее легко разглядеть.

Облака над Девятнадцатым восточным Залом

Запись от Десятого дня Шестого месяца в Год, когда в Юго-западные Залы прилетел Альбатрос

Некогда я боялся жить слишком близко к Приливам. Слыша их Грохот, я бежал и прятался. В своем невежестве я боялся, что они захлестнут меня и я утону.

По возможности я держался Сухих Залов, где Статуи не обросли ракушками, не увешаны обрывками водорослей, а Воздух не пахнет Приливами; другими словами, Залов, которые в последнее время не затопляло. Недостатка Воды я не испытывал; почти во всех Залах Пресная Вода низвергается сверху (иногда можно видеть Статую, почти рассеченную пополам Водой, хлеставшей на нее веками). Иное дело пропитание – ради него мне приходилось одолевать страх перед Приливами. Я шел в Вестибюли и спускался по Лестницам в Нижние Залы, к самой Кромке Океана. Однако Сила Волн внушала мне боязнь.

Даже тогда я знал, что Приливы неслучайны. Я понимал, что, если отмечать и записывать время, я научусь их предсказывать. Так я начал вести Таблицу. Однако, хоть я кое-что узнал о Приливах, Природа их оставалась мне неведома. Я думал, все Приливы более или менее одинаковы. Я шел встречать Прилив, ожидая, что он принесет много рыбы и водорослей, и, к своему изумлению, видел лишь чистую прозрачную Воду.

Я часто голодал.

Страх и голод вынудили меня исследовать Дом. Тогда я узнал, что Затопленные Залы обильны рыбой. Там Воды спокойнее и меньше меня пугали. Трудность заключалась в том, что Затопленные Залы со всех сторон окружены Запустеньем. Чтобы в них попасть, надо подняться в Верхние Залы и через Проломы в Полу спускаться по Развалинам.

Как-то я не ел два дня и решил поискать еду в Затопленных Залах. Я поднялся в Верхние Залы, что само по себе было нелегко, поскольку я очень ослабел. Лестницы, хотя и отличаются размерами, по большей части повторяют величественные масштабы самого Дома, и Ступени у них раза в два выше, чем мне было бы удобно. (Как будто Бог строил Дом, чтобы населить его Великанами, но потом отчего-то передумал.)

Я вошел в один из Верхних Залов, тот, что прямо над Девятнадцатым восточным. Отсюда я намеревался спуститься в Затопленные Залы, но, к ужасу своему, обнаружил, что Зал полон Облаками – серой, зябкой, непроницаемой пеленой.

Со мной был мой Дневник. Я сверился с ним и узнал, что посещал эти Края и составил подробное описание следующего Зала, того, что над Двадцатым восточным. Я отметил сюжеты и состояние тамошних Статуй, а одну даже набросал. Однако об этом Зале – Зале, на Пороге которого я стоял, Зале, полностью затянутом Облачной Пеленой, – в записях не было ни слова.

Сейчас я бы счел безумием исследовать Зал, который я не вижу и о котором у меня нет записей, но сейчас я и не довожу себя до такого голода.

Примыкающие Залы обычно схожи. Зал позади меня был примерно 200 метров в длину и 120 – в ширину; с высокой вероятностью Зал впереди был такой же. Расстояние не представлялось мне слишком большим; я больше тревожился из-за Статуй. Судя по тому, что удавалось различить впереди, они изображали Людей или Полулюдей раза в два-три выше меня ростом, схватившихся в ожесточенной борьбе: Воины сражаются, Мужчин и Женщин похищают Сатиры и Кентавры, Осьминоги рвут Людей на части. Почти во всех Областях Дома выражения у Статуй радостные, или безмятежные, или отрешенные, но Лица здешних были искажены воплями ярости.

Я решил идти осторожно: очень больно бывает напороться на выставленную мраморную Руку.

