Метаморфы

– Нравлюсь? – Поймал мой взгляд Саймон, смутив меня, и я отвернулась к печке.

– Голоден?

– С удовольствием съем все, ты же готовила. – Он прошёл и сел за стол, наблюдая за мной с какой-то странной улыбкой, от которой у меня дрожали руки, и я едва не уронила горшок с щами.

– Помочь? – Я вздрогнула от испуга, и помощь мне всё-таки понадобилась, я почти все уронила. Как он так бесшумно передвигается? – Прости, я не хотел тебя напугать.

– Но напугал… – Сердце билось как сумасшедшее, я прижала к груди руку, слушая, как оно трепещет внутри.

– Прости, – его рука задержалась на моем плече, пожалуй, дольше, чем стоило, прежде, чем он убрал её, помогая мне накрыть на стол.

Ели в тишине. Мне периодами и правда казалось, что сквозь него просвечивает его вторая натура, столько грации было в его движениях, столько игривости во взгляде. Ни дать, ни взять большой кот.

– Я тебя совсем по-другому представляла, – наконец, закончив нагло разглядывать его, сообщила ему я.

– Правда? – Не поднимая глаз, осведомился пожиратель третьей тарелки щей.

– Да… просто ты же белый в другой ипостаси… – я смутилась от чего-то, – да и в письмах ты мне тоже по-другому представлялся.

Его хитроватые глаза все же оторвались от тарелки.

– Оригинал лучше преставлений или хуже?.. – Он едва сдерживал улыбку, я тоже улыбнулась ему в ответ.

– Лучше.

– Я рад. Как я уже говорил, мне тебя примерно так и описывали, но забыли добавить, что ты так красива…

Саймон так говорил это, словно это было так обыденно. Даже Рэйн и тот говорил мне это всего пару раз за все время нашего знакомства, а тут… видимо, он и правда так считал. Как приятно…

– Ты правда считаешь меня красивой? – Мне не терпелось узнать ответ. Он помолчал, вытер губы и задумчиво наклонил голову, словно осматривая меня. Я напрашивалась на комплимент. Это было нечестно, и он это знал и, эта игра сводила меня с ума.

– Да. Длинные волосы, очень приятные наощупь, вкусно пахнешь, вкусно готовишь, добрая, улыбчивая и тёплые золотые глаза. Ну сокровище же.

Я поняла, что краснею, и явно сильнее, чем в прошлые разы. Я попыталась встать и уйти из-за стола под предлогом уборки посуды. Но мне не дали, Саймон успел поймать меня за руку, наклоняя ближе к себе.

– Ты просто очаровательна… – прошептал он, потом его рука осторожно коснулась моей щеки. – Если бы не твои письма, я бы сошёл с ума в этом лазарете, там кромешная скука была. Признаюсь, ты скрасила многие деньки мне… – Его ладонь была горячей, а глаза словно гипнотизировали меня. – И я все ещё не поблагодарил тебя за спасение моей жизни…

Сердце пропустило удар, ещё один… он поцеловал меня. Не в губы, а куда-то в уголок губ, чем вызвал оторопь во всем моем теле. Это было неправильно и правильно одновременно. Рэйну понадобились недели, чтобы я поняла, что немного симпатизирую ему и недели же, чтобы он решился на что-то серьёзнее взгляда, и то только с моего разрешения и стеснения с обеих сторон. А тут… никогда не думала, что меня будет тянуть к кому-то с такой силой, и этот почти украденный поцелуй, сказал мне больше, чем Рэйн за все эти недели.

