Детектив с воробьем. Из цикла «Дилетантские детективы»

Сначала я увидела глаз. Глаз был круглым чёрным и очень блестящим.

– Чирик, – крикнул обладатель глаза.

Кажется, он был чем-то недоволен.

Я не знала, что ему ответить, и поэтому промолчала.

– Чир-р-рик! Чир-р-рик!

Я попыталась подняться…

***

Передо мной маячила жуткая бледно-голубая фигура без лица. Живыми у чудовища были только два глаза. Мне стало страшно от этих, преследовавших меня глаз. Я зажмурилась с такой силой, что моим собственным глазам стало больно.

– Ага, очнулась, наконец. Как ты себя чувствуешь? – Донёсся откуда-то вполне человеческий голос.

Чувствовала я себя плохо. Особенно болела голова. Мне казалось, что она разбита на много кусочков, и каждый из них сильно болит. И боль всех этих кусочков складывалась во что-то совершенно невыносимое.

– Александр Петрович, она пришла в себя!

– Хорошо, сейчас подойду.

Я заставила себя открыть глаза. Откуда-то сбоку приблизилась ещё одна безликая фигура. Я заставила себя присмотреться. Фу-у. Ну, и ничего страшного. Это просто человек. В тёмно-синей хирургической пижаме. А безликим он кажется оттого, что у него на лице медицинская маска! Я, наверно, просто в больнице. Вот только, как я сюда попала? Ничего не помню.

– Деточка, хорошо, что ты пришла в себя. Ты сейчас на аппаратном дыхании, поэтому, не пытайся говорить, всё равно не получится. Но если ты меня понимаешь, просто прикрой глаза.

Я послушно хлопнула глазами.

– Замечательно! – Обрадовался мой собеседник. – Ты помнишь, что с тобой случилось?

Я попыталась пожать плечами, но не уверена, что у меня получилось.

– А как тебя зовут, помнишь?

Ну вот, я и имя своё забыла. Ужас! Что же теперь делать? Мне захотелось плакать.

– Ничего страшного, поспешил успокоить меня врач(?). Я сейчас буду называть тебе разные имена, а ты, если узнаешь своё, опять моргни.

Он принялся медленно и старательно выговаривать:

– Аня… Наташа… Лена… Маша… Катя… Люда…

Я поспешила опустить веки. Ну, конечно же, Люда! Как я могла забыть. Меня так назвали в честь бабушки. Папиной мамы. Людмилы Андреевны Кукушкиной.

– Вот и славно. Теперь, Людочка, отдыхай, набирайся сил. Всё плохое уже позади, и теперь ты будешь просто выздоравливать. А я пока пойду и скажу твоим близким, что ты пришла в себя. А то они очень волнуются.

Он ушёл, а я закрыла глаза. Оказывается, я уже успела очень устать. Как будто не глазами хлопала, а пару часов в спортзале напрягалась. Что же со мной произошло? И почему я ничего не помню? И тут мне показалось, что передо мной опять появился тот жуткий блестящий глаз! Кажется, я попыталась убежать или закричать. Не помню.

***

Маму и папу пустили ко мне на следующий день. Глаза у мамы были красные: наверно, она много плакала. Папа старался держаться молодцом, но выступившим на лысине и висках капельках пота, я поняла, что это ему нелегко.

Мне очень хотелось успокоить их, но говорить я по-прежнему не могла. Честное слово, женщина, лишённая возможности говорить – несчастнейшее создание!

И вообще, я чувствовала себя наполовину окуклившейся гусеницей, из-за множества оплетавших меня трубочек. Жуть! Судя по испуганным маминым глазам всё было ещё хуже, чем я могла себе представить.

Впрочем, ощущать и рассуждать я могла недолго, снова провалившись в какой-то плотный туман.

***

Как выяснилось позже, в этом странном состоянии я провела несколько дней. Иногда, я осознавала, что где-то рядом со мной мама, но по-настоящему отреагировать на это я не могла.

Наконец, врачи решили, что меня можно отключить от аппарата искусственного дыхания. Ко мне вернулся дар речи. Тихо слабо невнятно, но всё же, я теперь могла говорить.

По этому поводу, мама и папа снова пришли ко мне вдвоём. Наконец-то я узнаю что произошло!

– Что со мной случилось? – Спросила я.

– На тебя напали в парке у метро, когда ты возвращалась из института, – ответила мама.

