На краю бездны

– А пока ждешь, тебе придется немного потрудиться… У тебя на экране есть иконка, на ней изображено лицо. Кликни по ней и поставь планшет вертикально перед собой. Голос даст тебе инструкции. Мы разработали программу для распознавания лиц. Благодаря ей тебе не надо будет вводить пароль, когда входишь в планшет: встроенная камера сама включится при его включении. И при входе в Центр не нужны будут ни бейджик, ни магнитная карта: в кампусе более четырехсот камер, информация с них поступает в службу теленаблюдения и на компьютер, который распознает лица тысячи двухсот сотрудников. Планшет запишет и твой голос: у нас разрабатывается программа распознавания голосов, но она менее эффективна, учитывая обилие посторонних шумов. Ты все поняла?

Вопрос был риторический, ибо запись вовсе не предусматривала ответ, но Мойра поймала себя на том, что кивнула.

– Ну и, само собой, мы просим тебя с этого момента во всем, что касается работы, пользоваться только инструментами «Мин». Вот, пока всё. Увидимся завтра на экскурсии. Повторяю: всем не терпится с тобой познакомиться. Хорошего дня, и до завтра!

Видео кончилось, лицо Лестера исчезло, и Мойра еще несколько секунд переваривала информацию. Она отдавала себе отчет, что песни, которые звучали в салоне автомобиля, были ей так же хорошо знакомы, как и две другие: «Wild is the Wind» и «The Thin White Duke»[8]. Они были написаны в эпоху, когда Боуи жил на кокаине, перце и молоке, обитал в доме, заставленном египетскими древностями, зажигал черные свечи и все время боялся, что колдуны похитят его семя. Но, черт возьми, из динамика в салоне «Теслы» неслись песни ее плейлиста.

2

Низкие тяжелые облака, накрывшие город, чуть раздвинулись, пропустив серебристые и коралловые отблески, когда «Тесла» припарковалась у подножия Международного торгового центра, самого высокого небоскреба Гонконга в Коулуне. Если верить путеводителям, отель «Ритц Карлтон», занимавший верхние этажи, между сто третьим и сто восемнадцатым, был тоже самым высоким в мире.

Из-под широкого навеса к ним поспешил портье, знаком подозвав перевозчика багажа, и тот подогнал золоченую тележку прямо к багажнику машины. Жаркий ветер растрепал волосы Мойры и плотно прибил футболку ей к животу. На площадке за отелем виднелась строящаяся башня почти такой же высоты, что и «Ритц Карлтон». Отсюда эта конструкция из стальных балок, одетая в бамбуковые леса, казалась на удивление хрупкой. Мойра вышла из-под навеса на краешек площадки и увидела внизу возле башни несколько бетономешалок и целую армию рабочих, сновавших среди мусора и цементной пыли. Макушку этой головокружительной конструкции венчала гигантская буква М.

Вернувшись под навес, Мойра заметила за небольшим кустиком у края стоянки пепельницу, обозначавшую, что здесь расположено место для курения. Двое джентльменов лет пятидесяти внимательно ее оглядели, и каждый протянул ей свою пачку сигарет. Но она решила сначала зарегистрироваться и заселиться и прошла через холл к лифтам. Посыльный тут же вызвал один из них.

На сто третьем этаже Мойра вошла в вестибюль, выдержанный в темных тонах, где преобладали гладкие блестящие поверхности и китайский лак. На ресепшне молодой человек выдал ей магнитный ключ от номера и карту с печатью «Только для членов клуба». Мойра впервые в жизни ночевала в пятизвездочном отеле и понятия не имела, кому и в каком размере здесь положено давать чаевые.

– Здесь есть пять ресторанов, два из них высшего класса, и бар «Озон» на последнем этаже, самый высокий во всей Азии, – сказал молодой человек и дал Мойре несколько разъяснений, где что можно найти.

– А в «Озоне» и в холле можно курить?

– Только в «Озоне», на сто восемнадцатом этаже. Для курильщиков там есть галерея на открытом воздухе. Мне понадобится ваша кредитная карта, будьте любезны, – сказал он и сверился с экраном. – Ах, нет, прошу меня извинить: все расходы, включая мини-бар и питание, взяла на себя «Мин инкорпорейтед».

И он улыбнулся елейной улыбкой.

