Опера и смерть

– А, это тот, который вроде бы убил своё дитя?

«Вроде бы». Наконец-то нашёлся человек, который усомнился в виновности моего зятя.

Оказалось, что юная леди ведёт дневник. Слуга подал тетрадку в красной обложки, красавица полистала её и зачитала мне вслух интересующую меня запись.

«…Я была тогда горничной у жены полковника, миссис Вивьен. Она родила ребёнка, мальчика. Ночью мадам заснула, я сидела рядом с ней, как сиделка, и тоже задремала…»

Благодаря этому бесценному дневнику удалось установить дату и место события – супруги Ларраньяга ни того, ни другого не запомнили. Не удалось установить имена героев – Паркс представил своих друзей, но их имена мисс Рубина не записала и не запомнила. Неважно, не сотня же горничных была у моей сестры.

– Мне эта история сразу показалась странной, – добавила девушка, – и потом я поняла, почему. Некоторые люди, в том числе, к сожалению, и в моей стране, избавляются от дочерей, потому что не хотят давать за ними приданое. В России нам рассказывали про злого царя Ивана, который душил своих бастардов. Бедные люди иногда не хотят детей, потому что не могу их содержать. Но этот англичанин был богат, у него был законный сын – зачем ему делать такое злое дело?

Я с ней согласился, и согласился с удовольствием. Если бы не странное поведение доктора Пауэлла, я счёл майора оправданным. Этот Паркс мог попросту оболгать его, как оболгал синьору Ангиссола – нищие не оставляют в наследство домов, способных заинтересовать власти города Лукка.

Но оболгать английского джентльмена! Это ж каким негодяем надо быть!

– Ранвир! – прервала мои размышления девушка.

Слуга встрепенулся.

– Ты слушал наш разговор?

–Да, госпожа.

– Ты случайно не помнишь, как звали друзей мистера Паркса?

– Имя мужчины не помню, а женщину звали Мейбл. Она была горничной.

Этим мне пришлось удовлетвориться.

Я уже хотел выйти, как вдруг увидел нечто чудовищное. На гостиничном комоде стояла весьма оригинальная картина с инкрустациями; картина изображала женщину с довольно миловидным лицом и хорошей фигурой – но с ЧЕТЫРЬМЯ РУКАМИ! Двумя таинственная дама держала нечто вроде гитары, в третьей руке была раскрытая книга, в четвёртой цветок; фоном служило озеро с лебедями.

– Что это? – спросил я, не скрывая ужаса и отвращения.

– Это богиня Сарасвати, покровительница наук и искусств, а значит – моя патронесса.

– Какая мерзость!

– Мерзость?!

Девица, кажется, искренне удивилась. Она помедлила с ответом.

– А я так нахожу, что моя богиня гораздо красивее, чем тот бородатый идиотик, которого рисуют ваши христианские художники.

«Бородатый идиотик»?! Охваченный истинно христианским гневом, вышел я из этой обители идолопоклонников.

Глава 14.

Рассказывает Элизабет Берк, известная также как Мак-Генри.

Накануне исполнения «Любовного напитка» я буквально места себе не находила: во-первых, первый раз предстояло исполнение главной женской партии, во-вторых – беспокоила это история с Парксом и майором.

Но в самый день выступления я вдруг успокоилась. Выхожу на сцену не первый раз. К роли приготовилась. И даже если провалю её – не убьют же меня, в самом деле. В тот же день пришло письмо от миссис Бредли. Добрая женщина подробно описывала все события, произошедшие после нашего отъезда, и у меня словно камень с плеч свалился: полиция считает произошедшее взаимным убийством, а этот англичанин, который лезет с вопросами, вообще не полицейский, а брат жены Моргана. Теперь, если сыщик-любитель будет упорствовать – я ему расскажу про его сестру. И он заткнётся, дабы сохранить «честь семьи».

Наступил роковой вечер. Я вышла на сцену, вздохнула и … начала. Исполняла, может, без особого изыска, но нигде ничего не испортила. А когда добрались до сцены Адины и Дулькамары, месье Сэрму улыбнулся ободряюще, и страхи мои окончательно прошли.

Под предлогом «отметить выступление», собрала наших заговорщиков у себя, угостила вином и сообщила сведенья, полученные от миссис Бредли.

