Мертвая девочка

«Ни на солнце, ни на смерть нельзя смотреть в упор» (Франсуа де Ларошфуко).

1

Андрей забежал в дом и захлопнул за собой входную дверь. Он тяжело дышал, со свистом втягивая воздух. Тот как-то разом потяжелел, сделался плотным и вязким, как желе. Мальчик закашлялся, стараясь отдышаться. В нос ударил резкий неприятный запах.

Дрожащими пальцами Андрей попытался запереть дверь. Его руки так вспотели, что пальцы невольно соскальзывали с холодного металла. Он провозился немало времени, пока оба замка не издали щелчок – такой желанный звук, означавший, что теперь ты в безопасности.

По крайней мере, на какое-то время.

Андрей пересек прихожую и по коридору направился в гостиную, где по вечерам они всей семьей смотрели телевизор. Он забыл снять с себя не только куртку, но и сапоги, которые теперь оставляли грязные разводы на полу. Страх держал мальчика цепкой хваткой, мешая трезво мыслить.

Андрей знал лишь одно: ему срочно нужны родители. Будто одним своим присутствием они могли отогнать любые проявления ненормального.

Ну, конечно же! Его мать была психотерапевтом, уж она-то точно знала, что нужно делать в таких ситуациях. Да, все верно! Мама сможет найти рациональное объяснение того, что видел Андрей.

Мальчик знал, что так и будет. Или, во всяком случае, истинно в это верил. И пока он шел по коридору, переставляя ноги мелкими шажками, а его сердце в груди стучало так сильно, что напоминало бой африканского барабана, Андрей держался за эту мысль, чтобы не поддаться панике.

Он приблизился к дивану, на котором спала его мать. Рядом с ней, на тумбочке, страницами вниз лежала раскрытая книга. С обложки на мальчика смотрел высокий мужчина, державший за талию красивую девушку в платье цвета спелой вишни. Девушка едва доставала макушкой своему спутнику до подбородка. Они оба улыбались, демонстрируя идеально ровные белые зубы.

«Любовный роман», – подумал Андрей. Он вспомнил, как мама говорила, что любит их, ведь те помогали ей отвлечься от мыслей о работе. Наверное, она положила книгу на тумбочку, когда ее начало клонить в сон.

Мальчик коснулся плеча матери, слегка его потряс. Никакой реакции. Лицо ее оставалось безмятежным, а дыхание ровным. Тогда Андрей потряс ее настойчивее.

– Мама!.. Мама, проснись, пожалуйста! – просипел он совершенно чужим голосом.

Наконец его мать зашевелилась, приоткрыла заспанные глаза. Улыбка тронула ее полные губы.

– Небеса. Небеса, они…

– Мама, что?.. – Андрей не мог взять в толк, о чем она говорит. Голос ее был тихим, не громче шепота. Ему пришлось наклониться поближе к ее лицу, чтобы расслышать каждое слово.

– Они грязные. Небеса такие грязные, мой мальчик. Такие же грязные, как ее платье…

Андрей отшатнулся от матери, невольно попятился назад. А та вдруг широко открыла глаза и принялась кричать во все горло:

– Ты видел, какое грязное у нее платье?! Ты ведь видел, да?! Я знаю, что видел!..

Этого мальчик выдержать уже не мог. Круто развернувшись, он побежал к лестнице. Андрей взлетел на нее, будто от этого зависела его жизнь. Он перескакивал сразу по две, а то и три ступеньки, пока сзади продолжала кричать, словно в припадке, его мать.

Примерно на середине лестницы ноги мальчишки заплелись, и он кубарем покатился вниз. Мир вращался перед глазами с безумной скоростью, пока падение не закончилось так же резко, как и началось. Андрей ушиб локоть и колено, а на голове, кажется, раздувалась приличных размеров шишка.

Если прежде он сдерживал слезы, пытаясь быть смелым, то теперь от испытанной боли слезы сами брызнули из глаз. Мальчик мог поблагодарить случай или своего ангела-хранителя (который, по словам родителей, присматривал за Андреем) за то, что он отделался лишь ушибами. Мог ведь и шею себе свернуть!

Пока Андрей поднимался, мысли в его голове роились тучей жужжащих насекомых. Но все они, так или иначе, сводились только к одному вопросу: что происходит?!

Он подскочил на месте, заслышав позади мамин голос. Теперь она не кричала, а шипела разгневанной змеей.

– Гряш-ш-шное… оно гряш-ш-шное…

Андрей на четвереньках пополз вверх по лестнице. Один сапог свалился с ноги и остался лежать на нижней ступеньке, но мальчик этого даже не заметил.

