Экзистенция

Экзистенция

Алексей Викторович Ручий

Всем, кого я люблю.

Всем, кто любит меня.

Дизайнер обложки Максим Максименко

© Алексей Викторович Ручий, 2020

© Максим Максименко, дизайн обложки, 2020

ISBN 978-5-0051-6649-4

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Целостность (2007—2009)

«Сумерки плыли…»

Сумерки плыли,тушилив лужах заката окурки,закрывая ему глаза,заставляли играть в жмурки;объективно социум гажелюбой загнанной одиночки,и свобода – не вектор даже,а всего лишь точкавнутри плоскости мыслиили в пространстве смысла,который как проституткаидёт с тем, кто больше заплатит,и никого не хватитбороться с этим закатом,белизной больничной палатынаползает мир глупого счастьяи разрывает на частитех, кто слишком рано сломался;мир потребления —никакой жалости!

Война

Ростовщики гениальных идейраздали долгии заварили крутую кашуиз крови и оторванных ног,обезумевший богвойнызвёздами вместо зрачковсверкал в оправе разбитых очков,его тошнилонеуправляемой силой,острым шиломон протыкал пальцы;танцывалькирийв недоношенном миреи слизи кишок,круженье грязных сапоги потных телв разорванной темноте;чёрные панцири танковиз-за домовсловно армада клоповползли и кусали улицу;разбитые лицацеловал обезумевший ветер,кровожадные детиподжигали кошек —большене было ничего,бесконечное гоголоволомка войнымешала смотреть сны.

Над кукушкиным гнездом

Меня прибивали к кресту,и рыцари на мостусмотрелирыдаликричали:над кукушкиным гнездомстанешь ты большой звездой,над кукушкиным гнездом,над кукушкиным гнездом…

Победитель тишины

Глупый маленький победитель тишиныСпит и видит сны:Он на трибуне, над миромС искусностью индийского факираВыделывает фокусы с планетой,Сжигает еврейские гетто,Строит концлагеря…Заря:Электрическое солнце зажигается,Победитель тишины просыпается,Привязанный к своей кроватиВ звуконепроницаемой палате:Стены, потолок и пол;Санитар делает ему укол.

«Сейсмограф ручки чертит биения…»

Сейсмограф ручки чертит биениясердцадесятибалльнымитолчками,стихи как невинные жертвысмотрят на палачарасширеннымизрачками,в их страхе, в их кротких глазахвзрываютсябомбырифмы,и кажется, что это в ветвяхтанцуютголыенимфы,поэзия – дионистический бред,больнаямогучаямумия,кричит о том, чего нет,и то, что есть,превращаетв безумие.

Я видел хиппи на Невском

Я видел хиппи на Невском —Он играл на губной гармошке;Чёрный джип пересёк мне дорогуЧёрною кошкой.Ветер гнал грязные тучи, рвал ихКак письма в мелкие клочья;Свет фонарей спотыкался о лужи,Залюбовавшись девственной ночью.Холодало. Всё больше хотелось скорчитьсяГде-нибудь на теплотрассе от одиночества.Я пришёл домой. Лёг. Прямо в ботинках,Не раздеваясь;Долго смотрел в потолок,Заснуть безуспешно пытаясь —Мне казалось, что я – шпион на вражескойТерриторииИли герой (Ахилл?) небезызвестнойАпории.У соседей орал магнитофон и гуделаОчередная пьянка,А мне казалось, что под окномМаршируют танки —Хотя, может, и танки – и вот он в травеСлед от гусениц,Что это? Реальность?Или мне только снится?Я проснулся чёрным жуком – всё точно по Кафке,Спустился в метро, и был тут же расплющен в давке.Я лежал и думал: отчего здесь,Среди прижатых друг к другу тел,Среди этой эротически слипшейся плоти,Нет места любви?Но тут кто-то снова наступил на меня.

Последнее танго во мне

Она не верит в любовь,потому что считает все чувства фикцией.Я не верю в смерть,потому что не раз пробовал быть самоубийцей.Она станцует последнее тангои уедет в Мадрид или Венецию.А я, как Марлон Брандо,упаду на пол с пулей в сердце.

