Шпион

– Ладно, проехали, – после затянувшейся паузы сказал я. – Если бы у меня был выбор, я бы сказал, что мне нужно подумать и все такое. Но так как выбора у меня явно нет, а лишь его иллюзия…

На лице Джонсона появилось виновато-извиняющееся выражение, лицо Гереро стало грозным и непроницаемым. Снова повисла тяжелая пауза.

– Знаете, Никита, – Джонсон не смотрел на меня, он бездумно царапал ногтем стол, – не воспринимайте все это так, будто вас насильно принудили отправиться туда. Подумайте вот о чем: вы были бандитом, вас ожидал внушительный срок и тюрьма. А теперь вы станете героем. Ваши сестры будут гордиться вами. Это удивительное приключение! Вы – как Нил Армстронг, ступающий впервые на Луну, только в вашем случае все в сто крат фантастичнее. Где-то я даже завидую вам.

Я молчал, все его напутственные речи о героизме и прочей лабуде меня не впечатлили. В прекрасный и добрый потусторонний мир я не верил, особенно учитывая то, что они там уже трех агентов потеряли. Я для них такой же расходный материал, как и те люди. Узнаю что-то, раздобуду для них ценную информацию – здорово. Пропаду: убьют меня или схватят тамошние представители власти – плевать… Следующий!

Джонсон расценил мое молчание по-своему:

– Этот мир хоть и похож на наш, но устроен совсем иначе. Там другие законы, вам еще предстоит во всем этом разобраться. Но времени у вас не много. У вас неделя на изучение информации о Хеме, на подготовку. Контракт изучите сейчас, а после того как изучите, мы можем приступить к подготовке.

Барнс вышел из тени и достал контракт. Его кожаная папка грохнулась об стол со звуком судейского молотка, вынесшего только что мне смертный приговор.

Глава четвертая, или Орел улетает из гнезда

Бывает, что время тянется так медленно, будто его нарочно кто-то тормозит, особенно это заметно, если что-то ждёшь. А бывает, летит со скоростью пули, когда, напротив, страшишься какого-то неприятного, но при этом неминуемого события и всячески стараешься оттянуть его приближение.

В моем же случае последняя неделя в нашем родном мире пронеслась бодрым стремительным галопом, и когда настал день Х, я все так же был не готов и все так же до конца не верил в происходящее.

Всю неделю я провел в секретном штабе, который располагался возле аномалии. Мне не позволялось ни с кем разговаривать, кроме приставленных ко мне специалистов, даже просто свежим воздухом выйти подышать без сопровождения было запрещено. Я чувствовал себя пленником.

Правда, один раз Гереро даже устроил мне экскурсию в зону аномалии. Жуткое, честно говоря, зрелище. Какая-то черная слизь на скале. И слизь эта будто и не слизь, а смола, но если приглядеться, кажется и вовсе чёрный густой дым – все время шевелится, переливается, будто живой. Но пугало не это, а плохо поддающееся анализу чувство, которое я уже испытывал, когда впервые увидел аномалию на фото в доме Джонсона. От этой черноты так и веяло первозданной тьмой, от нее веяло самой смертью.

В голове не укладывалось, как, пройдя через вот это, можно оказаться в другом мире.

Еще за эту неделю я узнал много нового. Например, что моим предшественникам толком об этом мире ничего не удалось выяснить, так как никто не продержался на связи больше трех недель. Обнадеживающе, правда?

В общем, я знал только, что общество там устроено иначе, как именно, толком мне никто не объяснил. Первый агент, Саймон, который по легенде прикидывался немым, был продан в рабство на рудники. Его отчеты были очень путаными и обрывчатыми. Он рассказывал о каких-то сверхлюдях, о каких-то пирамидах со столбами света, о загадочной энергии, которую использовали люди Хемы. А еще он постоянно жаловался, что совершенно не понимает, о чем говорят местные. Последний его отчет был о том, что он планирует бежать с рудников, и после этого ничего.

Но Саймон на самом деле был единственным, кто сумел собрать хоть какую-то информацию. Например, в этом мире была весьма необычная география: один суперматерик, разделенный скалой на две державы, и полуостров, о котором ничего не известно. А еще у потусторонней планеты имелось два спутника: один выглядел в точности как луна и, скорее всего, луной и являлся, а вот другой был поменьше и не был похож ни на один объект в нашей солнечной системе. И, в общем-то, все. Больше я ничего не узнал.

