Пылающая полночь

А теперь… теперь нужно поторопиться. Стянув, точнее, срезав с бесчувственного тела плащ и камзол, я вытащил нож и, полоснув по предплечью руки дворянчика, основательно окропил кровью снятые с него вещи. Так, а вот шпагу и кинжал этого неудачника придётся оставить здесь. Вряд ли контролёр поверит, что бредни сожрали их вместе с телом. Но немного забрызгать оружие кровью не помешает, пусть твари погрызут железо, так будет достовернее. А в том, что контролёр непременно сюда заявится, я не сомневаюсь. Тот кто способен придумать такой заковыристый план, не оставит дело на самотёк и обязательно проверит, как сработала его затея.

Следующий фиал почти мгновенно затянул порез на руке дворянчика, я взвалил тело на спину и поспешил укрыться в роще, но останавливаться в ней не стал. Наоборот, оказавшись под сенью деревьев, я постарался прибавить ходу, хоть это и было непросто, учитывая, что ноша мне досталась не из лёгких. Дворянчик, пусть и выглядел довольно субтильным, на деле оказался тем ещё тяжеловесом. А вот причину этого несоответствия мне удалось выяснить только на привале, в трёх километрах от места, где должен был окончиться жизненный путь моей ноши. У этого неудачника под рубашкой оказалась короткая, плотно облегающая тело рубаха из стальных пластин, явно доработанная алхимиками, и потому совершенно не стесняющая движений и незаметная со стороны. Но вот её вес… ну да, ещё ни один алхимик не смог добиться того, чтобы одновременно облегчить доспех, сделать его прочным и не стесняющим движений. Но если выбирать между прочностью и весом, я бы тоже выбрал первое.

– А где Наста? – Ну, наконец-то он пришёлв себя. Я окинул взглядом держащегося за голову дворянчика и вздохнул…

Глава 4

Рассказ получился коротким, но весьма содержательным. И как не удивительно, дворянчик вроде бы в него поверил, хотя доказательств я ему не представил. Впрочем, если понадобится, можно будет сводить его к роще и продемонстрировать то немногое, что подтвердит мой рассказ. Правда, для этого придётся выждать некоторое время, чтобы не нарваться на тварей или возможного контролёра. И об этом я тоже ему рассказал. Мальчишке хватило.

А пока дворянчик приходил в себя и примерял вытащенный мною из заплечника, и брошенный ему запасной колет, я пытался понять, что вообще толкнуло меня прийти на помощь этому… курёнку. А приглядевшись к спасённому, назвать его иначе, язык не поворачивается. Шестнадцатилетний недоросль, третий сын какого-то барона из центральных провинций империи, неизвестно каким ветром занесённый в наши края, вместо столицы, где его ждало тёплое место студента Университета, под крылышком императора. Мир он, видите ли, посмотреть решил, прежде чем оказаться запертым в университетском городке… это по его собственным словам. Ну, недоросль и есть. Ленбургские одногодки, по сравнению с этим баронским сынком, просто самые рассудительные люди на свете. Мрак!

– А где моя шпага, сударь Дим? – Одёрнув в очередной раз великоватый ему колет, вдруг спросил этот…

– «Пир Граммон» – Подсказал сосед. Ну да, сударь Пир Граммон, третий сын барона Граммона, владетеля Бордэс, так он, кажется, представился.

– Там же, где ваш кинжал и камзол… сударь Пир. Очевидно, послужил зубочисткой какому-то бредню – Ответил я.

– Надо забрать. – Он даже кулаком по раскрытой ладони прихлопнул. И тон, уверенный такой! Идиот.

– Не выйдет. – Покачал я головой. – По крайней мере, не в ближайшие несколько дней.

– Это клинок моего деда! Он мне сам вручил его перед смертью, и я не могу вот так его лишиться! Как вы не понимаете?! – Воскликнул дворянчик, но, не увидев на моём лице сочувствия, вдруг дёрнул головой и, закаменев, процедил через губу. – Впрочем, какого понимания я мог ожидать от быдла? Черни недоступно…

Что там должно быть недоступно черни, я не дослушал. Уроки деда и жизнь в Ленбурге сказались быстрее, чем «баранёнок» успел закончить свою речь. В следующий миг мой кулак впечатался в челюсть Граммона и тот, нелепо взмахнув руками, кубарем покатился по земле.