Я отодвинулась, разрывая контакт с Саймоном. Он смотрел на меня и улыбался, он не смутился и даже не чувствовал себя виноватым, просто он сделал, что хотел, и ему нравилось, а теперь он наслаждался результатом: смущённой и растерянной мной. Но он не настаивал, будто бы поняв что-то, и дальше держался на расстоянии со мной. Оставшийся вечер прошёл без инцидентов, он не касался меня, хоть порой и поглядывал так с интересом, и признаюсь, мне хотелось от него больше настойчивости, но я даже не подавала виду. К ночи он ушёл, напоследок сжав мою руку сильнее, и я успела ответить ему тем же, на что он замер, и как-то очень внимательно оглядел меня. Мне показалось это очень важным моментом, поэтому в тишине ночной я подошла к нему и обняла напоследок.

– Удачи.

Мне казалось, что этим я словно даю ему разрешение на что-то, что не должна… но мне этого так хотелось, в голову лезли умные мысли, но я отгоняла их, глупо и счастливо улыбаясь вслед уходящему Саймону. Видеться с Рэйном не хотелось, я чувствовала лёгкую вину по отношению к нему, с остальными – тоже, поэтому я не пошла к ним, весь день просидев дома и втайне надеясь, что он вернётся.

И он вернулся.

На следующий вечер Саймон пришёл снова, разговор был ни о чём, хотя иногда он поглаживал мою руку так осторожно кончиками пальцев. Но я не забирала её, хотя, как гласила моя совесть – должна была. Я не заметила, как разговор зашёл о его спасении.

– Расскажи, как у тебя это получилось, раз уж даже Генри, наш верный спаситель побитых молью шкурок, не справился, – я расхохоталась от такого описания Генри и отпила глоток тёплого травяного чая.

– Даже не знаю… вот, когда я тебя в первый раз увидела, – я бросила на него взгляд, – я… увидела над тобой словно пятно тёмное… я думала, мне показалось. А потом, когда Лойель перетащил тебя к Генри, он был похож на тёмный ураган, а из него бил луч света…

Я затихла, вдруг вспомнив тот день, у меня могло не получиться, и тогда бы он не сидел тут.

– Ты его видела?

– Да, как тебя сейчас. – Я отогнала плохие мысли в сторону и снова выпила чаю. – Я отрезала луч света и все. Ты пришёл в себя…

Мне стало грустно от этого рассказа, всё же мысли не оставляли меня в покое, я повыше натянула плед на себя. Саймон сидел рядом, смотря в бревенчатое окно, и увидев, что я кутаюсь все больше, он придвинулся на кровати, где мы сидели, попивая чай, приобнял меня и подбадривающе сообщил:

– Никто так не может, ты знаешь? Даже Генри и то не видит так хорошо их… эту тьму… никто, кроме тебя.

– Это плохо? – Я повернулась и заглянула ему в глаза, мне вдруг стало страшно.

– Не думаю.

Мы помолчали, потом разговор снова вернулся к этой теме, но Саймона интересовали детали, наверное, в душе он был исследователем, потому ему это было так интересно и, хотя половину деталей я не могла вспомнить, ему все равно это нравилось, и он слушал это почти с восторгом. Уходя, он долго стоял на пороге и держал мои руки в своих, чем смущал меня неимоверно, но рук я не забирала.

– Ты настоящее сокровище, так и знай. И никогда не сомневайся в этом.

Он чмокнул меня в макушку. Пару раз он уже проделывал это, и это было куда проще воспринимать, чем поцелуй в щеку или что-то ещё. Он уходил, а я все стояла и думала о том, что я ему нравлюсь. Мысленно я испытывала стыд от того, что я ничего до сих пор не сказала Рэйну, и даже радовалась, что так и не сказала ему о своей симпатии. Потому что после этих двух вечеров я всё равно забрала бы свои слова обратно… Саймон покорил мое сердце. Впрочем, возможно я была не права. Я ждала завтрашнего вечера.

Но он не пришёл. И на следующий день тоже. И на следующий.

