Суудэр-эдзен, владыка теней

Вскочил на своего коня Нэхтэн и поехал к далеким седым горам, добывать калым за красавицу Майримай.

Нелегкий то был путь ― дули навстречу коню и всаднику холодные злые ветры, простирались под ногами болота, а в лесах поджидали хищные звери. Долго ехал Нэхтэн, чуть коня не потерял да чуть сам голову не сложил. Наконец, добрался он до самых далеких гор, чьи седые вершины уходили в самое небо.

Оставил тогда Нэхтэн своего коня на зеленом лугу, срубил крепкий сук, сделал себе посох и отправился к вершине самой высокой горы.

Старые то были горы, многое видели они, многое слышали. Множество птиц свило свои гнезда на отвесных скалах, множество зверей рыскало по их дорогам, множество слухов и историй приносили им ветра из далеких краев. Видели те горы, как пришли на эти земли боги, а за ними следом и люди. Видели они, как жили в тех краях великаны, видели они, как стали те великаны камнями. Всё знают они, всё помнят.

Вот в тех горах и жил старый великан, что сам уже почти стал камнем. Целыми днями сидел он неподвижно на своем месте, думал о том, что было, гадал о том, что будет. Было у него когда-то имя, длинное, великанское, какое простому человеку ни за что не выговорить, а кто смог ― тот же час падал замертво. Потому и звали его просто ― Старик-Гора.

Долго шел Нэхтэн-охотник, добрался до самых вершин, отыскал Старика-Гору, поклонился ему и стал просить волос из его уса.

– Где тебе, простой человек, волос удержать? ― спрашивает он. ― Ты, поди, и ковылинки в руках не удержишь.

Рассердился Нэхтэн, стал грозить Старику-Горе:

– Отдавай, старый великан, волос по-хорошему, а не то придется мне биться с тобой!

Захохотал Старик-Гора, задвигался.

– Многих я видел храбрецов, Нэхтэн-охотник, многие приходили сюда искать славы и подвигов. А теперь лежат их кости в глубоком ущелье, на самом дне!

Пуще прежнего рассердился Нэхтэн, вытащил свой меч и вызвал великана на бой. Долго бились они ― дважды солнце успело подняться и пройти свой путь по небу, дважды успело оно закатиться за край земли, наконец, обессилел Нэхтэн, разломился его верный меч на две половинки, да порвалась тетива у его верного лука. Схватил тогда Старик-Гора Нэхтэна и сбросил с горы вниз.

Пролежал сколько-то без памяти Нэхтэн, открыл глаза, видит ― стоит над ним черноглазый суудер-эдзен, смеется.

– Что же не позвал ты меня, храбрый охотник? Или думал, что сам великана одолеешь?

– Что же звать тебя, сладкоречивый дух, ― отвечает Нэхтэн, поднимаясь с земли, ― коли силы у меня и своей предостаточно. Дай только лицо в ручье омыть, и снова я пойду к Старику-Горе. Не вышло с одного раза, так с другого получится.

Пуще прежнего рассмеялся суудер-эдзен, и протянул ему длинный и толстый волос ― добрая веревка из такого выйдет, сорок сороков диких лошадей удержать можно, в самый раз такой ветры связывать. Запечалился Нэхтэн, волос увидев.

– Что не весел, Нэхтэн-охотник? Или не тот волос я принес тебе? ― спрашивает суудер-эдзен. ― Чай, ты пока с великаном дрался, какой―нибудь другой волос приметил?

– Не приметил я другой волос, сладкоречивый дух, ― отвечает Нэхтэн. ― Да только донесут ветра Сургаю, что не выполнил я его просьбу, и снова не отдаст он мне красавицу Майримай.

– Эх, Нэхтэн-Нэхтэн! ― покачал головой суудер-эдзен. ― Сильный ты и храбрый, да только куда силе против хитрости! Помогу я тебе и в последний раз, как обещал, а ты поезжай к Сургаю, да не беспокойся ни о чем.

Смотал Нэхтэн волос, привязал к седлу и поехал восвояси. Добрался до дальней горы, а Сургай-колдун уже на пороге его дожидается.

– Ну, Нэхтэн-охотник, добыл ли ты волос из уса Старика-Горы?