Я рассчитывал, что мне предоставят хоть какую-то более или менее внятную информацию, но как выяснилось, львиную долю мне предстоит узнать самому, находясь уже с той стороны.

Единственной отрадой было то, что мне дважды позволили поговорить с сестрами. Лерка и Женя, когда я им позвонил впервые, были очень напуганы. Таращили на меня глаза с экрана нано-сэда, будто впервые видели. Женька даже разрыдалась, чем удивила меня. Она хоть и была младшей из нас, но, несмотря на возраст, являлась самой сдержанной и рассудительной, я вообще редко замечал ее слёзы.

Но на самом деле ничего удивительного. И слезы Женьки, и подозрительная немногословность и угрюмость обыкновенно веселой и болтливой Леры – все это можно было понять. Конечно, сначала им сообщили, что меня арестовали, затем их вернули в приют, а на следующий день девчонки узнали о моей смерти. Тут у любого сдадут нервы. Боюсь представить, что им пришлось пережить за те сутки. Но Барнс не подвел, да и контракт его обязывал. В тот же день, когда я якобы умер, девчонок под предлогом программы защиты свидетелей забрали из Мексики и увезли в США. Теперь они жили в частном интернате, в хороших условиях и находились под постоянным присмотром. О том, что я на самом деле не умер, сестрам рассказали еще до того, как я им позвонил. Не знаю, что именно им наплели про мою смерть и про мой предстоящий длительный отъезд, но наверняка эта история была очень убедительной, так как вопросов они не задавали по этому поводу. Да и, видимо, их заставили, как и меня, подписать такой же договор о неразглашении. Только вот информация, о которой они должны были молчать, сто пудов была другой. В том, что им не рассказали всю правду, я даже не сомневался.

Правду не знали даже военные, находящиеся здесь. Об этом мне между делом поведал Джонсон. Оказалось, что все вокруг считали, что здесь и впрямь упал астероид. Никто, кроме узкого круга лиц, не знал об аномалии. Конечно, слухи ходили самые разные – от банального и набившего оскомину НЛО до испытаний нового оружия, которое проводят США и Мексика совместно. До реальной версии о проходе в другой мир не догадался никто. Это Джонсона почему-то весьма забавляло.

Подготовка к переходу началась с самого утра. Сначала со мной долго и нудно беседовал психолог, рассказывал, как себя вести в разных ситуациях, давал советы по самоконтролю и прочее занудство. Причем рассказывал он мне это не в первый раз. Мы всю неделю с ним и Джонсоном прорабатывали мою легенду и обсуждали тактику поведения. Легенда у меня не лучше, чем у предыдущих агентов, с фантазией тут, похоже, у всех туго. А вот и сама легенда, если кратко: я не помню, кто я такой и как сюда попал, не знаю своего имени и еще я жуткий молчун, говорю только в том случае, если уверен, что меня поймут. Радовало, что хоть не немой.

До первого населенного пункта приблизительно пять миль, и если идти по побережью, через несколько часов я должен выйти к людям. Там мне и предстояло изображать юношу, потерявшего память. Оставалось надеяться, что все пройдет гладко.

Из оружия мне выдали только походный нож – самый простой, без каких-либо опознавательных знаков. Из одежды – льняная рубаха и штаны, вместо обуви – какие-то тряпки на ноги и примотанная подошва. Жуть! Выглядел я так, будто вывалился из позапрошлого века.

– Мы выяснили, что именно так одеваются местные, живущие на горе. В таком виде ты не должен вызвать подозрений, – пояснил Джонсон.

– И это все? – в недоумении крутя нож, спросил я.

– Да, – твердо заявил Гереро.

– Тебе большее и не понадобится, – пояснил Джонсон. – Спустишься с горы, несколько часов в пути и будешь на месте. Там попадешь в город. Оружие, тем более не местное, вызовет слишком много вопросов.

– Вы что, и предыдущих агентов так отправляли?

Гереро хотел что-то ответить, но Джонсон взмахом руки остановил.

– Да, только Саймон, первый агент, был вооружен. И насколько ты знаешь, это его не спасло, он попал в рабство.

Я, честно говоря, обалдел от такого расклада. Если уж обученный вооруженный боец попал в рабство, то что в таком случае ждёт меня вот с этой зубочисткой, что они мне выдали.