Очевидно, из-за переживаний проснулась на следующий день неприлично рано. Все остальные ещё отдыхали. Я позавтракала в гостинице, и в упоении от вчерашнего успеха, сделала глупость: взяла у хозяина адресную книгу и нашла адрес доктора Эдварда Пауэлла. Глупость имела продолжение: я пошла по указанному адресу. А потом встала перед дверью и спросила себя, стоит ли. Но дезертировать мне было не суждено:

– Лиззи, это ты? – спросил меня голос откуда-то сбоку.

Я повернулась и узнала Софи.

Вскоре мы уже сидели внутри и пили чай. Софи была явно рада встрече и с упоением рассказывала мне о муже, детях и доме. Я тоже была рада – Софи и её тетя, миссис Фергюссон, были единственными англичанами, которым я симпатизировала. Ну ещё, отчасти, миссис Бредли.

– Лиззи, – вдруг задала она вопрос, – сейчас у нас гастролирует оперная труппа, там есть певица, мисс Мак-Генри. Это ты?

Пришлось признаться.

Софи пришла в восторг. Оказалось, что её муж любитель оперы.

– Мы ходили и на «Орфея», и на «Бал-маскарад», и на «Напиток». Я на тебя обратила внимание, когда ты пела Оскара.

– Да, – подтвердила я без ложной скромности, – с партией Оскара я справилась отлично.

– И в партии Адины ты мне понравилась! Вообще-то, не следовало нам ходить в театр, – щебетала Софи, – совсем недавно умер родственник Эдварда, майор Рейс-Морган, нам надо соблюдать траур. Но мы не удержались – у нас так редко бывает возможность послушать хорошую оперу!

– Майор Рейс-Морган твой родственник? – поразилась я.

– А ты его откуда знаешь?

– У него была дуэль или что-то вроде с нашим музыкантом, мистером Парксом. Во всяком случае, их нашли убитыми друг напротив друга.

И я пересказала Софи то, что узнала от миссис Бредли и брата майорши.

– Так он её брат! Эдвард сказал просто – родственник. А тот, кого вместе с майором нашли – ваш музыкант? На похоронах никто ничего о нём не знал. А может, не сказали – вся эта семейка до сих пор мной брезгует. Только покойная жена майора относилась ко мне по-человечески. Когда мы с Эдвардом только поженились, я ничего про светские манеры не знала, и баре с удовольствием меня этим кололи – а Вивьен, напротив, подсказывала мне, что и как делать, даже книгу по этикету подарила. Хорошая была женщина!

А умерла страшно. У неё родился ребёночек, и потом очень быстро умер. А она…

Тут Софи смутилась.

– А она повесилась.

– Ты знаешь?! Семья это скрывала. Эдвард просил меня молчать, и я молчала.

– Знаю. Шило вылезло из мешка.

Софи закрыла глаза, потом открыла.

– Мы с Эдвардом ложиться собирались, когда прибежала горничная. Вивьен нашли повешенной…

Она затрясла головой.

– Даже вспомнить страшно!

– А она точно сама… Не мог её муж убить?

Софи посмотрела не меня с удивлением.

– Нет, – ответила она немного погодя. – Она сама. Вивьен оставила письмо.

– Письмо?!

На пороге комнаты стоял тот самый англичанин. Брат майорши.

Глава 15.

Рассказывает Элизабет Берк, известная также как Мак-Генри.

– Простите, дамы, но дверь была открыта, а вы разговаривали довольно громко. Здравствуйте. Вивьен оставила письмо? Перед смертью…. Перед своей смертью Винцент меня об этом спрашивал. Но я никакого письма не получал.

– Садитесь, сэр, – ответила Софи светским голосом. – Позвольте представить Вам мою подругу Элизабет Берк, она выступает под псевдонимом Мак-Генри. Лиззи, это мистер Пол Эверсли.

– Мы знакомы, – любезно сообщил англичанин.

– Ах да, Лиззи мне как раз рассказывала о Вашем визите в гостиницу. Письмо было, но оно было адресовано не Вам. Я не помню фамилии адресата, но это был судья из Индии.

– Судья из Индии?

– Я очень беспокоилась за Вивьен. Она, казалось, совсем не радовалась предстоящим родам, но когда ребёнок родился – оживилась, пришла в хорошее настроение. А когда он внезапно умер – сходила с ума от горя. Я просидела с ней весь день, пытаясь успокоить. К вечеру она вроде пришла себя, попросила принести бумагу и перо, написала письмо, запечатала и отдала мне, взяв с меня обещание отправить по адресу. Она сказала, что дала нечестные показания против одного человека, и сейчас хочет исправиться. Теперь я понимаю, что бедная Вивьен не хотела умирать с тяжестью на сердце. Я взяла письмо и ушла домой. Потом мы узнали о её смерти, я была в растерянности и совсем забыла про письмо. Потом стала делать уборку, нашла его и отправила.

