Шелковый тревожный шорох

– Из этого водоема разве что лягушку можно выудить! Да сейчас не сезон, спят они уже, попрятались. Хотя пацанами мы еще здесь купались. Я в городском пруду промышляю, там еще кое-что водится. Да в разрезах несколько лет назад ротан появился.

– А что это – разрезы?

– Бывшие карьеры, где золото добывали. Они постепенно заполняются подпочвенной водой и становятся вроде маленьких озер. Сегодня мне не очень повезло, – объяснил он, уловив Зоин заинтересованный взгляд на сумку. – Пяток чебачков да щучка небольшая.

– Ну, вы здесь просто на золоте живете! – засмеялась женщина. – Золото везде, в земле и в воде! Просто ходи себе по улицам, не поднимая головы, и собирай самородки.

– Зря смеетесь. Вот через этот мостик лет этак десять-двенадцать назад девочка шла в школу. У самого мостика споткнулась о камень, упала. Камешек был небольшой, она, разозлившись, пнула его раз-другой, а потом стала выковыривать. Выковыряла и решила оставить себе, он ей понравился. А в школе показала учительнице природоведения.

– И что?..

– Да то, что камешек оказался золотым самородком. Его дождями постепенно вымыло, он и оголился.

– Да это просто ваша местная сказка! Поезжайте в любой город, там вам обязательно расскажут какую-нибудь легенду про местные диковины.

– Никакая не сказка и не легенда! – обиделся мужчина. – Об этом случае в газетах писали. Не верите, сходите в библиотеку, вам вырезку покажут. Или в наш краеведческий музей. Там такая выставка камней и минералов всяких! Они подтвердят, что это не легенда.

Второй раз за последние полчаса ее посылают в музей!

– Обязательно схожу! – пообещала Зоя Васильевна.

– А вы, если не ошибаюсь, гостья Комаровых? Та, что с Волги?

– Она самая, – не сильно удивилась женщина такой осведомленности. Сама жизнь прожила в таком же маленьком городке. И все же спросила для проформы: – А вы откуда же знаете?

– Я недалеко от вас живу, через три улицы. На горе, ближе к лесу. Лесная, восемь, милости просим. А приходите в гости, правда! Я вам фотографии старого Ильменска покажу, моя мать в свое время фотографией увлекалась. Альбомов с десяток накопилось. Меня Андрей Викторович зовут. А вас?

Зоя Васильевна представилась.

– Ну что, Детдомовец, пойдем?

Зоя перевела взгляд на молчаливо сидевшего у ног хозяина черного пса. Не породистого, но вида весьма овчаристого, с умным взглядом карих, в черном ободке, глаз. Пес вильнул хвостом, поднялся и так же неспешно, как и хозяин, направился следом за ним.

– Ну и кличка! – подумала Зоя Васильевна, глядя им вслед. – Детдомовец! И эта шуточка: «Мадам, не собираетесь ли вы покончить с собой»? Мрачная личность. Однако разговорчив, и в гости пригласил. С чего вдруг? Совершенно незнакомого человека? Или эта простота нравов свойственна всем маленьким городкам?

Улицу Лесную она знала. Когда они с Люсей и Толиком впервые поднялись на гору Лосиную (тут все горы имели названия), и перед ними раскинулась широкая панорама, у Зои просто дух захватило от красоты неописуемой. На уровне глаз протянулась гряда гор, голубеющая от сосновых лесов, словно туманом окутанная.

Когда же взгляд опускался вниз, то в чаше, окруженный цепью гор, обнаруживался город. В центре его располагались одно-, двух- и трехэтажные каменные особняки стародавних богатеев, с такой высоты кажущиеся маленькими коробочками. А вокруг них разбегались в разные стороны и карабкались на горные склоны совсем уж спичечные коробки – домишки рабочего люда.

Домишки тоже были разные, как позже убедилась, бродя по городу, Зоя Васильевна. Немало среди них стояло крепких бревенчатых строений. Даже двухэтажных, построенных, видимо, мелкими купцами и мастеровыми с приличным достатком. Комаровы и сами жили в таком добротном, на века строенном, с расчетом на многочисленных наследников доме. С крытым двором, просторной баней и хозяйственными постройками.

Принадлежала им, правда, только половина дома. Хозяйкой второй половины была та самая бабуля, чей сын обретался на Севере, и у которой квартировала Василиса с дочкой. А когда-то хозяин у всего дома был один – владелец скобяной лавки.

