Поселок

весь гладкий, в светлой безрукавке, трезвый.

Пока мужчина усаживался, с улыбочкой на лице вежливо здороваясь, словно был давно

знаком, Роберт попытался вспомнить поездки их с Татьяной по вечернему Харькову на

заработках по извозу, когда нужны были большие деньги для лечения Наташи… Впрочем, и

сейчас они были нужны… для санаторного оздоровления его любимого ребенка… вот и

приходилось заниматься извозом, так называемыми «нетрудовыми доходами». И может быть,

с тех нескучных времен остался знакомый пассажир, какого он сейчас не может припомнить.

Память на лица у него, он знал, не очень… Татьяна же в этом отношении – феномен. Ей

хватает одного взгляда, чтобы запомнить во всех подробностях нового знакомого или

пассажира, оценить, насколько он миролюбив. Этого клиента, Роберт уверен, она узнала бы

сразу, даже назвала бы имя. Кстати, к ней не мешало бы сегодня завалиться. По ребенку

соскучился… – Роберт внезапно почувствовал тягу к женщине, какая существовала

формально и, наверное, нуждалась в его внимании, хотя повода к этому Татьяна никогда не

давала. Сейчас в определенных чувствах разобраться было просто невозможно, кто из них

двоих – она или Наташа – выбивали его из ритма спокойной жизни, напускали тоску

неустроенности и обязанностей. Последний раз он у них был в воскресенье.

Роберт подумал, что на обратном пути не мешало бы завернуть в Поселок и остаток дня

провести с Татьяной и Наташей.

– Но вы меня не помните, не так ли? – услышал он в наборе любезностей подсевшего

мужчины. При этом пассажир смотрел прямо перед собой, как будто был уверен, что его

непременно должны узнать не только в профиль, но даже в затылок.

Роберт внимательно окинул его.

– Федор Пантелеевич Лоухов, к вашим услугам. Теперь вспомнили?

– Честно говоря, нет. Наверное, когда-то подвозил…

Незнакомец не сбрасывая улыбки, закивал, то ли подтверждая сказанное, то ли сожалея,

что Роберт не угадал.

– Я один был тогда или с подругой? – спросил Роберт, чтобы уточнить подробности

знакомства. Кроме того, Роберт признался самому себе, что клиент почему-то необычный, а

значит, не понравится. И это уже плохо. А раз плохо, значит нужно выдумать причину, по

которой ему следует отказать.

– Вам далеко?

– Не очень. Вы через Центр. Значит нам по пути.

– Да, на «Южный вокзал».

– Это еще лучше. Я тоже.

Роберт замялся, повернув ключ, осветил индикатор, показал на шкалу:

– К сожалению, Федор Пантелеевич, у меня… я не заметил… только что выехал из

стоянки… бензин на нуле. Так что…

– Бензин? Это мы вмиг исправим, – сказал он с живой готовностью. – Езжайте, тут рядом

бензоколонка. Заправляю лично! – выставил он вперед обе руки.

Роберт растерялся. Не столько от предложения бесплатно заправиться, сколько от

неожиданной скользкой ситуации, культурно-наглого напора клиента.

– Заправиться я смогу и без вас, – жестко вымолвил он. – Но, Федор Пантелеевич, я

совершенно забыл, что мне необходимо заехать к любимой женщине.

Федор Пантелеевич оживился.

– Так это же замечательно, Роберт!

– Не понял. Вы мое имя знаете? Скажите прямо, что вам от меня нужно?

16

– Да не волнуйтесь вы. Не меня вам нужно остерегаться. Просто вы меня как-то сразу

забыли. Давайте заправимся и поедем. Я вам мешать не буду. И заранее плачу, чтобы вы не

подумали чего, – он открыл багажничек и положил туда запечатанную пачку десятирублевых

купюр. – Подожду, мне все равно делать нечего.

Роберт замер. Происходящее было похоже скорей на опасную авантюру, чем на

благотворительные жесты сумасшедшего. Нужно было что-то делать, наверное, ехать, чтобы

оттянуть время до более подходящих обстоятельств, например, милицейского поста, ГАИ…

Роберт вышел, открыл багажник, вытащил канистру и шланг, демонстративно выставил

все на дороге позади машины и поднял руку, показывая на канистру приближающемуся

самосвалу.