«В этих стихах нет остроты …»

В этих стихах нет остроты —ну и что?что тысделал в бессмысленном миреиллюзий и пустоты?Моё поколение знает,забившись в грязном углудрожащей рукой вонзаетв сожжённые вены иглу.Короткие вспышки прихода,как осколки разбитой мечты;такое качество нашей свободы —в этой реальности нет остроты.

Убийцы птиц

Идём убивать птиц,Стрелять в беззащитное небо.Мы превратимся в убийц,Наши души покроются пеплом.Мы будем стрелять ввысь,Стрелять, не жалея патронов.Чтоб каждый знал, как хрупка его жизнь,Чтобы чувствовал себя обречённым.Станем всех, всех убивать,Превратив всё вокруг себя в плаху.И кто-то будет от боли рыдать,А кто-то дрожать от страха.Но потом придёт наш черёдУмирать – и мы заплачем все вместе.А ветер подхватит и понесётНашу полную слёз песню.Он поднимет её высокоИ, бросив, разобьёт о скалы.Ты стрелял, ты был хорошим стрелком,Но вот и тебя пуля достала.И пальцы скользнут с курка,Ты умрёшь, а душа твоя станет птицей.Она поднимется под облака,Но внизу будет ждать уже новый убийца.

«Мы проиграли…»

Мы проиграли,Заблудились в тёмном тоннеле;В дремучем лесу,Где мохнатые елиХранят свои тайны —Это всё не случайно,Жизнь так необычайна,Смерть так отчаянна,Любовь нескончаемаИ ты – так необычайна…Да, проиграли в детской игре,Где правила так невинны,Погрузись же в морские глубиныСна…Плыви как русалка,Как ветерТуда, где играют детиНа странном заброшенном пляже;Смотри, не измажьсяВ цветах смерти, в полночной саже.Стань их богинейНежным цветком летнего ливня —Забудь с ними горечь былых поражений,Закружись в танце кривых отражений,В танце огня.Кружись…И там ты встретишь меня…

Сердце

Бабочка дня вспорхнула над оранжевым горизонтом,Словно сигнальная ракета над линией фронта.Я нашарил рукой сигарету где-то в складках одежды —Сломанную… и потерял надежду;Пошёл, затаив злобу,Вдруг под цинковой крышкой гроба —Моего тела – зашевелилось мёртвое сердце,И я понял, что от него никуда не детьсяИ нечем спасаться…Ясно было одно: сердце требовало эксгумации.И тогда сквозь зубастую боль я выдрал его наружуИ бросил под ноги в грязную лужуНа автобусной остановке… Люди вокруг шевелились,Превозмогая зевоту, —Им было плевать на сердце, их ждали дела и работа;А оно, окровавленное, в грязи медленно билось,Как обречённая жертва в руках Чикатило.И я думал, что, может, и зря вырвал его из гроба…Но тут, хрипя, к остановке подполз автобус —И толпа хлынула сквозь сердце.

Я

Я не умею любить и верить.Начинать с чистого листа.Я стою у закрытой двери,За которой – пустота.Дни проходят в вечном похмелье,Я меняю жизнь на гроши.Выступают рубцами на телеРаны души.Жгу, как обрывки бумаги,Свои разрушенные мечты;И в храм пьяной шарагиНесу их словно цветы.Я потерян для этого мираИли просто таким кажусь.Но уже моя верная лираНе летит больше на грусть.В плену у наивных желаний,Жизнь проносится как игра.И плещутся в мутном стаканеСто бессовестных грамм.Лгать себе уже надоело,Нет даже сил всё довести до конца.Так и буду чёрным на белом —Человеком без лица.Ах, жалкий и глупый клоунС диким гримом у лживого рта!Может, начать всё по новой?Но за всеми дверьми – пустота.Так легко сделать зверем,Человеком как будто трудней.Я стою у закрытой двери —Что за ней?

