С Богом на ты

Он спрятал карточку в нагрудный карман куртки, затем тщательно проверил пальцем – на месте ли она.

– Берегите себя, Сара. И никогда не обманывайтесь в окружающем вас неидеальном мире.

Девушка развернула машину с грунтовой дорожки и выехала по автостраде на ту сторону, куда ушёл Эрнан. Глаза постепенно освоились в темноте, но фокус зрения всё же не очень чётко различал предметы. Сара включила дальний свет и вгляделась в пустоту. Впереди показалась еле заметная фигура, меняющая форму и очертания. Затем она превратилась в точку и исчезла совсем. Сара, опершись подбородком на руль, сидела в оцепенении несколько секунд, уставившись то ли на темнеющую впереди дорогу, то ли обволакиваясь магией автомобильного света, как вдруг, встрепенувшись, рассеянно поправила волосы и торопливо покатила в противоположном направлении.

Глава 3

Опустились сумерки. Ноябрь протекал умиротворённо и умеренно, без печальных, драматических, запоминающихся чёрных дат в календаре, как и весь уходящий год. Зато хронология событий, происходящих в мире, не предвещала никому в целом спокойствия и беззаботности, включая тех, кто считал себя непричастными к общему, и даже тех, которые, заявляя: «Моё дело – сторона», оставались неосведомлёнными. Год особенно запомнился смертью двух знаменитых теноров, пышными похоронами двух не менее знаменитых актеров, а также побегом политика правящей партии – министра финансов и укрытием его спецслужбами другой страны.

Уже к середине ноября деревья, отбросив своё покрывало из жёлтых листьев, бесстыдно обнажились, словно нудисты в знойную жару.

Отсутствие ветра всё же не спасало от морозного воздуха, который при дыхании дикарём врывался во внутренности и до посинения исступлённо – виртуозно играл на человеческих костях.

Эрнан любил ноябрь и называл его перешейком, соединяющим два уникальных, на его взгляд, месяца – Красный Октябрь и Белый Декабрь.

Таинство ноября, сокрытого и стиснутого между двумя месяцами, служило для него путеводителем, багровым маяком, своего рода исчислением на пути нового магического этапа. Оно знаменовалось для него либо очищением и завершением бесконечных рутинных дел, либо стремлением объять необъятное. Когда – то давно, в начале девяностых, когда святые ориентиры – чувство патриотизма и чувство долга – были стёрты произошедшими событиями, начался массовый отток из страны людей, большинство из которых составляла золотая интеллигенция. В поисках желанной отдушины люди с остервенением, без оглядки и навсегда покинули страну.

В те мрачные годы у Эрнана что – то щёлкнуло в груди. Он не уехал, остался, но жить как прежде не мог. В душе словно прорвалась незримая плотина. Восстановить его душевное равновесие теперь было делом разве что Божьих рук.

Этот день и сегодняшнее случайное знакомство с Сарой необычно отметились в спектре событий личной жизни Эрнана.

«Но насколько оно было случайным?» – не переставая, задавался он вопросом.

Эрнан вспомнил, что не совершил вечернюю молитву. Включённые фары редко проезжающих машин били ярким светом в лицо. Прищурившись, он продолжал идти, всё больше чувствуя давивший на спину рюкзак. Глаза слипались от усталости и непреодолимого желания заснуть. Непроизвольное постукивание друг о друга камушков чёток возвращало его в реальность из грёз сна. Через полчаса ходьбы он остановился, глядя на поле слева от дороги, не намереваясь извлекать спальный мешок для ночлега, сознательно избегая непредвиденных форс – мажорных ситуаций в лице нетрезвых местных жителей, злой собаки и всяких ползучих тварей.