Следуя его указаниям, Мойра миновала второй лифт сто третьего этажа, свернула направо и по мрачноватому, как пещера, коридору, застеленному толстым, гасящим звуки шагов ковром, дошла до номера 113 16. Толкнув тяжелую звуконепроницаемую дверь номера, сначала увидела только кофейную зону, кофемашину с дозатором и мини-бар, потом столик, на котором стояла корзина с фруктами. Вход в номер изгибался под углом, и остальной части не было видно. Она вспомнила, что в Гонконге архитекторы строго соблюдали традиции фэн-шуй, и одна из них настоятельно не рекомендовала входить в дом или в комнату по прямой. Между входом и помещением обязательно должны быть угол или ширма, ибо «злые духи всегда располагаются на прямой линии». «Удивительно, что в ультрасовременном небоскребе придерживаются таких древних правил», – подумала Мойра, но через секунду позабыла обо всем на свете. Пройдя еще пять шагов по коридору, она очутилась в просторной комнате, где две стены, от пола до потолка, были полностью из стекла. А за ними открывалась самая потрясающая панорама из всех, что ей когда-нибудь доводилось видеть.

Она находилась примерно в четырехстах пятидесяти метрах над землей. Все окрестные здания остались где-то под ногами. Самый высокий отель в мире…

У Мойры создалось впечатление, что она висит в воздухе у самого неба. А внизу простирался гигантский, хаотично застроенный город. Она увидела ленту небоскребов на берегу серого моря, пирсы, доки, множество крошечных корабликов, бороздящих почти черную воду, а над всем этим – холмы, тонущие в облаках, готовых вот-вот пролиться дождем. Капли влаги на оконном стекле слепили глаза. Все это великолепие освещал один-единственный жемчужно-радужный луч прожектора. Мойра взяла свой телефон, чтобы поискать «Гугл-карты», а потом вспомнила, что ей только что вручили телефон «Мин», и надо бы его опробовать. Включив телефон, она поискала иконки поиска – и сразу нашла. Собственно, телефоны ничем друг от друга не отличались: и у того, и у другого топонимы на карте обозначались на кантонском, английском и французском. Мойра попыталась сориентироваться, где сейчас находится. Справа, по ту сторону пролива, возвышалось здание, похожее на чудовищное насекомое из-за торчащих в разные стороны антенн. Китайский банк… Сбоку от него – канонерская лодка, башня HSBC[9]. А вон то здание, похожее на раковину, должно быть, Гонконгский дворец ассамблей и выставочный зал… А вот это – гора Пик; она с угрозой нависает над всеми, как мощный великан, достающий головой до облаков.

Мойра прошла еще немного и посмотрела налево. По эту сторону залива раскинулся огромный беспорядочный Коулун: небоскребы и башни высотных домов, ущелья улиц, настоящий вавилонский лабиринт, обычно кишащий людьми, а сейчас вычищенный дождем и грозой. Она знала, что в Гонконге больше 7800 жилых высоток, что составляет мировой рекорд, и три сотни зданий, превышающих в высоту 150 метров, то есть примерно сорок этажей. Для сравнения: в Париже их только восемнадцать, а в Лондоне – шестнадцать. В этом поразительном гигантском улье из бетона, стали и асфальта выше пятнадцатого этажа обитает гораздо больше народу, чем ниже. Мойра же выросла в пригороде Парижа, где жилые дома редко превышали десять этажей…

Здесь ей предстоит провести ближайшие месяцы. Именно сюда она приехала искать свою правду. Здесь ее ожидала судьба.

3

Надо было снова покурить. На одном лифте Мойра спустилась до сто третьего этажа, а потом – на другом – до первого.

Маленькая курительная площадка располагалась за стоянкой элитных автомобилей и столбиками «Теслы». Интересно, что будет, если она закурит вне пределов площадки?

Когда Мойра вернулась в номер, там ее уже дожидался чемодан. Она вынула оттуда одежду и нижнее белье и аккуратно разместила все в шкафу между письменным столом и ванной, потом расставила в ванной туалетные принадлежности.

В чемодане между путеводителями «Одинокая планета» и «Нейшнл джиогрэфик» лежала фотография в серебристой рамке. Мойра достала ее и поставила на ночной столик. С фотографии смотрела женщина лет тридцати, с теми же мягкими каштановыми волосами и формой подбородка, что у Мойры, но с другими глазами: не миндалевидными, а круглыми и какими-то растерянными. Они так пристально глядели в объектив, что от их взгляда становилось не по себе. И невозможно было не заметить недобрый отсвет в блестящих и одновременно тусклых прозрачных зрачках. В них светилось безумие.

