Психолог мертвеца

Олег Слепухов

Психолог мертвеца

Первый сеанс

Пластиковый пакет жестко врезался в шею. Вдохнуть не получается, пластик перекрывает доступ кислороду. Ощущение, словно глаза вот-вот вылезут из орбит. Нечеловечески сильные руки вдавили меня в кресло и держат прозрачный пакет на моей голове.

Я не могу вырваться!

Не могу дышать!

Дышать!

– Акх.

Мои руки слабеют, и не хватает сил сорвать пакет или что-то сделать. Пальцы бессильно скребут крепкий пластик, руки психолога, ручки кожаного кресла.

Тихий смех у левого уха.

– Спокойней, осталось немного, – сказал психолог.

Почему это происходит со мной? Почему я?

– Если не сопротивляться, все случится быстрее.

Не хочу умирать.

Мой взгляд упирается в зеркало на стене. В него же смотрит Кобальт – мой психолог, его глаза горят адским пламенем.

Рядом корчится в судорогах мое слабое тело.

Все исчезает, остаются только два пылающих огня глаз и тихий смех.

Меня окутала тьма.

Второй сеанс

Я в ванной. Кафель холодит голые ноги.

Как же здорово снова дышать. В голове все еще слышу тихий смех. Сердце бешено колотится.

Нужно успокоиться. Глубокий вдох. И выдох.

Вдох. Выдох.

Какой кайф. Улыбка расплылась на моем лице. Вдох и выдох. Какое удовольствие просто дышать.

Теперь нужно собраться и понять, что это было.

Взгляд опускается вниз и застывает на руках. От неожиданности подпрыгнул и упал в ванну, разбил голову, но не сильно.

По белой эмали медленно расползся кровавый след.

– Черт возьми, это не мои руки, – произношу я вслух не своим голосом.

Становится стремно, и тошнит. Кружится голова. В кармане завибрировал телефон. Пытаюсь прочитать, кто звонит, но буквы пляшут и не хотят собираться в знакомые слова.

– Да?

– Эй, Большой Ди, че как? Где бабосики? – незнакомый голос в трубке.

– Что?

– Не тупи, – раздраженно бросили на том конце.

– Не понимаю. Кто вы?

– Че мямлишь? Ты опять обдолбался? Давай приедем, напомним!

– Воу-воу. Не гони, все будет в лучшем виде, бро. Чил, – мой рот сам произнес эти слова.

– Так-то. Ждем до вечера, – ответили и бросили трубку.

Я выбросил телефон. Потрогал рот, подвигал губами, открыл и закрыл.

– Что за дерьмо здесь происходит, – произнес я вслух.

С трудом встал из ванной и промыл рану. Тошнота и головокружение остались. В зеркало на меня смотрел грузный чернокожий мужчина с татуировками на лице.

Если это реинкарнация, то это лучше, чем быть белкой.

– Значит, теперь я Большой Ди. Жуть.

Меня вырвало.

Прийти в себя не получалось. Мысли путались, и хотелось ударить себя по голове, чтобы все пришло в норму. Все еще тошнило.

Из окна многоэтажки открывался вид на знакомый район.

На прием к психологу я ходил вечером. Сволочь. А теперь день, но здание, там, внизу, я узнал. Здание было совсем рядом. Там ответы.

– Вот, где ответы, – повторил я вслух, – захватим Бетти.

Губы снова двигались по своей воле. Погоди, а реинкарнация бывает сразу во взрослого человека? Бред.

Я потряс головой и направился туда, где лежала Бетти. Бетти оказалась Береттой девятого калибра.

Я не нашел пистолет – я точно знал, где он лежит. Как же много вопросов. Но зачем думать, когда ответы тут – рядом.

***

За столом у кабинета сидела все та же секретарша. Со вчерашнего вечера ничего не изменилось, кроме ее платья и помады. Такие же старомодные, из шоу шестидесятых.

– Здравствуйте, Вадим, еще рано, Константин Михайлович не принимает.

Константин Михайлович Кобальт – психолог и коуч по жизненным переменам. Спасибо друзьям, отличная рекомендация.

Стоп! Вадим?

Это же мое старое имя. Я решил проверить.

– Я Ди, Большой Ди.

– Вадим, если вам нравится Ди, то могу называть вас и Ди. Но вам нужно подождать.

– Нет! – зло ответил я и направился к двери, но белокурая секретарша преградила мне путь и зло посмотрела в глаза. – Большой, не большой, но не пропущу.