Комаровы жили на улице Новослободской, у подножия Лосиной горы. Несколько улиц рассредоточилось уже по склону и добралось чуть не до ее вершины.

– Как люди там строились? – недоумевала Зоя сразу по приезде. – И как они там живут? Ну, сейчас на склонах коттеджи лепят, так всякой техники полно. Опять же, грунт можно навозить, подсыпать, площадку выровнять… А прежде? И потом, пока с продуктовой сумкой туда-сюда поднимешься или спустишься, одышку заработаешь! Не у всех же есть машины? И машинам туда каково карабкаться? А мамочкам с колясками? А почтальонам с сумками? Бедная Вася!

– Живут и не бедствуют! – отмахивалась Люся, которую эти проблемы не волновали. – И поздоровее нас с тобой будут, никаких тебе болей в суставах. Поподнимайся-ка туда-сюда! Огороды разбивают не меньше наших. И лес рядом, хвоей дышат. А у Васи участок в низине, она его на своем велосипеде объезжает. И потом, пирамиды ведь тоже как-то строились!

Справедливости ради надо было отметить, что настоянного веками хвойного воздуха хватало не только Люсиной улице. Тем, что поближе к центру, тоже перепадало вполне достаточно.

Ах, если бы можно было им запастись впрок и увезти с собой в Артюховск! Набить до отказа рюкзачок лесными ароматами и открывать его по мере необходимости!

Запиликал в кармане плаща телефон. Звонила Люся.

– Ты где? Давай поторапливайся, обед готов! Я блинов напекла. Зайди в магазин, какой на пути попадется, купи сметанки! – голосок у Люси был веселый.

– Все в порядке?

– В порядке! Толику получшело, слава Богу! И денек вон какой золотой!

Да, до этого Люся и не замечала, какие золотые деньки установились.

* * *

Где-то пропадавшая несколько дней Чуча сегодня явилась к обеду.

– Дюндель с Лосиной горы две корзины опят принес! – выпалила она, едва усевшись за стол и даже позабыв об обычном своем «как живете, как животик?» – Завтра пойду, поброжу! Желает кто со мной?

Василиса, заскочившая на обед и попавшая к Комаровым на блины, дожевывая блин с жареными грибами, помотала головой:

– Работаю же!

– Даже не мечтай! – сурово бросила Люся пошевелившемуся мужу. – Чуть-чуть оклемался! Пропустишь один раз. Мы с Зоей сами сходим.

– Я вообще-то завтра в музей хотела…

– Чего это тебя надрало? Нашла способ время-пре-про-вож-де-ния! – изумилась Чуча. – Такие денечки стоят! Ловить момент надо, а то без грибов останемся. Их и так в этом году не больно много. Домой-то что повезешь?

– Да мне тут сегодня про ваш музей рассказов понарассказали! Как это я раньше туда не выбралась?

– А кто понарассказал-то?

– В библиотеке. И еще один такой… брутальный мэн… Андреем Викторовичем зовут.

– Андрей Викторович?.. А какой он из себя?

Зоя принялась описывать.

– Так это Швондер!

– Швондер?… А при чем здесь Булгаков?

– Булгаков здесь ни при чем,– сказала Людмила Петровна. – Это еще одна жертва Васиной фантазии.

– Никакой фантазии, – пояснила Василиса. – Так моя любимая бабусенька Бусенька говорила.

– А что говорила твоя любимая Бусенька?

– Я маленькой, когда выпрашивала у нее что-нибудь, слонялась за ней по дому и канючила. Она сердилась: "Что ты за мной швОндяешь все время? ШвОндяет и швОндяет, как блоха по кобелю, туда-сюда, туда-сюда!"

– А Швондер – швондяет?

– Еще как! Но пусть вам тетя Таня расскажет, она лучше знает! Я с ее слов его нарекла, так-то я его не особо знаю.

– Именно что швондяет! – подтвердила тетя Таня. Из дома в дом, из дома в дом! Как перчатки дома меняет!

Андрей Викторович в здешних местах жил не очень давно, по меркам старожилов. Первый свой домишко он купил ближе к центру, недалеко от той самой речушки, где Зоя Васильевна с ним встретилась. Больших денег, видимо, не имел, потому как купил развалюшку и постепенно отстраивал ее своими руками.

Вскоре домишко продал и купил другую такую же развалюшку. Отстроил – и тоже продал. А дальше пошло: купил-отстроил-продал. Просто хобби у мужика какое-то необычное.