В памяти вдруг всплыла картина: домик возле мельницы в Каньи, к востоку от Парижа, на улице Пти-Рантье, утопающий в зелени сада. Там Мойра выросла, там провела детство вместе с матерью. В этом красивом четырехуровневом доме (если считать подвал, где стояли старинный умывальник и электрический бильярд) вместе с ними жил золотистый ретривер-девочка. Дом полнился разноцветной мебелью, и в нем была куча ламп и светящихся гирлянд. Гирлянды свисали с люстр, с перил, с очаровательных деревянных балконов (мама боялась темноты). В кухне стояла большая старинная плита, вдоль лестницы висели фотографии. В дождливые дни на стенах появлялись улитки. А в дальнем углу сада постоянно слышался шум поездов, идущих в Париж.

Однажды Мойра вернулась из школы с привычным ранцем за спиной и каким-то завернутым в мятую подарочную бумагу предметом в руках. Это была неказистая чашка, которую она сама расписала по случаю Дня отца. А отца у нее не было… Потом, уже гораздо позже, Мойра поняла, что учительница просто не хотела ее травмировать, не допустив до работы в мастерской, но на тот момент ей казалось абсурдным мастерить подарок для того, кого не существует. Что ей с ним делать? Кому подарить? Она вошла в заржавевшие ворота, прошла по аллее, отпихнув ногой пластмассовую свинку, которая от удара недовольно взвизгнула, и поднялась по замшелым ступеням крыльца, заставленного цветочными горшками.

– Что это у тебя такое? – спросила мама, увидев у нее в руках пакет.

В то время ее разум уже отбыл в Зазеркалье, в страну под стать территориям «Алисы в Стране чудес» или «Охоты на Снарка». В этой стране царила иррациональная логика, ключом к которой владела только она одна. Логика нонсенса, странных составных слов, анаморфозы[10] и паранойи[11], а кроме того – сексуальной абстиненции. Мать была переводчицей и, когда не занималась какими-нибудь брошюрами для предприятий в своем кабинете на первом этаже, целые дни напролет натирала полы, что-нибудь намывала, перебирала, раскладывала по порядку, начищала, прополаскивала, вытирала пыль, дезинфицировала или упаковывала. При этом в доме были под запретом такие выражения, как Желание, Эротизм, Сладострастие, Удовольствие, Наслаждение, Игра, Радость… В то время Мойра считала, что все мамы такие: властительницы душ, всегда готовые осудить, приговорить и наказать. Все они – грозные монархини во главе своих домочадцев.

В тот июньский вечер Мойра дрожащей рукой протянула маме пакет.

Мама с подозрением взглянула на него, разорвала подарочную бумагу и достала чашку, на которой дочка корявыми буквами вывела: «СПРАЗДНИКОМ ПАПА». Чашка разлетелась по полу на мелкие кусочки, а Мойре сразу же прилетела оплеуха.

– Маленькая мерзавка! – прошипела мать. – Маленькая грязная шлюха! Гадкая развращенная тварь! С тебя никакого проку! И ничего хорошего из тебя не получится!

Мойре тогда было девять лет.

* * *

Прошло два с половиной года. И однажды мать села за руль, изрядно выпив и приняв несколько разных психотропных таблеток (это показал анализ крови при вскрытии). Вдруг ей нестерпимо захотелось мороженого, и она отстегнула ремень безопасности и бросила свою черную сумку с золотой ручкой на пассажирское сиденье. Взяв резкий старт, вихрем пронеслась мимо мэтра Делькура, их соседа, окружного адвоката по уголовным делам, на полной скорости рванула по улице 11 Ноября, снесла знак «стоп» и метров через двести врезалась в рефрижератор с рекламой замороженных продуктов на борту. Властительница душ безвозвратно ушла со сцены. Мойру отправили сначала к бабушке, а потом, когда через полтора года та умерла от разрыва аневризмы, – в приемную семью.

В маминой сумке нашли авторучки, платочки «Клинекс», мятные леденцы, связку ключей, солнечные очки «Шанель», набивной шелковый шарфик от Кардена и записную книжку «Молескин», заполненную крошечными, неразборчивыми каракулями; перо так царапало бумагу, что на ней получались дырки. Еще в сумке было множество маленьких бутылочек с водкой, джином, виски «Джек Дэниэлс» и «J amp;B», а самое главное – несметное количество транквилизаторов, анксиолитиков, снотворных, нейролептиков и антидепрессантов. На таких, как мать Мойры, наверное, изрядно наживались фармацевтические лаборатории. Комплект дополнял аэрозольный баллончик с перцем.