Когда Эрнан прошёл километра два, ему показалось, что он видит впереди минарет. Туманное сооружение по мере приближения становилось всё более чётким, и он увидел горделиво стоящую придорожную мечеть. Она, судя по всему, была построена гораздо позже, после приобретения республикой независимости. Божьи дома – мечети, церкви, синагоги – в бывшей атеистической империи не являлись столь посещаемыми и социально – актуальными, как теперь, а были просто древними архитектурными строениями, украшающими характерное лицо восточной страны. Динамичный темп нового суверенного государства окончательно повернул общественность в сторону наживы материальных ценностей, эфемерных непостоянных радостей, так что никакому бизнесмену и в голову бы не пришло заняться богослужебной постройкой на свои кровные сбережения. Очевидно, личные инициативы отдельных общественных деятелей и порывы иных государственных чиновников в деле развития социальных институтов, в том числе влияние религиозной идеологии и морали на умы не поощрялись. Да и помимо этого идеи набожности казались непригодными. Рядом с мечетью, по правой её стороне, было небольшое второразрядное кафе. Эрнан наскоро подкрепился, утоляя наступивший голод картофельным пюре с куриной грудкой, и, расплатившись, спросил у официанта:

– Скажите, если идти по прямой, можно ли будет выйти к горе Бешбармаг?

– Километра через три, если держаться левой стороны шоссе.

– Точнее, через два километра, – заметил Эрнан, взглянув на циферблат часов.

Официант, внимательно присмотревшись к клиенту, выпрямился, будто что – то вспомнил, и неуверенно спросил:

– Простите, я не мог вас раньше где – то видеть?

– Вполне может быть, – ответил Эрнан.

– Через два километра возле шоссе у подножия горы располагается святое место – Пир Хызыр Зунджа. Обычно там и останавливаются паломники и верующие для совершения молитв и поклонений. Ну, а если вам нужно к самой горе, – тут официант понимающе посмотрел на рюкзак, – придётся подниматься на высоту 1200 метров.

Эрнан за основательное объяснение прибавил официанту чаевых, поблагодарил и никем незамеченным вошёл в мечеть.

Скромность мечети сразу бросалась в глаза: никакой расписной помпезности, молитв на стенах, роскоши позолоченных арабских росписей, лишь внутренняя часть единственного центрального купола была отделана орнаментом в духе азербайджанских строителей начала ХХ столетия, на котором читалось слово «Аллах». Подобная скромность как бы разрушала стереотипы архитектурной композиции того и более позднего периода.

У входа в мечеть было нечто вроде маленькой прихожей – гардеробной. Эрнан заметил возле неё встроенное в стену окошко, соединяющее мечеть с выходом на трассу. За столом у окошка сидел тучный пожилой мужчина, на голове которого была белая кипа, связанная из редких серебристых нитей.

«Почему они прикрывают венечную чакру на макушке? – задумался Эрнан, присмотревшись к мужчине. – Не это ли единственная связь человека с Богом или с Космосом? Получаемую свыше энергию индивид использует не всегда верно, а зачастую даже не во благо ни себе, ни другим. Бесчисленное множество раз я видел в мечети молящегося человека с покрытой головой и голыми ногами без носков, и людей с непокрытой голову и голыми ногами приходилось видеть. Ни в первом, ни во втором случае человек не удерживает в себе получаемую двумя путями энергию – из Земли и Космоса. Энергетический поток, получаемый человеком в мечети, можно получить, обнажая шишковидную железу, она же и верхушка головы, и удержать его в себе, надев носки, на время прикрывая ноги. Просто не стоит прикрывать или обнажать одновременно все чакры для прохождения энергетической силы».

Мужчина за столом молчаливо и со знанием дела механически принимал от проезжающих мимо путников записки, в которых были написаны имена усопших родственников. Очевидно, позже мулла по списку прочитает по ним панихиду – молитву «Ясин» за упокой всех обозначенных в списке душ.

– Простите, я могу сегодня переночевать в мечети? – обратился Эрнан к служителю мечети, как только тот прикрыл окошко.

Мужчина, ненадолго задержав взгляд на незнакомце, поправляя тетради на столе, дружелюбно ответил:

– Это, конечно, не отель высшего класса, но двери дома Аллаха открыты для всех. Я – Гаджи Рагим, служу при этой мечети.

– Спасибо. Меня зовут Эрнан Абдуллаоглы.

– Эрнан Аблуллаоглы… – вслух повторил мужчина, уставившись на стену. – Не мог ли я раньше слышать ваше имя?

– Вполне вероятно, если учитывать, что многие имена в произношении очень созвучны и схожи. Легко ложатся на слух.

– Совершенно правильное замечание. – кивнул массивной головой Гаджи Рагим. – Присаживайтесь, пожалуйста, я угощу вас чаем. Вам нравится имбирный чай?

