Двадцать писем Фебу

Человек неумный выдаёт себя в том числе и вот этим комичным бахвальством – он носит свою начитанность как корону и похваляется ею при всяком удобном случае, ревниво наблюдая за реакцией окружающих: все ли заметили, насколько он начитан? К тому же он, как правило, сноб, уверенный, что владеет монополией на истину.

Лена совсем другое дело. Спорит она с наслаждением, но это у неё не спорт, а что-то вроде фитнеса, когда важен не столько результат, сколько сам процесс. И делает это посредством сетевого жаргона, едкого, как щёлочь, за что ей постоянно прилетает от всевозможных граммарнациков и прочих ревнителей языка. Так вот, как было сказано выше, она считает, что случившееся со мной – гештальт. Почитав об этом феномене, я склонна с ней согласиться, но беда в том, что это ничего не меняет. Когда ты понимаешь, что с тобой происходит, это может снизить степень тревожности, но чёртова роза продолжает пахнуть розой, хоть розой назови её, хоть нет.

Ну, допустим. Несмотря на всю мою уверенность, что я достигла нирваны, или своей гавани, или мудрости, называй это как хочешь, допустим, что во мне зрела некая потребность. Гештальт. Как он умудрился созреть, не попадая в поле моего внутреннего зрения, я, право, не знаю, но, созрев, упал мне на голову с энергией, пропорциональной массе и квадрату скорости (хорошо хоть пополам). Исаак Ньютон меня бы понял. Никогда такого не было, и вот опять! Из глубин моей безмятежной души внезапно вырвался факел, озаривший этот буколический пейзаж беспощадным светом, напрочь изгоняющим любую тень. И сошёл с неба световой столп, и в этом столпе явился Ангел, и Ангел был Лев…

Я смеюсь. Потому что смех – последнее прибежище горечи, единственное противоядие, которое мне осталось. Лев, конечно, далеко не ангел – ни с большой, ни с маленькой буквы – что он и сам неоднократно подчёркивал. Вообще в его натуре невероятная скромность парадоксальным образом сочетается с осознанным кокетством, и, надо сказать, он этого даже не скрывает. Знаешь, напишет о себе что-нибудь эдакое, и когда ты уже поверила, или не поверила, или принимаешься недоумевать, вдруг простодушно вставит: «Я кокетничаю». Ну, как – простодушно. На первый взгляд. Лена считает, что это всё ухватки обычного пикапера (кстати, это словечко я тоже узнала от неё). Возможно. Хотя пытаться объяснить человека посредством какого-то одного понятия – затея бесперспективная. Любое понятие являет собой известное упрощение, так как может описать или объяснить только одну сторону явления. Это к вещи можно приклеить этикетку «сыр», «мыло туалетное», «контейнер для белья пластиковый», да и то отдельные предметы со временем разрушаются. По истечении определённого срока сыр утрачивает потребительские свойства и перестаёт быть сыром; у мыла более долгий срок, но только при условии правильного хранения; даже неразлагаемый пластик может со временем потрескаться, скукожиться и сломаться. Что уж говорить о таком сложном и противоречивом предмете, как человек. Какой бы ярлык мы к нему ни приклеили, он способен объяснить лишь ту грань его натуры, которую мы видим из своего угла.

Поэтому я склонна согласиться с Леной: какой-то частью своей натуры Лев действительно пикапер. Но всё же рискну предположить, что это не является его основным занятием в – Сети, по крайней мере. О его жизни в реале ничего утверждать не берусь, ибо знаю о ней только с его слов. Как бы там ни было, это натура гораздо более сложная, чем банальный соблазнитель, самоутверждающийся посредством этого, в общем-то, вполне невинного занятия. Говорю «невинного», так как уверена: любого человека можно склонить только к тому, чего он сам, сознательно или нет, хочет. Заставить, вынудить – другое дело, здесь надо прибегнуть к известному насилию. Но склонить – это значит всего лишь подтолкнуть в направлении желаемого. Гештальт, однако! (Рука тянется поставить несколько скобочек, изображающих смех).