– Слушай внимательно, идиот. – За шкирку подняв мотающего головой Пира на разъезжающиеся ноги, я прислонил курёнка к дереву, чтоб не упал, но воротник рубахи из руки не выпустил. На всякий случай. – Тебя привели в Пустоши на убой, как телка на верёвочке, и у тех, кто тебя сюда притащил, были все шансы на успех, если бы рядом не оказался я, «чернь» и «быдло». И только благодаря мне ты сейчас стоишь на своих двоих, живой и здоровый, одетый в мой колет, с моим кинжалом на поясе, но даже не подумал поблагодарить за спасение, несмотря на всю свою дворянскую честь и высокое происхождение.

– Я… – Курёнок, кажется, оклемался от удара и попытался что-то возразить. Не вышло. Я крутанул рукой ворот, за который удерживал дворянчика, да так, что тот подавился словами. Но душить не стал. Отпустил. Граммон чуть постоял, покачиваясь, словно былинка на ветру, и мягко съехал по стволу дерева наземь.

Глянув на понурого мальчишку, бездумно смотрящего куда-то вдаль, я хмыкнул и отошёл в сторону. Гнев мой погас так же резко, как и загорелся.

– Извините, Дим. – Спустя минуту, проблеял Граммон. – Я вспылил и был не прав. И… спасибо, что не бросили там, у рощи.

– Проехали. – Буркнул я в ответ, в стиле соседа.

– Что?

– Ничего. Забудем о происшедшем. Я тоже не должен был распускать руки. – Вздохнул я. Мальчишка молча кивнул, наблюдая, как я собираю лежащие на земле вещи и укладываю их обратно в заплечник.

– Мы познакомились в Бринно, это городок на самой границе владений отца и имперского домена. – Неожиданно заговорил Граммон. – На балу у бургомистра. Она была такой… все молодые дворяне были покорены её красотой. Смех, Дим, если бы вы слышали её смех. Он был… как перезвон колокольчиков. Такой нежный, переливчатый. О, я был счастлив, когда она, из всех гостей, выбрала меня для белого танца. А на следующий день мне пришлось выдержать три дуэли подряд от неудачливых претендентов на её компанию. Отец и братья хорошо меня учили, я выиграл все три. Наста была впечатлена и предложила продолжить путь вместе. Как и я, она была в Бринно проездом, правда, ехала не в столицу, а в Ленбург. Я подумал, что другого шанса увидеть империю в ближайшие годы мне не выпадет, место студента в Университете никуда не денется, а отец, давая поручение, никак не ограничивал меня во времени его исполнения…

– «Бешеной собаке семь вёрст не крюк». – Прорезался сосед, и я мысленно с ним согласился. Действительно, не крюк, тем более, когда перед носом у собаки висит такой шмат мяса… Влюбился баронский сын, иными словами, до полной потери здравомыслия. Вопрос в одном, зачем он понадобился этой самой Насте. Не моё дело, конечно, но…

– «Интересно, да?» – Дух, кажется, и сам не прочь узнать подоплёку этой истории, вот только времени на это у нас нет. Дело не ждёт, и менять его на приключения Пира Граммона я не собираюсь. Я, всё-таки не третий сын барона, а сам Пир ничуть не похож на Насту. Пол не тот и стати подкачали. В общем, ну их эти приключения.

– «Это точно. Адреналина нам и в руинах хватит». – Согласился сосед и, чуть помолчав, поинтересовался, – «а с этим дворянчиком что делать будем? Он же тут не выживет, а в город отправить, всё равно, что самим ему горло перерезать. По крайней мере, пока эта самая Миледи не уберётся из Ленбурга».

– Миледи? – Мысленно переспросил я.

– «Наста». – Пояснил дух. И ведь спрашивать, почему он её так обозвал, почти наверняка бесполезно. С памятью у соседа не плохо, а очень плохо. Правда, лишь на знания из прошлой жизни. Ну и ладно. Сколько было этих незнакомых словечек и сколько их ещё будет.

– Граммон, я не буду спрашивать, почему эта самая Наста решила вас убить. Это ваши тайны и меня они не касаются. Не возражайте, Пир. – Я жестом остановил пытавшегося что-то сказать мальчишку. – Просто, выслушайте. Возвращаться в город, вам сейчас крайне опасно. То, что не получилось один раз, вполне может удасться вашим противникам со второй попытки.

– И что вы предлагаете? – Вклинился-таки в мою речь, баронский сын.

– Мне нужен помощник. – Честно ответил я. А что? Чёрная благодать собъёт агрессию тварей, так что, опасности минимум, а с помощью носильщика я смогу закрыть все заказы за один выход.