Народ судачил: допустим, он с этих продаж навар какой-то имеет, так ведь все на ремонт да реставрацию каждой следующей развалюхи уходит. Уж купил бы домишко и обустраивал его, вкладывал средства постепенно и доводил до ума! Но – нет! Вот и стал он однажды Швондером, с Василисиной легкой руки. Она в этих народных дебатах тоже невольно участвовала, ведь по долгу службы дворы обходила.

Что характерно, в каждый вновь купленный дом он сразу принимался проводить газ, а это ведь удовольствие не из дешевых.

– Наверно, из теплолюбивой породы, – предположила Зоя. – Хотя по виду и не скажешь. Не хиляк какой-нибудь. Задубевший! Я же говорю, брутальный мэн. Еще и небритый.

– Нет, – не согласилась Чуча, – вот мы с Коляном какие теплолюбивые, а русскую печь не ломаем! Ее же ни с чем не сравнишь! Зимой на улице морозы трещат, а мы печечку березовыми полешками истопим – живое тепло, и дух совершенно другой в доме! Да на печь вскарабкаешься, каждую косточку прогреешь, никакой радикулит не устоит! И многие умные люди так. Заметила, возле каждого двора поленницы дров?

– Я думала, для бань.

– Для бань, конечно, тоже.

– А Швондер, значит, печи ломает?

– Как въедет, так и ломает, а кирпичи на тележке вывозит, сваливает где-то. Ци-ви-ли-зо-ван-но жить хочет, паразит! Как белый человек, без печной копоти в доме!

– Так все хотят. Почему "паразит"?

– Так кирпичи куда-то девает?! И возит, и возит! Скорее всего, в лесу поблизости сваливает. Мало там туристы мусора оставляют после себя. Каждую весну эти… волонтеры… тимуровцы, по-старому, мешками собирают.

– Так сказали бы ему!

– Так и говорили! А кто кого сейчас слушает? Ну, так вот. Однажды случился как-то сильнейший ливень, вода с гор не ручьем, потоком текла. И у Швондера сразу после ливня возникла какая-то острая нужда до центра дойти. Он и пошел, сапоги обувши. И чуть от дома отошел, в переулке, в траншейке, промытой стекавшей с горы водой, заметил небольшой желтый камешек. Потом еще один обнаружил, чуть подальше. Я бы, например, мимо прошла: ну, камешек и камешек. А Швондер у нас на золоте зацикленный, все про него знает. В тот день мужику крупно повезло – нашел сразу два золотых самородка. Детвора с тех пор долго еще после каждого дождя чуть не носом перекапывала улицу.

– И что? Хоть кому-то повезло?

– Тому же Швондеру и повезло еще раз. Через год примерно нашел он еще один самородок, но покрупнее, чем первые два. В том же переулке, что и в первый раз, только чуть пониже. Тоже после дождя нашел. Вот как можно его в грязи заметить? Только нюх на него надо иметь.

– Я слышала, удача любит тех, кто за ней не гоняется. Может, и золото так же?

– Может и так. Но мужики сразу стали говорить, что Швондер эти старые хибары не просто так скупает-продает. Обратили внимание, что он сразу начинает перекапывать двор. Ну ладно, огород, а то ведь весь двор, от забора до забора! Да и картошку на такую глубину не сажают. Золотишко искал, как пить дать! И вполне возможно, находил, а потом этот спектакль устраивал с вымытыми дождем самородками.

– Но он же их сдает куда-то?

– Естественно! Кому же в тюрьму охота? Какую-то сумму за это получает. Думаю, очень неплохую.

– Но это же все может быть просто вашими домыслами?

– Может, – не стала спорить Чуча. – За руку, как говорится, его никто не поймал.

– И что ж, никто на него не "настучал"?

– Ну, как без этого? Само собой, кто-то написал-заявил. В очередной перекопанный его двор заявились с проверкой. И ничего! Никаких следов золота в грунте. Отстали. Пусть себе копает, может, хобби такое у человека. А то еще было такое предположение: может, он какой секрет знает, чтоб плодородие почвы улучшить, для этого и копает глубоко? Ну или там, новый способ изобрел картошку сажать? Или дренаж устраивает?

– Он мне про девочку рассказал, которая возле мостика самородок нашла. Это правда?

– Это как раз правда. Может, такая находка его и натолкнула на мысль. А про себя, значит, он не рассказал? Поскромничал?

– Не рассказал. Но в гости пригласил. Обещал показать фотографии старого Ильменска.

– Чего-о-о-о? – у Чучи от удивления буквально челюсть отвалилась. – Швондер? В гости? Интересно девки пляшут, по четыре штуки в ряд!

