Новогодняя коллекция детектива

– Я его очень мало знала, – печально сказала Лада и закурила тонкую пижонскую сигаретку: она всегда курила не то, что все остальные. – Только в лицо. Ну, и здоровались в коридоре. Не знаю, что тебе сказать, Саш. Васятка тоже говорит – найдется. Просто цену набивают, потому и тянут так долго…

– К Мане нужно бы съездить. – Александра встала и сунула руки в карманы джинсов. – А то я со своими проблемами совсем от нее оторвалась. А ей на самом деле еще тяжелее, чем мне.

– У нее надежда есть, – задумчиво возразила Лада. – А у тебя нет.

– У меня нет, – согласилась Александра. – Это точно.

– Как бонапартист воспринял твой выход на работу, да еще с утра до ночи? – уже обычным своим тоном спросила Лада. Она не была ни распущенной, ни циничной, но, разговаривая подобным образом, проще жить…

– Не заметил, – сообщила Александра, с наслаждением откусывая от пирога. – Про «с утра до ночи» он еще не знает, но, думаю, когда узнает, тоже не заметит. Знаешь, Лад, он тут еды привез из «Седьмого континента» почти на сто пятьдесят долларов. К чему бы это, ты не знаешь?

– На сколько? – выпучила глаза впечатлительная Ладка.

– На сколько слышала, – подтвердила Александра. – Я думаю, может, он жулик?

– Говорила я тебе – не выходи за него! – воскликнула Лада. – А может, он не жулик, а миллионер?

– Это я миллионер, а не он, – отозвалась Александра. – По крайней мере, я больше похожа на миллионершу. Если б ты только видела, во что он одет…

– Я не видела! – отрезала Лада. – Ты же его в секрете держишь, как будто он принц Чарлз, а мы с Маней две герцогини и мечтаем его у тебя отбить.

– Да не в этом дело!.. – с досадой возразила Александра. И они замолчали.

– Поедем, что ли? – предложила Лада. – Девятый час. Я уже все материалы на эфир сдала, мне больше делать нечего.

– Поедем, – согласилась Александра.

– Тогда я за вещами схожу, а ты спускайся. Моя машина на той стороне стоит, почти у входа. Я сегодня рано приехала, мне хорошее место досталось…

Это была вечная проблема – в «Останкине» всегда негде было оставить машину.

– Странно, – внезапно решившись, сказала Александра, когда Лада была у самой двери. – Почему именно меня попросили смонтировать этот фильм? Что-то тут не так.

Лада обернулась, вопросительно посмотрела на подругу:

– Что «не так»? Что ты все время выдумываешь?

– Не могу понять, в чем дело, – призналась Александра. – То ли кажется мне, то ли правда я что-то упустила…

Почему-то интуиция на этот раз подвела Ладу Ильину.

– Когда кажется, креститься надо, – сказала она сердито. – У тебя просто нервное расстройство.

И ушла.

В холле у Александры развязался ботинок. Она нагнулась, чтобы зашнуровать его, а когда выпрямилась, прямо на нее шла Вика Терехина в голубой норковой шубе и высоких, до безупречных бедер, сапогах.

– Я что тебе сказала, дрянь паршивая? – подойдя вплотную, ласково спросила Вика. Александра даже попятилась от нее: не хватало только публичного скандала в переполненном вечернем останкинском холле. – Ты что, не поняла? – наступала на нее Вика. – Мне повторить? Я по два раза не повторяю! Что тебе тут надо? Что ты здесь делаешь? Тебя однажды выставили отсюда, еще хочется? Так я мигом организую!

Александра молчала. У нее пересохло во рту и сдавило горло.

– Здесь тебе не место! – Вика говорила спокойно, даже весело. – Здесь не место шлюхам, не умеющим держать себя в руках. Забудь про телевидение, дура, иди где-нибудь полы помой, в каком-нибудь вокзальном сортире! Там твое настоящее место. Поняла? Еще раз увижу – вышвырну из здания к черту!

Она обошла Александру, как неодушевленный предмет, и, обернувшись, добавила, как будто забила последний гвоздь в гроб Александры Потаповой:

– Сучка!

Александра выскочила на улицу, перебежала дорогу, добралась до Ладиной машины и только тут позволила себе заплакать.

Филипп разговаривал по телефону, а Александра без звука смотрела кассету с одной из программ Вешнепольского. В архиве ей дали десятка два обычных, непрофессиональных кассет, которые можно было смотреть на домашнем видеомагнитофоне. Это ее очень обрадовало, потому что какое-то время не нужно было ездить в «Останкино», а следовательно, отпадала опасность встретиться с Викой.

