Биограф

Радость бытия

Солнечные ясные дни всё реже баловали наших путешественников. Осень давно вступила в свою завершающую фазу. Ночами ощущалось приближение зимы. Пауло перед очередной отправкой запасался на постоялом дворе большой бутылкой кипятка. В ней он запаривал травы, и Цезаре с Пауло довольно быстро опустошали этот сосуд.

Пауло обожал лето. Его не пугала жара. Он купался в лучах солнца, восклицал, вытягивая руки к небесам, и радовался, как дитя.

– Приветствую тебя подарок Божий! Я восхищаюсь тобой. Я обожаю тебя. Благодарю тебя. Ты прогреваешь все мои уставшие старые косточки, после чего я оживаю, в душе возгорается искра, крепнет мой дух. А ты знаешь, что это такое? Это так хорошо. Так сладостно. Ты ласкаешь мою душу, я молодею на глазах и начинаю петь юным девам серенады. Даже платонические чувства дарят мне удивительные ощущения, и я опять ощущаю себя юношей.

Ты даришь столько света, что надежда наполняет моё сердце.

О, солнце! Приветствую и благодарю тебя, подарок Божий!

Зимой я мечтаю о лете, и это помогает мне переносить холода.

Кларин – ушедшая мечта

Цезаре выполнил обещание, данное им Пауло. Да и обстоятельства сложились благополучно, и случай помог.

В один из зимних дней в дороге разыгралась непогода. Она вынудила сократить маршрут, и не запланировано заехать на ближайший постоялый двор. Времени высвободилось предостаточно, и Цезаре, уединившись, сделал наброски нового произведения, в основу которого легка история любви Пауло и его невесты Кларин.

Цезаре писал всю ночь. Вдохновение подоспело, он на одном дыхании выложил всё задуманное и распланированное им ранее.

А Пауло преспокойно спал, не подозревая, что с этой ночи стал бессмертным, благодаря стараниям и таланту его единственного друга.

Дело в том, что отец Цезаре – Рауль Дель Монти не относился к Пауло, как к слуге. Он очень сочувствовал сироте и считал своим долгом дать Пауло то, что не успели его родители. Тем самым, он желал восстановить справедливость. В связи с этим, Рауль отдал Пауло учиться в ту же гимназию, где учился Цезаре. Поскольку Пауло был подкованным и смышленым мальчиком, он довольно быстро наверстал упущенное.

В то время классы были разделены – на женские и мужские. Классы девушек находились на противоположной стороне улицы. Пауло возвращаясь после занятий домой, каждый день проходил мимо окон, за которыми витал женский дух.

Однажды совершенно случайно он познакомился с Кларин.

Дело было так. На перемене девушки баловались, запуская через оконную форточку бумажных ласточек одна из которых угодила в проходившего мимо Пауло. От неожиданности он застыл на мгновение, затем поймал бумажное послание и прочитал надпись. На ласточке было написано имя – Кларин. Пауло припал к окну губами и стал корчить рожицы, веселя девушек. Так они познакомились. Находчивость, остроумие и здесь не подвели Пауло. Он тут же рядом с именем написал на ласточке время и место встречи и, подпрыгнув, отправил послание тем же путём – через форточку. Так впервые в жизни Пауло назначил свидание девушке. Они полюбили друг друга с первой встречи, легко нашли общий язык и подружились.

Вспоминая позднее, Пауло рассказывал, что в этот период жизни считал себя самым счастливым. Он обрёл то, о чём и мечтать не мог. После гибели родителей он смирился с той мыслью, что всё лучшее в его жизни осталось позади и всё, что ему предрешено – это одиночество.

Кларин наполнила его жизнь радостью, светом, теплом. Она оживила её, обогатила эмоциями, красками, редкими ощущениями, о которых Пауло всегда вспоминал с благодарностью, делясь с Цезаре. Он опять запел.

Пауло и Кларин сроднились душой, они дружили несколько лет, не расставаясь ни на день, и должны были пожениться. Молодые строили планы и беспрестанно мечтали, мечтали…

За день до венчания, Кларин поехала к модистке забрать платье. После последней примерки, с готовым упакованным платьем, она вышла на улицу в превосходном настроении. Её душа пела, заливалась трелями соловья. По дороге домой, она засматривалась в роскошные витрины, откуда ей приветливо улыбались. Её личико светилось счастьем. Она была недалеко от дома, ей осталось миновать две улицы. Кларин увидела приятельницу и решила перейти на противоположную сторону улицы, поздороваться с ней, поделиться новостью.