– Не удивительно, что вы потеряли стольких людей, – не скрывая сарказма, сказал я. – Может, стоит сделать наконец из этого какие-то выводы и что-то поменять.

Гереро устало вздохнул, Джонсон одарил снисходительной улыбкой:

– Не стоит переживать, Ник, мы тщательно изучаем Хему. Тактика, которую мы тебе предлагаем, самая надежная. Главное, не отклоняйся от цели.

На этом разговор был окончен. Но я решил послать Гереро и Джонсона к чертовой матери со всей их надежностью. Где-то они темнили и о чем-то явно не договаривали.

Нет уж, такое положение вещей меня не устраивало. Пусть сами лезут в свою задницу без оружия. Да и в рабство я не собирался, а очень даже наоборот, я планировал начать новую жизнь.

Поэтому при первой же возможности я стащил пистолет у офицера, приставленного ко мне. Он оказался такой нерасторопный, такой невнимательный, что уведи я у него скайер из-под носа, не заметил бы. Поэтому я вытянул у него пистолет без всякой сложности, как сотни раз до этого вытаскивал кошельки из карманов пиджаков и маленьких дамских сумочек.

Толчок плечом.

– Извините, офицер, споткнулся, – отвлекаю внимание, строю виноватое лицо, а в этот момент уже засовываю его пистолет за спину.

Хороший пистолет, что-то из старых моделей Beretta, и полный заряд. Уже в штабе я примотал его к ноге; под широкими льняными штанами, если не садиться, его не видно. Теперь я чувствовал себя куда увереннее.

На все мои уговоры оставить хотя бы мою куртку с потайными карманами отвечали, что не положено и что она выглядит слишком подозрительно. А Джонсон сказал, что приблизительно так одеваются местные, живущие на горе. Вроде как должен сойти за своего.

А затем снова вернулся Гереро и положил передо мной на стол серебристый медальон на цепочке, изображающий орла, пожирающего змею.

– Это твоя нано-рация. С ее помощью будешь связываться с нами, – сказал Гереро. – Поворачиваешь правое крыло, записываешь отчет, возвращаешь крыло в исходное положение. Левое крыло – отправить. На крыльях солнечные батареи, подзарядка автоматическая. Если змея начнёт покалывать, как от электрического разряда, сменит цвет и потемнеет, значит, тебе необходимо вернуться к исходной точке и получить задание.

О нано-рации мне уже рассказывали не раз, единственное, что я не знал, как она будет выглядеть. И вот – орел, схвативший когтями змею и пожирающий ее, это символично не только для Мексики, где такой орел изображен на гербе, но и для меня.

Я усмехнулся, покрутив медальон в руке:

– То есть моя куртка выглядит подозрительно, а орел, напичканный шпионской техникой, – неприметная безделушка.

– Твоя задача хранить его во что бы то ни стало. Прячь. Если нужно, убей за него. От этого зависит жизнь твоих сестёр.

Он таким тоном сказал об этом, что мне стало не по себе. Будто бы, если я потеряю рацию, они и вправду убьют девчонок. На самом деле он имел в виду, конечно, совершенно другое. Это было прописано в контракте: в случае если я не выйду на связь в течение тридцати календарных дней, контракт разрывается и мои сестры прекращают получать деньги, на которые, собственно, они сейчас и содержатся в приюте. И деньги там не маленькие. Если мне удастся продержаться хотя бы год, то я смогу их обеих обеспечить лет на десять вперёд, ну или по крайней мере до совершеннолетия Жени.

– А это антенны… – На стол легли чётки с металлическими бусинами. – Как их устанавливать, я надеюсь, ты в курсе.

Я кивнул и забрал чётки, намотав на запястье на манер браслета. Одна такая бусина является ретранслятором, передающим сигнал к основному приемнику. Мне необходимо расставить их по периметру с интервалом в пятнадцать миль, после того как я определюсь с местом дислокации. Если, конечно, определюсь. Надеюсь, что этих ретрансляторов мне хватит.