Привычные жесты сработали сразу. Водитель самосвала остановился, не доезжая

нескольких метров. Роберт взял канистру, подошел:

– Шеф, на одну канистру… выручай.

– Нет проблем, начальник. Только у меня сам понимаешь…

– Знаю, семьдесят шестой.

Водитель кивнул в сторону «Жигулей»:

– Заменил на головке прокладку? – заметил, откручивая крышку бензобака самосвала.

– Да. Давно, – нехотя подтвердил Роберт и протянул заранее приготовленные два рубля.

Водитель благодарно кивнул и машинально сунул деньги в карман.

Роберт перенес наполненную канистру к машине и достал лейку. Подошел Федор

Пантелеевич.

– Я помогу? – сказал он, беря канистру.

– А можно спросить, зачем это вам, Федор Пантелеевич? – Роберт почувствовал, что

сможет выйти на откровенность.

– У меня много лишнего времени.

– А я тут при чем?

– Вы мне симпатичны, – скромно улыбнувшись, отметил Федор Пантелеевич.

– Но я не гей, – сообщил Роберт, с иронией глянул на клиента.

– Я тоже, – ничуть не смутившись, принял шутку Федор Пантелеевич.

– Тогда что же?

– Хочу к вам подлизаться.

– Зачем и каким образом?

– Каким образом, вы уже знаете. Буду пользоваться вашими услугами, если не возражаете,

– скромно пояснил он, ловко укладывая пустую канистру в багажник на место, где она

лежала. Роберт пожал плечами: проскользнула мысль, что эта операция клиенту не впервые.

– Да, пожалуйста. Только я не каждый день на машине.

– И я не каждый день, – усмехнулся Федор Пантелеевич, усаживаясь на свое место.

– Тогда… Зачем такая куча денег?

– Взятка, – не сбавляя шутливого тона, коротко бросил Федор Пантелеевич.

– Взятка? За что и зачем?

– Чтобы не отказал. Плата вперед. Не возражаете, Роберт Иванович? – спросил он

нисколько не наигранно, и добродушно посмотрел на Роберта, ожидая согласия.

– Я не хочу быть обязанным. Заберите деньги, Федор Пантелеевич.

– Не волнуйтесь. У меня еще есть.

Роберт усмехнулся:

– А кому они не нужны? Но это не заработанные мною деньги.

– У вас, Роберт далеко не советские взгляды. За это могут и посадить, – он лукаво

улыбнулся. – В нашей стране не спрашивают, за что дают деньги. Дают – значит бери. У вас,

17

дорогой Роберт, понятия коренного американца. Ничего, пусть лежат, вдруг они вам

пригодятся. А у меня не уцелеют. Считайте, что я их по ветру пустил.

Роберт внимательно окинул лицо клиента. На алкоголика как будто не похож, значит,

безумный игрок на деньги. Сходу внешне не определишь.

– Ну, хорошо, Федор Пантелеевич… что-то крутится у меня ваше лицо. Может быть, когда-

нибудь вспомню. Куда едем? – задал он привычный вопрос, словно несколько минут назад

они не выяснили, что обоим на «Южный вокзал».

– Как договорились. Мне нужно в ящике камеры хранения взять кое-какие вещи. А потом

назад, если не возражаете…

Роберт промолчал. И не только потому, что стал привыкать к странной иронии клиента, что

по непонятному совпадению ему тоже на вокзал и тоже в каме6ру хранения. А еще – не

повторять же, что заедет к Татьяне!

– К любимой женщине? – приветливо улыбнувшись, заметил Федор Пантелеевич. –

Обязательно! Женщинам нельзя отказывать, как и маленьким детям. Особенно – дочке. Но

только не сейчас. Не советую. Назад я буду вас сопровождать прямиком до вашего дома,

Роберт Иванович. И никаких возражений, – мягко добавил он.

Роберт неприятно дернул руль, отчего машина слегка вильнула.

– У меня такое впечатление, словно вы обо мне знаете больше чем я сам о себе.

– Нет, просто я в некотором смысле ясновидец, – и снова улыбнулся, такой хитрой,

скрытной улыбочкой.

– Вы ждете от меня подтверждений?

– Да нет. Но мне кажется, я попал в точку. Можете не признаваться. Я не любопытный.

– Не признаюсь, – добродушно согласился Роберт и, глянув в зеркало заднего вида,

отметил себе, что уже несколько минут едущая за ними милицейская машина бесцеремонно

прибавила газ и пошла в обгон. – И мне кажется, у нас проблемы.