– А что такое? – обеспокоилась Зоя Васильевна.

– Да то, что в гостях у него мало кто бывает. И если уж он кого-то изредка приглашает, то баб помоложе, для естественной надобности, мужик-то нестарый. Он возраста как сосед мой, Гена. С чего это ему в ум пришло незнакомую старую тетку в гости зазывать? Извини, конечно. Может, это и не с ним ты разговаривала?

– Сказал, Лесная, восемь, милости просим! И собака у него, зовут Детдомовец. С такими умными глазами.

– Нет, – засмеялась Татьяна Семеновна, – зовут ее, то есть его, Голден.

– Как-как?

– Голден!

– Но это же… золото по-английски?

– Вот-вот! Я же и говорю, он на золоте зациклился, прямо пунктик у него. А ты говоришь, не гоняется!

– Я ничего не говорю, просто предположила. И много у вас здесь таких… на золоте зацикленных?

– Да ну, глупости! Живут люди обычной жизнью, по обыкновенной земле ходят.

– Ну, не совсем по обыкновенной. Город-то ваш и образовался благодаря тому, что на золоте стоял.

– То золото в земле! Его геологи ищут да на приисках добывают. Это раньше старатели ковырялись, где хотели. Да и не стало его теперь столько, как и в вашей Волге рыбы. Во всяком случае, в промышленных масштабах поблизости от Ильменска его уже не добывают. Большинство уральцев золото видят в ювелирных магазинах, когда обручальное колечко покупают или, там, серьги жене в подарок.

– А почему, все-таки, Голден – «Детдомовец»?

– А Андрюха его еще и беспризорником кличет. Пес у него уж очень гульливый, прямо повернутый на собачьем сексе, как хозяин на золоте. Как бы далеко не бегала собачья свадьба, он учует и сбежит. Ни цепь его не удержит – скинуть умудрится, ни забор – подкоп сделает. И домой по своей воле не возвращается, его уже знают в округе, подкармливают иногда. Набегается, к ближним улицам начинает потихоньку подбираться. Андрюха его где-нибудь на улице отлавливает и ведет домой. Так-то он кобель умный и по своей воле домой не идет, устраивает неожиданную встречу. Знает, что, вернись он домой самостоятельно, по доброй воле, хозяин в сердцах и пенделя может дать, едва калитку откроет. А так, вроде как случайно встретились, хозяин арестовал и домой сопроводил, и пес из хозяйской воли не вышел, послушался, за что ж наказывать?

– Он, наверно, просто вольнолюбивый, этот Голден.

– Ну да, беспризорник и есть. Детдомовец. И все же я на твоем месте в гости к Швондеру не рвалась бы!

– Да я и не собиралась. А что, – спросила Зоя Васильевна помолчав, – есть какие-то основания думать про него плохо?

– Да никаких таких особых оснований. Вроде бы нормальный мужик, разве что холостяк закоренелый. Это в самом-то детородном возрасте! Так Генка вон тоже холостяк.

– Значит, к Генке в гости сходить ты бы не стала меня отговаривать? – подтрунила, развеселяясь, Зоя. Пребывая в глубоко преклонном возрасте, она имела все основания не опасаться за свою женскую честь. Да и Швондер отнюдь не производил отталкивающего впечатления, скорее, наоборот.

– Да не в том дело! Просто Генку я знаю как облупленного, он вырос здесь, и вся его жизнь – на наших глазах. А Андрюха, хоть и ильменский родом, но у нас тут появился не так давно. Подзадержался что-то на Лесной или, может, подустал домами торговать. Мы и не знаем толком, что он за человек… Закрыто живет. Но, однако, Софка, соседка его (у нее в торцевой стенке окно к Швондеру во двор глядит), говорит, что все роет. Да все уже привыкли.

– Ну, золотых украшений я не ношу, кроме, разве что, сережек, так что и грабежа мне тоже опасаться нечего.

– Швондер – в гости! – все качала женщина головой в недоумении…

* * *

– На Лосиную гору не пойдем, – сказала утром Чуча, то есть Татьяна Семеновна, запасшаяся двумя объемистыми корзинами.

Не нравилось Зое Васильевне это прозвище, хоть убей! Хотя сама Татьяна Семеновна его и одобрила, и вроде бы ничего особо обидного оно не подразумевало. Ну, прицепилось к человеку навязчивое слово-паразит, так в речи каждого человека они имеются. Но само по себе прозвище уж очень неблагозвучное, режет слух. И Зоя Васильевна для себя «Чучу» решила игнорировать. Да и чуткая Василиса, подметив это и правильно расценив, тоже старалась употреблять пореже.