Кстати, о скобочках – в скобках. Однажды, ещё во время нашей со Львом активной переписки, он с досадой пожаловался на залипающий верхний ряд клавиатуры его ноутбука – дескать, прости, сегодня скобочек не будет. Примечательно, что его обеспокоило не отсутствие вопросительного знака, или восклицательного, или тире, а – скобки! Мне бы уже тогда задуматься. Приложив нехитрую дедукцию, из этой реплики можно извлечь степень серьёзности наших отношений, по крайней мере – его отношения ко мне: забава! Но я была слепа, я читала только слова – без знаков препинания. Я тоже была компьютером с испорченной клавиатурой: он – не писал, я – не читала знаки.

Знаки! Из того немногого, что мне известно о его образе мыслей. Как-то мы беседовали о том, чем определяются наши поступки. Как бы человек ни скрытничал, но, общаясь с кем-то довольно продолжительное время, он не может не проговориться хотя бы о чём-то личном. В том диалоге Лев признался, что конец его легкомыслию положила болезнь. Насколько я могу судить с его слов, болезнь не была особенно тяжёлой, но могла иметь фатальные последствия. И вот, лёжа на больничной койке, он задумался.

В этом нет ничего экстраординарного: многих людей внезапный недуг заставляет провести ревизию собственной жизни. Это естественно. Привыкнув распоряжаться своим телом и временем, ты внезапно оказываешься беспомощным, лишённым возможности заниматься обычными делами. Единственное, что остаётся активным, это мозг. Даже человек, не склонный в рефлексии, в этом состоянии вынужденного безделия, если оно окажется достаточно продолжительным, способен задуматься о собственной жизни. Что уж говорить о том, кому рефлексия свойственна изначально. Вот тогда-то Лев, по его собственному признанию, задумался о причинах, приведших его на больничную койку. Что это были за причины, говорить отказался, отписавшись своим непререкаемым no comment. Нет так нет, я никогда не настаиваю на откровенности. Вопрос был задан мною не из вежливости, мне было на самом деле интересно, как дорога нам любая подробность, даже пустяковая, о жизни небезразличного нам человека. Лев тщательно оградил от меня свою жизнь, расставляя свой «no comment» наподобие забора вокруг частного владения. Это было немного обидно, но непринципиально. Лена сказала бы, что это было сознательное нагнетание таинственности с целью возбудить мой интерес. Возможно, а может, и нет. Был ли в этом коварный замысел, или это была естественная скрытность, но в своём представлении о Льве я заполняла эти пустоты плодами собственного воображения, основанными, конечно, на моём личном опыте. Иными словами, в своих заключениях о нём я исходила из гипотетических посылок, оказавшихся, видимо, ложными.

Но вернусь к тому разговору. Лев признался, что, размышляя о жизни и о том, куда она его привела, выделил два ориентира: знаки и уроки. В том смысле, что жизнь щедро расставляет на нашем пути своего рода маячки, предупреждающие нас и подсказывающие, что делать. Но, так как они не выглядят как знаки и скорее сравнимы с порталами для трансгрессии из «Гарри Поттера», каковым мог оказаться, например, стоптанный башмак на дороге, мы их часто не замечаем, и в этом причина всех наших неприятностей. Которые, в свою очередь, есть не что иное как уроки. Чтобы исключить эти неприятности в дальнейшем, урок необходимо выучить – то есть осмыслить причины и следствия.

Этот вывод не является таким уж трансцендентным озарением, но тогда он показался мне знамением. Впрочем, тогда все наши со Львом совпадения казались мне знаками свыше. Хотя, если задаться этой целью, можно найти массу общего почти с любым человеком, чьи биографические детали возьмёшь на себя труд выяснить – жизнь не особенно щедра на сюжеты. Но разве об этом думаешь, когда с тобой случается амок! В этом состоянии вообще не думаешь – в общепринятом смысле слова «думать», подразумевающем рациональную умственную активность.

Словом, когда я прочла о его знаках и уроках, меня даже в жар бросило: да ведь это же обо мне! Ведь и у меня был такой рубикон, когда переосмысление собственной жизни сделалось условием выживания. Когда я стала различать расставленные на моём пути знаки, останавливаться возле них и задумываться. Я и до сих пор учусь их читать, и это, видимо, уже навсегда, потому что набор этих знаков неограничен. Их невозможно выучить, как обычные дорожные знаки, потому что большая часть их никогда не повторяется, зато постоянно возникают новые.