Лето

Лето ползёт и жиреет,Обретая округлость шара.В импровизационной манереКак у Годара.В газетах последние сводки,В одиночестве последние сутки;Если бы не было водки,Я б, наверно, лишился рассудка.Я бы бросался на стены,Потом забрался бы в холодильник,Превращаясь в растение,Выросшее среди пустыни.Я бы ронял своё семя,Выжигая мира плаценту —Суицидальный маленький леммингВ шарообразности жирного лета.

Я видел тебя обнажённой…

Я видел тебя обнажённой:грудей упругие волны,и влажность стыдливого лона.Я видел тебя бесконечной,такой по-детски беспечной,дымчато-млечной.Я видел тебя Дездемоной,когда розовато-соннойроняла пепел с балкона.Я видел тебя Клеопатройв эллипсе амфитеатрас неизменным томиком Сартра.Я видел тебя невозможной,нимфеткой в змеиной коже,богиней на брачном ложе.Я видел тебя в лёгком танце,в психоделическом трансе…и твои ананасы в шампанском.Я видел тебя нереальнойты так и осталась за граньюмоего подсознанья.Я видел тебя обнажённой:грудей упругие волныи влажность стыдливого лона.

Осень

Осень приходит внезапно,Словно прямой в челюсть;И по стеклу каплиНесутся как рыбы на нерест.Осень приходит внезапно,Как женщина, с которой расстались —И начинает плакатьИ изливать все свои печали.Мне придётся курить и слушать,И смотреть на дождей хороводы:Я знаю – то наши душиЛьют слёз неопровержимую воду.

Новый год

Ночного фейерверка далёкие искрыВспыхнут так ярко и погаснут так быстро,Превратившись в пепел и отдавшись ветру,Оставшись лишь в памяти вспышкою света.Год усталый проводим рюмкою водки,Перебирая прошедших месяцев чётки,И бросив судьбы потёртые кости,Новый год среди ночи к себе пустим в гости.Он войдёт и сядет в углу возле ёлки,Подарив кому пух, а кому-то иголки,Кому горькую правду, кому сладкие сказки —Всё растворится в бокалах с шампанским.И взрослые будут веселиться как дети,Забыв, что ещё на год приблизились к смерти.

Молчания больше нет

Молчания больше нет —Слова в горле ножами;Город как лихорадочный бредНавис надо мной этажамиХолодных угрюмых домовС окнами цвета стали,В которых люди, веря в любовь,Сами ж её и распяли.Его исступленный вид —Слишком страшно и слишкомкрасиво:А Нева вмёрзла в гранит,И ледокол над девственнойплевой залива.Я один, как раздавленный червьНеуместный зимой на мёрзломасфальте,Адмиралтейства игла, какнатянутый нерв, —В сумерках напоминает распятье.Февральский похмельный синдромС перегаром обыденной скукиДышит в лицо наглым ртом,Заставляя меня резать руки.Я бегу – не могу, вдругпронзительный звон,Безумный, безудержный, сильный…Но не сильный как крик,сильный как стон, —это вечность звонит мнена мобильный.

Солнечное затмение

Выпив до дна чашу, полную яда,Ты, может, узнаешь горькую правдуИ, может, поймёшь своё предназначение,Когда ляжет тень солнечного затмения.И диск потускнеет, жаром опаленный,И края окаймятся белой окалиной,Последний луч вспыхнет светом напраснымИ в сгустившейся тьме всё станет ясно:Ты родился как лист из липкой почки,Став в песне судьбы короткою строчкой,Вписав свою жизнь во времени мантру,Поместив её между вчера и завтра……И лист распускается, чувствуя силу,Забыв, что однажды всё скроет могила.Ты рискуешь, надеясь, что всё обойдётся,Но есть сила, пред которой меркнет и солнце.Она решит за тебя, что ложно, что верно,Раздавая венки из лавра и терна,Решая кому стать земною звездою,А кому быть в улье рабочей пчелою,Кому подняться к вершинам, кому опуститься, —Каждый видит своё небо Аустерлица,И каждого ждёт своя последняя битва,И каждый, глядя на небо, свою шепчет молитву……И чёрный цвет дрогнет, свет пропуская,И брызнут лучи из-за тёмного края,Земля будет покрыта увядшими листьями,И глаза ослепит свет чистой истины…