– Вы совсем не помните имя судьи? А город?

– Ничего не помню. Я была в горе.

– Спасибо, мадам. А помните ли Вы горничную моей сестры?

– Помню. Её звали Мейбл. Такая была высокая блондинка, я ещё как-то подумала, что на месте Вивьен не стала бы держать такую красотку, муж может соблазниться. Но она искренне оплакивала хозяйку.

– Спасибо, – ещё раз сказал англичанин. С видимым усилием сказал.

И переключился на меня:

– В Дублине на Роуз-стрит живёт некая миссис Берк. Она Ваша родственница?

– Матушка. То есть мачеха.

Меня охватила тревога. Откуда он узнал? Но спрашивать бесполезно – ничего не получится, кроме унижений.

– А мистера Майкла Паркса из Дублина Вы тоже знаете? Он живет на Истерн-роуд.

– Нет.

– Это кузен мистера Артура Паркса, – неожиданно сообщил англичанин.

У Паркса кузен в Дублине! Вероятно, протестант. Это кое-что объясняет. По крайней мере, даёт намёк. Надо будет предупредить матушку и сестру.

Тут, чрезвычайно вовремя, пришёл муж Софи.

Глава 16.

Рассказывает Пол Эверсли.

– Доктор Пауэлл, тайное стало явным. Горничная моей сестры дала волю языку, и теперь об этих мрачных событиях, – я вспомнил гобоиста Каэтани, – знает масса народу не только в Британии, но и в чужих странах. Расскажите мне, что произошло на самом деле.

– Называйте меня Эдвард – мы же родственники, – он вздохнул.

– Во время беременности Ваша сестра странно вела себя. Перепады настроения, грусть – это естественно, но она почему-то несколько раз спрашивала меня, можно ли рассчитать время зачатия, и насколько точно. Роды прошли достаточно благополучно. Меня удивило то, что ребёнок не похож ни на одного из родителей – но так ведь бывает.

Он судорожно сглотнул.

– Когда я увидел ребёнка утром, то сразу понял, что он задушен, мне приходилось до этого видеть подобную смерть. Я говорил с майором резко, так резко, как никогда ни с кем не говорил. Он вынужден был признаться: один негодяй туземец изнасиловал его жену. Этот ребёнок родился от преступления. Майор взял ответственность на себя, уничтожил маленькое чудовище, которое со временем, несомненно, стало бы большим. Разумеется, я дал слово молчать.

Несколько минут мы сидели молча.

Бедная сестра! Так, значит, это негодяй шантажировал моего зятя не преступлением, а благим делом, воспользовался бедой, чтобы поживиться.

Я опять вспомнил про револьвер. Возможно, сестра пыталась воспользоваться этим оружием для самозащиты и оно оказалось в руках преступника. Однако среди людей, замешанных в этом гнусном деле, была только одна особа, имевшая отношение к Индии.

Сложность состояла в том, что особе этой в момент совершения преступления было 6 или 7 лет, но даже если бы и больше – совершить преступление она не могла, ибо была женщиной.

Но его мог совершить кто-то из её родственников, например отец.

Тем более что он по крайней мере однажды уже посягал на белую женщину.

Глава 17.

Рассказывает Лал-баи Шринивасан, известная также как Рубина Пернэ.

В дверь комнаты постучали, и вошла синьорина Элизабет.

– Ой, – сказала она, – я ошиблась дверью, хотела зайти к синьоре Терезе.

Синьора Тереза действительно живёт в соседнем номере, но мне показалось, что гостья лукавит.

За дверью послышался непонятный шум, следом появился ещё один незваный визитёр – неприятный англичанин, ходивший к нам с расспросами.

– Мадам, – сказал он, – у меня к Вам важный разговор.

– Я мадмуазель. Вы пришли поговорить о религии?

– Нет. Расскажите мне о своём отце.

– О моём отце?!

– Да, мадам.

Ну, раз просите – получите.

– Моего покойного отца звали Викрам Шринивасан. Он был индиец из касты кшатриев. Семья его была небогатой, чтобы содержать себя, мать и первую жену, он поступил на службу в Бенгальскую армию сипаев. Служил честно. Дослужился до звания джемедара – лейтенанта. Воевал в Крыму, где и познакомился со своей второй женой, моей будущей матерью. После Восточной войны он служил в Канпуре, где родилась я.