Письмо 7. Уроки

Лет уже надцать назад моя жизнь стремительно сорвалась под откос. Это случилось на перегоне между двумя станциями – первым и вторым браками. Риск сорваться с рельсов всегда существует, когда судьба делает крутой поворот, особенно при наличии неполадок в локомотиве…

Но оставлю в покое железнодорожную аналогию. Недуг подступал издалека и очень незаметно, что притупило мою бдительность. В итоге, как это часто со мной бывает, я заметила неладное только тогда, когда уже вошла в жестокий штопор. Словом, это была, если верить медикам, депрессия – но это ни о чём: слово модное, и им теперь называют всё что ни попадя, начиная с плохого настроения и ПМС. Встала не с той ноги – депрессия, скучно – депрессия, не могу придумать, где взять денег – депрессия, всё достало – депрессия, и так далее и тому подобное…

Милые мои глупыши, да вы просто не знаете, о чём говорите! Депрессия не имеет ничего общего ни с перечисленными случаями, ни с ещё несколькими сотнями неперечисленных, но регулярно всуе упоминаемых! Настоящая, клиническая депрессия – это такой клинч, которого я, прошедшая через это, не пожелала бы даже своему врагу, буде у меня таковой бы имелся. Не имеется. Допускаю, что есть люди, которые считают меня своим врагом – их проблема. Мне хватает неприятностей и без этой напасти.

Так вот, депрессия. Я расскажу, что это такое на самом деле. Начнём с того, что она бывает нескольких видов, совсем не похожих между собой, даже противоположных. К примеру, есть такая, для которой свойственны подавленность и апатия – её чаще всего и имеют в виду, употребляя это слово. Состояние малоприятное, но терпимое.

И есть депрессия ажитированная, при которой состояние подавленности сменяется неконтролируемым возбуждением и беспокойством, невозможностью усидеть на месте из-за острых приступов страха и паники. Это трудно описать, и понять, какой при этом испытываешь ужас, способен только тот, кто пережил. Все остальные будут увещевать тебя банальностями вроде того, что «ты сама себя накручиваешь». Им, видите ли, кажется, что это каприз неуравновешенного человека. Если, не дай Бог, с тобой такое приключится, смирись с тем, что объяснять это кому-то ещё бесполезно.

Сначала паника накатывала приступами – раз в несколько лет, раз в год, раз в месяц. Это был невыносимый и совершенно иррациональный страх, без какой-либо причины, на пустом месте. Впрочем, слово страх не в состоянии передать и сотой доли того животного ужаса, который при этом испытываешь. Ты просто превращаешься в комок непреодолимого и невыносимого кошмара, как если бы тебе вынесли приговор, и ты совершенно точно знаешь, что его приведут в исполнение. Причём это вовсе не обязательно страх твоей собственной физической смерти. Страшит не какое-то конкретное событие, а нечто неизвестное, но неотвратимое… Но, повторюсь, слова бессильны.

Начавшись с таких приступов – внезапных и непродолжительных, может быть, час-другой – паника идёт по нарастающей. И если от неё отмахиваться, то однажды наступает день, когда она становится непрерывной. По-хорошему, заниматься этим надо начинать уже после первого такого приступа. Я отмахивалась. Как и мои близкие, среди которых есть даже врачи. «Выпей валерьянки». Сами пейте вашу валерьянку! С тем же успехом больному раком в последней стадии можно предлагать аспирин.

Не буду утомлять тебя медицинскими подробностями, что пережила – всё моё. Скажу только, что на несколько лет я выпала из жизни. Счастье вообще, что вернулась! Считаю необъяснимой милостью судьбы тот факт, что, когда я уже перестала есть и спать, на короткое время нашей соседкой оказалась врач-психиатр, которая и вывела меня из критического состояния, погрузив на две недели в медикаментозный сон. Дальше выбираться пришлось самой, очень медленно и постепенно. Где-то через полтора года наступил первый просвет – несколько часов без паники, и уже это было невероятным счастьем. До полного освобождения прошло года три. Ну, как – полного. Относительно. Как объяснила великолепная Света, дай Бог ей всяческого счастья, время было упущено и процесс перешёл в хроническую фазу. Но я, по крайней мере, научилась с этим жить.