Последний час до перехода я чувствовал себя так, будто мне предстоит отправиться на казнь. Я никогда не считал себя трусом и сейчас не испытывал страха. Меня терзало другое чувство – сомнения. Может быть, я зря согласился, может, разумнее было отсидеть. Сколько бы мне дали? Двадцать, тридцать лет. Нет, это слишком долго. Но все равно я никак не мог выкинуть из головы слова Гереро, которые он мне сказал в первый день, когда мы остались наедине:

– Не стоит тешить себя иллюзиями по поводу своей исключительности и нужности. Никакой ты не секретный агент, никто бы в здравом уме на реальное задание тебя бы не отправил. Более подходящих кадров на это задание хватает. Но власти и так уже потеряли немало денег на предыдущих агентах, пропавших без вести, и больше так рисковать не желают. А ты… – Гереро сделал многозначительную паузу, – просто подопытный кролик, пушечное мясо. Выживешь – молодец. Не выживешь, найдут другого и тут же забудут о тебе.

И я ему верил, его слова выглядели куда правдоподобнее, чем елейные речи восторженного Джонсона. Да и в контракте я значился как информатор, а далеко не секретный агент. Но мне, в общем-то, было плевать, кем они меня тут считали. Я себя по-прежнему считал Никитой Орловым, парнем, которому не повезло во все это вляпаться.

И вот я стоял снова перед хищной тьмой, перед аномалией. Теперь я пришел не просто поглазеть, а провалиться в нее, раствориться в ней навсегда. Я старался не думать о том, что меня ждет с той стороны, иначе я рисковал растерять остатки самообладания.

– Время до перехода – минута, – сообщил чей-то безразличный голос.

Я чувствовал, как подкатывает паника, и старался давить ее, загонять в потайные глубины подсознания. Я никогда не боялся смерти. Она казалась слишком далекой, нереальной. Да, смерть всегда ходила где-то рядом, иногда подбираясь очень близко, иногда казалась блеклым призраком, чахнущим под яркими лучами жизни. Но до этого я никогда не глядел ей в глаза.

А сейчас эта тьма смотрела на меня с хладнокровным спокойствием, будоража самое древнее чувство – страх перед смертью.

Я не заметил, как безразличный голос начал обратный отчет.

– Пять, четыре, три… – ворвалось в мое сознание, будто струя ледяной воды, заставив взять себя в руки и приготовиться.

– Два, один. Пошел!

Я шагнул. Лоскуты черной субстанции приняли меня в объятия, окутывая мягким прохладным коконом. Еще шаг. Меня слегка повело, легкое головокружение, кожу покалывало, будто от мороза. Еще шаг. Нет. Я сделал шаг назад, наткнулся спиной на твердую холодную преграду. Зашарил рукой – наткнулся на шершавый прохладный камень. Обратной дороги нет, проход закрылся. Впереди непроглядная тьма.

Теперь только вперёд.

Шаг, два, три – в лицо ударил по-осеннему прохладный ветер. Яркие солнечные лучи заставили болезненно щуриться.

Запахло морем, слева доносился умиротворяющий шелест волн. А когда глаза привыкли к свету, первым делом я увидел бескрайнюю синюю гладь. Море – спокойное, лениво лижущее волнами берег. У меня почему-то от его вида будто гора с плеч упала. Это море было в точности такое же, как и в моем мире. Где-то в глубине души я все же опасался, что этот мир окажется слишком непохожим, слишком чуждым. Но этот вид: привычное голубое небо, внизу густая зелень тропического леса, а позади бескрайние горы, настолько бескрайние, что обхватить взглядом весь массив глаз не хватало.

Я стоял на пологом скалистом выступе, посреди горы. Оглянулся с легкой надеждой увидеть проход. Но нет, здесь глухая стена, из которой торчит наполовину приемник, замаскированный пенопластовой бутафорией под камень. Первым делом я достал пистолет и подвязал его к шнурку на штанах. Проверил, чтоб тот не выпадал.

Еще где-то здесь должна быть рация, только у исходной точки я могу связаться со своим миром, отойди я на метр, и связь будет работать только в одну сторону.

Я нашел под приемником рацию.

– Берналь, это Агила, прием, – неуверенно произнёс я.

– Прием, Агила, – отозвался бодрый голос Джонсона. – Как дела? Ты в порядке?

– Да.

– Хорошо. Спускайся с горы и иди вдоль берега. В лес лучше не суйся. Следуй инструкциям, через месяц ждем отчёт. По возможности пришлешь раньше, но не позже.

– Принято, Берналь.

– Не забывай про ретрансляторы. И… Удачи тебе.

– Спасибо, профессор. Отбой.

Я отключил рацию, спрятал в выемку, где она и была, встал, оглянулся и еще раз взглянул на местный пейзаж. Красота!