Я сжал зубы и направил на нее пистолет.

– Отойди. Не знаю, что здесь происходит, но…

– Пусть зайдет, – послышалось из-за двери.

Секретарша молниеносно изменилась в лице, открыла мне дверь и с улыбкой произнесла:

– Пожалуйста, вас ждут.

Психолог тоже не изменился, даже свитер остался. Он ел суп за рабочим столом. Я подбежал к столу и направил на Кобальта ствол. Он продолжил есть, будто не замечая пистолет.

– Что вы со мной сделали?! – кричу я на психолога.

– Я? – он выглядел искренне удивленным.

– Вы убили меня и превратили в это!

Пистолет в руке дрожал.

– И что? Он действительно больше, чем у белых?

– Что вы несете?

– Эх, Вадим. Не проверили, значит. Любопытство у вас по-прежнему на нуле. Экий вы скучный. Светлана Сергеевна, – крикнул психолог.

– Да, Константин Михайлович.

Зашла секретарша, переодетая в халат медсестры и с арбалетом в руках. Ее ноздри раздувались от сбившегося дыхания.

– Эй! Что за херня?!

– В топку его.

– С радостью, – ответила девушка, резко выдохнула и нажала на спусковой крючок арбалета.

Я не успел среагировать, и стрела прочно вошла мне в шею, отбросила меня к стене и пригвоздила к деревянной панели.

– В яблочко! – зло обрадовалась девушка.

– Спасибо, Светлана Сергеевна, попросите ребят из крематория убрать тело.

Она не ответила, плюнула на пол и ушла.

Я попытался вытащить стрелу, но сломал ее, и стало только хуже. Кровь из шеи полилась потоком, я попытался зажать рану, но не помогло. Упал на пол.

– Вадим, пожалуйста, в следующий раз проявите больше любопытства, а сейчас успокойтесь. Второй раз умирать не страшно. Я знаю.

Мне оставалось только хрипеть в ответ. Кобальт вышел из-за стола и присел на корточки, чтобы лучше видеть, как я умираю.

Страха не было, была дикая боль, недоумение и едва различимый шепот:

– Глупая смерть.

Перед тем, как все потемнело, заметил календарь на стене. Второе октября. С моей первой смерти прошло шесть дней.

Пропущенный сеанс

– Паскудство.

За окном цветет вишня. Я сижу на кухне второго этажа и смотрю на улицу. Старый кафель, газовая плита, шатающийся стул, пара табуретов и раритетный холодильник ЗиЛ в углу.

Моя новая «реинкарнация» – Алексей. Просто Леха. Для меня он как чистый лист: доступна вся его память, все его навыки и мысли.

Он обескуражен, но не пытается перехватить контроль, его желания напоминают зуд. Апатичный тип, на меня похож – мы оба устали от своих жизней.

Он завершил обязательную программу: школа, институт, армия, женитьба, ребенок и развод. Его жизнь серая и предсказуемая, его ничего не радует.

Я же выгорел, толком ничего не добился и уже ничего не хочу, мало что чувствую. Из-за этого и пошел к психологу, это был мой крик о помощи. Мой вариант как-то справиться.

И все же есть в нас и большая разница. Мне тридцать, и я не знаю, кем вырасту. Вырос бы. Думал, что буду жить еще долго и что-то изменится. Думал, есть время.

А Леха – сдавшийся старик в свои двадцать шесть. Он готов умереть и не ждет изменений. Скорее даже знает, что их не будет. Он знает свою жизнь наперед, в мельчайших деталях, и уже ничего не ждет от нее.

– Надо покурить.

Озвучивать свои действия и говорить с предметами – это фишка Лехи. В горле першит от табака, мерзко, но мы продолжаем.

Быть Алексеем – совсем не то, что быть Большим Ди.

Быть Лехой – это как смотреть скучный русский сериал, у которого нет конца и начала. Только это не сериал – это Лехина жизнь.

– Нам точно нужен психолог, только нормальный, а не это вот все.

После сигарет захотелось пить и есть. Нашел в холодильнике пиво, пельмени и майонез.

– Не густо.

Пока закипала вода, решил проверить социальные сети. Не Лехины, свои. Леха использует свой потрепанный ноутбук только для танков и порнухи.

– Так. Так.

Увиденное расстраивало. Коллеги заметили мое отсутствие только спустя две недели, они решили – я сорвался в отпуск. Босс сам меня настойчиво отправлял отдохнуть. Его сообщение было:

«».