Теперь к урокам.

Первый и главный – надо научиться останавливаться. Найти свою черту невозврата – и останавливаться перед ней. У каждого из нас есть свой запас прочности, и часто мы работаем на пределе своих возможностей. Надо только знать, где он, этот предел, и не переступать. Даже если все вокруг будут уговаривать: потерпи ещё немножко, вот это сделаем – и тогда… Даже если будут грозить увольнением или лишением чего бы то ни было. К чёрту! Положи на одну чашу весов то, чего ты можешь лишиться, а на другую – свой рассудок, и ты получишь недвусмысленный ответ на вопрос, как следует поступить. И поработай над личной системой оповещения – вкрути аварийную лампочку, которая станет тревожно мигать всякий раз, когда ты подходишь к опасной черте. У каждого должна быть такая аварийная лампочка. Моя – Итуруп. Да-да, остров Курильской гряды, один из тех спорных островов, на которые претендует Япония. «Конец географии»! Как только меня начинает тянуть на этот суровый и малоосвоенный край света – я знаю: пора остановиться. Если этого не сделать —выносит в крутой штопор, из которого можно и не выйти.

Второй урок – приоритеты. Нереально трудно человеку, воспитанному на пионерском салюте – общественное выше личного! – ставить в приоритет собственные цели, а не те, которые навязывает ближайшее окружение. Теперь и не вспомнить, сколько сил потрачено на всякую кампанейщину – вместо того, чтобы заниматься своим делом. Своё дело – это не частный интерес, не эгоизм, как нас приучили считать. Это именно то, для чего ты пришёл в этот мир. Общее дело, res publica, состоит из таких вот частных дел, и нет ничего постыдного в том, чтобы ставить его во главу угла, да простится мне этот пафос. Вся Великая русская литература вопиёт об этом. Толстой говорит о том, что в годину наполеоновского нашествия самыми полезными деятелями были те, кто занимался своими обычными делами – и высмеивал барынь, щипавших корпию, никогда не доходившую по назначению. Душечка Чехов призывал каждого сделать всё возможное на своём куске земли – заметьте, на своём! – считая это необходимым и достаточным условием преображения всей земли. Милейший Михаил Афанасьевич Булгаков с его бессмертным «разруха не в клозетах, а в головах» предостерегал от того, чтобы петь хором и решать судьбы иностранных оборванцев в ущерб своей непосредственной работе. И, наконец, есть великолепная миниатюра Жванецкого «Причины Родину любить», диалог наших современников, которые пытаются понять, как им жить. ««Так как надо родину любить?» Он мне такую глупость сказал: «Прокорми себя. Облегчи всем нам жизнь». – И это патриотизм? – Да, говорит, это и есть высший патриотизм». Всё то, о чём Толстой, и Чехов, и Булгаков – в пределе.

Так что давайте не будем. Не надо мне вот этого… «непорядочно», «непатриотично». Тот, кто честно занимается своим делом, и есть самый порядочный патриот. Всё остальное – декорум.

И третье. Жить надо сейчас. Никакого светлого будущего! Оно, как линия горизонта, всегда равноудалено от нас. Мы не знаем и никогда не узнаем, что там, поэтому воображаем себе кто во что горазд. А между тем будущее начинается сегодня – ты уже в нём живёшь, каждая следующая секунда жизни – это будущее, становящееся настоящим. Так что единственный способ создать себе светлое будущее – это жить в светлом настоящем. Никаких «когда-нибудь потом», завтра может тупо не наступить…

Собственно говоря, уроки мы извлекаем постоянно – кто вообще склонен их извлекать, но тут вариантов всего два: либо ты выучил урок, либо очередной раз получаешь по лбу черенком грабель. И так до тех пор, пока не выучишь. Можно сколько угодно пенять на грабли – им, граблям, нет никакого дела до того, что ты о них думаешь. Мир полон таких страдальцев, которых жизнь, увы, ничему не учит. Зайди хоть в любую соцсеть. Такие не устают сетовать на несовершенство мира – пардон за фольклор, все пидорасы, а я д’Артаньян! – хотя элементарная логика должна заставить задуматься над вопросом: почему?