Конечно, она придумала тридцать три достойных ответа, которыми при случае могла бы сразить Вику наповал, но отлично знала, что никогда ими не воспользуется. Слаба и труслива была Александра Потапова. Однажды, на экзамене по химии, она упала в обморок, и бабушка потом сказала, что она ведет себя «недостойно».

Филипп разговаривал по-французски. Александра не понимала ни слова и не понимала даже, о чем можно разговаривать так подолгу. В последнее время у него появилась такая манера: приезжая домой, он ужинал, садился на диван со своей щегольской мобильной трубкой и говорил, говорил… Александре страшно было представить, сколько денег у него уходит на эти разговоры.

Может, у него во Франции любимая, которая ждет не дождется его приезда? Спросить бы, но как-то неловко…

Он уезжал из дома довольно рано, около девяти, и приезжал в десять вечера. Чем он занимается целый день, Александра не представляла.

Ну какие особые занятия могут быть у иностранного журналиста в чужой столице?

Присутствовать на каких-нибудь встречах, брать интервью, скучать на популярных театральных постановках и толкаться в толпе возле Царь-пушки. Что еще?

Но этой программы явно маловато на двенадцать часов, да еще каждый день. Он не писал заметок, его лэп-топ большую часть времени простаивал закрытый. Что-то он на нем, конечно, делал, но к скорбному писательскому труду это, совершенно очевидно, отношения не имело.

Раз в неделю он привозил продукты, и все время на баснословные, по меркам Александры, суммы. По субботам уезжал на полдня, а вечером писал на компьютере какие-то факсы. По воскресеньям опять уезжал, только это называлось «в тренажерный зал», потом смотрел телевизор или приглашал Александру в театр. Когда она отказывалась, а она всегда отказывалась, не смея согласиться, хотя иногда ей очень хотелось бы куда-нибудь пойти, он уходил один и на своем не настаивал.

Это была очень странная, но очень спокойная жизнь. Как раз то, что Александру полностью устраивало.

С ее французским мужем было уютно и… предсказуемо. Она всегда знала, во сколько он приедет и что будет делать. Он по-прежнему горячо благодарил ее за ужин, и никакого подвоха в этих благодарностях она не могла выискать. Занимаясь своими делами, он почти не обращал на нее внимания, но однажды починил древний утюг, который Александра умудрилась уронить с гладильной доски, налетев на нее по дороге в ванную.

Она боялась нарушить хлипкое равновесие, гарантировавшее ей в данный момент относительную безопасность. И еда, которую он привозил, тоже была очень кстати: в последнее время у Александры совсем не стало денег. Статьи она забросила, занявшись фильмом, а деньги за него обещали выплатить только к Новому году. Не на что было даже починить ботинки. Ноги в них сразу же противно сырели, а о том, чтобы попросить у Филиппа денег на новые или хотя бы на починку, не могло быть и речи.

Филипп попрощался традиционным «о'ревуар», которое Александра уже научилась различать, швырнул телефон в угол дивана, потянулся и потер красное уставшее ухо.

– Врубай звук, – велел он Александре. – Так же неудобно.

Изумленная, она повернулась к нему и спросила:

– Где ты взял это слово?

– Какое? – не понял он.

– Ну… «врубай»…

Он хмыкнул:

– Когда-то на одной вечеринке московская журналистка что-то говорила мне про мой слишком правильный русский язык и неформальную лексику. Не помнишь?

– Нет, – соврала Александра.

– Я услышал это слово за бизнес-ленчем. Рядом кто-то сказал: «Врубай телефон, позвонить надо».

Почему-то Александра развеселилась.

– За бизнес-ленчем еще не такое услышишь, – заметила она. – Но всеми этими словами и выражениями нужно уметь пользоваться.

– Еще я выучил слово «братва», «сто пудов» и… как его… А, вот еще: «мимо рыла» и «это совсем не канает», – похвастался Филипп.

Александра захохотала – он так старательно произнес всю эту чушь и был так откровенно горд собой, что она не выдержала.

– Я никогда не слышал, как ты смеешься, – сказал Филипп и посмотрел на нее как-то странно. – Тебе идет…

Она моментально закрыла рот, удивляясь, что так расслабилась и позабыла об осторожности, которой требовало его присутствие.

Он ничего больше не сказал, тем более что в этот момент громко затрезвонил телефон.