Прошла седмица, но ко мне не приходил никто: ни Рэйн, который часто это делал без повода, ни Лейла, ни Саймон – никто. Меня это не на шутку встревожило, но связаться с ними сама я не могла. Тот шар, что позволял мне отсылать письмо Саймону в лазарет, я отдала уже, а больше никакого средства связи у меня не было. В голове я перебрала кучу вариантов событий, и самая страшная из них была, что их все же поймали… если они уж напали на Саймона тогда, то могли напасть и ещё раз… было жутко. От всех этих мыслей мне стало так страшно, я тихонько оплакивала уже умерших в моих мыслях друзей. В темноте ночи, в холоде я зябко куталась в три одеяла и роняла горькие слёзы. Мне было так одиноко, что не передать словами, и очень страшно, а потому стук в дверь вызвал у меня дикую панику и желание поглубже закопаться в одеяла. Но стук повторился снова и снова, и я все же вылезла из-под тёплых одеял в холод дома. Мурашки захватили моё тело, когда я осторожно подошла к двери и открыла её, оттуда в дом ворвался холодный воздух и лунный свет. Стало холодно так, что застучали зубы.

На пороге стояла высокая фигура, она обернулась ко мне – Саймон… луна ярко освещала меня, но его лицо оказалось скрыто от меня.

– Аселия?.. ты чего? – Он подхватил меня на руки, когда я кинулась к нему несмотря на холод и расплакалась, обнимая так, словно он и правда вернулся с того света. Саймон ловко зашёл внутрь и как-то в темноте закрыл дверь. – Ну чего же ты, сокровище моё…

– Я думала, вы все погибли… – сквозь всхлипы удалось все ж мне сообщить ему. Я не отпускала его ни на секунду, искренне радуясь тому, что, прикрывшись слезами, могу беззастенчиво обнимать его и наслаждаться его объятиями и поглаживаниями.

– Ты вся дрожишь…

– Просто никто не приходил ко мне, и я испугалась, что вас поймали тёмные…

– Да?… подожди, я сниму одежду.

Я отстранилась, подождав, пока он снимал шарф и плащ, размазывала слезы по щекам. Потом он в полумраке нашёл меня и крепко прижал к себе. Его лицо было не слишком видно, но мне это и не надо было, мы сидели вместе, обнимаясь, и я была так рада, что он жив, и он со мной.

– Прости… прости, что не пришёл раньше. Переживала, да?

Я кинула.

– Я не мог раньше…

– Почему?

Я обняла его за шею, приникая ближе, мне хотелось быть с ним, быть частью него… Мысленно я сделала уже свой выбор.

Саймон затих, его руки нежно и ласково обнимавшие меня ещё секунду назад, замерли, и мне захотелось зажечь свет и посмотреть на его лицо.

– Потому что меня не пускали.

Другая? Я хотела оттолкнуть его, отступить, но он не дал, все также прижимая меня к себе, я отклонилась немного, все же пытаясь разглядеть хоть чёрточку в промозглой тьме.

– Кто?

– Все… поэтому я тут… – его голос был обречённым и печальным. Что-то было не так, а его объяснения так и не сделали ситуацию понятнее, хотя мне было легче, что это не женщина.

– Что-то случилось?..

– Да.

Я вздрогнула. Мне не хотелось знать ответ, он был печальным, но все же, наверное, стоило.

– Скажи мне. – Мой голос был тих, а повышать его не хотелось.

– Я.. я не хочу… это я виноват в этом. Во всем этом. Если я не стал…

Саймон снял меня с колен, встал, сделал несколько нервных шагов и, наконец, в бессилии опустился на скамью, его голова была опущена в ладони, а спина сгорблена, словно он был стариком. Что же случилось? Я ведь думала, что он несгибаем, что он бесстрашен, но видно и у таких, как Саймон, есть слабые места. Интересно, какое его слабое место?

– Скажи. – Я старалась, чтобы мой голос звучал ласково, и в нем не так чувствовалась тоска, гложущая меня изнутри.