– Добыл, ― отвечает Нэхтэн.

– Неужто одолел ты Старика-Гору? ― спрашивает Сургай. ― Кто же может поручиться за тебя?

– Спроси ветров своих, ― отвечает Нэхтэн.

Позвал тогда Сургай злые холодные ветры, расспросил, где летали они и что видели. Рассказали ему ветры, что летали они к седым горам, и что видели они, как добыл Нэхтэн-охотник волос из уса великана. Не знал Сургай, что убедил сладкоречивый суудер-эдзен злые холодные ветра, научил, что сказать старому колдуну, когда начнет он их расспрашивать. Так помог черноглазый дух и в третий раз молодому охотнику.

Долго Сургай-колдун расспрашивал холодные ветра, да так ничего и не добился.

– Делать нечего, ― сказал тогда Сургай. ― Одолел ты меня, Нэхтэн-охотник. Бери в жены мою дочь, черноглазую Майримай.

Взял Нэхтэн красавицу Майримай в жены, увез в свое селение и сыграли они там богатую свадьбу. Жил с тех пор Нэхтэн с красавицей женой долго и счастливо. Помнил Нэхтэн, кто помог ему выполнить службу, и каждый вечер оставлял для суудер-эдзена плошку молока и миску душистого меда ― и с тех пор ни в чем не знал неудачи.

Шагнал1

Благодарность суудер-эдзена

Когда в степи приходит зима и дуют холодные, стылые ветра, разгоняя по сухой траве редкий и колкий снег, тени уходят к людям, чтобы выпросить себе пищу и кров.

Как-то раз зима выдалась особенно лютой. Снега укрыли землю, животные уходили на юг, люди собирались вместе, племена забывали прежнюю вражду. Охотники выходили на свой промысел одним большим отрядом и делили принесенную добычу между всей стоянкой.

Раз в ночи, когда сгустилась тьма и разыгралась метель, в юрту одного хана пришел нежданный гость. Тонкими были черты лица его, глаза ― чернее ночи, а одежды, несмотря на холод, были из легчайшего шелка. Хан сразу понял, что перед ним суудер-эдзен.

– Что ты хочешь, черноглазый демон? ― спросил хан. ― Зачем ты пришел в мою юрту? Хочешь ли ты посостязаться в красноречии, или же задумал недоброе?

– Нет, хан, ― ответил суудер-эдзен, ― моя просьба проста. Степи сковали холода, и не укрыться от них ни в тени, ни на солнце. Дай мне плошку молока для моего Младшего, что замерзает в снегу, пусти к своему огню отогреться ― и я щедро награжу тебя.

– К чему мне награды твои, черноглазый демон? ― ответил хан. ― У меня всё есть, а чего нет, так принесут, стоит мне только подумать об этом.

Не пожелал хан иметь дела со сладкоречивым духом, сколь тот не упрашивал. Ушел суудер-эдзен из юрты хана, и пошел к известному богачу Таргуну. Владел Таргун и стадами, и рабами, и был первым после хана человеком. Но и богач Таргун пожалел молока для суудер-эдзена.

– К чему мне награды твои, черноглазый демон? ― сказал богач. ― У меня всё есть, а чего нет, так принесут, если я пожелаю купить это.

Ушел суудер-эдзен в ночную тьму не солоно хлебавши.

Всё сильнее выл ветер, всё сильнее шел снег. А на самом краю селения стояла худая юрта бедняка Сюнгая. Совсем немногое осталось у Сюнгая от старого отца ― худая юрта, где совсем не было места, худой лук, да старая, худая шуба.

Не спал Сюнгай в ту ночь, поддерживал огонь в своей юрте, отгоняя лезущий в щели холод. Вдруг отворился полог, и вошел к нему нежданный гость. Не испугался Сюнгай ― нечего воровать было в его старой юрте.

– Здравствуй, путник, ― сказал Сюнгай. ― Садись, погрейся со мной у огня ― сколько бы ни было от него тепла, да всяко теплее, чем снаружи.

– Спасибо тебе, Сюнгай, ― ответил путник. Заглянул в его черные глаза бедняк и понял, что только что пригласил в свою юрту суудер-эдзена, владыку теней. Ну да была ни была ― нечего терять было бедному Сюнгаю.