– Алло! – проговорил Филипп в трубку, и Александре показалось, что у него недовольный голос. – Это тебя. – Он протянул ей трубку и зачем-то ушел на кухню.

Проводив его взглядом, Александра сказала:

– Да!

– Саша, – просипел в трубке дрожащий голос, совсем незнакомый, – Саш, ты можешь прямо сейчас ко мне приехать?

– Кто это? – перепугалась Александра. – Кто это говорит?

– Саш, это я, Маша, – ответил голос. – Не пугайся. Но я тебя умоляю, если можешь, приезжай скорее…

– Мань, это ты? – переспросила Александра, не зная, что и думать. – Что случилось?

– Приезжай, – сказала Маша и повесила трубку.

Нажав знакомую с детства облезлую кнопку звонка, Александра прислушалась к тишине за дерматиновой дверью. Внутри у нее все мелко тряслось.

– Ну что? – негромко спросил Филипп.

Александра покачала головой. В подъезде старого дома было холодно и сыро, как в погребе. И пахло так же – плесенью, мышами и почему-то картошкой. В соседней квартире неожиданно залаяла собака, Филипп звякнул ключами от машины, которые держал в руках, и все опять стихло.

Александра позвонила еще раз.

Оглушительно бабахнула подъездная дверь, кто-то торопливо бежал вверх, перескакивая через ступеньки. Филипп посторонился, освобождая дорогу.

– Сань, это ты? – закричала Лада, не добежав до них одного пролета.

– Я, – отозвалась Александра. – Маня не открывает.

– Нужно еще раз позвонить, – спокойно сказал Филипп.

– Ну не открывает же! – в приступе какого-то необъяснимого ужаса выкрикнула Александра. Филипп подошел и сам нажал звонок. И долго не отпускал.

– Здрасте, – негромко проговорила Лада, когда он отпустил звонок. – Это вы Филипп?

– Я, – согласился он. – Филипп Бовэ. А вы Лада?

Она коротко кивнула, и все насторожились, потому что за дверью послышалось какое-то шебуршанье – будто пробежала мышь.

– Мань! – позвала Александра, почему-то уверенная, что подруга стоит с той стороны двери, прижавшись ухом к замочной скважине. – Это мы с Ладкой. И Филипп.

Загремел замок, звякнула цепочка, и дверь открылась.

– Быстрее! – прошипела Маша. – Быстрее заходите!

Все втроем они вломились в крохотную прихожую, и Маша моментально закрыла дверь. Снова прогремел замок и звякнула цепочка. Зажегся свет.

Маша стояла в дверях, прижав к груди желтые старушечьи кулачки. Глаза у нее были дикие.

– Что стряслось? – хрипло спросила Лада. – Что такое, Мань?

– Как хорошо, что вы приехали, – сказала Маша, и неожиданно ее затрясло. – Господи, какое счастье, что вы приехали…

– Да что случилось-то, дура? – заорала Ладка могучим прокуренным басом. – Я чуть инфаркт не схватила, когда ты позвонила, а Васятка, наверное, до сих пор меня в кровати ищет, не понимает, куда я делась!..

– Выпейте, – сказал Филипп, сунув Маше под нос невесть откуда взявшийся у него в руках стакан воды. – У вас есть какое-нибудь успокоительное?

Маша взглянула на него с печальным изумлением, а Лада пробормотала сердито:

– Успокоительное нужно мне. Мань, дай я пройду. И не трясись ты, как припадочная, умоляю тебя.

Расплескивая воду, Маша взяла стакан. Лада с грохотом что-то уронила на кухне и через секунду появилась в прихожей со склянкой в руках. Отобрав у Маши стакан, она сунула ей под нос склянку.

– Сначала это, потом то. Ну, залпом!

Маша покорно выпила и вытерла рот тыльной стороной ладони.

– Давайте сядем, – предложил Филипп.

В комнате почему-то было темно.

– Ты что, в темноте сидела? – удивилась Александра. – Почему?

– Я боюсь, – прошептала Маша еле слышно. – Ужасно боюсь.

Филипп зажег свет, по-хозяйски взял Машу за руку и усадил в кресло.

– Меня зовут Филипп Бовэ, – сказал он. – Я муж вашей подруги.

– Я знаю. – Маша улыбнулась нервной улыбкой. – Это я придумала, что ей нужно срочно выйти замуж второй раз…

– За меня? – поразился Филипп.

– За кого угодно, – пояснила Маша.