Сестра заметила через пару месяцев. И то вначале обиделась, думала, игнорирую, и лишь недавно поняла, что дело серьезное. Ее последнее сообщение:

«»

В горле запершило. Леха зудел о пропущенной работе. Снова хочется курить.

– Написать или не написать. И что я напишу?

«Привет, ты не поверишь, со мной такое произошло…»

или

«Меня убили, но я жив…»

Бред. Желание курить стало невыносимым. Допил пиво и снял пельмени с огня, покурил.

Нельзя писать. Жизнь не вернуть, а втягивать ее во все это опасно. Зачем? Просить о помощи? Да я сам не понимаю, кто я или что я, что со мной случилось и происходит. Во что я вляпался? Писать точно не стоит.

Еще были друзья и подруги, но их сообщения читать не хотелось. У меня не было по-настоящему близких людей. И это еще один повод обратиться к психологу. К нормальному психологу.

– Не повезло, очень не повезло.

Я просто стал листал ленты друзей, смотрел, как изменилась их жизнь, и ел пельмени, стараясь не курить. От сигарет становилось мерзко. Я залип на часы. Фотографии и видео.

Для друзей все продолжалось: путешествия, встречи и расставания, новые достижения, вечеринки и посиделки в настолки, веселье. Жизнь!

Я все еще ощущал себя частью этого. Для меня прошло два дня, но для них месяцы. Меня не стало, но ничего не изменилось. Планета крутится дальше.

Желание закурить стало невыносимым, но выходить на балкон было лень, закурил сразу на кухне, стоя у окна. Поднес зажигалку к сигарете.

Искра, и огненный шар мгновенно сжег брови.

Взорвался газ.

Меня выбросило в окно на острые прутья забора. Лицо и руки порезало осколками стекла. Металл пробил грудь и вошел в позвоночник, все тело в ожогах, ноги сломаны, но еще в сознании. Все произошло в пару секунд, боли еще не было. Шок.

– Неожиданно, – в руке все еще были тлеющие остатки сигареты, Леха через боль затянулся. – Только дочь жалко, без отца вырастет.

Казалось, он был доволен произошедшим, но в действительности ему было насрать.

Боль пришла резко, мгновенно отключив сознание.

Неудачная запись

Тяжело дышать и двигаться, будто я выпал из окна. Если подумать, то я действительно выпал, но только в другом теле. Этому телу тяжело из-за долгого сидения в одной позе. Мышцы занемели, и ныли суставы.

– Когда эта чертовщина закончится?

Глеб не ответил, мой напарник был не из разговорчивых, а новобранец дрых на заднем сидении. В этот раз мне досталось тело полицейского. Посмотрел на дату в телефоне.

Апрель двенадцатого.

С моей смерти прошло полтора года. Меня окатило холодным потом от осознания того, что между возвращениями происходит все больше времени. Получается, можно и не вернуться, если продолжать умирать. Но оставаться в теле полицейского мне не хотелось. Никогда их не любил, а этого коллеги звали «Свин» – за его грязные дела. Он, может, и не хотел марать руки, но брат занимался похоронным бизнесом и постоянно во что-то влипал, а отец учил – семье нужно помогать. Теперь брат купил крематорий, и там постоянно левые трупы всплывают. Из мыслей меня выдернул противный голос новобранца.

– Свин, кажись, фура приехала.

Мы сидели в засаде и пасли доставку контрабанды в старом порту. От воды тянуло холодом и сыростью, а печку в машине не включишь.

– Еще раз так назовешь – проглотишь зубы, – прорычал я.

Но он не ответил, захлебывался собственной кровью. Из его рта торчала окровавленная рука монстра, похожего на Свету. Осколки разбитого стекла заполнили салон.

– Здравствуй, Вадим, наконец-то нашла.

Ее руки были в крови, кожа серой, а рот непропорционально огромный и заполненный клыками.

Мы выскочили из машины и начали стрелять по монстру, но пули просто отскакивали от нее, не причинив вреда.

– Ну нахрен! – выкрикнул мой напарник и убежал в темноту. Я побежал в другую сторону.

– Убегай, я все равно тебя найду.

Дьявольский смех преследует меня.

Я бегу среди контейнеров, в темноте ничего не видно. Кажется, я заблудился.

Вдалеке послышался крик Глеба. Безумно долгий и переполненный страданиями. Хочется заткнуть уши. Сердце бешено колотится, легкие горят. Я бегу еще быстрее. Крики все не утихают. Нет сил бежать дальше, спотыкаюсь и падаю. Стало тихо.