      А почему я ехала на метро? Я же обычно езжу в институт на машине. Ах, да, кто-то накануне разбил в моём «Смарте» все стёкла. Ну, надо же, как всё совпало!

– А кто напал?

– Неизвестно. Но вряд ли это был вор. Телефон, деньги – всё на месте, – сказал папа.

– Только обручального кольца нет, – добавила мама.

– А кольцо… Я его сама Тимуру вернула неделю назад.

– Вы поссорились?! – Мама так удивилась, что вскочила и заметалась по тесной палате.

– Мама, мы не поссорились, я его просто видеть больше не могу.

– Но почему ты нам ничего не сказала?

Я хотела ответить, что уже достаточно взрослая, чтобы некоторые вопросы решать самостоятельно, но тут следящий за мной прибор завыл. Тут же прибежала медсестра, прижала к моему лицу дыхательную маску и категорически заявила родителям, чтобы они покинули палату.

Мой папа, крутой бизнес-воротила, которого конкуренты боятся до обморока, и мама, которую и сам папа побаивается, испуганно съёжились и тихо попятились прочь.

***

Болеть скучно. Наверно меня накачали какими-то лекарствами, и головная боль стала не такой сильной, но только, когда я не пыталась повернуть голову или скосить глаза вбок. Двигать руками и ногами я не могла из-за жуткой слабости. Кроме того, ужасно мешали всякие трубочки и липучки, которых на мне оставалось гораздо больше, чем хотелось бы. Оставалось лежать, глядя в потолок, и думать. Возможно, думать при травмах головы тоже не полезно, но не думать я просто не умею.

Итак, меня попытались убить в парке около метро. Если я возвращалась из института, то должна была оказаться в парке часов около шести. Там же народу в это время много! Именно через парк проходит дорожка к новому жилому кварталу и к остановке областных автобусов. Разгар весны, длинные и светлые вечера, хорошая погода. Это, каким же надо быть идиотом, чтобы нападать в таком неудачном месте и в такое время! Но тем не менее, кто-то на меня напал. И весьма результативно, надо признать. Но зачем? Ничего ценного не взяли, следовательно, нападение было совершено не с целью ограбления. А может, нападавший просто не успел меня ограбить. Кто-то его спугнул. Но это можно было предположить заранее, учитывая место и время нападения.

Жаль, что я не помню ни самого нападения, ни того, что случилось непосредственно перед ним. Только этот жуткий блестящий и круглый глаз!

Наверно, вспомнив этот глаз, я разволновалась настолько, что прибор опять взвыл. Тут же прибежали медики, поставили капельницу, да ещё и сделали весьма болезненный укол.

Всё стало погружаться в вязкий туман.

***

Я не знаю, сколько прошло времени, но в палате было полутемно – горела только дежурная лампа. Я снова постаралась вспомнить события, предшествующие нападению.

Это случилось, кажется, в четверг. Что у нас было в четверг? Надо всё вспомнить, как можно подробнее.

Утром я едва не проспала, потому что будильник прозвенел на полчаса раньше. Ну, да. Машину-то пришлось отдать в ремонт, а на общественном транспорте до института пилить почти полтора часа… На завтрак Антонина подала сырники с вишневым киселём. Она готовит потрясающие сырники… Народу в метро было много, на Киевской, где я делала пересадку, еле удалось втиснуться в вагон… Сначала у нас были лекции по полимерам, и по нанотехнологиям, потом сдвоенная лабораторка по комплексным соединениям… Юля Черникова попросила, чтобы я её подвезла, а я сказала, что машина сломана. И мы вместе пошли к метро. А что было потом? Тут мне опять вспомнился страшный глаз, и мысли безнадёжно смешались.

***

Почему мне всё время вспоминается этот ужасный глаз? Может, преступник, напавший на меня, был одноглазым. Ага, Циклоп Филёвский! Глупость, какая. Да и форма глаза странная, такой у людей не бывает. Нет, надо постараться забыть про этот глаз, и вспомнить всё остальное.

***

Прошло ещё два дня. Мне никак не удавалось вспомнить точно, что же тогда произошло в парке. Я вновь и вновь возвращалась к воспроизведению предшествующих событий. Вот после лекции мы с Викой решили выскочить в кафе пообедать. К нам присоединились Мигель и Стасик. На выходе что-то задержало меня, и потом мне пришлось бежать, чтобы догнать ребят. Но, что меня задержало? Меня кто-то окликнул? Нет! Мне кто-то позвонил. Точно, позвонил! Но почему я не могла говорить на ходу? Разговор был таким важным? Или мне, почему-то, не хотелось говорить при друзьях? Ну, вот, опять этот глаз. Хоть рогатку с собой в воспоминания бери, честное слово!