– А почему не пойдем на Лосиную?

– После Дюнделя там делать нечего, а за ночь они не нарастут!

– А куда пойдем?

– На Тишковскую.

Зоя с Люсей, взявшие по одной корзине (дай бог их-то наполнить), переглянулись и едва свои корзины не выронили.

– Ну, уж нет! – сказала, как отрезала, Люся. – С меня хватит и прошлого раза.

– Ну, чего ты, Люсь? – заканючила Татьяна Семеновна. – Что, теперь мы каждый день в лесу по трупу находить будем? Их все на Тишковскую гору свезли? Я жизнь в Ильменске прожила, а в лесу ни одного мертвеца ни разу не встретила, хотя все кругом здесь исходила не по одному разу. Снаряд в одну воронку дважды не попадает! Зато спокон веков Тишковская – самое место для опят!

Зое тоже совсем не улыбалось собирать грибы в месте их страшной находки, но в словах Семеновны резон был. И, в конце концов, совсем не обязательно идти опять в ту сторону. Тишковская – гора большая. Настолько, что сама она сейчас то место и не нашла бы: в лесу плохо ориентируется, и будет идти, куда ее поведут.

– Ладно, – сдалась Люся.

Ну правда, не возвращаться же с пустыми корзинами? И по части лесных прогулок разве можно тягаться с Чучей?

И они неторопливо побрели, сначала по ельничку и сосняку, потом незаметно очутились в смешанном редколесье, а потом – и по березняку, желтому и золотому от пронизывающих листву солнечных лучей. Иногда поддевали палками листву – подберезовик, сыроежка и даже волнушка разве не гриб?

Как-то так случилось, что, подняв голову, Зоя Васильевна вдруг узнала место. То самое место. Каким-то образом они все же к нему вышли.

– Ой! – сказала она и с упреком взглянула на своего проводника. Дескать, куда ты завел нас, Сусанин Иван?!

Вот же, та самая поваленная высохшая береза с вывороченным могучим корнем. А под торчащим кверху обломком – яма. Только вот листопад за несколько предыдущих дней снова засыпал ее листвой и сравнял с землей. Но ведь…

Дождевую воду, заполнявшую яму, из которой тогда вытащили останки женщины, выкачала машина-сосун. Ее специально пригоняла сюда полиция, чтобы эксперты могли спуститься и как следует обследовать дно. Новых дождей с того времени не было, следовательно, яма должна быть пустой!

И все же листва теперь была вровень с землей. Может, ветром ее туда столько нанесло? Хотя и ветров-то, вроде, не было в последние дни, тихая благодатная погода установилась. Настоящее бабье лето.

Как бы там ни было, человек невнимательный, грибник какой-нибудь, вполне мог угодить в ловушку. Оступиться и упасть в яму, не заметив ее под листвой.

– Надо туда палок навтыкать, по периметру. Край обозначить.

– Хватит и одной, по центру, – возразила Татьяна. – Опытный человек догадается.

– А неопытный?

– Неопытным нечего шляться по лесу! – И она, отломив от лежащей сухой березы довольно толстую ветку, стала водружать ее в середине ямы.

– Слушайте, а палка-то не лезет. Что-то ей там мешает.

Люся и Зоя, стоявшие поодаль, переглянулись. Но все же решились и подошли ближе. Присев на корточки, все трое стали сгребать листья.

– Да яма почти доверху землей засыпана, – в недоумении констатировала Зоя. – И кому это понадобилось?

– Полиции, наверно, кому же еще? – предположила Люся.

– Глупости, – отмахнулась Татьяна. – Для чего им это?

– В целях безопасности! Мы же хотели яму палками огородить?

– Станет полиция этим заниматься! Представляю себе картину: вытащили менты труп – и давай копать землю поблизости, таскать ее сюда. Копать новую яму, чтобы засыпать старую.

– Резонно! – согласились подруги.– Значит, какой-то порядочный человек позаботился. Не поленился, вместо того, чтобы палки втыкать! – Зоя Васильевна, как обычно, была преисполнена веры в людскую порядочность.

– Так-то оно так. Но в рыхлую, только что насыпанную землю палка вошла бы легко. А мне что-то мешает ее воткнуть! – пыхтела Татьяна. – Этот порядочный человек что, не поленился туда камней натаскать?