Я смотрела на англичанина. Говорит ли ему что-либо название «Канпур»?

– Мой отец был в числе тех солдат, которые подошли к резиденции свергнутого пешвы и спросили: «князь Нана Сагиб, ты с нами или с англичанами?»

Визитёр вздрогнул. Ага, проняло.

– Отец воевал на стороне повстанцев и погиб во втором сражении за Канпур. У Вас есть ещё вопросы?

– У Вас есть братья?

– Нет.

– Дядья, кузены?

– Все родственники мои со стороны отца умерли по разным причинам ещё до начала Великого восстания.

– Гнусного мятежа.

Я не успела ответить, как прозвучал, совершенно неожиданно, красивый женский смех.

– Логика высшей англосаксонской расы, – сказала Элизабет – это она смеялась, – положительно непостижима для простых смертных. Вы много рассуждаете о свободе и любви к родине – но вешаете и расстреливаете тех, кто борется за свободу и любит свою родину. Вы осуждаете испанцев за конкисту и русских – за раздел Польши, но столь благородные чувства не мешают вам захватывать и грабить чужие земли. Вы восхваляете Боливара и Костюшко, но если Костюшко – герой, то герой и Нана Сагиб.

Я думала, гость лопнет от оскорблённого имперского величия.

– Да как Вы смеете сравнивать русского медведя с благородным британским львом! Британская империя – олицетворение добра и прогресса!

Тут засмеялась я.

– Разумеется, не стоит сравнивать две империи! В Российской офицер -армянин может стать генералом, а в Британской предел возможностей индийца – звание субадара – майора.

Такой генерал ухаживал за мной во время гастролей в России. Он был старый и уродливый, и я его, разумеется, отвергла. Но сам факт, что азиат смог сделать карьеру, производил впечатление.

Поистине титаническим усилием воли англичанин совладал с собой.

– Как к Вам попал револьвер?

– Какой револьвер?

– Маленький, отделанный бронзой дамский револьвер. Я предполагал, что он достался Вам от отца. Но мятеж был восемнадцать лет назад, и ни один негодяй не может совершить преступление спустя шесть лет после смерти. Значит, оружие попало к Вам другим путём.

– У меня нет оружия. Я и стрелять не умею.

– Тогда откуда оно взялось?

– Откуда мне знать?

– Никто, кроме Вас, не мог привезти его в Карлайл.

Запоздалая мысль: а не выставить ли его за дверь? Мы на территории Британии, но я плачу за этот номер и могу выгнать отсюда persona non grata.

– Это был мой револьвер.

Это сказал Ранвир.

А Элизабет вскрикнула.

Глава 17.

Рассказывает Пол Эверсли.

Слуги в наше время слишком много себе позволяют. Сначала эта горничная, теперь слуга певицы.

– Откуда он у тебя?

– Это подарок Вивьен. Вашей сестры.

– Миссис Рейс-Морган, – сухо поправил я, – она делала тебе подарки?

– Я сидел тогда в тюрьме, – слуга медленно выговаривал слова, – ко мне пришла Куку, служанка. Он принесла тюрбан и передала слова госпожи: она не пойдёт против мужа, даст показания против меня, но внутри тюрбана деньги и револьвер, я могу бежать. Я не мог бежать – стрелять я тогда не умел, а тюремщикам нельзя было доверять. Они бы деньги отняли, а мне не помогли.

Слуга замолчал, а я посмотрел на Рубину Пернэ. Либо она великая актриса, либо была изумлена.

– Меня приговорили не к смерти, а к заключению на Андаманских островах. Я бежал потом оттуда на лодке. Там был один человек, он мне помог, я ему все деньги и отдал. Встретил французский корабль. Они догадались, но мадам Ваша мать, – он повернулся к хозяйке, – просила капитана за меня. Она думала, я как Ваш отец. На Андаманы отправляли повстанцев. Я сказал: «мадам, я буду служить Вам до конца дней моих».

– А тебя-то за что отправили на каторгу?

Слуга вздохнул:

– Меня обвинили в изнасиловании госпожи Вивьен.

– Что?!

Это сказали хором мы с мисс Пернэ. Какое трогательное единодушие.

– Не верю! Моя мама никогда не взяла бы в свой дом мужчину, совершившего такое преступление!