***

Ко мне пришёл следователь. Я немного разволновалась из-за этого. Что я ему скажу? Я же ничего не могу вспомнить. Наверно, подумает, что я совсем дурочка.

Следователь оказался доброжелательным спокойным дядькой лет тридцати. Звали его Вениамин Михайлович. Если его и раздражала моя забывчивость, то виду он не подавал.

– Понимаете, Людмила, в парке произошло ещё два нападения на девушек. К сожалению, в тех случаях девушки погибли. Вы единственная, кому удалось выжить. И нам с вами надо остановить убийцу.

Ого. Он рассчитывает на мою помощь! Как жаль, что я не могу ничего вспомнить! Если бы не этот глаз…

– Вы не волнуйтесь. Давайте будем восстанавливать произошедшее постепенно.

Как будто я сама не хочу этого! Особенно теперь. Ведь от того, что я смогу вспомнить, может быть зависит жизнь ещё каких-то девчонок. Остановить гада просто необходимо! Вот только как?

Проклятый глаз снова замаячил перед моим внутренним взором, но следователь не дал проклятой гляделке отвлечь меня.

– Вот это схема парка. Здесь вы вышли из метро, а вот тут остановка автобуса. Вам надо было пройти совсем немного по краешку парка. Постарайтесь вспомнить, как вы оказались вот тут.

– Я хорошо помню этот парк, я ещё девчонкой облазила его весь. Насколько я могу судить, в этом месте должен быть небольшой овраг, заросший кустами черёмухи.

– Совершенно верно. Там ещё по дну ручеёк протекает.

– Но там же, очень сыро и грязно. Там можно гулять летом, но лезть туда в апреле, да ещё в светлом пальто и на каблуках! Меня, похоже, сильно стукнули по голове!

– Люда, вас ударили именно в этом овражке, и, судя по следам, вы пришли туда самостоятельно и добровольно, уверенной походкой здорового человека. Вы физически не могли так двигаться после полученной травмы.

– А, может, я сошла с ума? Или меня чем-то опоили? Как я могла повести себя так глупо?! В детстве мы в этот овражек за черёмухой лазали. Но сейчас она ещё не цветёт! Да и мне уже не десять лет. Зачем меня туда понесло?

Я даже постаралась приподняться на кровати, но резкая головная боль, вернула меня в горизонтальное положение и заставила судорожно глотать воздух.

В кровавом тумане, застлавшем мой взор, я опять увидела проклятый глаз.

***

После разговора со следователем меня опять нашпиговали лекарствами по самые уши. Перед тем, как провалиться в беспамятство, я вновь увидела глаз, но сейчас я была на него так сердита, что он не рискнул долго донимать меня.

***

Здоровье медленно, но верно возвращалось ко мне, вот только вспомнить, что произошло, я никак не могла. Каждый раз, когда я пыталась восстановить в памяти события того проклятого вечера, передо мной вновь возникал круглый блестящий глаз.

Ну, всё, хватит! С этим надо что-то делать!

Когда врач, Александр Петрович в очередной раз пришёл ко мне, я решила поговорить с ним начистоту.

– Александр Петрович, почему я всё забыла?

– Людочка, давайте определимся. Во-первых, вы не всё забыли. Вы помните своё имя, адрес, название института, где вы учитесь и многое другое. По сути, вы не можете вспомнить только сам факт нападения на вас, и события короткого промежутка времени, непосредственно предшествующего этому нападению. Ни компьютерная томография, ни обследования невролога не показали никаких серьёзных физиологических причин для этой амнезии.

– Причин нет, а амнезия есть.

– Возможно, эта амнезия связана у вас с психологическими причинами.

– Это как?

– Похоже, вы, почему-то инстинктивно не хотите вспоминать случившееся, и подсознательно блокируете эти воспоминания. Мне приходилось наблюдать такую картину у жертв сексуального насилия, когда сознание буквально выталкивает воспоминание о муках и унижении. Но вы не были изнасилованы. Это совершенно точно. Следовательно, причина отторжения определённых воспоминаний связана с чем-то другим.

– Александр Петрович, а я не могла сойти с ума?

– А почему вам вдруг пришла в голову эта мысль?