– Для похода в руины? – Вытаращился на меня Граммон. И куда только подевалось всё его воспитание?

– Ну, а куда ж ещё-то? – Пожал я плечами. – В одиночку, мне пришлось бы делать два, а то и три выхода, а с вашей помощью, можно управиться за один. За те пять-шесть дней, что мы пробудем в руинах, ваша недоброжелательница наверняка покинет город, и вы сможете спокойно вернуться.

– А если… – Начал было баронский сын.

– Если к нашему возвращению она всё ещё будет в городе, поверьте, сударь Граммон, мы сможем об этом узнать заранее и так, чтобы она осталась в неведении.

– И всё-таки, мне с трудом верится, что Наста могла так со мной поступить. – Тихо пробурчал Пир.

– Что ж, если не верите, можете прогуляться в город и посмотреть ей в глаза. – Развёл я руками. – Ручаюсь, она будет очень удивлена тому, то вы выжили. И непременно постарается исправить это недоразумение.

– Нет уж, предпочту повременить. – Поёжился Граммон и, окинув взглядом свой наряд, вздохнул. – Но я совершенно не готов к походу в руины. Благодарю вас за кинжал, конечно, но кажется мне, что его одного в предстоящем походе будет маловато.

– Моих припасов хватит на двоих. – Успокоил я новоиспечённого напарника. – А оружие… поверьте, если будете следовать моим указаниям и не станете лезть на рожон, оно вам вообще не пригодится.

– Как это?! – Изумился он. – Это же Искажённые пустоши! О них по всей империи легенды складывают. Будто твари здесь только и рыщут, чтобы разорвать любого несчастного, что посмеет сюда сунуться без подготовки.

– Тварей здесь действительно много, это же их вотчина. Но, во-первых, они и друг друга жрут, иначе бы на одной диете из ходоков и авантюристов, давно бы с голоду загнулись, так что, при выборе меж мясистым сородичем и худосочным человеком, скорее выберут первого. А зная их повадки, вполне можно обойтись без стычек. А во-вторых, мы идём в руины не воевать. – Пожал я плечами. – Ходоки, знаете ли, сударь Граммон, вообще не любят устраивать в Пустошах бессмысленные бои. Куда проще и безопаснее тихо прийти, тихо собрать необходимое, и так же тихо уйти. Меньше проблем, больше добычи.

– «Правильно, а о том, что благодаря чёрному благословению у нас куда больше шансов на воплощение этой идеи, лучше промлчать» – Ехидно заметил сосед.

– Зачем же тогда вам столько оружия? – Недоверчиво хмыкнул Граммон.

– «Столько»? – Деланно удивился я. – Фальшион в моих ножнах и кинжал на вашем поясе, это разве много? Заметьте, вы путешествовали по империи, будучи вооружённым, не хуже чем я. А ведь империя, куда более безопасное место, чем Искажённые Пустоши, согласитесь?

– А арбалет?

– Сейчас, это не оружие, а инструмент, с помощью которого я намереваюсь добыть часть того, что заказали мне алхимики Ленбурга. – Ответил я.

– Инструмент? – Изумлению Пира не было предела. – Боевой арбалет, для вас просто инструмент?

– Именно, точно такой же, как лопата. – Я невозмутимо кивнул и в доказательство продемонстрировал своему новоявленному спутнику один из болтов, снаряжённых вместо классического бронебойного наконечника, керамическим шариком с морозной алхимической смесью. – Видите? Он не взрывной, и предназначен для… ну, пусть будет, охоты, но уж никак не для бессмысленной бойни.

– Знаете, сударь Дим, когда вы так объясняете, всё выглядит не страшнее лесной прогулки. – Задумчиво проговорил Пир. – Но вспоминая рассказы о Пустошах… разница пугает.

– Истина всегда лежит где-то между крайностями, в независимости от числа последних. Для новичков и самоуверенных глупцов ищущих подвига, Искажённые земли действительно смертельно опасны. Но немного осторожности, знаний и опыта снижают эту опасность многократно, сударь Граммон. Мы, ходоки, знаем это как мало кто другой.

– И где же набираются знаний и опыта те самые новички? – Прищурился Пир. Пытается поймать на несостыковках? Зря.

– Знания можно купить, а опыт наработать в командах ходоков. – Улыбнулся я в ответ. – Правда, цена знаний некоторым может показаться завышенной, но это дело такое… относительное.

– Какое? – Не понял Граммон.