– То, что ты видела тьму во мне, которая меня поглощала, это признак того, что… – Голос Саймона был гулким, тихим и безжизненным, он судорожно вздохнул. – Что ты тёмная. Не целиком, а где-то возможно кто-то из твоих родственников был таким, вот и все… я подумал, что это так здорово, это может спасти столько жизней и так помочь нам, метаморфам. Глупец! – Он встал, его глаза сверкали, – но когда я рассказал об этом нашим с тобой друзьям, они… они запретили мне с тобой общаться, сказали, что раз в тебе есть тьма, то… то ты тёмная, и ты тоже опасна…

Сердце бухнуло, стало дурно, голова вдруг стала такой чугунной, я схватилась за неё, Саймон пересадил меня к себе на колени и сжал в объятиях.

– Прости… прости, что я такой дурак. Прости, что говорю тебе это. Прости, что твои друзья отреклись от тебя и послали меня сообщить, что они больше не хотят тебя видеть… прости, что я им сказал…

Сердце ухало в груди. Голова гудела, но страх пропал. Страх был перед неизведанным. А тут… а тут все было очень даже понятно.

– Ты тоже так считаешь..?

– Нет. Что ты, – его ладони коснулись моей щеки. – То, что в твоей крови есть тьма, не делает тебя темной.

– Я хочу услышать это от них.

– Что?

– Пусть они мне сами это скажут… в лицо.

– Ты уверена? – Саймон повернул мою голову к себе. Я кивнула и прижалась к нему губами. Наш первый серьёзный поцелуй был солёным от моих слёз, с привкусом внутренней боли и отчаянья. Мы словно утопающие хватались друг за друга в этом запойном поцелуе. Мне было страшно.

Я одевалась на автомате и в темноте, в темноте же мы покинули мой домик, и он перенёс меня к дому Рэйна и Лейлы, и когда мы зашли внутрь, к нам навстречу с улыбкой вышла сама Лейла, а потом и ее брат. Только их улыбки погасли. На тишину повёлся и Лойель, случайно затесавшийся у них, и Генри. Как мне повезло. Я сложила руки на груди, обвела их взглядом, особенно остановившись на Рэйне, но он отвёл глаза.

– Слушаю.

– Слушаешь что? – Делегатом выступила Лейла.

– Вы послали Саймона мне кое-что сообщить, так вот я хочу, чтобы вы это сказали лично.

Лейла бросила взгляд на Саймона, что я стоял рядом со мной, потом вернулась ко мне и произнесла.

– Как скажешь. Прости, но тебе больше тут не рады. Ты тёмная и скрывала от нас это.

– Я даже не знала об этом! – Всплеснула руками я в ответ.

– Как об этом можно не знать? – Вступил Лойель, – тьма пришла бы за тобой ещё раньше, а может ты шпион тьмы?

– Что?.. – Какая нелепость… – Зачем мне тогда помогать Вам?

– А что? Это очень логично, – теперь уже Рэйн смотрел на меня не симпатизирующим взглядом, а осуждающим и очень печальным. – Прости, но это правда. Тебе здесь не рады.

Это было больно. Ладно, Лейла, мы общались, но у нас никогда не было действительно тёплых с ней отношений, хотя она мне и нравилось, а вот Рэйн… больно. Мне стало тяжело дышать, грудь сдавило.

– Просто уходи и все.

Я бросила беспомощный взгляд на Саймона. И вдруг поняла, что он разрывается между мной и друзьями, с которыми уже целую вечность. Мне хотелось, чтобы он выбрал меня… Как же мне этого хотелось.

– Саймон, ты с нами или как? – Припечатала Лейла, и в её голосе был яд. Я знала, что ей нравится Саймон, очень нравится, но то, что Лойель тогда в первый день нашего знакомства назвал «шашнями» не было тем, о чём я подумала. Лейла предпочитала молча восхищаться Саймоном издалека, даже не намекая ему о своих чувствах. И сейчас, похоже это была ревность… дикая ревность… – Саймон?