Как вдруг из-за угла на большущей скорости понеслась повозка с лошадьми. Они летели со всех ног, как будто с цепи сорвались, издавая злобное ржание. Видимо кучер был пьян, разогнался, а удержать лошадей не сумел. Одно мгновение и лошади сбили девушку насмерть.

Пауло не справился с этим потрясением. Потеря для него была невосполнимой. Кларин погибла, будучи беременной, стало быть, он потерял двоих. Всю жизнь он винил себя в этом.

Так Пауло и остался один. Ему неоднократно предлагали хорошие партии, но он и слышать не хотел. Через всю свою жизнь

Пауло пронёс в душе светлый образ Кларин и память о любимой.

Момент подоспел

Во время небольшой передышки после длительного путешествия, оказавшись под сенью дома, Цезаре принялся за роман. Теперь пришло время увековечить редкую неповторимую многострадальную любовь, которой судьба наградила его родителей, и благодаря которой он появился на белый свет.

Он рос, изо дня в день ощущая тепло и благодать этой любви. И даже тогда, когда не стало его любимой удивительной матушки, всё в доме напоминало о том чуде, которое соединило сердца его родителей.

Завязка

Россия

Да, то был дивный сон…

Медлительнее снежных улей,

Прозрачнее окна хрусталь,

И бирюзовая вуаль

Небрежно брошена на стуле.

Ткань, опьяненная собой,

Изнеженная лаской света,

Она испытывает лето,

Как бы не тронута зимой;

И, если в ледяных алмазах,

Струится вечности мороз,

Здесь – трепетание стрекоз

Быстроживущих, синеглазых.

– Маменька, Вы верите в сны? – спросила Шурочка, залезая по утру в постель к матери. Она любила прижаться к её полному горячему телу, порассуждать о чём-нибудь, навыдумывать небылиц, похохотать вдоволь.

– Сегодня во сне я видела себя в раннем детстве. Представляете?

– Ну почему же, не представляю? – ответила маменька.

– Нет, Вы не поняли. Не смейтесь. Вот послушайте, – настаивала Шурочка. – События я запомнила урывками. Больше помню Вас, папеньку, няню Агашу, тётушку Лидию Константиновну. И мне было так хорошо во сне.

– Ну и славно, мой друг, – ответила маменька отстранённо.

А вот однажды, – не унималась Шурочка, – мне приснился воистину дивный сон. И я помню его до сих пор. Тот удивительный сон был похож на сказку, наверное, поэтому и запомнимся, врезался в память. Во сне я оказалась в роскошном будуаре.

Представляете, раннее летнее утро. Первые лучики света, через приоткрытую штору осветили уголок окна и проскочили в помещение. Они упали в центр, и в комнате стало светло. Лучики быстро перемещались в пространстве, повисали то на одном, то на другом предмете. То запрыгнут в один угол комнаты, то вдруг перенесутся в другой, затеяв весёлую игру. Не угонишься за ними. Я пробовала.

– Во сне? – удивилась маменька, спрашивая недоверчиво, вслушиваясь в рассказ дочери.

– А где ж ещё? Ах, как хороша она была…

– Кто? – перебивая, спросила маменька, не понимая, о чём идёт речь.

– Не кто, а что, – подметила Шурочка. Комната, маменька, комната, – пояснила она.

Настоящий будуар. Я себя там почувствовала так уютно. Богатейшая обстановка рассказывала о тонком вкусе хозяйки будуара.

– Ты же сказала, что сон о тебе? – спросила маменька. Ты не скромна, Шура, – произнесла маменька зычным голосом.

– Я так подумала, но уверенности у меня нет. Послушайте, я расскажу, а Вы подумаете и сделаете выводы. Я на Вас полагаюсь, – попросила Шурочка.

– Не дури, Шура. Сон твой, а я должна догадываться, кто тебе приснился? – не соглашалась маменька.

– Пожалуйста, прошу Вас, – заныла Шурочка.

– Ладно, ладно, рассказывай. Я вся во внимании, – настроилась княгиня выслушать дочь до конца.

– В изысканном стиле, – начала Шурочка, – подобраны мебель и все аксессуары. Мебель белоснежная, с вензелями, позолоченными

ручками, выпуклыми изящными формами и кривыми ножками. Как у нас в доме, только красивее, наряднее, праздничнее, я бы сказала.

– И что в этом особенного? – теряя терпение, спросила княгиня.