― Ты, я смотрю, не нашего людского племени, ― сказал он. ― Что ты хочешь от бедного Сюнгая, черноглазый демон?

– Моя просьба проста, Сюнгай, ― ответил суудер-эдзен. ― Дай мне молока для моего Младшего, что замерзает в снегу, пусти к своему очагу погреться, и я щедро награжу тебя.

– Отчего ж нет, ― пожал плечами Сюнгай, ― иди да грейся, молоко, поди, у меня еще осталось.

В тот же миг полог тряхнуло, и втекла в юрту Сюнгая еще одна тень, меньше да тоньше.

– Это мой Младший, ― говорит суудер-эдзен. Поглядел Сюнгай на тень, а та уже и не тень вовсе, а юноша, тонкий и красивый, словно девица. Лицо у него грустное, бледное, а как глаза поднял ― так там та же темнота ночная.

Подкинул в очаг дров Сюнгай, разделил с духами оставшиеся припасы ― строганину и кумыс. Отогрелись тени, повеселели, стали Сюнгаю сказки рассказывать ― да такие смешные! Смеется Сюнгай, тепло ему, сытно, словно не последнюю строганину доел, а у хана на пиру побывал. Исчезла тоска с лица суудер-эдзен-хуу2, так и льнет он к Сюнгаю, так и просит, чтобы и тот ему сказку рассказал.

– Видно, по нраву ты моему Младшему пришелся, ― смеется владыка теней.

Просидели они так полночи, однако пора настала и честь знать. Уступил Сюнгай духам шкуру, на которой спал, сам закутался в старую шубу и остался за огнем следить.

Сидел он у костра, сидел, да так и задремал. Чует сквозь сон ― тепло да светло вокруг, словно лето посреди зимы настало. Спохватился, что заснул да про огонь забыл ― никак, пожар? Открывает Сюнгай глаза, а вокруг него ― юрта богаче ханской, сундуки с золотом и серебром вокруг стоят, в очаге огромном костер полыхает, вокруг ― дорогие кушанья расставлены, а сам Сюнгай лежит на богатом ложе, дорогими шкурами застеленном.

А духов и след простыл, словно никогда их и не было.

Разбогател бедный Сюнгай, сам ханом стал, завел себе слуг и жен, ни в чем неудачи не знал, ни в ратном деле, ни на охоте. Да только ни принесла ему счастья щедрость черноглазого суудер-эдзена. Нет-нет, да и вспомнит тонкое лицо Младшего, не мужское и не девичье, ― а как вспомнит глаза его черные, так в груди что-то и ухает ― видно, выкрала у него черноглазая тень душу, похитила сердце. Как сгущаются тени, так начинает Сюнгай ждать, не появится ли суудер-эдзен, не попросит ли молока. Оставлял молоко для них Сюнгай, но так и не являлись они больше. Прошло еще одно лето, снова настала зима, и каждый холодный вечер ждал Сюнгай, что придет к нему черноглазый дух молока просить.

Так прождал Сюнгай три зимы, пока от тоски не умер.

Такие они, тени черноглазые ― и худому человеку от них горе, и доброму радости мало.

Награда

Хоть и благодарен бывает суудер-эдзен за помощь, да только есть предел и той благодарности. Рассказывают о том, что не забывает никогда суудер-эдзен о том, кто помог ему, да следит и за теми, кому сам помогал.

Ехал как-то на своем коне через степь скорняк Джайгебек, возвращался домой с дальней стоянки ― добрые шкуры он купил у охотников, добрые шубы из тех шкур сделать можно. Ехал Джайгебек, насвистывал песню, подпевали ему с небес хищные птицы, подсвистывали из травы сурки. Ехал он себе, ехал, как вдруг потемнели небеса, скрылось за тучами солнце, поднялся сильный ветер, и обрушилась на степи сильная буря. Ослеп Джайгебек от молний, оглох от грома, застучал по плечам его град, ударил в лицо сильный ветер, того и гляди, шапку с головы сдует. Отпустил тогда скорняк поводья своего коня ― пусть сам решает, куда идти, коль на человека надежды мало. Устремился конь вперед, сквозь бурю, прижался Джайгебек к его могучей шее, закутался в плащ от ветра и дождя.