* * *

Еще воспоминание: сено под навесом, бабушка с дедушкой, департамент Жерс. Французская пастораль. Мойра ездила туда каждое лето. Дед был учителем математики в колледже. А когда вышел на пенсию, занялся разведением кроликов, и на каникулах они вместе с дедом кормили их и ухаживали за ними.

– Представь себе, что у меня есть только одна пара кроликов, – говорил ей дед, когда они по утрам обходили крольчатники. – Крольчата становятся взрослыми через два месяца, а потом каждый месяц производят на свет еще одну пару, улавливаешь? А когда подрастут и эти кролики и тоже произведут потомство, то сколько пар кроликов ты получишь каждый месяц?

Мойра обожала дедовы загадки. Но справиться с ними было нелегко, приходилось изрядно поломать голову.

– В первый и второй месяц не будет ни одной новой, так и останется всего одна пара… Но к концу третьего пар будет уже две… На четвертый месяц крольчата будут у первой пары, но не у второй: значит, имеем уже три пары. На следующий месяц крольчата будут у первой и второй пары, а у третьей – нет… Имеем еще две пары, итого пять. На следующий месяц…

Дед улыбнулся.

– Знаешь, ты действительно большая умница. И в самом деле, в любом последующем месяце число пар кроликов всегда будет равно сумме пар в двух предшествующих месяцах. То есть получается: 1, 1, 2, 3, 5, 8, 13, 21, 34 и так далее. Это называется последовательностью Фибоначчи… А ты знаешь, что индусы называют «ноль» санскритским словом «шунья», что значит «пустота», «отсутствие»?

Дед привил ей вкус к цифрам. Летние каникулы, проведенные с ним, были самым счастливым временем. Она часто спрашивала себя, нет ли большой доли влияния деда в том, что она попала сюда? Дед, конечно, часто молол вздор, особенно перед смертью. Он без конца пересказывал одни и те же истории, хотя Мойра все их уже знала наизусть.

– Теорема Пифагора ему вовсе не принадлежит, – утверждал он. – На табличке, найденной в Древнем Вавилоне, писец обозначил штук пятнадцать троек целых чисел, где сумма квадратов двух равна квадрату третьего… Это за тысячу лет до Пифагора!

Пифагор был любимой темой деда. А еще – происхождение цифр, число золотого сечения, фокус с увеличением числа пшеничных зерен на шахматной доске… Соседи деда очень любили, хотя и считали, что он немного «того».

Слишком умные люди всегда немного чокнутые, говорила соседняя фермерша. Деда нашли мертвым однажды вечером в гамаке под смоковницей; на животе у него лежал магический квадрат, который он только что закончил рисовать. А вокруг, насколько хватало глаз, простирался идиллический пейзаж, где дед наперечет знал все дома, фермы, а может, и деревья. Мойре было одиннадцать лет.

– Не становись такой, как твоя мать, – сказал ей как-то дед незадолго до смерти.

Тогда она не поняла, что он имел в виду.

4

Было 15.02, когда она получила сообщение на свой новый телефон «Мин». «Тесла» ждала ее внизу. Мойра внимательно оглядела себя в зеркало ванной комнаты. Она сменила дырявые джинсы на более классические, майку с озорным слоганом на черно-белую полосатую кофточку с короткими рукавами, но пирсинг оставила. В животе у нее ворчали псы стресса и страха, и тоненький голосок-пораженец, знакомый с детства, не преминул высказаться: «Ты что, и впрямь думаешь, что соответствуешь всем их требованиям, цыпочка?»

«Да пошел ты…» – мысленно огрызнулась Мойра на голосок, подозрительно напоминавший голос матери.

Она была готова к встрече. Заранее все отрепетировала, нарезая круги вокруг огромной кровати, приготовилась к любым вопросам-ловушкам, которые мог задать ей шеф, и оживила в памяти все, что знала о «Мин инкорпорейтед». Наконец, решив расслабиться, приняла полтаблетки лексомила[12] и запила его пивом «Цинтао».

После этого приняла душ и почистила зубы.

«Да пошел ты», – повторила она.