Хочется замереть и исчезнуть.

– Я буду убивать тебя, пока ты не сломаешься, – слышится сверху.

Рядом падает голова напарника. Обезображенная, без глаз и челюсти. От нее идет пар. Рыча, приземляется Светлана.

– Я сделаю тебя рабом.

Она смотрит, не мигая, но не нападает. Вскакиваю и бегу, как безумный. Врезаюсь в контейнеры. Слышно смех сзади. Свету забавляет охота.

– Хрю-хрю! Беги, свинка!

Я нашел выход из лабиринта контейнеров. Быстрее, через дорогу, в город. Подальше от порта.

Ноги заплетаются, но я бегу из последних сил.

Слепит свет фар.

Визг тормозов и удар. Меня размазывает по асфальту.

Третий сеанс

Мысли путаются, тело не двигается, боль абсолютно везде. Я лежу на кровати в больнице и смотрю в потолок. Не могу пошевелиться. Краем глаза вижу психолога, дергаюсь, но ничего не происходит. Кобальт сегодня другой, не похож на безумного доктора. Усталый и грустный.

– Привет, Вадим, давно тебя не было, три года уже. Раз ты здесь, значит, для Александры Никифоровны последний день, печально.

Страшно. С каждой смертью время между возвращениями увеличивается.

– Капуста! – выкрикиваю я.

Психолог грустно улыбается.

– Но это отличный шанс поговорить.

О чем нам разговаривать с этим психованным убийцей?

– Капуста. Капуста?

– Точно, сейчас.

Кобальт достал банку квашеной капусты. Наложил немного в металлическую тарелку и протянул мне. Тело пришло в движение, само село, протерло глаза и забрало тарелку.

– Спасибо, – сказала старуха и начала есть руками.

В сознании появилась ясность, но двигать я мог только глазами, запахи и вкусы я не чувствовал, только приятный хруст во рту. Боль не отпускала. Тяжесть во всем теле, ощущения, как на большой глубине.

– Мне плохо, Кобальт.

– Осталось немного, потерпи, дорогая, – и уже обращаясь ко мне, сказал: – Думал, мы встретимся раньше. Думал, твоя злость вскипит, и ты придешь ко мне опять, а ты, наверное, ударился в рефлексию и жаление себя. Жаль, Светлана потребовала жертву раньше, чем успели поработать. Жаль. Ну. Это и не важно.

Я не ответил, продолжал есть капусту. Я тут вообще ничего не контролирую.

– Вадим, я такой же, как и ты. Умираю и оказываюсь в теле того, кто скоро умрет. Нас с тобой отличает то, что я могу покидать тело и без смерти, но обратной дороги нет, только умереть. Множество столетий я умирал и воскресал. Умирал и воскресал. Бесконечное количество раз, пока в моей жизни не появился мой личный дьявол – Светлана. Тогда ее звали иначе, но я уже не вспомню. Она убивала каждое мое воплощение. Стараясь причинить максимальную боль. Она варила меня в масле, снимала с меня кожу, пытала утоплением, не давая утонуть, рвала на части, медленно отрезала по куску плоти сантиметр за сантиметром, убивала голодом и сводила с ума, не давая спать. Нет способа, которым бы я не умер. И после столетия ада она предложила мне магическую сделку, теперь я убиваю для нее и во имя ее темных божеств. И что ужаснее всего, я не могу причинить ей вред. За это она оставила меня в покое и перестала убивать. Вот такое рабство.

– Вот и ты умер во имя ее кровавых божеств, дарующих ей силу и молодость. Но она знает, что ты такой же, как и я. Она ищет тебя. Хочет заменить меня, сделать тебя новой игрушкой. Новым рабом. Но сначала она как следует тебя помучит, пока не сломает. Ты сильно разозлил ее, угрожая пистолетом.

Я понимал, что он говорит, но отреагировать не мог, просто смотрел на него и ел дальше.

– Повезло, что она не нашла тебя здесь, когда ты в теле моей правнучки. Бедняжка настрадалась за свою жизнь.

– Не хочу.

– Вечно у нас мало времени.

Александра Никифоровна застыла, сознание стало путаться, и я потерял возможность управления даже глазами. Полный расфокус.

Кобальт забрал тарелку, дал ей выпить какие-то таблетки и помог лечь.

– Будет не больно. Прощай, Александра, и до свидания, Вадим.