Так что я вошел в Облако и медленно двинулся вдоль северной Стены. Из бледной Дымки одна за другой выступали Статуи. Они стояли вдоль Стены так тесно и в таких изощренно вывернутых позах, что я шел как будто под плакучими ветвями огромного леса Рук и Тел.

Одна Статуя упала со Стены и лежала на Полу грудой обломков. Для меня это должно было стать предупреждением.

Я дошел до того места, где очередная Статуя далеко выдавалась в Зал. Она изображала Воина под Копытами Кентавра. Воин запрокинулся к самым Плитам, его могучие Руки были воздеты Ладонями вверх, Пальцы мучительно сжаты. Я сделал шаг в сторону от Стены, чтобы обойти Статую, и под ногами у меня оказалась…

…пустота.

Пола не было! Подо мною не было Каменных Плит! Я падал! Я в панике рванулся к Стене! И ощутил под собой опору! Я лежал над Пустотой, не в силах шевельнуться от страха, ничего не соображая от ужаса и потрясения. Каким-то чудом я упал в Руки Поверженному Воину. Они были мокрые и страшно скользкие; любое мое движение угрожало тем, что я сорвусь в Бездну. Всхлипывая от страха и цепляясь за Поверженного Воина каждой частицей моих сил, я вполз по его Рукам к Голове, с Головы перебрался на Грудь и оттуда втиснулся под Атакующего Кентавра, который подобием Потолка нависал в двух или трех сантиметрах над моей головой. Облако было настолько плотным, что я не видел, где снова начинается Пол.

Я пролежал там весь день и всю ночь, полумертвый от страха, но исполненный благодарности к Поверженному Воину за мое спасение. К утру поднялся Ветер и унес Облако на запад. Я заглянул в Пролом и увидел на головокружительном расстоянии – метрах в 30 внизу или даже больше – темные Воды Затопленного Зала.

Разговор

Запись от Одиннадцатого дня Шестого месяца в Год, когда в Юго-западные Залы прилетел Альбатрос

Помимо регулярных встреч с Другим и тихого, утешительного соседства Мертвых, есть еще птицы. Птиц понимать нетрудно. Их поведение говорит мне, о чем они думают. Как правило, о чем-то таком: «Это еда? Точно еда? А это? Должно быть, еда. Наверняка еда». Или, временами: «Идет дождь. Мне неприятно».

Такие замечания хороши, чтобы по-соседски перекинуться несколькими словами, но не свидетельствуют о глубоком интеллекте. Однако я подозреваю, что птицы мудрее, чем видится на первый взгляд, но выказывают свою мудрость лишь иногда и только намеками.

Однажды осенним вечером я ступил в Дверной Проем Двенадцатого юго-восточного Зала с намерением выйти в Семнадцатый Вестибюль и обнаружил, что не могу сделать шага вперед. Вестибюль был полон птицами, и все они летали: кружили в танце, подобном смерчу. Они были как будто столб дыма, который местами то сгущался, то становился реже. Я наблюдал этот танец неоднократно, всегда по вечерам в последние месяцы года.

Другой раз я вошел в Девятый Вестибюль и увидел там множество маленьких птичек. Они были разные, но преобладали воробьи. Не успел я сделать несколько шагов, как целая стая вспорхнула в Воздух. Птицы дружно пронеслись вдоль восточной Стены, потом вдоль южной, затем повернули и облетели меня по широкому кругу.

– Доброе утро, – сказал я. – Надеюсь, вы все здоровы?

Многие птицы опустились где попало, но несколько – около десятка – полетели к Статуе Садовника в Северо-западном углу. На ней они просидели секунд тридцать, потом, также вместе, перепорхнули на более высокую Статую у западной Стены – Женщину, несущую Улей. На Женщине, несущей Улей, птицы пробыли с минуту, затем унеслись прочь.