Чтобы приободриться, сказала себе, что на самом деле никаких проблем нет, ничего особенного. Она довольно легко прошла процедуру приема на работу во французском филиале «Мин инкорпорейтед» в Париже, на авеню де Ваграм. Процедура растянулась на три дня, но Мойра выдержала испытание с честью.

«Говоришь, ничего особенного? Шутишь, что ли? Ты сейчас встретишь ЕГО. Собственной персоной, вживую. Это что, по-твоему, – ничего особенного?»

От этой мысли сдавило под ложечкой. Мин Цзяньфен. Обладатель состояния в 290 миллиардов юаней. Президент и основатель «Мин инкорпорейтед». Человек-миф, человек-легенда. Голосок, пожалуй, был прав. Встретиться с ним – все равно что встретиться со Стивом Джобсом, Биллом Гейтсом, Илоном Маском или Джефом Безосом вот так, вживую. У себя в комнатке под самой крышей Мойра проводила бессонные ночи за компьютером, при свете одного только экрана исследуя все ответвления империи «Мин», забывая об усталости и о том, как быстро летят часы. Она свела воедино всю доступную информацию. В Китае, где на миллиард жителей приходилось всего около сотни имен, было столько же Минов, сколько Ли или Ванов, не говоря уже об исторических династиях, в которых Мойра тоже покопалась, уточнив запрос «Мин Цзяньфен». Ответов она получила около десяти миллионов.

Первая страница вобрала в себя заголовки вроде таких: «Гигант китайского Интернета Мин заявил о намерении внедриться в Биржу», «Китаец Мин назначает перебежчика из „Гугла“ главой своего Департамента искусственного интеллекта», «До каких пределов намерен идти „Мин“, китайский гигант?», «„Байду“, „Алибаба“, „Тансен“, „Сяоми“ и „Мин“ – эта невероятная китайская GAFA[13]»… Самой свежей была статья из швейцарской ежедневной газеты «Время», в которой говорилось о предстоящем вступлении «Мин» в Биржу Гонконга:

Китаец Мин пытается проникнуть в Биржу Гонконга.

Эта операция, которая позволит фирме поднять ставку до 20 миллиардов долларов США, будет самой значительной на международном рынке за последние четыре года.

Китайский смартфоновый гигант «Мин» подал заявку на вступление в Биржу Гонконга. Согласно информации финансового агентства «Блумберг», которое опубликовало этот предварительный документ, операция позволит увеличить капитализацию компании до 20 миллиардов американских долларов. Такая сумма даст китайской фирме, базирующейся в Пекине и Гонконге, повысить свою цену до 120 миллиардов долларов. Это будет самым крупным IPO после операции коммерческого гиганта электроники «Алибаба» в Нью-Йорке в 2014 году с подъемом капитализации на 25 миллиардов долларов, как уточняет гонконгская ежедневная газета «Саут Чайна морнинг пост».

В третьем триместре 2018 года «Мин» был вторым в списке производителей смартфонов, находясь за «Самсунгом» и перед «Эпплом». Кроме того, в прошлом году в «Мин» объявили, что присоединились к замкнутому сообществу крупных предприятий телекоммуникации, способных производить процессоры. Даже если подавляющее большинство своей продукции группа сбывает в Китае, она прорвалась на зарубежные рынки, в первую очередь Индонезии, России и Индии, и объявила, что в ближайшем будущем они будут осваивать территории в Европе и в Соединенных Штатах. Это произойдет в основном благодаря появлению приложения под названием «DEUS». Приложение должно произвести революцию в мире чатботов, то есть аппаратуры для быстрого общения, и станет настоящим эльдорадо, за лидерство в котором гиганты цифровых технологий будут вести беспощадную войну.

Мойра сохранила статью и продолжила изыскания. Из них вытекало, что слово, которое могло бы лучше охарактеризовать Мин Цзяньфена, так и оставалось тайной. О нем было известно очень мало, разве что о его патологической скрытности. За те двадцать девять лет, что Мин руководил «Мин инкорпорейтед», он дал всего одно интервью. Да и то немногое, что о нем знали, больше походило на хорошо продуманное сообщение, чем на достоверные факты. Он родился в 1950-м (в год Тигра). Вдовец, отец двоих детей. Сын Джулиус окончил колледж Винчестер в Лондоне и стал членом административного совета группы. Дочь Пин Йе была одним из самых близких советников отца, пока в 2013 году не погибла при спуске с горного склона на парашюте. Говорили, что после ее смерти Мин еще больше замкнулся в своем одиночестве и паранойе.