А Шурочка, не слушая её, продолжала:

– В центре внимания, на стене, большое овальное зеркало, обрамленное позолоченной оправой, очень похожее на наше.

– Так может быть, это и есть наш дом? – спросила княгиня.

– Не знаю, говорю же Вам, – ответила Шурочка, нервничая. -

К нему столик с небольшими ящичками. На столике флаконы духов, они мне своей формой напомнили фужеры, которыми Фрося сервирует стол в дни праздников. На краю столика свисают красивые длинные перчатки, светло-кофейного цвета, говоря о том, что их обладательница на ходу сняла и бросила, торопясь. Там же красивый старинный веер с испанским или итальянским сюжетом. Не помню точно.

– Откуда испанский, итальянский? Мы на воды ездим в Баден-Баден. Разве ты забыла? Странный сон. Ты хоть помнишь, где события происходят? – опять спросила княгиня Софья Алексеевна, увлечённая Шурочкиным рассказом.

– Не знаю, маменька, – задумалась Шурочка. Там не было сказано, – наивно по-детски ответила она. – Слушайте, дальше. Не перебивайте, маменька, – попросила Шурочка, возвращаясь к своему сну. – Лёгкий широкий прозрачный шарф в коричневых тонах, свисает в кресло, что стоит близко у стола (разбивая слово на слоги, протянула она). На нём открытая книга. Надо полагать, её хотели почитать, но лишь открыли нужную страницу. Так она и осталась лежать открытой в ожидании. Я и текста не запомнила, – сама себе удивилась Шурочка. – В кресле спокойно спала кошка, прикрытая наполовину соломенной шляпкой. И её, шляпку, скорее всего, обронили на ходу. Мы такие шляпки в тёплое время года надеваем. Только на той шляпке цветы и ленты ярче наших.

Над креслом на полке ваши с папенькой портреты, в дни романтических свиданий, тогда вы ещё не были соединены словом и законом совести, – смущаясь, произнесла Шурочка.

Княгиня улыбнулась образному сравнению, приведенному дочерью.

– Отдельно портрет солидной женщины, правда, в молодости. Вероятнее всего, это бабушка – княгиня Дарья Александровна.

– Так значит, ты и есть обладательница роскошного будуара? – поторопилась с тем же вопросом княгиня.

– Не знаю. Говорю же Вам, маменька, там не было сказано. Какая Вы нетерпеливая. – Слушайте дальше. – На столике ваза с белыми лилиями, новой куклой, которую подарили только что на день рождения. Рассматривая во сне куклу, я остро ощутила, как давно мечтала о такой кукле, и вот моя мечта сбылась. И мне так хорошо стало…

Значит сон обо мне, – подумала я. – И это моя комната? – спрашиваю. Ответа не последовало.

Шурочка задумалась.

– Спустя время в зеркале я увидела отражение юной девушки. Но это была не я, – снизила тон Шурочка. – Девушка крепко спала, устроившись на белоснежном мягком диване. Нежный облик томился от недавних ещё свежих эмоций. Он излучал покой, умиротворение и полноту счастья. Она улыбалась. Нега, истома окутали её облик. И вдруг я поняла, что действительно это я, но спустя определённый отрезок времени. Понимаете, маменька, уже взрослая. В самый интересный момент сон оборвался, как и не было. Я пробуждалась в плохом расположении духа. Осмотрелась, вокруг всё тихо. В реальности ничего не напоминало дивный сон. И лишь в отдалённых уголках мозга что-то подсказывало, что этот сон действительно был.

– Фантазёрка, ты моя, – сказала Софья Алексеевна, умиляясь дочери. – Начиталась романов. А ведь рановато тебе.

И тут княгиня вернулась к рассказу Шурочки.

– Так что ты хочешь сказать, что твоя комната хуже той, что тебе приснилась? – перенесла княгиня разговор на материальную почву.

– Маменька, Вы опять всё не так поняли. Там была комната взрослой барышни, а у меня детская!

– И что же? Вырастешь, и у тебя будет свой будуар. Можно подумать. Ты меня ничем не удивила, Шура, – разочарованно завершила разговор княгиня.

Шурочка нагнулась к маменьке и давай её целовать. А та смеяться.

– Баловница, пора вставать, – сказала княгиня дочери.

Сон

У Цезаре последние недели оказались очень насыщенными деловыми встречами и разнообразными впечатлениями. После них, он даже ночами работал, не желая терять времени.