Чайка

Там, где море сливается с небом,В синей дымке у самого краяСкользит над вспененным гребнемЧайка, отбившаяся от стаи.Ветер рвёт её хрупкие крылья,Море тянется хищною пастью;Чайка бьётся, ей нужно быть сильной,Чтоб не дрогнуть и не упасть.Обезумев, грохочут волныИ брызжут солёной слюною,Чайка мечется белою молниейНад разъярённой водою.Непослушный ребёнок природыВ бушующей гибельной круговерти,Но кто знает цену свободы —Тот не боится смерти.Жизнь за пару секунд в полёте,Жизнь – какая-то малость…И когда море её проглотит,Чайка будет знать, что хоть попыталась.

Insomnia

Табачный дым как едкая щёлочьВыедает глаза, время – полночь;Стрелки еле дрожат на циферблате,И бессонница ждёт у изголовья кровати.Она как палач на эшафоте,Готовый приступить к своей грязной работе, —И топор занесён над больной головою,И мысли текут, не давая покоя:Как много прожито лет и как всё-таки мало,Приближенье конца знаменует начало,И хочется думать о чём-то главном и важном,Но у правды нет глаз, и становится страшно;И все разговоры о высших материяхБесполезны для тех, кого нет в новых серияхКиноленты, в которой все мы герои:Кто собственной кухни, а кто – Древней Трои;Жизнь как силуэт на фотоснимке,Бессонные ночи с печалью в обнимку.Всё скучно и глупо в выцветшем мире —Белый шум бессонницы в чёрном эфире.Горький вкус одиночества застыл в чашке с кофе,Каждая ночь – как ночь на Голгофе.Шею обвила руками любовница —Бесчувственная ледяная бессонница,И я её пленник в холодной кровати,Стихи – это либидо в словесном формате.

Март

В чехарде непутёвых днейМарт, изнуряющий, словно изжога;И небо по вкусу как тёплый портвейнНа чердаке у Ван Гога.О чём же поёт скрипка душиДля гулящей и ветреной нимфы?Что скрыли бумага и карандаши,Какие ещё никому не известные рифмы?Возможно, что жизнь – это глотокЗелёной воды из гнилого колодца:Тошнотворна на вкус, она – сладкий сокДля тех, кто бредёт под безжалостным солнцем.Возможно, что пять минут этой весныГораздо больше, чем целая вечность;И кто-то узнал, зачем снятся сны,Нырнув в эту яркую бесконечность.В чехарде непутевых днейЯ по рукам и ногам скручен ленью,И в царстве безумных тенейСтановлюсь самой безумною тенью.

Проклятье поэта

Проклятье поэта —игра звучных слов,азбука Морзе четверостиший;Короткое лето,песни пьяных ветров,сырая каморка под крышей.Какая банальность —избитый сюжет:окурки, бумага, похмелье…В скучной реальности,где ничего нет,стихов колдовское зелье.Проклятье поэта —замкнутый кругот петли до ствола пистолета;Вендетта с собой,блажь трясущихся рук —стихи – вот проклятье поэта.

Умереть за идею

Умереть за идею, конечно, круто —Всё дело лишь в стоимости идей.В похмельном угаре безумное утроВыплёвывает на улицу мёртвых людей.Район задохнулся в дыму от завода,На проспекте штрих-кодом люди без лиц.Здесь основная мера свободы —Грамм порошка, ложка и шприц.До боли знакомо – вены и стены —Всех философских формул точней;В календаре строем военнопленныхПлетутся тени бессмысленных дней.Любой произвол всегда обоснован:Общество знает, кто его враг.И смерть каждому новорождённомуСтавит свой личный товарный знак.Всё скинуто, продано за бесценокНа фондовой бирже засаленных душ;И время уводит кукол со сцены,Оркестр играет туш.Умереть за идею – новые Че ГеварыВсегда найдутся по юности лет.А вожди посчитают проценты с навара…Моего поколения уже нет.