– Кролики! Суки, – в последний раз выругалась старуха и заснула сном, после которого не просыпаются.

***

Мне снится сон. Тягучий и запутанный. Я вижу прошлое, детство, большой деревенский дом, речку. Мне дали поиграть с куклой, но она мне не нравится, она пугает меня.

Куклу подарила женщина. Бабушка называет женщину отцом. Эта незнакомка принесла сладости и деньги. Родители сбиты с толку, но улыбаются – благодарны.

Это не мои воспоминания.

Страшно.

Плачу.

Все исчезает.

Тишина.

Последний сеанс

Передо мной обнаженная девушка, стройная и красивая, сексуальная. Мне такие нравятся. В теле стало растекаться тепло от возбуждения. Касаюсь себя. Кожа нежная, упругая. Она повторяет за мной.

Коснувшись груди, понимаю, что передо мной зеркало, но возбуждение не проходит.

Ласкаю шею, грудь, ниже и еще ниже. Смачиваю пальцы слюной. Смотрю себе в глаза, в ее глаза.

Улыбаюсь сама себе и расслабляюсь, возбуждение отпускает.

Молодость пьянит.

Вдыхаю воздух полной грудью и улыбаюсь еще шире. Разглядываю изгибы тела. Замечаю растяжки и шрамы. На мгновение сильно расстраиваюсь, но выдыхаю.

– Я принимаю себя всю.

Ее мысль и слова.

– Любопытно.

Удивительно, что могу управлять ее телом. Она кажется такой сильной, волевой и свободной. Восхитительное чувство.

Принимаю душ и иду на кухню готовить завтрак. В квартире я одна.

Помню, в старших классах было у меня шуточное обсуждение с одноклассницей – а что, если она на один день станет парнем?

Ее ответ меня поразил и врезался в память. Сначала она планировала пописать стоя, после обязательно бы трахнула свою лучшую подругу, чтобы понять эти ощущения. Ей было интересно – как это, когда у тебя есть член. И в конце она планировала ограбить банк.

Сейчас я был в ситуации наоборот. Не помню, что я ответил тогда на встречный вопрос, но ехать к лучшему другу и предлагать секс не хотелось. У меня же нет друзей.

Девушку, в которой я сейчас, зовут Татьяна. И она божественно готовит гранолу. Она довольно хихикнула.

Интересно, смогу ли я передать ей полное управление? Когда-то давно я пробовал медитацию, чтобы справиться со своим выгоранием. Тогда не помогло, но попробовать стоит. Я сел и расслабился. Попробовал отключить все свои мысли. Стать ничем.

Татьяна мило засмеялась.

– И зачем тебе это? Я могла забрать контроль в любой момент.

– Почему не забрала? – ответил я ее же голосом, но с другой интонацией.

– Стало интересно, это ново. Мужчина внутри меня необычным способом, если ты понимаешь, о чем я.

Мы засмеялись, мне стало неловко. Она играла со мной, как кошка с мышкой.

– И что ты такое, Вадим? Тебя же Вадим зовут? В голове полно воспоминаний, и они явно не мои, запутанные.

– Да, Вадим. Не знаю, Кобальт, мой психолог и убийца, не объяснил. Кто мы, что я такое.

– Забавно, это и мой психолог. Ты же про Константина Михайловича?

Стало страшно за Татьяну, что они и ее убьют.

– Не бойся, я к нему уже семь лет хожу. Сегодня последний прием.

– Ты не понимаешь. Они убийцы!

Она на секунду задумалась.

– Странно разговаривать самой с собой. Словно снова поехала кукухой.

В сознании всплыли воспоминаний о выкидыше, мудаке бывшем, пугающем детстве, сломанной психике и попытке справиться самой. Затем была тяжелая депрессия и походы к психологам. Она не сразу наша Кобальта, но после их встречи ее жизнь радикально изменилась. Сначала он просто слушал, бесконечно долго, но по-особенному, внимательно и с душой. Хотелось рассказать все до последнего, рассказать всю боль и страхи без остатка. Затем он стал задавать вопросы. Порой неприятные, сложные, сбивающие с толку, но действенные. Поиски ответов вернули Татьяну к реальности. Научили новому взгляду на жизнь, помогли понять и принять себя. Он лечил ее душу, разум. Но таблетки тоже были, Кобальт посоветовал хорошего психиатра, и жизнь преобразилась. Татьяна жила яркой, насыщенной жизнью. Такой, которою хотел иметь я. Мне не верилось, что эти воспоминания о человеке, задушившем меня пакетом при первой встрече.