Я гадал, почему из примерно тысячи Статуй Вестибюля птички выбрали именно эти. У меня мелькнула мысль, что обе Статуи могут изображать Усердие. Садовник, дряхлый и сгорбленный, продолжает возделывать сад. Женщина занимается пчеловодством, а Улей у нее в Руках полон пчелами, которые также прилежно исполняют свои обязанности. Неужели птицы хотели сказать мне, чтобы я усердно трудился? Вряд ли! В конце концов, я и без того усердно тружусь! Я как раз шел в Восьмой Вестибюль ловить рыбу. За спиной я нес рыбачью сеть и ловушку для омаров, сделанную из старого ведра.

Предостережение птиц – если это и впрямь было оно – казалось бессмысленным, но тем не менее я решил последовать необычному ходу рассуждений и посмотреть, к чему это приведет. В тот день я поймал семь рыбин и четырех омаров. Никого из них я не выбросил обратно в воду.

В ту ночь с Запада налетел Ветер и принес нежданную Грозу. Приливы сделались бурными, и рыба ушла из привычных Залов далеко в Море. В следующие два дня я ничего не поймал, и если бы не внял птичьему предостережению, то остался бы без еды.

После этого я составил гипотезу: возможно, птичья мудрость заключена не в отдельной птице, а в стае, в общности. Я пытался придумать эксперимент для проверки моей теории. Затруднение, насколько я понимаю, состоит в том, что невозможно узнать заранее, когда такое произойдет. Значит, на ближайшие месяцы или даже годы остается одно: тщательно наблюдать и записывать. К несчастью, это невозможно, поскольку у меня очень много времени занимает работа с Другим (я, разумеется, говорю о наших поисках Великого Тайного Знания).

И все же, памятуя о своей гипотезе, я запишу то, что случилось сегодня утром.

Я вошел во Второй северо-восточный Зал, и он, как прежде Девятый Вестибюль, оказался заполнен разнообразными мелкими птичками. Я весело крикнул им: «Доброе утро!»

Тут же десятка два птичек стремительно унеслись к северной Стене и расселись на Высоких Статуях. Затем разом перепорхнули к западной Стене.

Я вспомнил, что прошлый раз такое было прологом к посланию.

– Я весь внимание! Что вы хотите мне сказать? – крикнул я и стал тщательно наблюдать, как они поступят дальше.

Птицы разделились на две стайки. Одна перелетела на Статую Ангела, дующего в Трубу, другая – на Статую Корабля, плывущего по невысоким Волнам.

– Ангел с трубой и корабль, – сказал я. – Очень хорошо.

Первая стайка перелетела на Статую Мужчины, читающего большую Книгу, вторая – на Статую Женщины, показывающей Блюдо либо Щит; на Щите изображены Облака.

– Книга и облака, – сказал я. – Да.

Наконец первая стайка перепорхнула на Статую Ребенка, склонившегося над Цветком, который держит в Руке; Голова у Ребенка в таких пышных Кудрях, что сама как Цветок; вторая стайка перелетела на Статую Мешка с Зерном, который пожирает Орда Мышей.

– Дитя и мыши, – сказал я. – Очень хорошо. Вижу.

Птицы разлетелись по всему Залу.

– Спасибо! – крикнул я им. – Спасибо!

Если моя гипотеза верна, то птицы передали мне очень замысловатое сообщение. Что оно означает?

Ангел с трубой и корабль. Ангел с трубой наводит на мысль о послании. Радостном? Возможно. Однако ангельская весть может быть и скорбной, и суровой. Посему неясно, доброе послание или дурное. Корабль наводит на мысль о дальних странствиях. Послание издалека.

Книга и облака. Книга содержит Написанное. Облака его затуманивают. Написанное послание с туманным смыслом.

Дитя и мыши. Дитя означает Простодушие. Мыши пожирают Зерно. Мало-помалу оно убывает. Простодушие утрачивается.

Вот что, насколько я могу заключить, сказали мне птицы. Послание издалека. Туманные письмена. Утрата простодушия.

Занятно.

Через некоторое время – скажем, через несколько месяцев – я вернусь к этой записи. Возможно, последующие события прольют на нее свет либо она поможет истолковать эти события.