Тёмная сторона Луны

Мы сидели с ней и слушали«Тёмную сторону Луны»,Она подводила глаза красной тушьюИ рассказывала мне свои сны.Я сказал, что они интересны,Но я, к сожаленью, не Фрейд;Она ответила, что ей очень лестно,Потому что она думала, что всё это бред.Я улыбнулся: мы слишком малоЗнаем о нашей душе…Она тоже в ответ рассмеялась:Ничего не знаем вообще.Потом вдруг погрустнела: здесь что-то нечисто,Всё, вроде, понятно, не ясно одно:В конце каждого сна – самоубийство…Ерунда – хотел я ответить,Но она встала и вышла в окно.

Октябрь

Алой тканью закатаВечер полнеба выстелил;Ветер играет в фантыОпавшими листьями.Октябрь чёрно-белым эскизомИли весь мир в стиле ретро;Деревья в танце стриптизаБросают одежду ветру.Город вязью ломаных линийРасплывается словно призрак;Эта осень как фильмы ФеллиниПлод неореализма.

Люся в небе с алмазами

Ты смотришь с балкона на звёзды,Глотая холодный воздух,И хочешь до них дотянуться,Но звёзды в ответ смеются:Ах, Люся, всё небо в алмазах,И любимый диск с эйсид-джазом…Так почему же не спится?Ты ждёшь, наверно, волшебного принцаНа белом коне из девичьей сказки;И лицо заливает краска,И кажется – счастье так близко,Как этот джаз с любимого диска;Ах, Люся, если б ты только знала,Как порой велика эта самая малостьМежду мечтой и холодной постелью,И все принцы давно уже спят,А завтра проснутся с похмелья,И вряд ли кто из них вспомнитДорогу к твоему дому…Но ты не хочешь этому веритьИ замираешь, проходя мимо двери —А вдруг он там и сейчас ворвётсяВ квартиру как летнее солнце?Но за дверью всё тихо, и глупые слёзыЗастилают глаза, ведь жизнь – это проза,А не стихи, как бы хотелось…И ты снова бежишь на балкон,Пока в сердце есть ещё смелостьЧтобы прыгнуть. Но там опять эти звёзды —Ах, Люся, уже слишком поздно —И давно пора спать, глупышка,Тебя ждёт твой плюшевый мишка,К чёрту звёзды с их вечною фальшью,Ты заснёшь, а они будут светить,Как, впрочем, и раньше…