– Он создал меня нынешнюю. Если ты говоришь правду, и он убийца, то он имеет право забрать мою жизнь. Не хотелось бы, конечно, но без него я умерла бы давным-давно.

– Ты не понимаешь! Смерть – это ужасно!

Я рассказал ей все. Про то, как бесцельно жил, как-то урывками, бессмысленно. Как я в итоге потерял вкус к происходящему, выгорел и после долгих раздумий решился пойти к психологу. Рассказал про то, как меня убивали, как умирал в муках.

Она слушала, но как-то без интереса.

– Думаю, я понимаю, а вот ты – нет. У тебя уникальный шанс. Неповторимый опыт, а ты ноешь.

– Тебе совсем не страшно?

– Нет. Страшно умирать, если ты не жил. И вдруг я такая же, как и ты. Умру и буду слоняться по телам незнакомцев, – ответила Таня.

– Это не смешно!

– Лишь угол зрения.

– Может, переждем? Улетим?

– Нет. Вдруг ты ангел смерти теперь, а я за собой самолет невинных утащу, еще чего! Не хочу, чтобы из-за меня умерли люди.

– Ты не одна, – ответил я шепотом.

– Ты понял, о чем я.

Мы долго молчали. Таня не Леха, лишний раз словами не бросается. Я пробовал перехватить контроль и уехать из города, но она отбросила мою идею, еще когда она была мыслью. Я пытался кричать, как-то привлечь внимание, но она не замечала меня. Просто включила музыку погромче и подпевала.

Я сдался. Предложил мир.

– Ненадолго тебя хватило. Мир, – сказала она.

– Мне нравится с тобой болтать. Впервые живой разговор за столь долгое время.

– Еще бы, я же восхитительна.

Мы засмеялись. Мы поболтали просто о жизни. О том, что изменилось в мире за те шесть лет, что я мертв, о друг друге. Таня понимала, что мои душевные метания не редкость в современном мире, но ей было тяжело принять мое нежелание жить, нежелание наслаждаться жизнью, когда мир наполнен возможностями. Мир полон ими, как шведский стол.

Болтая с ней, я пожалел, что мы не встретились раньше, мне не хватало такого человека в окружении.

– А окажись ты живим, какие выводы бы сделал? Чем занялся?

– Сложно сказать. Это для мира я умер давно, а для меня прошло совсем немного.

– Эх, ты опять про прошлое. Забудь. Смотри в будущее.

– Бу-ду-щее… – задумчиво протянул я. – Стал бы поваром или стал бы скульптором. Что-то творческое. Всегда хотел что-то делать руками, но стал менеджером – это легче.

– Совсем другое дело.

– Еще бы больше общался с окружающими, спрашивал их обо всем на свете. Путешествовал.

– А ты не безнадежен, – Таня не прекращала улыбаться.

Мы болтали до самого вечера. Она научила меня делать вкуснейший кари, и мы испекли яблочный пирог. Время пролетело легко и весело.

– Выбирай страну, я куплю билет на завтра, давай туда, где тепло, а сегодня я должна сказать спасибо Кобальту.

– Может, по телефону?

– Нет, так это не делается.

Она твердо решила не пропускать последний прием у психолога, мы купили билет и пошли собираться. Я не без удовольствия смотрел, как она переодевается.

– Обещай не умирать сегодня. Сбежим, если что-то пойдет не так.

Она только улыбнулась и промолчала.

***

Я попросил ее надеть очки. Может, хоть так они не поймут, что это я в теле Тани. Но Светланы за стойкой регистратуры не оказалось, и мы пошли сразу в кабинет Константина Михайловича. Везде висели праздничные флажки.

– Поздравляю!

Кобальт взорвал хлопушку, и нас осыпало золотым конфетти.

– С окончанием лечения.

Таня обрадовалась и крепко обняла психолога.

– Огромное вам спасибо, – сказала Таня.

– Тише, официально ты еще пациентка.

– Спасибо, Константин Михайлович.

– Как дела? Как прошел этот месяц?

– Фантастически, я только вернулась с Филиппин.

Таня делилась впечатлениями, мыслями и переживаниями. С гордостью рассказала про свои успехи в бизнесе. Пожаловалась, что не может найти нормального молодого человека, но надеется найти достойного мужчину. Про меня умолчала. Психолог слушал, иногда задавал вопросы, и в целом происходящее больше напоминало беседу дочки и отца, а не прием у врача.