– Девочки, давайте пойдем отсюда, – робко пискнула Зоя, одолеваемая дурными предчувствиями.

– Ну, уж нет! – отрезала Татьяна Семеновна и начала споро сгребать землю.

Долго вести раскопки ей не пришлось. Из земли вскоре показался кусок грязной синтетической ткани, точнее мешковины. Потянув за ткань посильнее, Таня вытащила на свет божий уголок грязно-белого полипропиленового мешка. В таких продают сахар или муку мелким оптом, по пятьдесят килограммов. Потом показался и весь мешок целиком.

Строго говоря, мешков в яме находилось два. Просто лежало в них нечто крупное. Один мешок был надет на это крупное сверху, другой снизу, а скреплял конструкцию скотч в несколько витков. Это крупное, спеленатое скотчем нечто было очень похоже очертаниями на тело человека.

Оказывается, снаряд-таки может дважды попасть в одну воронку.

Зоя Васильевна осознала это, что-то прохрипела и отключилась.

Страус

Следователь Антон Коровин говорил своему старшему товарищу Игорю Похвалову:

– Ну вот, дожили, и до своего собственного маньяка.

– Обоснуй! – потребовал Похвалов.

– Пожалуйста! За неделю – два женских трупа в одном месте. Ему что, леса мало? Однозначно, эта яма – его фетиш! У нормальных маньяков какая-нибудь деталь из женского гардероба: бюстгальтер там или сумочка. Но на нашу долю нормального маньяка не хватило, поэтому у нас своя специфика. Он – любитель природы, ему в помещении убивать не кайфово! Представляешь, какие будут заголовки в масс-медиа: «Ильменский лесной маньяк»!

– Я бы не торопился с выводами. Первая красавица пролежала в земле самое малое год. А судя по ее виду, и того больше. И одета была лишь во все свое. И причина смерти – черепно-мозговая травма. Скорее всего, убили ее прямо там, в лесу. Красавица номер два погибла не больше недели назад, и ее экипировали, то есть упаковали.

– Это значит?..

– Значит, убийца не торопился с захоронением, выжидал. Это значит, обстоятельства были другими. Время его не поджимало.

– А может, его эстетические вкусы несколько изменились со временем? Ведь способ убийства тот же: удар по голове тяжелым предметом.

– Предположительно! Мы пока точно не знаем. Ведь ее могли сначала просто оглушить, а умерла она от того, что задохнулась: рот и нос-то у нее были замотаны скотчем.

– Да уж, скотча не пожалел на все, про все!

– Вот! Он что, скотч и мешки с собой в лес таскает?

– Ну, например, если он выходит в лес с определенной целью, на охоту, то почему нет?

– Всё равно не убедительно. Две жертвы – это еще не маньяк. Тем более, с промежутком в два года. Если это маньяк, почему столько тянул? Каждое лето женщины по лесу бродят, и часто поодиночке. Что ему мешало, если он лесной маньяк?

– А если у него периодичность обострений – два года?

– Ты только при операх эту идею не озвучивай, а то тебя два года будут анекдоты преследовать про следователя Коровина и маньяка Щекатилло. Ну не спонтанное это убийство! Следов крови-то ведь не нашли поблизости, хотя все обползали. Дождей в эти дни не было.

– И собака след не взяла…

– И собака, да… Скорее всего, убили в другом месте.

– А яма?

– Ну, яма… Полагаю, он живет где-то в ближайших окрестностях, откуда можно незаметно вывезти труп в этот лес.

– Но если он живет поблизости, то наверняка в курсе про нашу первую находку. Что он, дурак?

– В том-то и дело, что не дурак. Просто воспользовался готовой ямой, чтоб не рыть новую. Это и времени требует, и опасно, могут заметить: сейчас вон сколько грибников шатается по лесу! А так – нагреб земельки с разных сторон понемногу, присыпал слегка, сверху листьев накидал. В одиночку вполне можно управиться.

– Для этого тоже требуется время.

– Значит, ночью все проделал.

– С фонариком? И никто луч света не заметил? Да про эту гору после первой находки только и разговоров, все глаза сами сюда тянутся.

– Слушай, ну что ты начинаешь? Убийца мог приехать сюда с уже готовой землей в мешке. Выгрузить, засыпать. Вот результат анализа почвы придет, тогда!..

– Следов машины мы ведь поблизости не обнаружили. А по дороге, даже и в лесу, сколько за это время машин проехало? Сено с лугов вывозят, грибники опять же – оставят машину на дороге и идут в лес. Если он местный, то, может, тележка?