Адди Домар

Запись от Пятнадцатого дня Шестого месяца в Год, когда в Юго-западные Залы прилетел Альбатрос

Сегодня утром во Втором юго-западном Зале Другой сказал:

– Я буду работать над ритуалом, так что тебе тут торчать не обязательно.

Ритуал – элемент церемониальной магии, посредством которой Другой намерен высвободить Великое Тайное Знание из того, что удерживает его в Мире, и передать нам. До сего дня мы отправляли Ритуал четырежды, каждый раз в немного иной версии.

– Я внес кое-какие изменения, – продолжал он, – и хочу послушать, как они звучат, так сказать, в естественных условиях.

– Я тебе помогу, – с жаром ответил я.

– Отлично, – сказал он. – Только не отвлекай меня болтовней. Мне нужно сосредоточиться.

– Разумеется, – согласился я.

Сегодня Другой был в сером костюме, белой рубашке и черных ботинках. Он положил свое блестящее устройство на Пустой Пьедестал.

– Это ритуал вызова, а значит, ведун должен стоять лицом к востоку, – произнес он. – Где тут восток?

Я показал.

– Так, – ответил он.

– Где мне встать?

– Где угодно. Не имеет значения.

Я встал в двух метрах к югу от него и решил, что буду смотреть на север, то есть на него. У меня нет ни знаний, ни интуиции касательно ритуалов, но представлялось, что это правильная позиция для того, кто прислуживает Истолкователю Мистерий.

– Что мне делать? – спросил я.

– Ничего. Просто не отвлекай меня.

– Я сосредоточусь на том, чтобы поделиться с тобой силой моего Духа.

– Хорошо. Отлично. Займись этим. – Он заглянул в свое блестящее устройство. – О’кей. Больше всего изменений я внес в первую часть ритуала. До сих пор я просто взывал к знанию, прося его снизойти на меня. Это ничего не дало, так что сейчас я буду заклинать дух Адди Домара.

– Кто такой Адди Домар? – спросил я.

– Король. Давно умерший. Обладавший знанием. Или, по крайней мере, его частью. Мне удавалось вызывать Адди Домара для помощи в других ритуалах, особенно в… – Он осекся и некоторое время смотрел растерянно. – Мне успешно удавалось вызывать его в прошлом, – закончил он.

Другой принял величавую позу Истолкователя Мистерий – расправил спину, отвел плечи назад и вскинул голову. Мне он напомнил Статую Иерофанта[*] из Девятнадцатого южного Зала.

Внезапно я осознал значимость его слов.

– О! – воскликнул я. – Ты никогда не говорил, что знаешь имя одного из Мертвых! А ты знаешь, кого из них так зовут? Если да, пожалуйста, скажи мне! Я бы очень хотел обратиться к нему по имени, когда подношу еду и питье!

Другой прервал свое занятие и наморщил лоб.

– О чем ты? – спросил он.

– О Мертвых, – с жаром ответил я. – Если тебе и впрямь известно одно из их имен, пожалуйста, скажи мне, кому оно принадлежит.

– Ничего не понял. Кто, чего, кому?

– Ты говорил, что в былые времена кто-то из Мертвых обладал Знанием. Затем оно было утрачено. И я хочу знать, кто это из них. Человек с Коробкой из-под Печенья? Завалившийся Человек? Или кто-то из Обитателей Ниши?

Другой непонимающе уставился на меня.

– Какая коробка из-под печенья? О чем ты? А, погоди. Это как-то связано с теми костями, которые ты нашел? Нет. Нет-нет-нет. Они не… Это не… Да господи боже! Я же сказал – мне надо сосредоточиться! Сказал ровно минуту назад! Можно не затевать сейчас разговоры? Я пытаюсь отработать ритуал.

Мне сделалось стыдно. Я помешал важной работе Другого.

– Да, конечно, – сказал я.