– Я думал, – сказал Филипп с расстановкой, – что из вас троих сумасшедшая только моя жена. Но оказывается, я ошибался.

Лада хмыкнула одобрительно и плюхнулась на диван. Всем почему-то полегчало.

– Мань, ну давай, говори, в чем дело, – велела Александра.

– Вчера вечером, когда я шла с работы, меня остановили два каких-то типа. Сначала я думала, что они собираются меня ограбить. А у меня денег-то – сорок рублей… Потом… Один держал мне руки, а второй достал нож и сказал, чтобы я никуда не ходила и ни с кем не говорила. А то будет хуже. – Голос у Маши был безжизненный и как будто чужой. Александра коротко и глубоко вздохнула, не отводя глаз от ее лица. – Они разрезали на мне пальто. На такие длинные узкие полосы. Я могу показать. И сказали, что в следующий раз так же изрежут меня. И ушли.

Наверное, меняется погода, подумала Александра. Слышно, как ветер бьется о старые рамы.

– И что это значит? – пытаясь скрыть беспокойство, сердито спросила Лада. – Куда ты не должна ходить? В аптеку свою? Или в бассейн, где ты фигуру улучшаешь?

– Я не знаю, – прошелестела Маша. – Но я всю ночь не спала и на работу сегодня не ходила…

– В милицию звонила? – спросила Александра.

Маша кивнула.

– Что они сказали?

Маша пожала плечами.

– Ну, Маня! – потребовала Александра, тоже начиная сердиться. – Ну что?

– Я знаю – что, – неожиданно подал голос Филипп, и все трое в недоумении уставились на него. Он как-то совсем выпал из их поля зрения. – Они сказали: «Мимо рыла». Или в данном случае уместнее: «Не канает»? Я правильно употребляю неформальную лексику?

Лада захохотала, Александра хихикнула, и даже Маша улыбнулась.

– Почти, – сказала она. – Почти…

– В общем, на работу ты не ходила, свет не зажигала, сидела и тряслась, а позвонила почему-то только в одиннадцать, – резюмировала Лада. – Ясненько…

– Я хочу, чтобы вы остались у меня ночевать, – строго и серьезно сказала Маша. – Я боюсь. Филипп, вы сможете вернуться домой один?

Филипп пожал плечами, вид у него стал недовольный.

– Давайте мы лучше заберем вас к себе, – предложил он, подумав. – Всем будет спокойнее, и ваша подруга сможет вернуться домой, к… Васятке.

– Из дому я никуда не поеду, – твердо сказала Маша. – Простите, Филипп. Считайте, что мы все трое сумасшедшие. И одна оставаться я тоже не могу…

Александра смотрела на Филиппа, не отрываясь, и Лада тоже уставилась на него круглыми немигающими глазищами, как будто именно он принимал решение, как будто от него что-то зависело.

«Ничего от него не зависит, – сказала себе Александра. – Он совершенно чужой для нас человек. Даже странно, что он меня подвез. Андрюха бы ни за что ночью никуда не поехал, особенно к Мане…»

– Я совершенно уверена, что приступом нас брать никто не будет, – уже нетерпеливо добавила Маша. – Просто у меня… стресс. Я не могу сидеть одна. Вы меня понимаете, Филипп?

– Пытаюсь, – вежливо отозвался Филипп. – Алекс, я оставлю тебе мобильный. Если вдруг что-то произойдет, даже самое безобидное – пробки вылетят или телефон отключат, – немедленно звони в эту свою милицию и мне. Ты умеешь им пользоваться?

– Я умею, – заявила Ладка и подошла поближе, блестя глазами. – Где он, ваш мобильный?

Филипп вынул из кармана нагревшуюся трубку и положил на стол.

– Вы не оставляете мне выбора, дамы, – сказал он и скорчил смешную гримасу. – Придется уехать, хотя – бог свидетель! – лучше бы я остался.

Александра смотрела на него во все глаза.

– Я утром приеду, – робко сказала она. – До работы.

– Я тебя дождусь, – пообещал Филипп. – Пока, Алекс!

– Алекс? – пробормотала Маша.

– До свидания, Филипп, – громко сказала Лада. – Наконец-то мы с вами познакомились. Я даже рада, что все не так плохо, как мы предполагали.

– Ладка! – выкрикнула Александра.

– Все гораздо лучше, чем вы предполагали, – заверил ее Филипп. – Могу еще добавить, что все гораздо лучше, чем предполагал я сам. До свидания, дамы. Не забудьте запереть на засов городские ворота.