Набрал побольше воздуха в грудь, собираясь с мыслями. Выдохнул, улыбнулся сам себе. Настроение у меня было пречудесное: солнце светило, море шумело – я чувствовал вкус свободы. И от этого, а может от местного воздуха, у меня слегка кружилась голова, как от алкоголя.

С чего-то нужно было начать знакомство с новым миром, и я решил последовать совету Джонсона и спуститься с горы.

Бодрым шагом я зашагал вниз, насвистывая под нос и резво перепрыгивая через камни. Чувство легкой эйфории и головокружения не покидало меня ни на миг. При этом я не забывал поглядывать по сторонам – всё-таки, насколько я знал, здесь в горах живут местные. Но пока я ничего не видел – ни жилищ, ни каких-либо следов пребывания людей. Над головой пролетел ястреб, я обрадовался тому, что и птицы здесь как дома.

Море становилось все ближе и ближе, и мне осталось уже спуститься совсем чуть-чуть, как я услышал шорох. Замер. Среди кустарников внизу треснула ветка. Я стоял как вкопанный и таращился на кусты. На всякий случай положил руку на нож.

И тут из кустов выскочили трое. Сразу бросилось в глаза уродство одного из них. Скверная, перекошенная злобой рожа, да еще и отсутствовал правый глаз. Причем у него в этом месте не было вообще ничего похожего на веко или глазную щель, будто он таким и уродился. Все трое на вид – бомжи. Ну, по крайней мере, в нашем мире именно так выглядят выпавшие из социума на обочину жизни господа. Но судя по тому, какие у них перекошенные рожи, они не на выпивку у меня вышли клянчить, а явно настроены крайне враждебно.

У одного из них блеснуло лезвие в складках драного плаща, а потом он, крикнув что-то невразумительное, бросился на гору ко мне, остальные не отставали.

Я достал пистолет. Убивать я их не собирался, только хотел напугать как следует. Прицелился. Раздался выстрел. Кто-то из троицы яростно заорал. Это их остановило, но неожиданно кто-то из них швырнул в меня камень. Да так метко, что я едва успел увернуться. Оступился, едва не упал. Еще один камень полетел вслед. Все происходило очень быстро. Я выстрелил, не особо целясь, и конечно же промахнулся. Камни бросали все трое. И выстрелов будто и вовсе не боялись. Они тут бессмертные, что ли? Один из камней прилетел по запястью, выбив пистолет, второй ударил в плечо. Я с сожалением проследил за тем, как пистолет улетает вниз, но медлить было нельзя. Теперь мне ничего не оставалось, как бежать.

Я не секретный агент и далеко не спецназовец, силы свои оцениваю реально. С походным ножом против троих с кинжалами – здесь я явно проигрывал. Вообще жизнь в трущобах Мексики меня многому научила. Одно из главных правил: видишь нож или ствол – беги. Поэтому, недолго думая, я бросился бежать.

– Стха, двиша джамбала! Вуапд! – закричали мне вслед. Слов я не понял, но по интонации он явно кричал что-то вроде: «Стой, грязная свинья! Убью!», ну или нечто из того же репертуара.

И все же я оказался куда шустрее, что неудивительно. Пока они прыгали через камни, взбираясь в гору, я рванул вверх по склону. Адреналин, ударивший в голову, заставлял взбираться упорнее, двигаться быстрее. Я взбирался дальше, не забывая во время прыжков сильнее бить по камням ногами, дабы они, откалываясь, сыпались моим преследователям на головы.

Судя по крикам, некоторые из них все же достигли цели. Но уже через несколько таких маневров я передумал так делать, всё-таки нужно бы поберечь свои босые ноги.

Впереди показалась отвесная скала метров десять с небольшим выступом террасой, я, недолго думая, начал взбираться наверх.

Без страховки лезть туда было рискованно, да еще и голова продолжала кружиться, но думать было поздно, а отступать некуда, поэтому я карабкался, хватаясь за зацепки и перебирая ногами.

Оборванцы что-то орали внизу, но, очевидно, следом лезть не рискнули. Затем я услышал гневное слово «твар», очень похожее на украинское или белорусское, но по смыслу больше походившее на русское ругательное «тварь». Я слегка удивился этому факту и даже обрадовался. Голова закружилась сильнее, да еще и присоединилась тупая пульсирующая боль во лбу. Кое-как, еще немного поднажав, я ухватился за край и влез на террасу.