– Относительное. – Повторил я. – То, что одному покажется слишком дорогим, другой купит даже за вдвое большую цену. Особенно, если этот другой уже успел хоть раз побывать в Пустошах.

– А если в цифрах? – Уточнил Пир. Какой он, оказывается, настойчивый. Может, Наста его за эту черту характера и грохнула? А что? Достал её спутник своими приставаниями до печёнок, девка его и пришибла. Чем не версия?

– «Ответь уже своему помощнику. Не видишь, как ёрзает?» – Ехидный тон соседа мгновенно вернул меня на землю.

– Если в цифрах, то шесть-семь сотен можно уложиться. Золотых, разумеется. – Ответил я и с удовольствием наблюдал, как отвисает высокорожденная челюсть потомственного аристократа.

– Это же два года учёбы в Университете… или месячный доход среднего баронства! – Охнул Граммон, приходя в себя от таких новостей.

– Увы, да. Знания всегда стоят дорого. – Деланно печально вздохнул я в ответ и, бросив взгляд на алые отсветы закатного солнца, недовольно нахмурился. – Так, сударь мой, Граммон, мы с вами заболтались, а время идёт. До захода солнца осталось не больше часа-полутора, так что отыскать в Пустошах безопасное место для ночёвки, мы уже просто не успеем. Бродить же там после заката, попахивает самоубийством, поскольку ночные твари куда агрессивнее дневных. Так что, предлагаю разбить лагерь прямо здесь, дождаться утра, а там по холодку выйдем на маршрут.

– Вы командуете, сударь Дим. Вам и решать. – Несколько отрешённо проговорил Пир, явно всё ещё находящийся под впечатлением от рассказа о стоимости «знаний» ходоков. Ну и ладно. И покомандую и порешаю. Мне не трудно.

Глава 5

Пока Дим вёл в руины нашего помощника, я предавался размышлениям о борьбе Добра и Зла и дуальности сущего. А если не витийствовать и говорить просто и понятно, то пытался разобраться с недавними событиями, в которых так рьяно проявили себя Свет и Тьма. Для Дима, как и для подавляющего большинства жителей этого мира, всё просто и понятно. Есть Добро и есть Зло. Добро олицетворяют жители освоенных земель в целом и ударный отряд в лице Церкви и рыцарских орденов, в частности. А в качестве противоборствующей команды выступают обитатели Искажённых Пустошей, сами Пустоши и нередкие проклятые места, играющие роль эдаких анклавов Зла в освоенных землях. И да, конечно, тёмные колдуны, как мобильные пункты распространения Тьмы. В общем, классика фэнтези, во всей своей красе.

Я мало что помню толкового о прошлой жизни, но точно знаю, что чёрно-белое восприятие мира в моё время и в моём мире не пользовалось особым уважением. Наверное, именно поэтому, мой разум сомневается в столь кристально ясной трактовке, что предлагает местное общество и эсхатология. Ну трудно мне себя убедить в том, что здешняя Тьма и Свет, которые я очень хорошо ощущаю, между прочим, и есть те самые абсолюты-антагонисты, на которых лежит ответственность за всё плохое и хорошее, что есть на свете. Для меня естественен факт, что и добро и зло проистекают из мыслей, действий и бездействия человека, и потому не могут писаться с заглавной буквы, как и любое человеческое деяние, за редкими, весьма редкими исключениями. Подвиг, Мать, Родина, вот слова которые, на мой взгляд, должны начинаться с большой буквы, но никак не «добро» и «зло». Здесь же… понятия эти обыденны, зримы, и пишутся и даже произносятся, исключительно так. А я до сих пор не уверен, что ощущаемые мною эманации света и тьмы, действительно есть воплощения того самого добра и зла. Впрочем, об этом я уже упоминал. Хотя, если подходить к вопросу чисто практически, то не могу не признать, что пока не видел от фонящих тьмой тварей ничего, кроме попыток сожрать моего носителя, а Церковь за то недолгое время, что я имею возможность наблюдать её деяния, даже заставила меня принять необходимость говорить о ней именно что с той самой пресловутой заглавной буквы. И было от чего. Все госпитали, школы, приюты и дома призрения, все они здесь находятся под управлением Церкви, а святые отцы, если позволяет возраст, не чураются выходить с рыцарскими отрядами против Искажённых. И не то что не чураются, рвутся! Да и вообще, не похожа эта Церковь на организацию из моего прошлого мира. Здешние святые отцы не берут на себя прав монополиста-провайдера связи с горними высями, не берут денег сверх церковной десятины, получаемой, внимание! ОТ ГОСУДАРСТВА! И как я уже сказал, не только словом, но и делом борятся против тёмных тварей.