– Думаю, имбирь мне сейчас в самый раз.

– Намереваетесь подняться к горе Бешбармаг? – спросил служитель, снимая электрочайник с подставки и знаком головы показывая на рюкзак.

– Это противозаконно?

– Не каждый может подняться на гору. Порой одного желания и воли бывает недостаточно. Мы живём на стыке времён, перемен и явлений. – Мужчина налил чай в чашечки и сел напротив Эрнана. – Пятипалую гору называют ещё и горой Хызыр Зинда. Хоть местность и предназначается для паломничества, но совершают этот ритуал только лишь исключительные люди.

– Хочется надеяться, что я не напрасно прошагал сорок километров из столицы. Вы сказали, Хызыр Зинда?

Гаджи Рагим подробно и основательно поведал о бытующем мифе о пророке Хызыре, который носил зелёные одежды в поисках эликсира жизни. Пророк успел побывать и в окрестностях горы Бешбармаг, где нашёл источник живой воды в Подземном царстве. Не раздумывая, он напился из источника и обрёл бессмертие. Спустя время жители стали называть это место его именем – Хызыр Зинда (Хызыр Зунджа).

– Эликсир жизни… – задумчиво произнёс Эрнан.

– Да. Зуль – Карнайн, по одной из версий, в поисках живой воды обратился к Хызыру. Святой отвёл его к двум родникам, где из одного текло молоко, а из другого – мутная вода, и сказал, что можно выпить только из одного источника. Искендер выбрал молоко. Хызыр же выпил мутную воду, благодаря чему обрёл бессмертие.

– В восемнадцатой суре Корана упоминается о Зуль – Карнайне, – воодушевленно прибавил Эрнан, отпивая горячий имбирный напиток.

– Абсолютно верно, – радостно улыбнулся Гаджи Рагим, словно встретил родного человека, с которым можно будет поворошить давно забытое. – Зуль – Карнайн в переводе с арабского означает «обладающий двумя рогами». Но такое толкование имени Зуль – Карнайна неизвестно. Одни называют «рогами солнца» Восток и Запад, другие объясняют это тем, что он владел Румом и Персией.

– Выходит, Зуль – Карнайн и Искендер – это одна и та же личность с двумя разными именами?!

– Согласно некоторым преданиям, – продолжал служитель, – имя Зуль- Карнайна было Искендер, в связи с чем его обычно отождествляли с Александром Македонским (Искендером Двурогим), который, к тому же, был изображён на монетах как воплощение рогатого бога Зевса – Амона. Другие видят прототип Зуль – Карнайна в Кире Великом или Соломоне. Некоторые современные исследователи считают, что прототипом мог быть даже византийский император Ираклий. Все комментаторы сходятся в том, что Зуль – Карнайн был великим царём, предполагая, что им мог быть персидский царь Дарий, нихлахмидский царь Аль – Мунзир, йеменский царь аль-Акран («рогатый») и многие другие. Некоторые историки – Аль – Куртуби, ат-Табири, Ибн – Асир – утверждали, что Зуль – Карнайн проживал во времена пророка Ибрахима (Авраама) и совершил вместе с ним паломничество в Мекку. Зуль – Карнайн проповедовал единобожие и призывал другие народы следовать Божьим законам. Аллах даровал ему великую власть против язычников, в которой он преуспел, завоевав огромные территории Азии и Европы.

– Но ведь Коран, – мягко прервал Гаджи Рагима Эрнан, – приписывает Зуль – Карнайну подвиги, которых у Александра не было!

– Ни больше ни меньше, когда ясен общий знаменатель. Да, Коран приписывает ему завоевания, которых не было у Александра, – повторил Гаджи Рагим. – К примеру, войны Яджудж и Маджудж. Выступая против варварских племён, творящих бесчестия по отношению к другим народам, Зуль – Карнайн построил между двумя городами стену, а щели между блоками залил расплавленным железом. Это не та стена, которую сегодня называют Великой Китайской стеной. Незадолго до дня Страшного суда Яджудж и Маджудж должны пробить в этой стене брешь, совершая нашествия на другие страны. Суть Коранического повествования состоит в том, что всё, сотворенное великим царём Зуль – Карнайном, было даровано ему могущественным Аллахом.