Наконец, все дела были улажены и наши путешественники отправились в обратный путь. А Цезаре позволил себе немного расслабиться и крепко вздремнул. Ему приснился удивительный сон, который перенёс его на несколько столетий назад, в другие страны. Перед Цезаре предстала череда сказочных событий.

Будучи человеком впечатлительным, увлечённым, он ничего не выпускал из поля зрения даже во сне, фиксируя и запоминая. Многие факты откладывались в его памяти и при удобном случае, либо удачном стечении обстоятельств, напоминали о себе и тогда стройными рядами выстраивались действа, укладываясь под перо мастера.

Вдруг карета резко остановилась…Цезаре пробудился ото сна, не понимая, где он и что произошло? Он обвёл карету глазами, остановил взгляд на Пауло и спросил:

– Где я?

– В дороге, – невозмутимо ответил Пауло, читая роман.

– Что со мной? – спросил Цезаре, всё ещё оставаясь в плену своих сновидений.

– С Вами? – спросил Пауло. Не знаю. – Кучер резко остановил карету, мы подъехали к переезду.

Цезаре всё ещё не отдавая себе отчёт, он во сне или уже наяву, понемногу начинал осмысливать сюжеты недавних сновидений.

– Оливковые рощи… пески, виноградники, – произнёс он вслух.

Пауло оторвался от книги, посмотрел на него вопросительно.

– Синьор, Вы здоровы? – спросил он удивлённо.

Цезаре перевёл рассеянный взгляд в его сторону, пропуская мимо вопрос, сказал:

– Неужели мне всё это приснилось?

– Очевидно, синьор, – с той же невозмутимостью ответил Пауло, впиваясь в текст любовного романа.

Цезаре молчал, что-то обдумывая, а потом попросил:

– Ты только, пожалуйста, не торопи меня, я тебе сам всё расскажу.

– Хорошо, Цезаре. Я нем как рыба, – ответил Пауло полушутя, полусерьёзно.

– Пригрезится же такое! – сказал Цезаре.

– А что случилось, синьор? Вам опять приснились какие-то небылицы? – предположил Пауло.

– Да уж. Иначе это не назовёшь, – ответил Цезаре.

Пауло отложил в сторону книгу, присел и сказал:

– Я весь во внимании, рассказывайте, синьор.

Цезаре собрался с духом и спустя несколько минут начал своё повествование.

– Слушай внимательно. Рассказываю в том порядке, как я это увидел, – предупредил Цезаре. – Наберись терпения и не перебивай.

Представь себе. К твоим ногам падает лунный свет – лунная дорожка от луны к тебе. Представил? – спросил Цезаре. И сам ответил, – необыкновенно красиво! Ты начинаешь осознавать свою связь с вечностью. Не успел я об этом подумать, как через мгновение вместе с каретой и лошадьми взмываю ввысь. У меня перехватило дыхание. Стояла необычайно красивая звёздная ночь. А когда мы приземлились, откуда ни возьмись, наступил белый день. Перед моим взором шеренгами выстроились оливковые рощи. Такая экзотика. А вдали я приметил едва заметный караван верблюдов. Пекло, нигде ни капли воды… Вокруг пески, я бродил, бродил и набрёл на виноградники. Это было моё спасение. Там я укрылся от палящих лучей солнца. Там же нашёл глиняный кувшин, наполовину зарытый в песок. Я умирал от жажды, поэтому вытянул кувшин из песка, вынул пробку и пригубил. Блаженство!!! – с упоением произнёс Цезаре. – В кувшине оказалась прохладная водица, что немало меня удивило. Я омыл лицо, голову и под сенью виноградной лазы прилёг и уснул. И что ты думаешь? На сей раз, действие моего сна развернулись в Средневековье. Одиннадцатый век. И ты знаешь, с кем я повстречался? – спросил Цезаре.

Пауло в ответ лишь покачал головой. Он сидел, как завороженный. Вместе с рассказом Цезаре, он перенёсся в другое время, далёкие страны.

– Так вот, – продолжил Цезаре. Я беседовал с Омаром Хайямом – незадолго до его кончины.

– А кто это? – поинтересовался Пауло.

О, это уникальный человек. В одном лице: астроном, философ, математик, физик и поэт! – с гордостью ответил Цезаре, будто всё перечисленное выше имело к нему какое-то отношение. – Омар Хайям мне вдохновенно поведал о труде Авиценны ибн Сины, а потом читал свои замечательные четверостишья. Быстро простился и внезапно исчез, как и не было. На смену одиннадцатому веку пришёл четырнадцатый. Я бродил и поражался красоте тех мест, атмосфере. Там сон мне подарил общение с прекрасным тонким поэтом – Насими.