Я видела в его глазах боль и то решение, которое он бы все равно принял. Сердце резануло болью. Я выбежала в холодную ночь.

– Аселия! Прости… я…

– Хватит!

Обернувшись, я взмахнула рукой, на снегу перед его ногами образовалась шипящая прогалина.

– Хватит. Ты сделал свой выбор. – Слёзы застилали мне глаза, в теле чувствовалась слабость. – Отправь меня домой.

Молча я перенеслась к своему домику и проследовала к кровати, где и закончила свою ночь также, как и начала – слезами по утраченным друзьям и отчаянием.

Глава 3. Разрыв

Мои дни снова вернулись к жалкому подобию существования. Я сидела в домике, собирала травы и помогала людям с хворями. Ни Саймон, ни Рэйн, ни кто-либо ещё не являлся ко мне. Первые дни мне было больно, странно и одиноко. Но я смогла пережить это, переступить практически, просто не думать так часто и много об этом и жить дальше. Да и работа с деревенскими помогала отвлечься. А её вдруг стало многовато…

Марлина пришла ко мне уже второй раз за неделю, с её сыном творилось неладное, и она не знала, что… мальчишка чувствовал себя плохо и симптомы были, как у отравления, если бы не тот факт, что он раньше практически не болел и вообще был очень здоровым по жизни. В первый раз я долго ломала голову, так и не зная, что с ним, я не сталкивалась с таким, но потом мне вспомнился один случай. Когда Саймон лежал в лазарете, ему запретили обращаться в свою вторую ипостась, и кто-то из них тогда сказал, что это добавит новых симптомов лишь ему, потому что в звериной шкуре он поправиться ещё быстрее. А если ему запрещать организм начнёт бунтовать. Так что может быть?..

– Метаморф? – Устало уточнила я, ночью поспать не удалось, опять снилось что-то жуткое. Так что к лирике и тонкостям я сегодня не была предрасположена. Марлина испуганно глянула на меня, потом как-то обречённо кивнула. Много их, и что-то часто они стали мне встречаться. Наугад уточнила. – Волк?

Опять кивок. Так вот кого видят все же соседи по лесам. Волчицу и волчат.

– Нормально обращается? Проблемы есть?

Марлина кивнула, опуская глаза.

– Он не может обратиться… у него не получается…

В голове снова пролетели разные обрывки знаний о метаморфах, об их строении, все, что я могла услышать.

– Догадки есть?

– Наверное, из-за споров с братом… они часто соревнуются, и у старшего выходит лучше.

Она озабочено выглянула в окно, и я посмотрела вслед за ней, Алек бегал по снегу со своим братом, медленно с отдышкой, но бегал. Я пыталась вспомнить, кто мне говорил об этом: Саймон или Рэйн.

– Ладно, Марлин, давайте сделаем так, вот вам травы, они тонизирующие и успокаивающие, а Алеку скажите, что она поможет ему перевоплотиться. Ему это необходимо, его организм бунтует.

– Похоже… я не сталкивалась с таким ещё. А вы неплохо разбираетесь даже в этом.

– Просто удалось познакомиться поближе с несколькими метаморфами, – я выдавила из себя улыбку.

Пока она одевалась, я провожала её взглядом, мальчишки были все в снегу, румяные с мороза, я улыбнулась им. Хорошенькие такие. Когда они уже почти ушли, я сказала им вслед:

– Не выходите за деревню, я слышала там были тёмные, – мальчишки испуганно переглянулись, теснее прижимаясь к матери, Марлин побледнела, но все же кивнула. – Я поставлю барьеры вокруг деревни так, что все будет нормально…