– Она сомневалась. Ваша служанка, Амрита, была уже старая и больная, слуга нужен был, но мадам боялась за себя и за Вас. Я поклялся на коровьем хвосте, что не причинял зла женщинам, и вам не причиню.

– На коровьем хвосте? – мне показалось, что я ослышался.

– Да, – сухо подтвердила Пернэ, – это странно звучит для европейского уха, но такая форма клятвы существует, и индуисты относятся к ней весьма серьёзно.

– Ваша мама понимала наш народ, – сказал слуга, – я верно служил ей, а теперь служу Вам.

Он низко поклонился. Это было трогательно, но совсем не относилось к делу.

– Так это тебя хотела оправдать моя сестра?

По выражению лица слуги было ясно, что он не понял.

Вмешалась мисс Берк и повторила рассказ миссис Пауэлл. Действие его было удивительным: слуга заплакал.

– А потом Вы отдали револьвер Парксу!

Я повернулся к мисс Мак-Генри… точнее, Берк.

– Откуда Вы это знаете, мадам?

–Я не знаю, я предполагаю.

Она пристально смотрела на слугу. Он отвернулся лицом к стене и судорожно вздрагивал.

Мне хотелось узнать, кто в действительности посягнул на честь моей сестры, но я просто не мог расспрашивать об этом слугу, да ещё в присутствии двух наглых девиц.

Я повернулся и вышел из комнаты.

Глава 18.

Рассказывает Лал-баи Шринивасан, известная также как Рубина Пернэ.

– Спасибо за поддержку, – сказала я Элизабет.

– Не за что, – ответила она, – это правда? То, что Вы рассказали?

– Да.

– С ума сойти, – она смотрела на меня так, будто впервые видела, – у нас с Вашим отцом есть нечто общее. Я состояла в союзе фениев. Знаете, что это такое?

Я кивнула.

– Меня арестовали прямо в школе, где я учила девочек музыке. В тюрьме допрашивали. Как ни странно, помогло мне то, что нам обычно вредит – мой пол. Один славный солдатик решил, что я достойна быть его подстилкой. Я подождала пока он спустит брюки примерно до середины ног, а потом что есть силы ударила его пониже живота. Он закричал, но в тюрьме часто кричат, никто этим не обеспокоился. Пока он корчился, я вырвала его пистолет, застрелила его, переоделась в его форму и вышла за ворота под видом солдата. Вы же видите – я худая, не очень женственная. Вполне гожусь на роль Оскара, вот и на роль британского воина сгодилась.

Она скривила губы.

– Вы молодец, – сказала я совершенно искренне.

– А вот Ваш слуга – болван.

Гневный взгляд на Ранвира.

– Вы могли выдать нас всех!

– Я бы не стал говорить про всех, – у Ранвира тряслись губы, – только про себя.

– Сегодня у меня день открытий, – вздохнула я, – кого ты мог выдать? И в чём?

Элизабет села.

– Можно? Я надеюсь на Ваше благородство. Синьора Тереза собрала людей, которых шантажировал Паркс. Мы составили заговор, как в опере «Бал-маскарад». Неожиданно к ней обратился Ваш слуга: он, мол, просит донну Терезу позаботиться о Вас, если что. У Вас нет ни отца, ни матери, ни мужа, а она Ваша опекунша. Донна Тереза расспросила его, и у неё родился план.

Глава 19.

Карлайл, суббота.

Накануне представления «Итальянки в Алжире».

В гостинице «Бредли», в номере донны Терезы Амадео Амати подробно рассказал присутствующим, как Паркс посетил Браун-Хаус и как его оттуда выгнали. Подумав несколько минут, донна Тереза встала с мрачным и сосредоточенным видом.

– Пишем письмо, – сказала она.

Сочиняла письмо в основном она же, а остальные давали советы. Потом Элизабет записала созданный общими усилиями текст по-английски, печатными буквами.

– А если сам Паркс тоже напишет письмо? – спросил Роберто.

– Тем лучше – этот майор разозлится ещё сильнее.

Письмо взялся отнести Ранвир – так как среди заговорщиков только Элизабет и он могли говорить по-английски.

Затем, в порыве вдохновенья, Тереза попросила Лиззи написать, тоже печатными буквами, ещё одно письмо – якобы от Паркса к Роберто.

– Если тебя, дорогой, будут допрашивать – покажешь его полицейским. Они могут удивиться, что вполне образованный человек писал печатными буквами, и заподозрить неладное.