Время на настенных часах перевалило за полночь. Проезжающие автомобили всё реже припарковывались рядом с мечетью. Через боковое помещение Эрнан замечал верующих путников в состоянии благоговейности, которые разувались перед входом в мечеть, соблюдая ритуал вековых традиций для совершения намаза. Построенное рядом кафе работало круглосуточно, обслуживая дальнобойщиков, туристов и завсегдатаев из разных социальных слоёв. Голоса снаружи звучали в унисон с дребезжанием чашек, блюдец, ложек, внутри царил аромат свежезаваренного ленкораньского5 чая, перемешиваясь с резким запахом никотина. Эрнан, ощутив едкий табачный дым, фыркнул, сдержанно поморщившись.

«В наш неустойчивый век всяких соблазнов и грехопадений, если бы человеку, допустим, при его жизни позволили ознакомиться с Книгой его судьбы полностью – от рождения и до самой смерти, то возможно, разумный из нас не позволил бы себе зигзагов предосудительности, ведущих в тёмное никуда, и постарался бы жить счастливее без сомнительных эндорфинов, стимулирующих нездоровый образ поведения, в первую очередь во вред своему организму, а во – вторых – окружающей среде. Но большинство из нас со свойственными человеку слабостями растрачивает своё время и изнашивает своё тело. Сдаётся мне, что у Господа к каждому рабу будут свои вопросы, с каждого – отдельный спрос. Разговор будет очень длинным. А общий вопрос для всех будет удивительно прост: «На что ты убил Время?» И вряд ли мы сможем найти на него вразумительный ответ».

Гаджи Рагим наполнил опустевшие стаканы новой порцией чая. Его умиротворенность вкупе со спокойным монотонно – мелодичным голосом подтолкнули бы к откровенности любого собеседника, не боявшегося злоупотребить чужим терпением. Нельзя было сказать, что он выглядел уставшим, разбитым от повседневной однообразной рабочей рутины. Казалось, ему доставляет удовольствие чувствовать свою необходимость, оказывая помощь и всевозможную поддержку ищущим спасение, и делиться познаниями, которыми обладает, и он делал это ненавязчиво и мило.

– С вами что – то не так? Вы же здесь не случайно? – мягко спросил Гаджи Рагим, прервав блуждающие мысли Эрнана.

– Да с нами со всеми всё не так.

– Что, простите? – вновь переспросил служитель мечети.

Люди встречаются, расстаются, хаотически сменяя изначальное местоположение друг друга в системе взаимосоприкосновений мироздания на бесконечно неизвестное. В этом широчайшем мегаполисном обзоре люди – точки становятся непересекающимися параллелями. Словно маленькое государство – анклав, запертое внутри другого большого государства. Это как состояние человека – аутиста, который не заговорит с тобой никогда, если даже признает, и при встрече избежит общения. Люди, случайно повстречавшись мимоходом на пару секунд, в миллионной комбинации вероятностей могут не встретиться никогда. Таковы теперь ценности нового мирового распорядка. Аморального, оплёванного, обгаженного, бесноватого мира!

– Я чувствую, что вы опасаетесь мне открыться. Расслабьтесь и отпустите себя, ведь мы находимся в доме божьем. Возможно, мы с вами никогда не увидимся. Так что вам нечего терять.

Эрнан поразился силе, распознающей мысль, силе магической телепатии, предугадывающей и определяющей любое изменение в состоянии человека. Несомненно, человеческий мозг является самой неизученной и таинственной областью науки.

– У меня ощущение, что Бог меня покинул. Я хочу вернуть Его расположение, – глухо вымолвил он.

– Об этом Богу лучше известно, – в тон Эрнану, но более мягко ответил Гаджи Рагим. – Нам порой кажется, что у нас ничего не получается. Что бы мы ни делали, не начавши рушится. Наверное, вера постепенно, словно огонёк лампады, угасает в нас, путая наши мысли, притупляя наши чувства. Мы ещё даже не начинаем делать первые шаги к новому намеченному, а сомнения уже сбивают нас с пути. Только очень поздно очнувшись, мы начинаем осознавать, что не туда свернули. Вот так мы с первых же минут предаём себя, а затем и свои мечты. Но не отчаивайтесь, вы ещё молоды.