– Как только я пытаюсь вспомнить, что случилось, мне сразу мерещится глаз.

– Какой глаз.

– Чёрный круглый блестящий.

– Возможно, вы видели что-то подобное в момент потери сознания, или, напротив, когда сознание начало возвращаться к вам. И этот образ запечатлелся в вашей памяти именно потому, что ваше сознание было в пограничном и уязвимом состоянии. И так как этот «глаз» как-то связан с нападением, он «заслоняет» неприятные для вас воспоминания.

– Но это точно не сумасшествие?

– Если вы настаиваете, я могу организовать консультацию психиатра, но абсолютно уверен, что вам это, ни к чему.

– Доктор, но я должна вспомнить, кто напал на меня. Он убийца, его надо остановить!

– Людочка, над этим работают специально обученные люди. Бесспорно, ваши показания могли бы помочь им, но поверьте, они не могут строить всю свою работу только на свидетельстве тяжело травмированного человека. Так, что пусть совесть вас не мучает. Даже если вы не сможете вспомнить нападавшего, его всё равно сумеют вычислить. Я в этом уверен.

***

Мне уже разрешили садиться на кровати, а иногда (строго в присутствии медсестры!) даже ненадолго вставать. А ещё ко мне пустили друзей. Первыми, конечно, в палату влетели Вика и Соня.

– Представляешь, какое безобразие, – закричала Вика прямо от двери, – пускают только по два человека. А там к тебе пришли все наши.

– Кто?

– Юля, Гульнара, Тереза, Инга, Наташа, Стас, Ромка, Олег, Мигель. Нам пришлось жребий тянуть, кому первому к тебе идти.

– Да, пришлось побороться за право первого посещения, – тихо засмеялась Соня, – особенно, когда доктор сказал, что если мы тебя сильно утомим, то он прервёт поток посетителей.

– Ну вот, а мне так хочется всех увидеть. Я так по всем соскучилась! Да и чувствую я себя уже хорошо. Только память отшибло.

– Ты совсем, совсем ничего не помнишь? – Жалостливо ахнула Соня.

– Эй, ты что?! Сессия же на носу. Мы со Стаськой только на тебя и рассчитываем, – воскликнула Вика.

– Нет, я что-то помню. У меня какая-то избирательная амнезия. Вот в тот четверг, мы с тобой, Вика, собрались в кафе, и мне кто-то позвонил. А кто позвонил, убей – не помню.

– А что тут вспоминать, – хмыкнула Вика, – Тимур тебе позвонил. У тебя ещё такое лицо стало, будто ты лимон жуёшь. И говорить ты при мне и ребятах не стала, а ушла на лестницу.

– А что у вас с Тимуром случилось, если не секрет? – Спросила Соня. – Вы поссорились?

– Да нет, скорее расстались. Совсем. Невозможно общаться с человеком, который может говорить только о деньгах.

– Ну, мало ли какие у человека обстоятельства, – вздохнула Соня, – я вот тоже о деньгах двадцать четыре часа в сутки думаю.

– Сонь, ты себя-то с ним не сравнивай! Ты из другого города, живёшь в общаге, подрабатываешь в Макдональдсе. А Тимур из о-очень обеспеченной семьи. Ему на обедах, как тебе, экономить не надо! А вообще, ну его! Говорить о нём не хочу.

***

Ребята пробыли у меня до самого вечера. Я чуть ужин не пропустила. Да и ладно. Мы так и болтали бы без конца, но строгая медсестра Жанна Давыдовна выгнала моих друзей без всякого снисхождения.

Я откинулась на подушки, переполненная впечатлениями. Ребята столько всего рассказали. Где-то там бурлит жизнь, а я тут отлёживаюсь. Вот досада!

Что-то сегодня я услышала очень важное. Нет, это не очередные козни амнезии. Просто в ворохе обрушившейся на меня информации это важное как-то затерялось. О чём именно мы говорили? Ну, про грядущую сессию понятно. Если врачи позволят, я бы хотела сдавать вместе с ребятами. Тем более что Соня обещала мне свои конспекты за то время, что я в больнице прохлаждаюсь. Что ещё? Ах, да! Вика со Стасом подали заявление и собираются пожениться сразу после сессии. Про них всё понятно, мы почти три года ждали, когда же они, наконец, это сделают. Динка обожглась кислотой, чуть в больницу не попала. Семёна предупредили, что если он не возьмётся за ум, его могут даже не допустить до сдачи экзаменов. Ох, допрыгается парень до армейских портянок! Что же ещё?