Федор Пантелеевич настороженно обернулся. Из поравнявшейся милицейской машины в

открытое окно старший лейтенант выставил жезл, приказывая Роберту остановиться.

Роберт затормозил.

– Мне кажется, им не понравились мои неисправные стоп-сигналы. Так что приехали…

– Ваши документы, – потребовал инспектор, приблизившись к двери и взяв под козырек, –

старший инспектор…

– Я понял, – прервал его Роберт, – снова светильники?

– Вы говорите «снова»? – поймал его на слове инспектор, перелистывая удостоверение. –

Так если знали, почему не ликвидировали неисправность вовремя?

– Так получилось… – начал оправдываться Роберт.

Инспектор его прервал:

– Товарищ Корнев Роберт Иванович, выходите, снимайте номерной знак. Вам придется

явиться…

– Ничего ему не придется, старший лейтенант, – неожиданно громко произнес Федор

Пантелеевич.

С неторопливой расторопностью он вышел из машины, подошел к старшему лейтенанту и,

бесцеремонно приблизив к глазам инспектора какой-то документ, тихо и жестко сказал:

– Он со мной.

Инспектор слегка выпрямился, отдал честь, что-то ответил, по-военному повернулся и

пошел к своей машине.

Некоторое время ехали без слов.

Молчание нарушил Федор Пантелеевич:

18

– Не люблю выскочек. Это моя сфера, Роберт… Не волнуйся. Следи за дорогой. Это ничего,

что я с перепугу сразу на «ты»?

– Нормально, – Роберт пришел в себя, скептически усмехнулся, добавил, – как раз вовремя.

Только, кто из нас с перепугу…

– Ясно. Но мы, кажется, приехали. Пойдемте. Теперь, надеюсь, вы поняли, какую я

функцию выполняю при вас?

Роберт уныло буркнул:

– Надеюсь. Только деньги все же заберите назад.

– Не заберу. Это деньги ваши. Выделенные вам государством. Используйте в

экстремальной ситуации. Да, и вот еще, – он полез во внутренний карман, достал визитку, – в

случае неприятностей, звоните. И будьте осторожны с документами, какие сейчас возьмете.

Дома положите в надежное место и, если потребуется передислокация объекта, – он

усмехнулся, – как я не люблю эти громыхающие словеса! – лучше позвоните, приеду в любое

время. Это моя работа.

Он открыл дверь, вышел, подождал, пока Роберт закроет машину, и пошел следом.

Они спустились в цокольное помещение хранилища к стальным крашеным шкафам ячеек,

прошлись по рядам, высматривая нужный номер.

– Вот он, – сказал Федор Пантелеевич, приложил ладонь к крышке сейфа, – говорите код.

Роберт секунду притормозил, но, вспомнив, что кроме него самого никто никогда не

сможет воспользоваться их с Назаровым работой, назвал цифры.

Федор Пантелеевич критически усмехнулся, потыкал пальцем в кнопки…

– Считайте, что я у вас очень просто забрал эту вещь, – проговорил он, отдавая Роберту

пакет, завернутый в целлофан и перевязанный тесьмой.

Роберт не остался в долгу, состроил победную улыбку:

– Тут нет главного, без чего это, – он тоже приложил ладонь к поверхности пакета, как

несколькими секундами назад это сделал Федор Пантелеевич – ничего не стоит.

Роберт с удовольствием отметил едва заметное замешательство на лице Федора

Пантелеевича, но не подал вида, чтобы не обидеть человека, почему-то показавшимся

симпатичным располагающей к себе деликатностью.

Глава 6

Исчезновение

Женечка открыла сразу, словно все время, пока Роберт разъезжал с кагебистом, ждала его и

даже не занималась хозяйственными делами. На лице – испуг и воспаленная растерянность.

Роберт коротко спросил:

– Что?

Она махнула слабой рукой и направилась в комнату.

Роберт последовал за ней.

– Так что?

– Я говорила, что твой Голый не к добру?

– Ну и что?

– Нет, я говорила?

– Ну, говорила. А я тут при чем?

– Как это при чем?! Не я же принесла в дом эту черную информацию?

19

– Ну, я. Кстати, он был весь белый от уличного освещения. Так что, по-твоему, я не должен

был смотреть, на что смотрели все?

– На плохое, сам говорил, нельзя смотреть, чтобы не стало твоим.