Но самое интересное, здешняя Церковь не пропагандирует наличие некоего высшего всеведущего, всезнающего и всемилостивейшего… Наоборот, я уже трижды слушал в Ленбургском Доме проповеди здешнего приходского священника, и трижды он говорил не о Боге и его милостях, а о человеке и его делах. А если свести всё, о чём проповедовал святой отец в одно предложение, пусть и несколько упростив и сократив содержание, то получим одну мысль, красной строкой проходившую через все его речи, мысль, которую он чуть ли не саморезами вворачивал в головы паствы, а именно: всё добро и всё зло исходит от самого человека, и нет ничего праведнее, чем благодетельствовать в пользу ближнего и тем самым искоренять зло… если сил не хватает, чтобы уничтожать его сталью. Вот так просто. Творение добра есть помощь в искоренении зла. Не можешь уничтожать тьму мечом, борись с ней, творя добро. И повторюсь, ни одного замечания о «рабах божьих», «страхе божьем», адских сковородках, райских кущах и смирении перед властью, «ибо она от бога». А присутствовавший на этих проповедях, инквизитор, между прочим, только благостно кивал на каждую фразу святого отца и совсем не выглядел недовольным.

Кстати, не могу не заметить, что все три раза мы с Димом оказывались на проповеди после неудачных выходов, когда нашему телу доставалось от искажённых тварей. Вот как только мой носитель оказывался способным подняться с койки в лечебнице, так и топал в Собор на проповедь, получал мощный заряд Света… и выздоравливал после таких визитов раза в два быстрее. Что, прямо скажем, придаёт немалый вес тем самым проповедям, и так и склоняет согласиться с мнением большинства. Но торопиться развешивать ярлыки, мол, вот это тьма и она – зло, а это свет, и он – добро, я всё же пока не стану. Вот накоплю статистический материал, тогда и посмотрим. А пока… какого?! Ди-им!!!

Меня вдруг окатило такой волной тьмы, что крик вырвался непроизвольно. А в следующую секунду я услышал своего носителя.

– Что стряслось, сосед? – От Дима так и пахнуло настороженностью.

– Всплеск тьмы, мощный, близко. – Быстро ответил я, одновременно дав носителю направление, с которого пришла волна. Впрочем, это было необязательно. Над холмом, из-за которого на нас и накатило, возник огромный, зримый столб черноты, тут же иглой вонзившийся в небо. По округе ударил порыв ледяного ветра, оставивший на камнях белёсые разводы, а через секунду всё стихло. Исчезло ощущение близкой тьмы, пропала чёрная «игла» и только быстро истаивающая изморозь напоминала о том, что здесь только что произошло что-то очень странное.

Дим тихо выругался но, заметив недоумённый взгляд нашего нечаянного спутника, прекратил сотрясать воздух бессмысленными звуками.

– Что это было, сударь Дим? – Спросил Граммон, настороженно поглядывая в сторону холма.

– Рождение нового пятна. – Зло буркнул мой носитель. – Именно из-за таких вот внезапностей, ходоки и не любят выходить в поиск в первые дни Прилива. Слишком велика опасность вляпаться в смертельные неприятности, такие, как это пятно, например. Окажись мы сейчас чуть ближе к его центру, и Искажённые пустоши получили бы двух новых жителей, если, конечно, умертвий можно так назвать.

– А сейчас… – Пир явно занервничал, и я его понимаю. Такие новости не способствуют сохранению хладнокровия. – Сейчас это пятно для нас опасно?

– Тьма всегда опасна. – Пожав плечами, ответил Дим. Ну да, успокоил мальчишку, называется. Психолог, чтоб его!

– Тогда, может, стоит обойти это пятно стороной? – Спросил Граммон, шагая следом за моим носителем, который даже не подумал притормозить, и как шёл по маршруту, так и продолжал переть вперёд, держа курс точно на тот самый пресловутый холм.

– Нет. – Отрезал Дим. И я его понимаю. В подобных случаях, кстати говоря, редких даже в Искажённых пустошах, опасность представляет сама вспышка тьмы, корёжащая и коверкающая всё, что попадает под её удар. Но сам процесс изменения длится не меньше двух-трёх дней, в течение которых пятно практически безопасно, если, конечно, не тянуть руки куда не следует, потому как искажение порой затрагивает не только органику, но и неживые предметы.