– Скоро мне будет сорок, а у меня такое чувство, будто я прошёл мимо какого – то необъяснимого Великолепия, и мимо не знаю чего, но определённо Прекрасного, и оно зловеще, будучи совсем близко, надменно не снизошло до меня, не пожелало коснуться меня рукой. Не могу сказать, как давно я в немилости у капризницы – судьбы, но незаметно для себя я начал терять с таким усердием заработанные по жизни очки.

– Это ведь круче, чем потерять оптические.

Эрнан сдержанно улыбнулся остроумию богослужителя, в то время как Гаджи Рагим продолжил мысль, боясь ненароком обидеть собеседника столь неприхотливым юмором. За последние десятилетия своевременный, спонтанный, искренний незатейливый юмор стал цениться намного больше и засчитывался как продукт высококачественного ума. И поскольку именно такой юмор был в дефиците, люди обходились с ним более чем снисходительно, а по прошествии времени многие научились смеяться над самими собой. Но это уже был редкий драгоценный дар, который человек мог себе преподнести.

Таким даром, если не сказать особой чертой характера, обладал и Эрнан Абдуллаоглы. Он был предельно требовательным к себе, не прощал промахов и ошибок и был абсолютным трудоголиком – от школьной парты и по сей день. Таким он был по отношению и к себе, и к другим. Он шёл с чётко выработанной программой по намеченному пути, иногда перепланируя дела, перекидывая время, передвигая цели по ходу развития общих событий. Правильность порой мешала его гибкости, но заложенные в нём активный темперамент оперативности, ответственности, дисциплинированности, непроизвольная демонстрация своих незаурядных способностей, доброжелательное, но осторожное отношение к окружающим представляли его обществу как аккредитованную, внушающую уважение личность.

В отношениях с людьми, несмотря на их социальный статус, Эрнан всегда придерживался определенных этических стандартов. Он умел держаться со всеми на умеренном расстоянии в соответствии с выработанной самим моделью: близкое – это дальняя дистанция. Это его известное золотое правило близкого расстояния заключалось в том, чтобы держать субъект – человека – на расстоянии вытянутой руки. И ни на миллиметр ближе или дальше. По этому принципу он, может, и не допускал ни с кем фамильярности и панибратства, кем бы этот человек ему не приходился. Некоторые скажут: «Как же такое возможно?» Эрнан жёстко соблюдал свои правила: чужих не жалел, чтобы свои боялись, своих же не миловал, чтобы чужие остерегались. У него не было таких понятий, как родство, соседство, землячество, единомыслие и т. д. Слово «своё» вмиг могло перевоплотиться в «чужое», и наоборот. И поэтому Эрнан законно руководствовался двумя критериями: «моё» – «не моё», «мой человек» – «не мой человек».

Сейчас, сидя напротив этого милого сердобольного человека, он имел возможность дать волю чувствам и подпустить того на известное расстояние, не забывая, разумеется, о своих условных рефлексах на всякие свойства проявляющихся демонов, сидящих внутри каждого человека, каким бы ангелом он ни казался.

– Потерянные очки, а с ними и допущенные ошибки, учат нас Чувству Долга и Ответственности, – продолжал Гаджи Рагим. – Вам почти сорок, это сакральное число. Многим посланникам именно в сорок лет с божьей милостью было дано пророчество. Вспомните историю религии: Муса (Моисей), Мухаммад, как и большинство из них… Не в этом ли наполненном осознанной мудростью лет возрасте они вступили на святую дорогу, на путь битвы, на тропу войны с собственным внутренним миром и неизведанным чужим внешним миром?

– Семьи избранных личностей не препятствовали им в их становлении. Среда не чуждалась их, почитая за странных, оторванных от всех людей, и не считала их категорично сумасшедшими.

– Семья порой бывает преградой для осуществления божественной миссии. Так уж угодно Аллаху – при рождении отгородить от семьи, особенно избранных своих пророков, сделав их сиротами. Первым предателем на пути к становлению, как вы верно заметили, становится семья. Именно она первая восстает против тебя: обвиняет, критикует, попрекает, отдаляется, нередко выгоняет из дома, но я намеренно пропускаю пока стереотипную мысль о помешательстве, юродивости, чтобы вернуться к ней.