Взбудораженный какой-то несуразицей, Роберт подступил к Женечке и тихо, почти

шепотом спросил:

– Что случилось?

Она неожиданно припала к Роберту, охватила его шею и, судорожно сдерживая рыдания, с

трудом вымолвила:

– Роберт, твой друг погиб.

Перед глазами вспыхнула жуткая картина – груды искореженного металла, то ли обломков

корпуса самолета, то ли кузова машины, из хаоса металла возникло изувеченное лицо

Назарова. Рядом, сидя прямо на асфальте, осуждающе смотрел на Володю Сабуров, шептал

неслышные слова: «Я же предупреждал…»

– Назаров? – спросил Роберт машинально.

Женечка грустно кивнула.

– Кто сообщил?

– Он.

– Кто? Назаров?!

– Тот же, кто и тот раз. Не сказал кто.

– Если это он, то я только что с ним расстался. Его зовут Федор Пантелеевич. Он, кажется,

присутствовал на моем собеседовании в приемной КГБ. Я заметил его там краем глаза, –

сказал Роберт.

– И ты так спокойно говоришь о чем угодно, словно с Назаровым ничего не случилось?

Роберт, мимо пропустив ее замечания, сказал отрешенно кому-то в пространство:

– Значит, ты знал свой конец, Володя. Знал и предупреждал…

Женечка с нарастающим страхом смотрела на Роберта.

– Предупреждал?.. – слова у нее застряли в горле, когда она еще что-то попыталась сказать.

– По телефону, – добавил он. – Что сказал тебе этот человек? Дословно можешь?

– Да… – она тяжело сглотнула комок, – то есть приблизительно… Роберт, ты от меня

слишком много хочешь! Я потеряла все слова, – она прижала полотенце ко рту, каким-то

образом оказавшееся у нее в руках,– сказал, чтобы я тебя подготовила и не сразу… ну ты

понимаешь, дорогой…

Роберт покивал головой:

– Не волнуйся, милая. Меня подготовил сам Назаров по телефону. Но я как-то

легкомысленно это принял.

– Так вот этот твой Федор Пантелеевич сказал, что его и водителя раздавил паровоз…

Большой состав на переезде. Нашли его одежду и кейс… тело изуродовано до неузнаваемости.

Боже! Что теперь будет с Ниной?! Какой ужас! А каково ребенку, их сыну? Ты представляешь,

Роберт? Что делать, что делать?..

– Что делать… Нужно ехать к ним в Москву. Им, наверное, уже сообщили официальные

органы.

– Не понятно, почему молчал твой Федор Пантелеевич, если знал? Что это значит, Роберт?

– Женечка испугано глянула на Роберта. – Это неспроста, это не случайность, ты понимаешь?

Это не несчастный случай! Твой Федор Пантелеевич знал и не сказал, значит, ему так нужно

было. Это что-то связанное с твоей и Володиной работой. Я теперь поняла… – Она вдруг в

истерике сжала и подняла над головой кулаки, – это ты виноват! Ты! Ты придумал какую-то

гадость, и Володя из-за нее погиб. Ты понимаешь это?!

20

– Женечка, успокойся. Я не один ее придумал. Это и его воля, – проговорил он, прижимая

жену к себе, – тихо, милая. Успокойся. Судьба. Нам теперь нужно подумать, как взять под

контроль Нину и Анатолия, их сына. Окружить заботой, наверное… – Роберт растерянно

подыскивал подходящие слова, но получалось как-то казенно, оскорбительно для близких ему

людей. – Нужно срочно ехать к ним…

– Роберт, что-то здесь не так. Я боюсь. Выходит, настала твоя очередь. Ты это понимаешь?!

– Понимаю, милая, – бессмысленно повторил он, поглаживая ее плечо. – Понимаю,

успокойся. Со мной все будет в порядке. Мы с тобой под охраной. Сегодня мне об этом сказал

Федор Пантелеевич. Так что не волнуйся. Вот его визитка, – он выложил на туалетный столик

синий квадратик.

Женечка взяла визитку, бессмысленно осмотрела ее со всех сторон.

– Откуда он узнал о вещи, которую тебе передал Назаров?

Роберт не ответил, смотрел на пакет, старался понять, чем может быть плоский квадратный

предмет, просматривающийся сквозь матовую поверхность упаковки.