Ага. Вика сказала, что мне в тот день звонил Тимур, а я это почему-то не могла сама вспомнить.

Ладно, я «подумаю об этом завтра», как любила говаривать Скарлет О’Хара. Тем более что Жанна Давыдовна уже идёт по мою душу (точнее ягодицу) со шприцом.

***

На следующий день строгую Жанну Давыдовну сменила хохотушка Ниночка. Это было здорово. Мы с Ниночкой ровесницы, и мне гораздо проще общаться с ней, чем с Жанной Давыдовной, которую я побаиваюсь. Ниночка помогла мне встать и подойти к окну. Ужасно хотелось посмотреть на мир.

По подоконнику скакал и вопил во всю глотку воробей. При нашем приближении, он испуганно замер и уставился на меня круглым блестящим глазом.

– Это же воробей! – Воскликнула я.

– Ну, да. А ты кого ожидала увидеть? Жар-птицу волшебную? Конечно воробей. Этот пацан пернатый уже два года под подоконником гнездо устраивает, и потом орёт во всю глотку – невесту заманивает, – сказала Ниночка.

– Понимаешь, когда я пыталась вспомнить, что со мной случилась, мне постоянно глаз мерещился. Нечеловеческий такой! Жутковатый. Круглый. Мне так жутко от этого становилось. А это просто воробьишка там оказался, когда я начала в себя приходить. Сам бедолага перетрусил наверно! А я-то что только не навыдумывала.

– Эх ты, воробья испугалась, – засмеялась Ниночка, – хотя, если честно, в том положении, что ты оказалась, не только воробья, даже комара можно за чудовище принять.

Едва я разгадала тайну странного глаза, мне как-то стало легко и весело. Теперь я уже не сомневалась в том, что смогу вспомнить всё.

***

Итак, в тот день мне позвонил Тимур. Я до сих пор испытываю чувство какой-то неловкости, оттого, что так решительно разорвала с ним отношения. А ведь какая была любовь…

Надо признаться, что Тимур не был моей первой любовью. Я ужасно влюбчивая, и ещё до встречи с ним успела повлюбляться бессчётное количество раз.

И первой моей любовью стал Славик. Тогда папа ещё не стал «Большой белой акулой рекламного бизнеса», как его любит насмешливо называть мама. Он только начинал свой путь в рекламе, и жили мы тогда в обыкновенной пятиэтажке в Кунцево. Со Славиком мы встретились в дворовой песочнице. Было нам тогда годика по три. У Славки был такой потрясающий ярко-голубой комбинезончик, удивительно подходивший к голубым глазам и светлым кудряшкам. Где уж тут устоять перед такой красотой ненаглядной!

Потом был Паша Кораблёв, который лучше всех умел ездить на трёхколёсном велосипеде, и Женя Артюхов – обладатель красивого воздушного змея, а в школе, конечно же, Гриша Гольдман, которого нам всем ставили в пример в первом и втором классе. А потом моим сердцем завладел Костя Рыков, потому что у него была замечательная восточно-европейская овчарка, а за ним – «настоящий негр», Том Бухленко, а следом – победитель химической олимпиады Олег Сидоров и Незнакомый Мальчик, встреченный в театре, и так далее.

Каждый раз, когда я влюблялась, сердце ухало куда-то в желудок, и я, обмирая от счастья, начинала придумывать «красивую жизнь» с очередным избранником. Конечно, в этой «красивой жизни» были разнообразные приключения, пираты, перестрелки и быстроногие кони, уносящие нас к счастью.

По мере моего взросления «красивая жизнь» видоизменялась. Теперь мне виделось, что мой избранник становится ужасно знаменитым актёром, или спортсменом, или учёным. И вот он спускается со сцены, или с трапа самолёта, или ещё откуда-нибудь. А кругом поклонники, цветы, аплодисменты, визжащие фанатки, а ОН, не обращая ни на кого внимания, подходит ко мне и…

А когда я встретила Тимура, всё было совершенно по-другому. Мне совершенно не захотелось придумывать «красивую жизнь» с пиратами или фанатками. Мне просто хотелось быть рядом с ним, слышать его голос, смотреть в его восхитительные синие глаза в густых зарослях роскошных ресниц, и вообще ни о чём не думать.