И Цезаре процитировал строки из произведений Насими:

«Предвечен я, и вечность – мой конец.

Я и творенье мира и творец.

Я виночерпий пиршества земного,

Я – добрый знак для всех людских сердец».

– А это?

«Мудрец, когда себя познать ты мог.

Всего достиг, и, значит, ты есть бог.

В тебе дыхание святого духа,

Ты всемогущ, бессмертен и высок».

– Как сказано! – произнёс Цезаре.

– Я потрясён, – наконец вымолвил Пауло. – Я не могу понять, как Вам удалось столько запомнить? – спросил Пауло, находясь под большим впечатлением от услышанного. – А я свои сны не запоминаю. Цезаре, как я погляжу, Вы и во сне продолжаете путешествовать. Неужели не наскучило, недостаточно того, что в реальной жизни Вы так много времени проводите в пути? Поразительно! – недоумевал Пауло.

– Как ты не понимаешь? Мой мозг и во сне продолжает работать. Видишь, сколько полезной информации я извлёк из одного сна?

Порой он напоминал ребёнка, который никогда не расстаётся со своими любимыми играми.

– Да… – протянул он. Цезаре никак не мог отойти от всего увиденного и пережитого во сне. Сновидения прочно захватили его в свой плен и не выпускали. Он опускался на землю и опять возвращался туда.

– Это было лишь начало сна. Затем сменилась картина, и я оказался в другом месте. Теперь, мой дорогой, мы возвращаемся в Италию. Представь себе знаменитейший зал Маппамондо, – произнёс Цезаре по слогам. – Украшением этого зала является роспись Симоне Мартини. Я очарованный стоял и не сводил глаз с его творений.

Цезаре задумался.

– Но и это ещё не всё.

– Батюшки, да когда ж Вы столько успели увидеть? – воскликнул Пауло, подскочив на сидении.

– Пока ты спал, – спокойно ответил ему Цезаре. – Слушай дальше. Так вот. Был ещё один эпизод, который вверг меня в ужас. Даже и не знаю, стоит ли рассказывать? Боюсь испугать тебя.

– Чего уж там? Я готов слушать, – предупредил Пауло.

– Итак. Следующая картина, которая предстала моему взору, что-то дикое, уродливое, бесчеловечное, ужасающее, не поддающееся описанию. Сцена казни. Это зрелище, скажу я тебе прямо со всей ответственностью, не для утончённых натур. Народ пытали: вгоняли иголки и раскалённое железо под ногти, выжигали глаза. Я кричал из последних сил, вопил и плакал вместе с ними, несчастными. Я такое пережил во сне, – он умолк, – нет, нет, это не поддаётся описанию, – повторил Цезаре с надрывом и одновременно с укоризной.

– Вы хоть знаете, где этот кошмар происходил? – спросил растревоженный Пауло.

– Знаю. Сознание подсказало, – ответил Цезаре.

– И где же? – любопытство распирало Пауло.

– Не догадываешься? – спросил Цезаре.

– Теряюсь в догадках, синьор, – ответил Пауло, мысленно перебирая фрагменты истории.

– В Иерусалиме, мой друг, – раскрыл «карты», Цезаре.

– Где?! – поразился Пауло.

– Да, да. Во время правления Вавилонского царя – Навуходоносора, – пояснил Цезаре. – А говорил, что любишь историю. Такое надо знать, мой милый. Я об этом читал ещё в гимназии. Отец много мне из истории рассказывал. Потом кое-что изучал в университете.

К сведению, наш великий маэстро – Джузеппе Верди увековечил этот сюжет в своём бессмертном творении. Забыл, что ли?

Пауло сидел молча, пропуская через душу рассказ Цезаре.

– Вот поэтому мне несложно было догадаться. Я, как увидел, сразу понял, куда попал.

– Да, да, – промычал Пауло понимающе. – Батюшки, куда Вас занесло! – произнёс Пауло, держась за сердце. – Это ж когда было!

– Одно могу сказать…какое счастье, что я видел всё это во сне. Наяву…не приведи Господь такое увидеть, – сказал Цезаре, находясь в глубоком раздумье и в шоковом состоянии. Пережитое во сне кольцом сдавило его сердце. Он тяжело дышал, поминутно вздрагивал, вбирая в себя воздух.