Он шагнул к Александре и быстро поцеловал ее в губы, обдав запахом дорогого одеколона, кофе и сигарет.

Александра как сидела, так и осталась сидеть. Вид у нее был слегка ошалелый.

– Что это значит? – спросила вернувшаяся из прихожей Маша. – Он всегда такой?

– Он первый раз в жизни такой, – пробормотала Александра.

– Санька, ты просто больная, он же классный! – завопила Лада. – Кажется, на этот раз мы не промахнулись. Как это ни странно.

– Что ты несешь? – перебила ее Александра. – Слушать тошно.

– Я даже готова ему простить, что он называет тебя Алекс, – торжественно объявила Лада. – Мань, а теперь садись и говори, в чем дело. Зачем ты его выставила?

– Девочки, – сказала Маша, – вчера какие-то бандиты изрезали мне пальто и велели никуда не ходить. А сегодня утром в почтовом ящике я нашла письмо.

– Господи Иисусе, какое еще письмо? – испуганно спросила Александра. – От кого?

– От Вешнепольского, – сказала Маша. – Сейчас я вам его покажу.

Это было даже не письмо, а коротенькая записочка, нацарапанная на мятом, в желтых разводах листочке из школьной тетради в клетку. Листок был свернут военным треугольником.

«Маня! – было написано на его внутренней стороне. Александра читала, держа листок близко к слабому свету торшера, а в ухо ей сопела Лада. – Я жив и скоро выберусь. В моем кармане, где беспорядок – ты еще постоянно меня за него ругала, – возьми желтый японский пакет и отправь по адресу. Будь осторожна. Я очень тебя люблю. Иван».

– Что это значит? – потребовала объяснений Лада. – Это его почерк? Ты точно знаешь?

Маша кивнула. Александра перечитывала записочку, шевеля губами от усердия.

– Господи, он жив! – сказала она, поднимая глаза. – Мань, он жив!

Она даже взмокла от волнения.

– Как она к тебе попала, эта записка? – спросила Лада, забирая у Александры листок.

– Я пошла с ведром к мусоропроводу, – монотонно начала Маша. – Пошла потому, что услышала, как соседи вышли с собакой. Я целый день носа высунуть не смела, а тут услышала их и пошла. Пока я там ковырялась с мусоропроводом, какой-то мужик мимо прошел, я не обратила внимания. Марат прыгал как ненормальный. Марат – это соседская собака. Я к своей двери подхожу, а в ящике что-то лежит. Вот… записка…

– Ты точно помнишь, что, когда ты выходила, записки не было?

– Точно, Лад, – устало сказала Маша. – Конечно, точно. Да и какое это имеет значение? Я вытащила письмо, поняла, что оно от Вани, но искать того мужика не побежала, хотя он только что прошел вверх, следовательно, был еще в подъезде. Я перепугалась… И перепугалась еще больше, когда прочитала это письмо…

– А те, вчерашние… они, выходит, знали, что ты его получишь или уже получила… – пробормотала потрясенная Александра. – И предупреждали…

Лада деловито изучала тетрадный листок. Зачем-то она его понюхала и даже попробовала на зуб.

– Мань, у тебя есть еще какие-нибудь записки Вешнепольского? – спросила она, выплюнув катышек бумаги.

– Есть, – сказала Маша. – Он здесь сто раз какие-то тексты писал.

– Неси! – приказала Лада. – И какую-нибудь лупу или очки.

– Какую тебе еще лупу! – возмутилась Маша. – Тоже нашлась мисс Марпл. Я тебе говорю без всякой лупы – это Ваня писал. И мы должны решить, что делать дальше.

– Вот сейчас возьмем лупу и решим, – безапелляционно заявила Лада.

Александра прекрасно ее понимала.

Им было очень страшно. И еще страшнее оттого, что предстояло принять решение, от которого, возможно, зависела жизнь Ивана Вешнепольского, знаменитого журналиста, лучшего друга Александры Потаповой и возлюбленного Маши Вершининой.

Совершенно неожиданно для себя они попали в эпицентр каких-то непонятных и опасных событий, и теперь нужно было смотреть во все стороны, остерегаясь нападения, ждать подвоха, принимать ответственные решения, соблюдать конспирацию и ни в коем случае не ошибиться. Колоссальная ответственность! И не на кого ее переложить, не с кем ее разделить. Не было рядом с ними сильных и храбрых мужчин, говорящих низкими голосами: «Я все улажу!» Уладить все предстояло им самим. Вот только непонятно, как именно можно хоть что-нибудь уладить…

Поэтому Ладка разглядывала записку и собиралась сличать почерки, Александра все повторяла про себя: слава богу, что он жив, а Маша ходила по комнате с сухим иезуитским блеском в глазах и, кажется, понимала далеко не все, что ей говорили.