Снял целлофан. Оказалась коробка ассорти, нарядно перевязанная блестящей изумрудной

ленточкой.

Роберт вывернул ленту и написал карандашом дату текущего дня и время. Повернул ленту

надписью вовнутрь – примитивная примета на случай, если кто-то из домашних проявит свое

любопытство. Впрочем, это исключено. Его вещи, как и рукописи не только не трогали

руками, например, во время уборки, просто боялись прикоснуться без его согласия.

Женечка настороженно показала пальцем на коробку.

– Конфеты? Что все это значит? Это то, из-за чего погиб Володя?

Роберт кивнул.

Женечка растерянно посмотрела на Роберта:

– Ты шутишь?

– Это всего лишь камуфляж. Назаров раскрывать запретил, пока я не закончу начатую

работу. Поставлю. Даже не прикасайся!

– Почему?

– Наверное, он знал, что это, – он провел ладонью по поверхности пакета, – может

повредить правильному завершению моей работы в лаборатории.

Он подошел к серванту, сдвинул вправо на середину полки фотоаппарат «Зенит-Е»,

которым пользовалась только Женечка, и толстую общую тетрадь, куда решил поденно

заносить результаты работы над прибором, приставил торцом к боковой стенке коробку

Назарова, вплотную к ней, чтобы не свалилась, придвинул тяжелую цветочную вазу. Тетрадку

положил справа, почти посередине. Внимательно посмотрел, запоминая их расположение

относительно друг друга.

– Я прошу тебя, не меняй положение вазы и коробки и тетрадки. Хорошо?

– Не волнуйся. Что я не понимаю о чем ты.

– Договорились. Знаешь, мне пришла мысль. Ты собирайся, оденься не очень ярко… ну ты

меня понимаешь. Зайдем в кафе, помянем Володю. Согласна? А там решим, что делать

дальше.

– Да, дорогой… Согласна, – Женечка засуетилась, пошла в прихожую одеваться. – Мне

нельзя накрашиваться, да?

– Ну… Может быть, немножко…

– Пойду, скажу маме, что мы ненадолго.

– Хорошо. Я ожидаю внизу у подъезда, – кинул он, выходя на лестничную площадку.

На улице стоял ласковый солнечный день. Нельзя сказать, что очень жаркий, просто

подходящий день для беззаботной прогулки, но только не для поминок, и это никак не

21

сопутствовало настроению. Он убеждал Роберта в неизменности течения событий, не

настраивал на мрачные мысли. В кулуарах сознания по-прежнему лежала привычная

уверенность встречи с Назаровым, детальное обсуждение полученных результатов,

счастливое чувство продолжения работы… Иногда, представив перед собой Володю живым,

ловил себя на мысли, что заводит с ним спор на острую тему, углубляется в детальное

обсуждение сложных процессов накладок информации на подсознание субъекта, и, уличив

себя в равнодушии к гибели друга, не очень клял себя за кощунство. Это было сознавать

странно и стыдно одновременно.

Всю дорогу Роберт молчал. Не получив ответа ни на один свой вопрос, Женечка затихла и

угрюмо молча следовала за Робертом. Возле кинотеатра «Россия» вошли в кафе. Осторожно

осмотревшись, боясь встретить кого-либо из знакомых, заняли столик в углу возле окна. Здесь

из середины зала на фоне яркого света от окон, были видны только их силуэты. Это

устраивало. Роберт принес от бармена маленькую бутылку коньяка, бутерброды с ветчиной и

три стакана. Подумав немного, пошел во вторую ходку и добавил плитку шоколада и бокал

пива. Разлил коньяк. Один стакан поставил напротив стула, где должен сидеть Назаров,

прикрыл его кусочком хлеба, поднес к глазам свой тост, посмотрел в янтарную жидкость,

сквозь нее различил мутное личико супруги, сказал:

– Лучше бы ты не говорил, друг, «на всякий случай»! Как ты мог?! Володя! Ты же знал,

чем заканчиваются неосторожные слова в нашем мире!