– Спасибо тебе…

Они ушли, я, зевая, отправилась спать. Спала я долго и, слава богам, без снов, затем меня затянули домашние хлопоты, и лишь после обеда я вспомнила про своё обещание. Я оделась и вышла из домика. Барьеры ставились долго, я до самого вечера ставила и ставила по кругу их, только и думая о том, как спасти двух волчат и их маму, которые живут в моей деревне, и за которых я теперь отвечаю. Когда барьеры были сделаны, я устало шла вдоль одного из них, чтобы проверить стык конца и начала защитного круга. Барьерам научил меня Лойель, как маг, специализирующийся на защите от темных и всем, что с этим связано. Мысль о друзьях заставила меня поморщиться и ускорить шаг, но ноги заплетались, и я, спотыкнувшись о корягу, полетела вперёд, не удержав равновесие. Мою левую руку обожгло болью, я коснулась в полете барьера, да не просто так, а всей поверхностью ладони. Я встала с земли, шипя от боли и тряся рукой, на ней начали проступать волдыри. А кулон, к которому была привязана барьерная есть, неистово сокращался. Я снова зашипела, но уже от другого чувства и снова шарахнула по барьеру рукой. Боль ударила с новой силой, почти роняя меня на колени, я держала руку словно горящую огнем… барьер от темных же… Неужели всё таки?..

Сзади раздался тихий скулёж, сквозь слезы я обернулась и увидела улепётывающих волчат. Вот черт… до дома я добралась быстро, потому что почти летела в избушку, да и заговор от боли на руке постоянно нужно было поддерживать, а иначе руку жгло. Но едва я зашла внутрь, на пороге распахнутой избушки появилась Марлина, её лицо было перекошено от боли и страха, и увидев меня, она некоторое время просто стояла и сверлила меня взглядом.

– Ты тёмная. – Наконец выдавила она из себя сквозь зубы.

– Лишь капля, – раздражённо бросила я.

– Это не так уж важно.

– Разве? – Сейчас я была зла, а она злила меня ещё больше, руку дёргало, а отвар и мазь мало помогали, так как вся ладонь была покрыта волдырями. Ух угораздило же меня… чёртовы метаморфы, что б вам…

– Твоя мама всегда была странной, очень странной. Якшалась с темными, точнее с одним… Да, ты очень на него похожа, – я прервалась и обратила на неё внимание. – А твоя бабка её покрывала. – Горечь и яд, сочившиеся из уст женщины благодарно обнимавшей меня совсем недавно, дававшей лечить её детей, сжали моё сердце ещё большей болью, словно заново я переживала предательство, но теперь и уже не друзьями…

– Она не якшалась…

– Тогда твоя бабка!

– Я помогала тебе.

Марлин отвернулась на секунду, но снова вперила в меня яростный взгляд, она была на грани перевоплощения:

– Ты обманула нас. Теперь уходи. Уходи и никогда больше не возвращайся сюда. Ты… иначе, – волчица развернулась, собираясь покинуть мой дом, и напоследок добавила, из её рта вырвалось почти рычание, – иначе ты здесь не выживешь, и все узнают о том, что в тебе тьма.

Она ушла. В избушку залетал холод и снежинки, и даже рука перестала болеть так сильно, но хотя возможно просто боль внутренняя, терзавшая меня, была гораздо больше и ярче, чем та, что охватила мою руку. На то, чтобы собрать вещи у меня ушло не так уж много времени, после этого я легла спать. Снов не было, я словно плавала во тьме и пустоте, поэтому утром я не чувствовала себя выспавшейся, наоборот ещё более уставшей. Вещи были собраны, и я вышла с котомкой из домика, в моих руках пылала свеча. Я забросила её в домик, огонь сначала не поверил своему счастью, а потом занялся ковриком у входа, полом, перекинулся на шторки и скатерть. Я не знала, как смогла решиться на это… как я могла уничтожить то, что связывало меня с этим миром. Дом, что стал приютом для меня моей мамы и моей бабушки и возможно даже и прапрабабушки, теперь алел гигантским огненным цветком, и мне было даже радостно, словно я мстила кому-то из своих родственников за то, что они подарили мне тьму, которая разрушила мое счастье. Дважды.