Долго так скакали всадник и конь, поутих сильный ветер, да и дождь стал поласковей. До нитки промок Джайгебек, до нитки промок и его верный конь. Устал конь, перешел на шаг. Выпрямился в седле Джайгебек, стал по сторонам смотреть ― верной ли дорогой везет его конь, далеко ли до дома?

Вдруг услышал скорняк сквозь шелест дождя ― ровно плачет кто-то, тонко да жалобно. Придержал Джайгебек поводья да по сторонам озирается ― может, еще кто заблудился в такую бурю?

Никого не увидел Джайгебек, дальше поехал. Только сделал несколько шагов его конь, как снова услышал скорняк жалобный плач. Остановил тогда скорняк коня, снова стал по сторонам осматриваться. И увидел он среди камней тонкую черную тень. Плачет та тень жалобно, жмется к камням, от дождя прячется. Подошел Джайгебек ближе, видит ― сидит между камней юноша в черных одеждах, прилипли к лицу его мокрые волосы, сам от холода дрожит, как лист на ветру.

– Как ты оказался здесь, бедное дитя? ― спрашивает Джайгебек.

Ничего не ответил юноша, только поднял глаза на скорняка ― а глаза те черные, без единого белого пятнышка, словно вся темнота ночная в тех глазах спряталась. Понял тогда Джайгебек, что перед ним ― суудер-эдзен-хуу. Снял Джайгебек свой плащ, завернул в него юношу, посадил на своего коня, и поехали они дальше.

Привез Джайгебек суудер-эдзен-хуу к себе домой, велел жене и матери накормить гостя, обогреть и одежду высушить. Приняли женщины юношу ласково, накормили досыта, дали теплые покрывала и сухую одежду.

Так гостил юноша в доме скорняка несколько дней и ночей. Дичился он сперва людей, но вскоре начал к ним ластится, сказок просить да плошку молока, и ни в чем ему отказа не было.

Минуло с той поры сколько-то времени, пока наконец, на вечерней заре, приехал к дому Джайгебека всадник на черном коне. Вышел Джайгебек посмотреть, что за гость к ним приехал. Слез со своего коня всадник, снял капюшон, и взглянул на скорняка черными глазами.

– Здравствуй, ― говорит он, ― Джайгебек-скорняк. Пришел я вернуть себе то, что ты забрал у меня.

– Здравствуй и ты, суудер-эдзен, владыка теней, ― поклонился ему Джайгебек. ― Будь моим гостем, отдохни с дороги.

Согласился сладкоречивый дух, прошел в дом, сел за стол. Суетятся жена и мать Джайгебека, подают питье да яства. Сел за стол и суудер-эдзен-хуу, обрадовался он, увидев своего владыку, так и льнет, да расспрашивает ― как жилось в степи, пока гостил он у скорняка?

Рассказал суудер-эдзен, как растут в степи дикие травы, как поют вольные птицы, сам же стал выспрашивать, как жилось юноше у Джайгибека?

Рассказал суудер-эдзен-хуу, как здесь ласково его приняли.

Наконец, встали гости из-за стола, велел суудер-эдзен юноше во двор идти, а сам повернулся к Джайгебеку и говорит:

– За то, что помог ты моему Младшему в беде, за гостеприимство твое, щедро награжу я тебя, Джайгебек-скорняк. Будет теперь в твоем доме удача и достаток.

Сказал так, и ушел во двор. Не успел Джайгебек моргнуть, как не стало у него во дворе ни черного коня, ни черноглазых духов.

С той поры разбогател Джайгебек-скорняк ― ни в чем отказу не знал, ни в чем неудачи не ведал. Пришел в его дом достаток, появились и батраки, золото, серебро и ковры.

Обрадовался Джайгебек, стал пиры устраивать, стал на те пиры звать богатых соседей, самого хана приглашать начал. Звал он и старых шаманов, чтобы дружбу с ними водить, да только отказались шаманы. Зовет он их раз, другой, а те лишь в усы посмеиваются.

– Смотри, ― говорят, ― Джайгебек, богатство ― как вода. В иной день из берегов выходит, а в иной день последние капли сквозь пальцы упустишь.

Не боялся тех слов Джайгебек ― чего же тут бояться, когда он у суудер-эдзена в милости?