Значит, для проявления Божьего замысла требуется родиться сиротой и взрастить, воспитать себя, как и все великие личности. Это – аксиома, не требующая доказательств. Возможно, иногда выглядеть и нестандартно, скажем, не как все! Знаете, я очень сомневаюсь, что если бы современной медицине пришлось устанавливать психотип личности, своего рода психологический портрет Мухаммада, она бы дала точное определение. Более чем уверен: диагноз оказался бы нелестным и нелепым медицинским заключением на основе приведённых общественных фактов о слуховых и зрительных галлюцинациях. Психиатрия вывела бы шаблонный безапелляционный диагноз: параноидально – маниакальная шизофрения. Пророку Мусе, единственному среди пророков, который претендовал на персональное общение с Богом, не удалось бы в нынешних условиях избежать подобного медицинского вердикта. Точно также, как и сотням тысяч других святых. Они жили в другом временном измерении, неподвластном общепринятому пониманию. Они имели разрешение свыше входить в состояние наивысшего Апогея, оставаясь заведомо вменяемыми личностями. Их мысли, поступки, всё, чему обязана мировая религиозная культура, – живое воплощение и свидетельство этого. За всё, на чём держится этот нравственный мир, человечество с благодарностью обязано им. Сейчас, в преддверии явных казусов, происходящих поминутно и везде, в скрытых и явных проявлениях конца света, при тотальном человеческом остолбенении в мире перевёртышей утверждать или заявлять что – либо категоричное с позиции Всемирной Организации Здравоохранении было бы безосновательным, недоказуемым и опрометчивым.

– Выходит, семья – это всегда помеха для личностного роста, свершений, открытий? Должен же быть какой – то выход, золотая середина между житейской, бытовой практичностью и здравомыслием? В конце концов, не всем же, чтобы постичь истину, необходимо прожить одному, как Будда6, семь лет в лесу!?

– Впрочем, так оно и есть, если не исключать необходимость, скажем, творческой натуры в условиях многодетной семьи забиваться в угол и, обособившись, остервенело заниматься во имя науки высшими идеалами! Этой натуре требуется всего лишь невмешательство в его мир, где он созерцает тишину и покой! И всё будет в порядке, личность от этого только выиграет, какой бы эмоциональной семья не была. Те, кто нам мешают, те нам и помогают. Но не всегда семья становится камнем преткновения на пути достижения желаемого результата. Закон всемирного тяготения Ньютона был великим открытием, как и множество других научных теорий, благодаря его жизненной необременённости: не было пожилых родителей, о которых нужно было заботиться, голодных детей, снующих по дому, и жены, ворчавшей по поводу и без, и по праву требующей должного внимания.

– В основе всего вами сказанного нет ничего странного и необычного, как доминантный парадокс и как подтвердившийся неоспоримый факт. Из этого следует: не будь Ньютон одиноким, наука бы не сразу обогатилась законом гравитации. Свои изыскания он вёл глубоко поглощенным в себя, изредка оставляя свои мысли и обращая рассеянный взгляд на окружающих. Случай с яблоком – это явный пример, подтверждающий свободное времяпровождение учёного. Волею судьбы Ньютон первым пришёл к идее о гравитации между двумя любыми телами во Вселенной, но за много лет до него в состояние гравитационной сингулярности, в то самое состояние наивысшего Апогея, о котором мы упоминаем, входил Мухаммад. Только при вхождении в сингулярность пребываешь в бесконечном, определяющем пространство и время. Именно в таком состоянии, именуемом нами откровением, как особом канале с Богом, были написаны все святые книги. Коран писался в течение двадцати трёх лет по мере получения информации свыше. Убеждён, что между Божьим словом и научными изысканиями следует обязательно поставить знак равенства. Мне – то абсолютно ясно, что нет конкретной определяющей грани между безумством и гениальностью.

– Вы очень смелый человек, раз говорите то, что думаете, – сказал Гаджи Рагим, уважительно подняв брови. – Человеческая природа противоречит такой искренности, впоследствии эволюционировав и выработав иммунитет недоверчивости. Я видел в своей жизни многих людей, говорящих не то и не о том. В памяти остались и такие, которые думали одно, говорили другое, а поступали совсем иначе. Я только теперь почувствовал, что вы не особо считаетесь с общественным мнением, каким бы правильным или ошибочным оно ни представлялось….