Крики резко стихли, я посмотрел вниз – троица обходила, следуя прямиком к склону, который вел ко мне. Правда, у меня была теперь фора, это обнадеживало. Я, не мешкая, побежал вперед.

Сколько я бежал и взбирался все выше и выше, трудно сказать. Наверное, достаточно долго, потому как, оглянувшись, увидел, что подножие горы осталось далеко внизу. Чувствовал я себя совсем плохо, в глазах двоилось и слегка подташнивало. Может, у них тут ядовитый воздух?

Впереди между двумя острыми скалами показалась небольшая расщелина. Я оглянулся – преследователей нигде не было видно, поэтому я нырнул туда. Внутри расщелины – углубление, что-то вроде небольшой пещеры, достаточно широкой, но с весьма низким потолком, в полный рост я мог встать, только пригнув голову. Ну, а так для укрытия место отличное. Здесь можно переждать, пока они не уберутся, и отдохнуть.

Я привалился к холодной стене спиной. Холод принес мне облегчение, тошнота отступала, головная боль сходила на нет, ей на смену пришли всполохи и мельтешения перед глазами. Но они меня беспокоили меньше всего.

Да уж, хорошее начало. Новый мир встретил меня со всем своим дружелюбием. Ну, в общем-то, что-то подобное и стоило ожидать, учитывая опыт предыдущих засланцев.

Но вот что меня интересовало: что именно этим троим от меня было нужно и кто они вообще такие. Лесные разбойники? Но вряд ли я похож сейчас на человека, у которого есть что брать.

Может, конечно, все куда проще. Например, они просто охраняли свою территорию, а я влез без спроса. Ну, или местные горцы людоеды-дикари и меня собирались сожрать.

Нет, так гадать можно до бесконечности. Что бы там ни было, попадаться к ним в лапы и проверять желания не было. Мне нужно уходить отсюда. Моя цель была куда дальше от горы. Где-то там должна быть цивилизация.

Из расщелины мне открывался отличный обзор, а меня в тени камней разглядеть было невозможно. Поэтому я просто сидел, смотрел и ждал.

Тем временем с моря подул холодный ветер, по небу стремительно поползли черно-серые тучи. По-хорошему нужно было убираться отсюда, с горы, пока не началась гроза, но тогда я рисковал застать ее по пути.

«А, плевать, – решил я, – не сахарный, не растаю».

Под дождем даже лучше, меньше вероятности встретить еще кого-нибудь, агрессивно настроенного.

И только я собрался в путь и вышел из ущелья, как серое небо расчертило яркой извилистой молнией, а затем зарокотал на всю округу гром. Ветер подул пронзительно холодный.

Ну, может, я и погорячился, шагать под проливным ливнем на холодном ветру – не затем же я здесь, чтоб умереть через неделю от воспаления легких.

Я вернулся обратно. Настроение испортилось, к тому же мне не дали ни воды, ни еды. И если голод можно было перетерпеть, то с жаждой справляться было куда сложнее. Ладно, дождусь, когда пойдет дождь, и как-нибудь напьюсь.

Сидеть на месте и ждать я не любил. Вообще ждать терпеть не могу. Я любил действовать. Поэтому сидение в расщелине мне показалось пыткой, да и дождь как назло не начинался. Небо все больше затягивало тучами, молнии блистали все ярче и чаще, гром грохотал без остановки, но ни одной капельки с неба не упало.

Вдруг впереди я увидел фигуру, ловко прыгающую среди острых камней. Фигура была щуплая, невысокая, в лохмотьях. Можно было решить, что это старик или старуха, но судя по тому, как резво и стремительно силуэт приближался ко мне, это был кто-то достаточно юный, возможно даже ребёнок. Правда, было в его движениях что-то странное, неправильное, будто он или она прихрамывал на бегу.

Когда между нами осталось меньше десяти метров, сомнения не оставалось – кто-то идет прямо сюда. Я напрягся и отполз подальше – в глубину расщелины, пока не уткнулся спиной в камень.

Вдалеке зашелестел дождь, медленно наращивая шум. А когда человек вошел в ущелье, ливень уже вовсю хлестал, тугими струями стуча по земле, да так хлестал, что мелкие брызги долетали до меня, хотя я и сидел далеко от входа.