– Цезаре, дорогой. Успокойтесь, пожалуйста. Не предавайте этому значение. Вы переутомились в последнее время, работали, не покладая головы и рук, без отдыха. Ваш мозг устал. Вот Вам и результат воспалённого рассудка, как говорится, на лицо. Какие дикие, страшные истории Вас посетили во сне. Выбросите всё из головы, подумайте, о чём–нибудь приятном, – растянул он последнее слово, смакуя. – А это забудется, – уговаривал Пауло. -

Я же не зря говорю, пора нам домой, на покой. Дома с Вами такого не случается и работается легче, – настаивал Пауло на своём.

– Да, ты прав. Пора нам на покой, – соглашался расстроенный Цезаре. – Я как не в своей «тарелке», весь разбитый, помятый, места себе не нахожу, – жаловался он. – Ты представь, каково было великому маэстро Верди писать музыку на этот сюжет? – всё не унимался Цезаре.

– Не представляю, знаю одно – он гениальный трагик! – уверенно ответил Пауло.

– Да, таких, как он, нет, – подвёл итог Цезаре.

Прошли годы…

– Шурочка, ты ещё не собралась? – спросила княгиня дочь.

Посмотри, дружочек, на себя. Пора, поторопись, пожалуйста. Сейчас горничная принесёт твоё платье.

Боже, а что у тебя на голове? Немедленно снимай папильотки и расчешись.

Ну, что это такое? – возмущалась княгиня, взглянув на дочь.

– Маман, голубушка. Не беспокойтесь, я успею. Мне Мари поможет.

Шурочка подбежала к матери, обвила своими изящными ручками её массивную шею, поцеловала и прошептала:

– Я так волнуюсь, матушка.

Мать засмеялась и ответила:

– И я волновалась, мой друг, когда впервые выезжала на бал. Не стоит, мон шер, это скоро пройдёт. Не сомневайся. Тебе понравится на балу. Ты так любишь музыку, петь, танцевать. Давай, поторопись, пожалуйста, – попросила княгиня дочь. -

Я буду у себя, – предупредила Софья Алексеевна и ушла.

Впервые в жизни

В преддверии Нового года князь и княгиня Осиповы давали большой бал. Для общественности и самих князей, это событие считалось грандиозным. Они разослали приглашения всем, кого хотели принять у себя в этот вечер. Гости к событиям такого ранга, готовились заблаговременно, в том числе и сама княжеская семья подготовилась основательно к предстоящему мероприятию. Как говорится, не роняя честь мундира.

Шестнадцатилетняя Шурочка, Александра Сергеевна Осипова, младшая дочь в семье князя. Кроме неё у Осиповых три сына: Кирилл и Пётр, они постарше Шурочки. И младшенький – Михаил. Он родился через пять лет после появления на свет сестрицы. Детей воспитывали, как было принято по негласным законам в уважении, почитании старшего поколения и в духе любви к Отечеству. Именно эти правила передавались из поколения в поколение.

Князь – Сергей Константинович Осипов по складу характера был очень общительным человеком. Он любил принимать у себя гостей. Всегда дружелюбный и гостеприимный хозяин, успевал уделить гостью максимум внимания, демонстрируя своё уважение и полное

доверие. И его уважали. За честь почитали состоять с ним в дружеских отношениях.

Бал

Вечером к парадному подъезду съезжались нарядные гости.

В предвкушении торжества, они пребывали в приподнятом настроении. Выходя из карет, они громко приветствовали друг друга. Среди штатских гостей выделялись представители дипломатического корпуса.

Погода в этот вечер благоприятствовала. Шёл лёгкий снежок, он устилал землю ровным пушистым ковром и ненавязчиво хрустел под ногами. Эта музыка мило аккомпанировала внутреннему настрою, создавая атмосферу праздника и вызывая повышенный интерес к приближающемуся событию.

Всё, что связано с приходом Нового года, несёт в себе отголосок сказки, романтическое восприятие действительности. А все праздничные мероприятия, проводимые в преддверье Нового года, возбуждают интерес, остроту восприятия оного события, создавая предпраздничное настроение.

Однако мороза не было. Зима мягко незаметно подкрадывалась, боясь надоесть, ещё не заявляла о себе в полный голос и в полную силу. А до крещенских морозов было «рукой подать».

– Как славно, Мари, что сегодня не морозно и не ветрено. У меня в такие дни текут слёзы из глаз. Представляешь, как маленькие хрусталики повисают на щеках, подмерзая. Потом всё лицо щиплет, – делилась Шурочка с кузиной, встречая гостей.