Понятное дело, что с моей чувствительностью, у Дима не будет проблем с определением степени опасности какого-нибудь неприметного на вид, но накачанного под завязку тьмой, камешка, но у других-то ходоков такого «анализатора» эманаций тьмы и света, нет. Максимум, на что они могут рассчитывать, это слабенькие артефакты алхимиков или не менее слабые эликсиры зельеваров, реагирующие на присутствие рядом тьмы. Впрочем, обычно им хватает и этого. Вкупе с богатым опытом, подобные артефакты довольно неплохо защищают своих владельцев от неприятностей.

– Почему? – А настырный мальчишка. Другой бы на его месте давно заткнулся и постарался не отсвечивать, а этот…

– Потому что шанс побродить по новорождённому пятну выпадает один раз на сотню. – Снизошёл до объяснений Дим. – А алхимики и зельевары платят золотом по весу за куколки проходящих искажение тварей.

– О… – Граммон умолк, глядя куда-то в пространство. Должно быть, размечтался, что найдёт в пятне окуклившегося кабана-секача. Наивный.

Как и ожидалось, в пятне, родившемся на каменной осыпи за холмом, ничего выдающегося мы не обнаружили. Слишком неудобное место, здесь и насекомых-то нет, не то что животных. Хотя, если порыскать среди валунов, может быть пару ящериц и отыщем…

Мои размышления прервал всплеск недовольства донёсшийся от носителя. Интересно, что он такое обнаружил?

– Сударь Граммон, поздравляю с первой находкой в Пустошах. – Проговорил Дим, глядя на два гладких кокона, вытащенных Пиром из какой-то расселины. Точно, окуклившиеся ящерицы. Но вот Граммону, вместо поздравления, нужно было вломить от души, чтоб не тянул грабки к непонятностям посреди искажённого пятна.

Мой носитель смерил светящегося от радости мальчишку долгим взглядом и, поманив его пальцем, кивнул в сторону расселины.

– Скажите, Пир. Вы вытащили свою находку оттуда?

– Именно так, сударь Дим. – Довольно кивнул тот, и пустился было в объяснения, но носитель пресёк их одним жестом.

– Я рад, что у вас такое хорошее зрение, сударь Граммон. – Заговорил Дим, когда наш спутник замолк. – Но я искренне сожалею, что это единственное достоинство вашей головы.

Мальчишка покраснел от обиды, но носитель не дал ему и слова вставить. Вытащив из кармана серебряную монету, Дим резко швырнул её в узкую щель меж камней, где глазастый Пир и узрел перерождавшихся тварей. Монета звякнула где-то в глубине расщелины, а в следующий миг над трещиной взвился чёрный, пронизанный алыми сполохами дым.

– Ч-что эт-то было? – Заикаясь, произнёс Пир, округлыми от изумления глазами следя за тем, как рессеивается чёрное облако.

– Ваша феерическая удача, сударь Граммон. – Резко ответил Дим, указав кончиком моментально извлечённого из ножен фальшиона на красноватые отблески, виднеющиеся на изломах камней в расселине. – Тьма искажает не только живых и мёртвых. Она и камень может превратить в чистое зло.

Вот, о чём я и говорил. А мальчишка, судя по вытянутой физиономии, проникся… что не может не радовать.

– Простите, сударь Дим. – Поник Пир. – Обещаю впредь не быть столь легкомысленным и спрашивать вашего совета прежде, чем хватать… всякое.

– Договорилиь, сударь Граммон. – Кивнул мой носитель. – А сейчас, идёмте. Там в глубине оврага может найтись что-то не менее интересное, чем эти куколки. Кстати, возьмите изолирующий мешок, и переложите свою добычу в него.

– Это так важно? – Взяв протянутый Димом мешочек, спросил Пир.

– Очень. Куколки развиваются под воздействием Тьмы, учитывая же, что дальнейший наш путь почти полностью пролегает по чёрным пятнам, дня через два куколки окончательно переродятся и потеряют свою изначальную ценность в глазах возможных покупателей. Да и таскать в карманах искажённых тварей, удовольствие небольшое, согласитесь?

– То есть, лучше таскать порождения зла в мешке? – С намёком на улыбку, уточнил Граммон.

– Мешок изолирует куколки от эманаций Тьмы и приостановит процесс перерождения. – Дим никак не отреагировал на подначку спутника. Но тот и сам спохватился и стёр с лица улыбочку. Нет, ну ребёнок же! Только дети способны забывать об опасности, которой они только что подверглись, и улыбаться как ни в чём не бывало.