Я ушла, когда почти все догорело, я просто сидела на пенёчке и смотрела на огонь, поедавший мой дом, в полдень я ушла в ближайший к нашей деревеньке город, он был в паре часов езды от нас и звался Лисий Хуторок. Как рассказал мне владеющий местной таверной Проори то, что раньше это был скромный хуторок, где было много лисов, и сюда ездили на охоту. А позже город стал разрастаться, и лисов становилось все меньше. И сейчас их и вовсе уже нет, но город все равно так зовётся. Этот же Проори нашёл мне работку, когда я мило общалась с ним уж неделю подряд и намекала, что денежки кончаются и было неплохо где-то подзаработать. Работа оказалась неплохой, а главное прибыльной, хотя поразилась, что меня вообще взяли. Чистая случайность, что меня, деревенщину, взяли гувернанткой к барышне, впрочем, мне сказали, что гувернантки у неё не приживались, и так что возможно работа окажется не по мне. Но это было не так.

Работа мне понравилась и Оливия тоже. Она была яркой, живой и взбалмошной, она меня обучила, как делать причёски, как стирать, приводить в порядок вещи и многим ещё мелочам, необходимым в приличном обществе, а также этикету и всем тем штучкам. Полгода у неё, и я вышколенная гувернантка, сцеживающая улыбки в кулак от всех выкрутасов барской дочки. Оливия мне нравилась, и я ей тоже, и впервые за долгое время её родители могли выдохнуть, потому что теперь у неё была верная подруга и соучастница, как со вздохом сообщила мне её мать барыня Шерпская. Мне снова подарили шанс на счастье, и я снова собиралась от него взять по полной, даже если в конце меня ожидал провал.

Глава 4. Мама

Я вышла из кареты и помогла спуститься Оливии, она брезгливо переступила через лужу, ровно перед которой стоял лакей и свысока поглядывал на неё.

– Посидишь в карете, как и договаривались, я недолго, – Оливия радостно подмигнула мне и, все также брезгливо посматривая под ноги, пошла по ступеням веерх.

Я сидела в карете, как мне и было сказано, рассматривала дам и их кавалеров, отмечая красивые платья, украшения и искусные причёски. Вдруг среди гостей, поднимающихся по ступеням наверх, мелькнуло знакомое лицо. В голове пронеслось – МАМА?! Конечно же, я задней мыслью понимала, что мама никоим образом не могла здесь находиться, она погибла в тот день, когда родилась я, её могила находилась недалеко от той сгоревшей избушки, где мы жили с бабушкой. Мы часто носили туда цветы… И всё же это лицо я знала очень хорошо. На чердаке у бабули находился портрет, написанный её рукой, на нем внизу бережно было выведено «Мэриэнн» – полное имя моей мамы. Картина была хороша, на ней была изображена женщина, моя мама, смотрящаяся в зеркало, только вот в зеркале женщина смотрела в другую сторону и улыбалась даже по-другому, но бабушка говорила, что это она специально так нарисовала. Я верила ей.

Нежные тонкие черты, которые я разглядывала долгими часами, веснушки на прямом, точёном носу, лукавые карие глаза и темно-рыжие волосы, которых мне так хотелось коснуться в детстве, да и сейчас. Я заучила эти черты наизусть, запечатлела в своей памяти, и эта женщина, проскользнувшая сейчас внутрь, была точно она, я была уверена в этом также хорошо, как в самой себе. Но как? Промелькнула предательская мысль о том, что, возможно, мама жива каким-то чудом…

Я вышла из кареты, мне нужен был воздух, я смотрела туда, где в темнеющем и становившемся холоднее воздухе сиял ярким светом проход на светский раут. Неужели и правда она? Неужели я?.. А если ошиблась? Я не могла… Я так разволновалась, что мне перестало хватать дыхания. Я ухватилась за край перил лестницы и начала дышать глубокими вдохами, но все равно в глазах как-то сгустилась тьма, и в ушах зашумело.