Всё лучше да лучше жил Джайгебек, уже и на соседей свысока подглядывать начал. Не стало никого, кто бы был столь же гордым и отчаянным, как Джайгебек-скорняк. Не боялся он рисковать ― чего бояться тому, кто не знает неудачи? С самыми отчаянными людьми связался, и только еще больше разбогател.

Как-то раз, когда пришли в степь холода, поехал Джайгебек свои земли осмотреть, табуны свои проведать. Ехал он дальней дорогой, кутался в дорогой плащ, да поглядывал по сторонам. Грустным было в тот день небо, серые тучи ходили над самой землей. Погрустило небо без солнца, погрустило, да расплакалось.

Закутался в плащ Джайгебек, едет себе по дороге. Вдруг слышит ― зовет его кто-то. Огляделся скорняк, и увидел на дороге изможденного нищего в дырявых лохмотьях. Медленно брел нищий по дороге навстречу Джайгебеку. Попросил нищий милостыни, но ответил ему Джайгебек:

– Говорили мне мудрые шаманы, что богатство подобно воде ― если каждому по капле налить, то так и целое море иссушить можно. Ступай своей дорогой.

Побрел нищий дальше, а Джайгебек вперед поехал. Ехал он, ехал, дождь всё сильнее и сильнее становился. Проехал он сколько ни есть дороги, и повстречался ему седой старик. Тяжело тот шел по дороге, опираясь на свою клюку. Попросил седой старик милостыни, но ответил ему Джайгебек:

– Говорили мне мудрые шаманы, что богатство подобно воде ― если каждому по капле налить, то так и целая река пересохнет. Ступай своей дорогой.

Пошел старик дальше, а Джайгебек поехал вперед.

Пуще прежнего припустил дождь, совсем почернело небо, засверкали на нем яркие молнии. Едет Джайгебек, в плащ кутается. Видит ― впереди идет кто-то. Подъехал Джайгебек ближе, видит ― идет по дороге юноша. Поздоровался юноша с Джайгебеком, рассказал, что идет к старому шаману за лекарством для больной матушки. Продал он свой халат, продал единственную курицу, выручил за них всего лишь несколько медных монет. Стал юноша просить у Джайгебека милостыни, но сказал на это скорняк:

– Говорили мне мудрые шаманы, что богатство подобно воде ― если давать каждому хлебнуть из твоего колодца, то рано или поздно пересохнет он. Ступай своей дорогой.

Пуще прежнего стал юноша просить Джайгебека, уговаривать взять его в батраки.

– Хорошо, ― говорит Джайгебек, ― если так, то дам я тебе милостыни, а ты за то пойдешь ко мне в услужение.

Снял Джайгебек с пояса кошелек, развязал ― а вместо золотых монет в кошельке одни черепки. Поднял Джайгебек глаза ― а вместо юноши перед ним суудер-эдзен стоит, хмурит черные брови, а в глазах его будто вся ночная тьма спряталась.

– Такова доброта твоя, Джайгебек-скорняк? ― спрашивает суудер-эдзен. ― Помогаешь ты лишь тем, от кого ты получишь выгоду? Спас ты от бури моего Младшего, чтобы получить моей милости? Три раза я испытал тебя, Джайгебек, три раза приходил к тебе в разных обличьях, но не дал ты и медной монетки ни дряхлому старику, ни больному нищему, а подал лишь тому, кто согласен был на тебя работать. Правду сказали тебе старые шаманы, что богатство подобно воде ― сколь не пытайся его удержать, всё равно сквозь пальцы утечет.

Сказал так ― и истаял, словно и не было его. Испугался Джайгебек, ударил коня и поскакал вперед. Долго гнал коня, долго подхлестывал, пока, наконец, не споткнулся верный конь, не сломал ноги. Кубарем скатился с него Джайгебек, едва не убился, плащ дорогой порвал, весь в грязи перепачкался. Пришлось идти до пастбищ пешком, а навстречу Джайгебеку бегут его табунщики, вести несут дурные ― поднялась страшная буря, перепугались той бури кони, разбежались в разные стороны, не смогли их пастухи удержать.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

Монгольск. «награда»

2

Монгольск. «сын владыки теней», здесь – младшая тень, титул Младшего.