Мы познакомились в аэропорту Шереметьево, когда я отправлялась на первые студенческие зимние каникулы в Барселону. Мы летели в одном самолёте, и с момента приземления в аэропорту Эль Прат старались ни на минуту не расставаться. В первый год нашего общения я была так счастлива, что просто не находила слов для описания своего состояния.

Но постепенно моё чувство к Тимуру стало как-то затухать. Я вдруг поняла, что мне становится скучно с ним. Это было ужасно. Честно говоря, я надеялась, что мне удастся встретить такую любовь, какой пронизана жизнь моих родителей. Вы не поверите, но прожив четверть века в браке, они не растеряли взаимной нежности, не стали друг для друга неинтересны. Да что там: они даже молчать умудряются в унисон!

Мне же приходилось заполнять часы, проведённые наедине с Тимуром бессмысленной трескотнёй, потому, что иначе общение с ним становилось совсем невыносимым. Чем дольше мы общались, тем больше Тимур напоминал мне постер из модного журнала. Сначала ахнешь от восторга, а потом начинаешь понимать, что он такой же, как был вчера и позавчера, и завтра и послезавтра тоже не следует ждать перемен.

Самое неприятное, что по мере моего охлаждения, Тимур всё больше привязывался ко мне, и всё настойчивее звал меня замуж. Он даже настоял на нашем обручении в декабре прошлого года. Мне было его ужасно жалко, но общаться с ним становилось всё неприятнее.

Окончательно разорвать наши отношения я решила после совместной поездки в Китай, которую презентовали нам мои родители на зимние каникулы. Китай – страна необыкновенная и ни на что, доселе виденное мной, непохожая. Я готова была носиться в поисках новых впечатлений чуть не круглыми сутками, а Тимур предпочитал оставаться в гостиничном номере, развлекаясь компьютерными играми, или напиваться в баре.

Я ещё там, в Китае поняла, что мы разные, и нам надо расстаться. Но всё оттягивала этот момент, потому, что просто духа не хватало для решительного объяснения.

Окончательное решение я приняла незадолго до нападения на меня.

***

На следующий день я сказала маме, что хотела бы увидеться со следователем. Мама, разумеется, сразу переполошилась. Ей почему-то показалось, что это может повредить моему здоровью.

– Мама, ну он же не будет бить меня по моей больной голове. А простая беседа мне точно не повредит. Мне даже легче станет, а то я всё думаю, думаю. Уже невесть до чего додумалась.

Но мама, прежде чем согласиться со мной, побежала советоваться с Александром Петровичем.

Всё-таки мамы как-то странно устроены. Ни у кого язык бы не повернулся назвать мою маму слабой женщиной или трусихой. В молодости она была отчаянной альпинисткой, позже увлеклась дайвингом, и однажды даже вступила в схватку с акулой, чтобы спасти свою подругу. Она лихо водит машину, прыгает с парашютной вышки, как-то раз, на моих глазах в одиночку разогнала компанию подвыпивших юнцов, приставших к нам с подружкой. И при этом боится, что разговор со следователем может оказаться опасным для моего драгоценного здоровья! Вот как это объяснить?

Вениамин Михайлович пришёл на следующий день, и прямо от порога осыпал меня комплиментами.

– Люда, вы замечательно выглядите. Когда я видел вас шесть дней назад, то даже и предположить не мог, что вы окажетесь таким молодцом.

– Спасибо, Вениамин Михайлович. Мне кажется, я вспомнила всё, или почти всё, но должна вас огорчить: я не видела, кто меня ударил. Возможно, он подошёл сзади.

– Совершенно верно. Наши криминалисты это установили по следам. Но вы всё же, хотели мне что-то рассказать.

– Я расскажу всё, но мне не хотелось бы, чтобы вы арестовали человека только на основании моих слов. Преступника-то я не видела, а всё остальное могло просто совпасть. Ведь бывают же в жизни трагические совпадения!

– Разумеется. Более того, я вам скажу, что только ваши слова для суда вообще ничего не значат. Любой адвокат нас просто в пух и прах разобьёт. Слова, они и есть только слова. Тем более, слова человека, перенесшего ЧМТ. Мы будем обвинять человека на основании доказательных улик, а ваши слова лишь помогут нам определить направление, в котором эти самые улики надо искать. Так, что рассказывайте, не бойтесь.

– Прежде всего, я хотела понять, почему у меня так избирательно отказала память. Доктор сказал, что такое бывает у людей, подвергшихся изнасилованию. Как бы хочется забыть о страшном.