Он дополз до второго этажа, и, вскочив на ноги, побежал по коридору. Миновав первую дверь слева (там располагалось что-то вроде кладовой, где родители хранили всякую всячину), Андрей распахнул следующую за ней дверь, и пулей влетел в комнату.

Тяжело дыша – из горла его вырывались какие-то жуткие хрипы, – мальчик оглядел помещение и обнаружил отца, сидящего за мольбертом. Он макал кисточку в краски, а затем проводил ей по бумаге, как показалось Андрею, слишком резко и отрывисто. Обычно во время рисования движения отца становились плавными и тягучими, будто его рука преодолевала невидимый глазу барьер. Но сейчас кисточка взлетала и вновь опускалась, взлетала и опускалась…

Андрей направился к отцу.

– Папа, с мамой что-то не так, а в лесу, среди деревьев… – начал торопливо мальчик, но осекся, когда увидел, что именно рисовал его отец.

Мамочки, это же куски людей!..

Крик, готовый сорваться с уст, так и не прозвучал, застряв где-то в горле. На картине были изображены пальцы, уши, ступни, кисти рук… И все это переплеталось в какой-то пугающий жуткий узор. А теперь папа активно забрызгивал его красной краской.

Впрочем, краска выглядела как-то странно и больше походила на…

Неужели его отец рисовал настоящей кровью?!

– Па-ап, ик!.. – пискнул ошарашенный Андрей, не веря в реальность происходящего. От страха у него началась икота.

Мальчик вдруг вспомнил, что человека нужно испугать, чтобы икота прошла. У него же, по всей видимости, происходил обратный процесс. Возможно, Андрей нашел бы это забавным, может, даже рассмеялся бы, если б только сердце не сжимал тисками леденящий ужас.

В следующий миг отец повернул голову и произнес: «пошел вон, маленький паршивец, пока я тебе не треснул».

Андрея дернуло в сторону, как будто мальчик и вправду получил затрещину. Его прошиб холодный пот, рубашка моментально прилипла к мокрой коже. Отец никогда не повышал на него голоса, и уж тем более отец НИКОГДА не поднимал на него руки! Но сейчас в его голосе слышалось столько злобы, столько… отвращения, что мальчик не сомневался – слова вряд ли разойдутся с делом.

– Ты что, оглох? Хочешь, чтобы я выбил из тебя всю дурь?! – От отцовского крика задребезжали стекла окон (или Андрею это только привиделось), и мальчик, не в силах больше оставаться в этой комнате, выбежал прочь.

Он добежал до конца коридора и спрятался в своей комнате. Ее дверь не имела замка, цепочки, или хотя бы задвижки. Поэтому, не имея другой возможности укрыться от внешнего мира, мальчик подпер дверь стулом, уперев его спинку в дверную ручку. Если бы та открывалась наружу, в коридор, то Андрей лишился бы и этого преимущества.

Наверное, он мог использовать вместо легкого деревянного стула куда более тяжелую прикроватную тумбочку, но Андрей сильно сомневался, что сумеет сдвинуть ее с места.

Какое-то время мальчик просто стоял в центре комнаты, схватившись за голову, совершенно не понимая, что происходит, и что ему делать дальше. Он чувствовал под пальцами распухшую шишку, и ее тепло вместе с ноющей болью пусть немного, но все-таки отрезвляли разум.

Андрей не знал, сколько времени так простоял, но в какой-то момент, слабо осознавая, зачем он это делает, на негнущихся ногах подошел к единственному в комнате окну и прижался лбом к стеклу. Окно выходило на задний двор, за которым как раз и начинался злосчастный лес, где среди деревьев он впервые увидел мертвую девочку.

И теперь она появилась вновь, только не вдали, не в лесу, а совсем рядом с домом. Она стояла, опустив руки, в своем грязном платье (небеса такие грязные, мой мальчик… такие же грязные, как ее платье), и смотрела вверх, смотрела прямо на Андрея. Сердце, до того быстро и тяжело бившееся в груди, вдруг замерло, сжавшись в болезненном спазме.

– Этого. Не может. Быть, – произнес мальчик, проговаривая каждое слово, точно молитву.

Но ведь это было, правда? Прямо здесь, прямо сейчас. Его родители сошли с ума, а мертвая девочка хотела… что? Что она хотела сделать с Андреем? Что она сделает, когда доберется до него?

Ничего хорошего, – подсказал внутренний голос. Такой яркий и громкий, какой бывает только у ребенка.

Мальчик увидел, как из черного провала – там, где положено было находиться человеческому глазу – выползла крыса. Серая, с рыжеватым оттенком, шерсть ее была сплошь покрыта какой-то зеленой слизью. Крыса перелезла на плечо девочки, а затем, взмахнув длинным хвостом, юркнула ей под платье.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.