Пока Ладка подковыривала столовым ножом край старой складной лупы, которая никак не хотела открываться, Александра снова взяла записку в руки.

– Маш, а что это за карман? – спросила она, оглядываясь на подругу. – Вот тут написано: «…в моем кармане, где беспорядок – ты меня еще постоянно за него ругала…»

– Понятия не имею, – ответила Маша и опять принялась ходить из угла в угол. Отросшие волосы мешали ей, и она нетерпеливо заправляла их за уши. – Честное слово, Сань. Я целый день над этим думаю, ничего понять не могу. Что за карман? Что за пакет? Что за адрес?

– Мань, свари кофе, – приказала Лада, справившаяся наконец с лупой. – Сань, давай письмо. Ну-с, приступим!

Кофе сварился как раз к тому моменту, как Лада со стуком сложила лупу и сказала задумчиво:

– Пациент скорее жив, чем мертв. Вроде его почерк. А может, и не его…

– Не помогла лупа? – язвительно осведомилась Маша.

– Черт разберет эту лупу, – сказала Лада. – Вроде бы все похоже…

– …и не похоже… – докончила за нее Маша жалобным голосом и водрузила в центр стола сахарницу. Шел первый час ночи.

– Кстати, ты зря иронизируешь, Мань, – сказала Лада, наливая всем кофе. – Если это подложная записка, то, даже если мы найдем этот пакет и куда-то его отправим, это будет означать, что мы действуем на руку врагу, только и всего.

– Ага, а вчерашние бандиты? Зачем они меня пугали, если это подложная записка? – выпалила Маша – очевидно, она давно уже над этим раздумывала. – Пугать меня есть резон только в том случае, если записка настоящая и пакет существует, и они боятся, что я его куда-нибудь отнесу.

– А может, они тебя для того и пугали, чтобы ты так подумала, – высказала предположение Лада. – Чтобы ты решила, что записка подлинная, нашла бы этот пакет и собственными руками навредила Вешнепольскому. Есть и другой вариант: ты находишь пакет, а они его у тебя отнимают. На улице. Им даже искать не придется, ты им его сама принесешь.

– Следующего раза я не переживу, – мрачно сказала Маша.

– Интересно, что там может быть, в этом пакете? Документы? Деньги? – не унималась Лада.

– Много денег в карман не положишь, – заметила Маша, продолжая ходить по комнате. – Документы, впрочем, тоже…

– Сядь, Мань, – попросила Александра. – Не мельтеши.

Маша боком присела к столу, зажав коленями худые безвольные руки.

– Значит, будем исходить из того, что записка настоящая, – задумчиво проговорила Лада. – Хотя до конца я в этом не уверена.

– Не уверена! – возмутилась Маша. – Может, тебе еще одну лупу принести?

– Давайте думать, девочки, – прекратила их спор Александра. – Мы должны найти пакет и кому-то его передать, а мы даже не знаем, где он может быть и как он выглядит. И не знаем, сколько у нас времени. Может, его уже совсем нет.

Они в молчании попили кофе. Грязный тетрадный листок лежал перед ними на столе.

– Ну, адрес или имя, очевидно, есть в пакете. Найдем пакет – узнаем, кому он адресован, – сказала Лада. – Но что это за карман? Где всегда беспорядок?

– Я не знаю! – в отчаянии воскликнула Маша. – Даже предположить не могу!

– У тебя есть его вещи? – спросила Александра.

– Да нет почти. Куртка и два свитера. Первым делом я посмотрела в карманах куртки. Там ничего нет. В свитерах нет карманов, но я и свитеры перетряхнула… – Маша чуть не плакала. – Это все совсем не то. Про что-то другое он пишет…

– Давай еще раз посмотрим, – предложила деятельная Лада. – Вдруг ты проглядела?

С видом праведника, по несправедливости обреченного на вечные муки в аду, Маша потащилась в другую комнату. Лада пошла за ней, а Александра снова стала читать записку.

– Мань! – крикнула она. – А за какой беспорядок ты его ругала?

– Не знаю, – отозвалась Маша, появляясь на пороге. – Ни за какой. Я вообще его никогда не ругала. Я его люблю…