Почему судьба, как ты считаешь, несправедлива именно к тебе? Чего она прицепилась? Что ей надо? А может, она хочет, чтобы ты наконец оторвал своё седалище от нагретого места и хотя бы купил лотерейный билет? Ведь, если ты не совсем дурак, то должен понимать: статистическая вероятность, что все вокруг дерьмо и только один ты хороший, ничтожно мала. Может, всё-таки что-то не так с тобой? Что-то такое в тебе самом притягивает все эти громы небесные на твою глупую голову? Чтобы достучаться наконец до твоего рассудка.

До некоторого момента в моём собственном прошлом и моя жизнь напоминала День Сурка. Эти нескончаемые мужчины, использующие меня как жилетку! Других теперь, что ли, не производят? Если бы не опыт (пускай не вполне удачный, но всё же), я бы тоже, наверное, сидела сейчас на берегу Рио-Пьедра и проливала слёзы. Сходство между теми, кого подсовывала мне жизнь, доходило до смешного – если бы это не было так грустно: даже их дни рождения укладывались в одну декаду! Получалось, что не стоило труда уходить от мужа, так как все остальные не лучше, а он, по крайней мере, зло известное. Вот тогда-то, на берегу моей персональной Рио-Пьедра, я села и крепко задумалась. Стало очевидно: что-то не так во мне самой. Ибо если одни и те же обстоятельства воспроизводятся из раза в раз с непреодолимой силой физического закона, значит, они являются прямым следствием некоторых постоянных условий.

В то время я ещё не преподавала логику и даже её не знала. Мой опыт общения с ней исчерпывался семестровым университетским курсом, который пролетел пулей по касательной, лишь слегка оцарапав висок. Профессор, который его вёл, был меланхолическим ипохондриком, априори неспособным, что называется, зажечь, а я была Марианной из «Разума и чувства» – то есть, попросту, меня несло. Моя юная поэтическая экзальтация проявляла себя, в числе прочего, в рационалистическом нигилизме. То есть я была Базаров наоборот – Воразаб. Если тот признавал только доводы рассудка и силу фактов, то я была, напротив, целиком трансцедентна, читай: не от мира сего. Культивируя в себе чувствительность, и без того обострённую от природы, я гордо игнорировала такой сухой и скучный предмет, как логика, убеждая себя, что мне он ни к чему, жить надо сердцем. Словом, принцессы не какают!

Вспомнился эпизод из «Настоящих мемуаров гейши» Минеко Ивасаки. Будучи одной из самых успешных гейко своего поколения, она однажды угодила в больницу с острым аппендицитом, и когда после операции доктор задал ей стандартный вопрос, отходят ли у неё газы, девушка гордо ответила, что такими глупостями она не занимается.

Поскольку я тоже в ту пору «такими глупостями не занималась», логика просвистела пулей у виска, и зачёт я получила только потому, что профессора утомила моя непробиваемая тупость. Приходя раз за разом на пересдачу, я повторяла затверженные определения, и любой вопрос, сформулированный иначе, чем в билете, тут же ставил меня в тупик. К третьей попытке ему это надоело, и он решил избавить себя от меня. К слову сказать, логика была единственным предметом, который я не сдала, и наличие зачёта ничего не меняет. Где-то, уже и не вспомню, где, я читала об одном знаменитом израильском профессоре, который поставил зачёт студентке, не проронившей ни слова. Когда ассистент поинтересовался, почему он это сделал, профессор ответил: но ведь она не допустила ни одной ошибки!

Парадоксальным образом именно логику я теперь преподаю, что лишний раз доказывает справедливость расхожей максимы «никогда не говори никогда».

Всё это я рассказываю к тому, чтобы тебе было понятно: до всего, до чего я додумалась, я додумалась самостоятельно, не владея дедукцией даже на бытовом уровне, так что считаю себя в праве собой гордиться. Как водится, всё началось с сакраментального вопроса: какого дьявола?! Чего это они все гребут к моему берегу – эти похожие, как близнецы, недопёски, ищущие во мне мамочку?