Он вырос в центре Китая, дождливом горном районе Гуйчжоу, в провинции бедной и изолированной от остальных. Легенда гласит, что в детстве Мин сторонился людей, друзей у него было мало и в начальной школе, и в колледже и лицее, а потом и в военном училище. «Нелюдимый мальчик с дождливых гор» – так называлась посвященная ему статья. Бывший солдат Народной освободительной армии, член Компартии Китая и Национального комитета по политическому просвещению китайского народа, Мин покинул администрацию и в 1989 году перешел в частный сектор, где дебютировал в малопонятных делах. «Уолл-стрит джорнал» сообщает, что индийское правительство расценило его связи с китайской армией и партией как препятствие в подписании некоторых контрактов в области обороны, но это не помешало Мину занять позицию сетевого гиганта, а затем и монополиста мобильной телефонии, способного за год экспортировать 139 миллионов смартфонов. В 1995 году, сопровождая китайскую делегацию в Соединенные Штаты, он открыл для себя Интернет и наблюдал, как функционируют недавно созданные интернет-компании. Вернувшись в Китай, Мин тотчас же создал первую коммерческую платформу для торговли электроникой. В 2011-м он с большой помпой выпустил свой первый телефон, авангардный по дизайну и технологии, а главное – гораздо дешевле, чем телефоны конкурентов. Чтобы снизить цену, Мин торговал напрямую, минуя посредников, и делал ставку не на колоссальные траты на рекламу, а на передачу информации «из уст в уста». Успех не заставил себя ждать.

Однако Мин сознавал, что стареет, а его предприятие нуждается в «свежей крови» и в новых рынках сбыта. А потому он принялся черпать силы в рядах противников, переманивая более высокими зарплатами и участием в прибылях экспертов по искусственному интеллекту из «Гугла», «Фейсбука» и «Сяоми», своего китайского соперника. Создалась междисциплинарная команда сотрудников, принадлежащих ко многим разным культурам. Все они были приглашены в Центр, в лабораторию исследований и разработок «Мин инкорпорейтед», находившуюся на полуострове Сай-Кун, к северо-западу от Гонконга и его новых пригородов, на десяти тысячах пятистах гектарах Национального парка. Эта гористая и лесистая местность была великолепно защищена от безумия гонконгских многоэтажек извилистой береговой линией и пляжами с белым песком.

В своем единственном интервью 2016 года Мин заявил следующее:

«Китай насчитывает миллиард четыреста миллионов жителей, Европа – семьсот сорок миллионов, Соединенные Штаты – триста двадцать пять миллионов… Если воспользоваться таким старинным понятием, как QI, показатель качества, то Гонконг окажется на первом месте с QI денежных ресурсов сто восемь, Китай – на третьем с QI ресурсов сто пять, европейские страны, такие как Германия, Франция и Россия, – соответственно, на восьмом, девятом и десятом месте с QI ресурсов девяносто девять, девяносто восемь и девяносто семь, а Соединенные Штаты разделят девятое место с Францией и Испанией. Это означает одно: в Китае гораздо больше умных людей, чем в Европе или в США…»

Отныне объектом интереса «Мин инкорпорейтед» в Интернете стал искусственный интеллект. Мин Цзяньфен не придавал значения всем этим глупостям дезинтеграции – и сказал об этом в том же интервью, – зато был убежден, что меньше чем через десять лет машины будут способны читать, видеть, понимать, угадывать наши эмоции, распознавать лица, предметы и звуки. Более того, они будут собирать информацию о каждом жителе планеты: его потребительские запросы и нужды, вкусы, поведение, психологический профиль, уровень интеллекта, генетическую предрасположенность, сексуальные наклонности, политические идеи, его профессиональное прошлое и его взаимоотношения с правосудием. Короче, будут стремиться узнать о человеке все, чего он и сам о себе не знает, чтобы предвидеть каждую его реакцию, каждое действие и принимать за него все важные решения.

– Машины уже полностью к этому готовы, – добавил Мин.

Мойра прекрасно помнила, как читала все это в своей комнатке под самой крышей, а потом открыла мейл, который пришел несколькими часами раньше. Он гласил, что ее кандидатура для работы в «Мин инкорпорейтед» отклонена. Она почувствовала, как по щекам потекли слезы. «Ты слишком чувствительна, девочка. Тебе надо бы стать чуть пожестче…»