– У меня нет времени отвечать на посторонние вопросы, – буркнул он.

– Извини.

– Буду признателен, если ты просто помолчишь.

– Обещаю молчать.

– Хорошо. Отлично. О’кей. На чем я остановился? – Другой набрал в грудь воздуха, снова выпрямился и запрокинул голову. Он воздел руки и звучным голосом несколько раз воззвал к Адди Домару, разными словами убеждая того прийти.

В наступившей тишине он постепенно опустил руки и расслабил плечи.

– О’кей. Когда я буду делать это по-настоящему, может быть, поставлю жаровню. Воскурю какой-нибудь фимиам. Посмотрим. За призывом следует перечисление. Я называю способности, которые хочу получить: уничтожение Смерти, проникновение в низшие разумы, и так далее, и так далее. Важно зрительно представлять в уме каждую способность, то есть, перечисляя их, я воображаю, что живу вечно, читаю чужие мысли, становлюсь невидимым и все прочее.

Я вежливо поднял руку. (Не хотел, чтобы меня упрекнули за посторонние вопросы.)

– Да? – огрызнулся он.

– Мне тоже так делать?

– Да. Если хочешь.

Тем же звучным голосом Другой перечислил способности, которые дает Знание, и, когда он возгласил: «Называю способность летать!», я вообразил, как преображаюсь в скопу и лечу с другими скопами над Бушующими Приливами. (Изо всех способностей, какие называл Другой, это моя любимая. Если совсем честно, к остальным я в целом равнодушен. Зачем мне становиться невидимым? По большей части меня и так никто не видит, кроме птиц. И я не стремлюсь жить вечно. Дом отвел свой срок птицам, свой срок – людям. Меня это вполне устраивает.)

Другой дошел до конца перечня. Я видел, что он обдумывает те части ритуала, которые уже исполнил, и не удовлетворен ими. Лицо его скривилось, взгляд был обращен вдаль.

– Я чувствую, что должен обращать это к некоему… к некой энергии, к чему-то живому и активному. Я хочу обрести могущество, значит мне следует взывать к чему-то могущественному. Разумно ведь?

– Да, – согласился я.

– Но здесь нет ничего могущественного. Даже живого ничего нет. Только одинаковые скучные помещения и бесконечные старые скульптуры, заляпанные птичьим дерьмом.

Он угрюмо замолчал.

Я давно знал, что Другой не чтит Дом, как я, и все равно меня ужаснули его слова. Как может столь умный человек говорить, будто в Доме нет ничего живого? Нижние Залы полны морскими тварями и растениями, среди которых много прекрасных и удивительных. Сами Приливы такие мощные и стремительные, что, если и не вполне живые, неживыми их тоже назвать нельзя. В Средних Залах обитают люди и птицы. Тот самый помет, на который жаловался Другой, есть свидетельство Жизни. И неправильно говорить, будто все Залы одинаковые. Они отличаются стилем Колонн, Пилястров, Ниш, Апсид, Фронтонов и прочего, а также числом Дверей и Окон. В каждом Зале свои Статуи, и они не повторяются, а если где-то и повторяются, то так далеко, что я до сих пор не видел двух одинаковых.

Впрочем, не было смысла сейчас это говорить. Я знал, что лишь рассержу его еще больше.

– А как насчет Звезды? – спросил я. – Если мы совершим Ритуал ночью, ты сможешь обратить Призыв к Звезде. Звезда источает энергию и силу.

Другой немного помолчал, потом ответил с некоторым удивлением:

– Верно. Звезда. Вообще-то, неплохая мысль.

Он еще немного подумал.

– Неподвижная звезда лучше блуждающей. И она должна быть яркой – гораздо ярче окружающих звезд. А еще лучше – найти в лабиринте какое-нибудь исключительное место и совершить ритуал там, обращаясь к самой яркой звезде! – На какое-то время он преисполнился энтузиазмом. Потом вздохнул и сник. – Но ведь это же невозможно, да?