Герой нашего времени

Едва просыпается, окутанный смогом,Поминая мать и японского бога,Ранит кожу «Джиллетом» и с сигаретойСмотрит, как город наступает на лето,Покрытый болезненной сыпью проспектов;Он – Ахиллес или же Гектор:Новый герой урбанистической Трои,Живущий между работой и недельным запоем,Нервный как все и привык к вечной спешке,Конечно, не ферзь, но и не пешка,Интеллектуал, но не богема —Вот он герой индустриальной поэмы.А город – его двойник и повелитель —Плетёт смертельных сюжетов хитрые нити;Ещё сигарета… скурил в две затяжки,Его сосед удавился на своих же подтяжках,Оставив миру взамен себя завещание,Где говорилось, что смерть – его оправданиеЗа то, что не он был распят на Голгофе…Впрочем, к чёрту соседа, сигарета и кофеЖдут его, а ещё телевизор и новости —Новейший принцип изысканной бездуховности,Они дышат в лицо перегаром рутины,Повествуя о жизни безликой скотины:Святош и политиков, героев джихада —Если им верить, мир покажется адом,А он и не верит, ему пора на работу,Которую он ненавидит до рвотыИ едких колик в желудке…Хотя он менеджер – а это не шутки,Это ступень на карьерной лестнице(сосед был прав, что решил повеситься),Но прочь эти мысли – бегом и в автобус,Там люди плотным облаком словно микробыИ всем надо срочно куда-то ехать —Они туда не хотят, что, впрочем, им не помеха,Ведь они всё равно каждый день туда едут,Пропадая с утра и до обеда,А с обеда («Роллтон») до ужина (пиво и чипсы),Не зная совсем, зачем им это нужно.А город бьётся в безумной агонииКислый от самоиронииИ не понимающий шуток,Он продал по капле рассудокИ гонит по улицам волны ярости;Он пропадает в СетиИ строчит посланияСвоей виртуальной мании,Пробиваясь сквозь нули и единицыДо своей трёхмерной любовницы,А она, страдая бессонницей,Смеётся ему с электронной таблицы —И они знакомы уже достаточно близко:Их любовь занимает треть жёсткого диска,И в перерывах между пасьянсами и работойОн собирает её цифровые фотоИ листает дизайнерские журналы.Мегаполис течёт раскалённым металлом,Извивается вырванной из земли пуповиной,Скрипит зубами бездушной машины,Визжит сиренами, брызжет слюною,Словно материализованный плод паранойи,И умирает бездомными в хосписах,Пока он глотает пыль в клетке своего офиса,И читает в электронном виде МаркузеИ прочих дож революционных иллюзий,Что висят в воздухе не рождённым криком…А его пассия с утра по бутикамИ пьёт кофе в модных кафешках —Тоже всегда в вечной спешке,И тоже немного за тридцать,Ведёт жизнь на электронных страницахИ почитает как богаКаждого посетителя своего блога.А он – он её электронное развлечение,Надолго ли – не имеет значения,Их разделяет стена холодного города,А кажется, что световые годы —И они словно две планетыВ разных галактиках ИнтернетаШлют друг другу улыбки :) =)))),Вызывая тем самым в системе ошибки,Что, впрочем, их мало волнует —И их электронные поцелуиМерцают в глуби монитора;И даже этот безумный городНе может стать между ними трещиной…Так просто: мужчина и женщинаНа разных концах провода,Накрытые тенью гигантского города,Два невидимых одиночестваЖмут на клавиши что есть мочиВ своих опостылевших офисахНа полюсах мегаполиса —В общем, одна из обычных историй…И они не встретятся априори,Ему наскучит роль виртуального ухажера,А она выйдет за какого-нибудь коммивояжера.Он закурит ещё сигаретуИ невольно вспомнит соседаИ его приватную самоэкзекуцию;Он найдёт, что в этом больше революции,Чем во всех работах Маркузе,И что его жизнь – лишь одна из иллюзий,По сути – фикция,Глупая, как игра жертвы с убийцей,Где он – жертва, а убийца – город,Бессмысленность его мотиваций и холод,Молитва обыденной неизбежности,Нелепость во всей своей безбрежности —В общем, знакомое ворчаниеВ духе экзистенциализмаСквозь его сознанияПресловутую призму,Где результат один, и не важно даже,Как идут у тебя продажи,И твой менеджерский рейтингСовсем не интересен старушке-смерти,Ибо не влияет на происходящие события;Словно в гипнозе он сделает эти открытия,Похожие на прозрения Будды и Магомеда,И тогда он поймёт соседаИ его поступок во всей эротичности…Кажется, это называется кризисом личности.И, откинувшись в офисном кресле,Он подумает: а что, если…Возможно, он перестанет читать МаркузеИ бросит работу,Сравнивая это с государственным переворотом,И станет одним из активистовДАИШ1 или ГринписаИ из рядов общества будет отчислен…Но скорей всего он отбросит прочь эти мысли,И назавтра проснётся, окутанный смогом,Поминая мать и японского бога,И поранит кожу новым «Джиллетом»,Возможно… он сам не знает ответа.

Реализм-2

Раскрой свой секрет, я знаю:Если время предельно, значит – беда,А после лета всегда наступаютЛютые холода.И сердце хочется спрятать в ладони,Закон для каждого – вот реализм:Можешь читать сверху вниз.