Устав грести против течения и наблюдать на берегу один и тот же пейзаж, я бросила вёсла и задумалась…

Из всей нашей большой семьи я в своём поколении старшая. Все мои братья и сёстры моложе меня, включая и родного, который появился, когда мне шёл десятый год. Первенец в любой семье – первый блин, который выходит комом, так как у родителей ещё отсутствует опыт. При его воспитании они допускают все мыслимые и немыслимые ошибки и на нём обкатывают свои педагогические навыки. У меня были родители с очень сложными отношениями между собой и в конфликте с самим собой каждый по отдельности. Но, с другой стороны, имелись бабушка и дедушка, которые, как и положено, очень меня любили, и дядя, в ту пору очень юный, но непостижимым образом уже заточенный на выполнение родительских функций. Таков мой стартовый пакет. Но потом один за другим пошли рождаться другие, и я сразу стала старшей сестрой – со всеми причитающимися этому статусу обязанностями. Всю малышню оставляли на меня, и я даже не догадывалась о степени своей ответственности, пока однажды дядина жена (стало быть, моя тётя), поручая мне присмотр за своими двумя отпрысками, не произнесла примерно следующее: «Глаз с них не спускай! Учти: если они выпадут с балкона, рожать мне новых будешь сама!»

И я, видимо, прониклась. По крайней мере, с этих пор чувство ответственности в моих отношениях с окружающими стало определяющим. Мы в ответе за тех, кого нам поручили! И, видимо, это было написано у меня на лбу, так стоит ли удивляться, что к моему берегу прибивало инфантильных, не способных позаботиться даже о себе мужчин?

Письмо 8. Вывеска

Думаю, каждый из нас носит на себе какую-то вывеску, даже не подозревая об этом. Помнишь эпизод в электричке из нашего всенародно любимого фильма «Москва слезам не верит»? «– Если я не ношу обручального кольца, это ещё ни о чём не говорит. – Да даже если бы вы носили три обручальных кольца, вы всё равно не замужем. У вас взгляд незамужней женщины». Ровно так же и во всех остальных случаях.

Ты не замечал, например, что есть люди, которым все кидаются помогать? Даже если их об этом не просили. Просто потому, что всё оно какое-то такое жалкенькое, беспомощное, непрактичное. Говорю «оно», потому что это может быть как женщина, так и мужчина – в равной пропорции, хотя наше сознание фиксирует, главным образом, женщин. Вернее, так: подобного рода женщин и мужчин оно, сознание, разносит по разным категориям, и поэтому нам кажется, что беспомощные женщины преобладают. Почему по разным – объяснять, наверное, излишне, просто констатирую: беспомощная женщина – явление всё-таки более естественное, чем беспомощный мужчина. Последний вызывает у нас либо материнский инстинкт, либо раздражение – в зависимости от того, насколько он симпатичен – и попадает в разряд либо хронических лузеров, либо маминых няшечек. Отсюда и проистекает разница в том, как мы реагируем на «бедняжек» противоположного пола. В большинстве случаев мы либо не замечаем этого кокетства – потому что такая беспомощность по меньшей мере в половине случаев не более чем кокетство, сознательное или неосознанное – либо замечаем, но принимаем правила игры и ведём себя в соответствии со сценарием, то есть подыгрываем.

У мужчин это, наверное, иначе, хотя не факт. Я не была мужчиной – по крайней мере, не в этом воплощении, а предыдущих моя память не сохранила. Мужиком – да, время от времени и по мере необходимости, но не мужчиной; ты поймёшь, что я хочу сказать. То, что прежде называлось «быть мужиком», теперь чаще описывается идиомой «у тебя есть яйца». Говорят, у меня они есть и даже стальные, но это ситуативно и только в экзистенциальных вопросах; в быту я, несомненно, девочка, со всеми вытекающими отсюда поведенческими реакциями. И так как мужчиной я никогда не была и уже вряд ли стану, любые мои построения на этот счёт не более, чем гипотезы. Рискну предположить, что для вас (не тех, кто рождён с некоторым набором половых признаков, а для тех, кто осознаёт себя таковым) должно быть естественно брать на себя ответственность, и поэтому наша женская слабость едва ли вызывает у вас активное неприятие. Раздражение – может быть, когда нашей слабости чересчур и она начинает существенно осложнять выполнение других задач. Но зато на её фоне стремительно растёт ваша самооценка, а для вас, согласись, очень важна гендерная идентичность, и самое тяжкое оскорбление – услышать в свой адрес: ты не мужик, ты баба!