После ухода Ранвира сочинили третью эпистолу – якобы от майора Рейс-Моргана к Парксу. Эту написали нормальным почерком, здраво рассудив, что почерк майора контрабасисту незнаком, а печатные буквы вызовут подозрение. Осторожности ради Элизабет постаралась по возможности изменить свой почерк.

Последнее письмо Амати передал Парксу в коридоре отеля.

– Его принёс человек в лакейской ливрее, – сказал он. И подробно описал ливрею, благо во время визита контрабасиста в Браун-Хаус имел возможность поглазеть на слуг. – Лопотал что-то по-английски, но я вашего языка не знаю.

Глаза Паркса алчно блеснули; он развернул и прочитал письмо прямо на месте. Элизабет Берк стояла несколько в стороне и неотрывно смотрела в спину англичанина. «Неужели он ничего не подозревает, – думала она, – даже не догадывается, что это ловушка. Как страшно.» Она понимала, что не надо так стоять и смотреть, но продолжала делать и то, и другое.

Тем временем синьора Ангиссола, прихватив с собой Ранвира в качестве слуги и переводчика, отправилась нанимать карету – с лошадьми, но без кучера.

– Свидетели не нужны. На козлы сядешь ты.

Накануне воскресного полудня вся компания – синьора Ангиссола, синьор Кассини, мисс Берк, синьор Амати и Ранвир – подъехала к пустующему дому Бейкера на Норд-стрит. Участники заговора спрятались в подходящих местах – кто в сарае, кто за кучей полусгнивших досок, кто за большой бочкой. Теперь оставалось только ждать.

Время тянулось невыносимо медленно.

Первым пришёл Паркс. Он был весел, курил и прогуливался, засунув руки в карманы.

Тереза в первый миг испытала облегчение: её план начал выполняться. Потом подумала, что в любой момент что-то может пойти не так.

Но заскрипели старые ворота, и явился майор Рейс-Морган, мрачный и грозный, как армия на марше.

– Вы принесли деньги? – весело улыбаясь, спросил Паркс.

Ответом ему был выстрел.

Раненый музыкант корчился на грязной слякотной каше из снега, земли и воды.

– Вот тебе плата, – мрачно пробурчал майор. Слышали его только Тереза и Элизабет, ближе всех находившиеся к месту действия.

Подумав, майор подошёл вплотную к раненому Парксу и выстрелил ещё раз, в упор. Тот дёрнулся в последний раз и затих. Благородный английский джентльмен спрятал своё оружие, повернулся и сделал шаг к выходу, как вдруг из-за кучи досок – эффектно, словно актёр на сцене – появился Ранвир. Его правая рука была спрятана за спину.

– Вы узнали меня? Я Ранвир, любовник Вашей жены. Я пришёл отомстить за нашего сына и за Вивьен.

Майор его не узнал, но понял – это опасность. Он распахнул плащ, но схватить пистолет не успел – противник неожиданно резво вырвал из-за спины руку с маленьким, изящным револьвером и выстрелил почти в упор.

Рейс-Морган рухнул в грязь.

Заговорщики окружили трупы и замершего в неподвижности Ранвира. Тереза первой пришла в себя и попросила мужчин развернуть Рейс-Моргана – точнее, тело Рейс-Моргана – лицом к телу Паркса, затем взяла у Ранвира револьвер и вложила его в правую руку Паркса. Обыскала его карманы.

– Лучше найти письмо, так как, невзирая на Ваши старания, могут узнать Вашу руку, дорогая Лиззи.

Элизабет спрятала армейский пистолет, который всё это время держала в руках, наклонилась и из-за парксова обшлага вытащила записку.

– Белело, хорошо было видно.

– Молодец!

Амати попросил заговорщиков отойти, придирчиво осмотрел слякоть, окружавшую трупы, и одной из досок выровнял нечто, отдалённо напоминавшее след ноги.

– Если полиция сможет срисовать след, она будет потом его сравнивать с нашими подошвами.

– Вы разбираетесь в полицейских делах? – искренне изумился Роберто.

Амати покраснел и промямлил что-то невнятное.

Последний раз оглядев двор заброшенной мастерской, компания уселась в карету и поехала, куда глаза глядят.

Ранвир с тоской думал, что утратил единственную материальную вещь, которая связывала его с покойной возлюбленной. Остались одни воспоминания.

Странная судьба выпала этому оружию: подарок любящего отца не смог защитить дочь, но смог отомстить человеку, виновному в её гибели.