«Потому что каждый слог выстрадан…»

Потому что каждый слог выстрадан,Все признанья в любви – не зря,Ночь играет безумия искрамиВ жёлтых зрачках января.Потому что, бывает, хочетсяПовернуть бесконечность на плюс,Я знаю, у одиночестваГорький водочный вкус.Шрам сонета в межстрочье окурков,Слепком смысла – бутылка вина;Играет метафорически в жмуркиВ сырости неба луна.Потому что, наверно, в реальностиБезусловно лишь здесь и сейчас,А всё остальное – крайностиНа обожжённых руинах фраз.И не взирая на угол зренияИ безумства календаряВ моём обиходе вечным затмениемПьяный бред января.

Глядя в окно на задворки Империи…

Глядя в окно на задворки Империи,в сырую реальность шлюх и банкиров,вечно пьяных рабочих,поэтов, скопцов, сумасшедшихи прочих,я вижу закат античного мираи тяжёлые сумерки варварскойночи,леденяще катящейся веером звёзд…как много слёзздесь пролито,словно всё настоящее проклято —и это проклятие вечным затмениемсгустилось над поколениемнулевых…а в этих окнахпустота горит каждым бликом,и одиночества коконсплёлся в горле задушенным криком;это хроника жизни растений:в любое из воскресенийтолпа валит на площади,червоточя шипящей очередьюв предвкушении казни,словно ярмарка или праздник,а я шатаюсь по барамв сгустке ночного кошмара,где утеряна связьмежду внешним и внутренним,и рано утром нимфтам почти не бывает,а только старые пьяницы —их лицапохожи на морды сатиров…все люди как чёрные дырызатеряны в недрах космоса;будничные вопросыстановятся единственно важнымибудто ценники на распродаже,подменяя смысл существованияна анонимные посланиятвоей электрической почты —это почтиконец или близость развязкикак в той очень старой сказкес запертой комнатой,где сокрыто страшное знание…мы не любим друг друга —и нет оправданияни нам, ни этой эпохе,когда всё хорошо и одинаковоплохо;а на улицах фавны и трубы,поцелуем плавятся губы,прикасаясь к сухой кожебезглазой старухи-смерти,я затылком чувствую ветер,дующий прямо со звёзд…я возвращаюсь —вот она, эта реальностьс разбитым окном, за которымбезднаи все слова бесполезнысвобода – забытая поп-звезда.

«Как любое из противоречий…»

«Она же была так прекрасна,

что меня охватывал страх»

АполлинерКак любое из противоречий,это было случайной встречей,вспышкой молнии, воспоминаниемгде-то на грани сознания:она случилась в начале мая,когда я лежал, умирая,с кровоточащей сердца раной —то ли в похмельном бреду,то ли всё еще пьяныйпосле чумного пира,в глазах плясали сатиры,и пустота безумного мирапримерялась к запястью бритвой…она явилась мне, словно молитваперед Страшным Судом,как последняя радостьсмертельно больного,взорвав реальностьпсиходелическим фейерверком —и всё остальное померкло,став второстепенным;а дальше —клубок из нервов и фальши,срывов, приступов счастья,безрассудной шекспировской страстис непременным убийством в развязке…так и вышло – и сладкая сказкаобернулась вкруг горла петлёюв несколько слов:нам вместе не быть с тобою…и лилии неба завяли,поражённые ядом печалии чувства утихли как музыка,больше – ни звука,лишь в душе опустевшей ветер…она была моей жизнью,она ушла моей смертью.

«Поцелуи дождя касаются губ…»

Поцелуи дождя касаются губ,отражение в зеркале, профиль ацтека;весной этот город похож на труп,оттаявший из-под снега.Пустыми глазами прозрачных витринон смотрит в лица прохожих;сквозь меня марширует будничный сплин,оставляя узоры шрамов на коже.Молчит телефон, и потеряна связьэтих слов, стихов, приходов, уходов…а под окном только серость и грязькак всегда в это время года.Горький вкус забывшихся выцветших снов,после которых с утра в душе пусто,смысл жизни на сгибах тетрадных листов,солёные капли смертельного чувства.Слова о любви – бессмысленный фарс,свинцовый излом горизонта…есть только мы здесь и сейчаси этот март как линия фронта.В вихре дней – окурки, окнос уходящей в туман перспективой;я как субмарина ложусь на дноизрытого льдами залива…

Поэт