Женечка широко раскрытыми от ужаса глазами смотрела на Роберта. Может быть, в эту

минуту она вдруг приняла произнесенное Робертом за действительность: живой Назаров так

же молча, как и она, теперь сидел с ними за столом и одобрял слова друга. Из уголков глаз

нагло выкатилась жгучая жидкость, обозначила черную дорожку на щеках. Роберт коротко

взглянул на ее лицо, подумал, что говорил же, чтоб не красилась, она поспешно выпила

коньяк, выхватила из сумочки носовой платочек, поднялась и поспешно направилась к

бармену. Роберт видел, как несколько секунд Женечка расспрашивала бармена, потом

торопливым сбивчивым шагом ушла в служебную половину помещения и исчезла. Все

выглядело очень правильным, рассчитанным. Но только зачем нужно было идти в туалет, не

ресторан же! Макияж можно было навести и за столом. Потом сказал себе, какой была

Женечка, могла ли ее аристократическая натура и воспитание позволить ей поступить иначе?

И снова ему показалась странной собственная холодность и фальшь к собственной супруге.

Требовалось срочно разобраться в этом. Нужно было выяснить причину своего отношения к

женщине, которую должен был любить. Нужно было это сделать, пока не зашло далеко. А

времени все не хватало, боялся правды, боялся боли, какую мог принести святой женщине,

если правда окажется убийственно жестокой.

Он не помнил, сколько просидел в одиночестве за пустым столом. Оглянулся на соседние

столики – их занимали уже совсем другие посетители.

Роберт удивленно поднялся, подошел к бармену, спросил:

– Извините, вы не видели, женщина, которая к вам только что подходила со своим

вопросом, вернулась? – он кивнул в сторону служебного помещения.

Молодой парень поджал губы:

– Какая женщина?

– Ну, вот только что. Она вас о чем-то спрашивала. И пошла туда, – Роберт снова показал

на хозяйственную половину.

– Да нет… Я не знаю никакой женщины, товарищ… Пройдите, сами узнайте.

Роберт пошел по тускло освещенному и кисло пахнущему коридору. В самом конце его

светилась дневным светом настежь открытая дверь во двор, сбоку прочитал на двери:

«Туалет». Взялся за ручку, но остановился, спросив кого-то вслух:

22

– Какой, мужской или женский? Черт!

– Общий, – услышал за спиной и обернулся.

Женщина необъятных размеров в халате проницательно изучала его растерянное лицо.

– Извините, моя жена ушла в туалет и не вернулась вот уже… может, что случилось?..

– Ну, так зайдите, посмотрите.

– А если там женщина?

Необъятная расплылась в понимающей улыбке:

– Так вы точно не знаете, жена или женщина? И это, между прочим, служебный туалет,

молодой человек, – но, погасив усмешку, решительно открыла дверь туалета, жестом

пригласила вовнутрь.

В прихожей, где умывальник, никого не было, в кабинке – тоже. Роберт взглянул наверх, на

открытую фрамугу. Она была недоступна, и снова услышал насмешливый голос женщины в

халате:

– Это для нее слишком высоко.

Откровенно растерянный Роберт вышел в коридор, затем – в зал, внимательно осмотрел

все столики. Их с Женечкой столик пустовал, в то время как посетителей в зале все

пребывало. Может быть она, выйдя из туалета, спутала двери и вышла в хозяйственный двор?

Он кинулся наружу. Здесь было безлюдно, возле открытой двери в служебное помещение

сиротливо стоял «Москвич-комби». Заглянул в приоткрытые ворота двора кафе…

Напрашивалась сторонняя мысль, и на Женечку это было похоже – обиженная или чем-то

смущенная женщина выразила протест своим уходом. И этого не может быть. Куда ушла? К

подруге Рите, которая живет где-то в районе «Харьковских дивизий» или домой?

Из кафе домой Роберт возвращался один с тревожным чувством одураченного идиота. В

квартире не сбросив обуви, недоуменно кинулся осматривать комнаты в надежде обнаружить

супругу. Заметив его состояние, теща с удивлением молча следовала за ним по пятам,

смотрела на него требовательным взглядом, когда он снова возвращался, заглядывая во все

углы. Выглядело смешно, но было не до смеха и он, наконец, остановился и осмысленно

спросил:

– Куда она могла уйти?

Теща не сразу отреагировала:

– Кто?

Роберт продолжительно смерил ее глазами:

– Ну, кто же еще?! Ваша дочь! Моя жена.

– Но разве вы были не вместе?

– Вместе. Но она ушла, ничего мне не сказав.

Теща подумала, улыбнулась, махнула слабой рукой:

– Это может быть. Видно провинился ты, Роберт.

– Что значит провинился?! Не сказать ни слова, встать из-за стола и уйти… не известно