Поселок

названием «городская» и, конечно же, скромно в сторонке стояла лабораторная колбочка с

неизвестной белой жидкостью, рядом же с непричастным видом смотрела на нее независимая

мензурка с делением в сто пятьдесят грамм. Все это, ни при каких обстоятельствах, не

должно было попасть в обозрение медперсонала и не попадало никогда по той самой строгой

причине, что без стука в кабинет никогда никто не входил. А тут, к тому же, еще и дверь по

небрежности хозяин кабинета не закрыл. Но поскольку Федор в тонкостях местного этикета

не разбирался, то сходу, не останавливаясь, подошел вплотную к столу и сунул под нос

растерянному доктору удостоверение, лишь на секунду притормозив им перед его глазами

для ознакомления. Растерянный доктор, едва прочитав, еще больше растерялся, привстал и

потянулся за колбочкой.

90

– Не трудитесь, док, меня это не касается. Я при исполнении. Майор Лоухов Федор

Пантелеевич.

– Очень приятно… Но позвольте, – опомнившись, начал набирать административную силу

главврач, – Кротов, Владимир Максимович, главврач отделения…

– Знаю, Владимир Максимович. И не позволю, – самоуверенно оборвал Федор

покрасневшего от негодования доктора, – не позволю потому, что хочу сохранить вам вашу

мирную трапезу и в будущем. Особенно, если вы научитесь на обед закрывать дверь, – уже

придерживая насмешливую улыбку, добавил кагебист.

Отрезвев окончательно от гиподинамического шока вторжения потустороннего гостя,

Владимир Максимович уже осмысленно поинтересовался:

– То есть?

– Очень просто. Считайте, я не официальное государственное лицо, а обыкновенный

бандит с большо-ой!.. дороги.

Владимир Максимович развел руками:

– У нас что тут? Госбанк?

– Еще хуже. У вас в реанимации лежит под капельницей этот самый бандит. И без моей

охраны. А его друзья разгуливают у стен этого очень гуманного учреждения с тем, чтобы в

удобный момент пришить… пардон, убить своего коллегу, а заодно и вас, док. Как вам это?

– А меня за что? – с девственной непосредственностью машинально спросил доктор.

– Док! Ну, вы меня удивляете! Так ведь известно за что. За то, что, по мнению друзей,

неосторожно стало вам известно что-то, что мог в сознании или в бреду пострадавший вам

поведать.

Владимир Максимович несколько секунд соображал.

– Во-первых, какая может быть опасность от пациента, который лежит в реанимационном

отделении? А во-вторых, кто он?

– Вот это я и хочу узнать от вас.

– Так что, по-вашему, я скрываю от правоохранительных органов какого-то бандита? –

оскорблено возмутился доктор.

– Вот именно, – полушутя ввернул Федор, – какого-то. И сейчас вы мне скажете – какого.

Возьмите документы, и там все выясним. Все, что было при нем, мне для осмотра. Я вас жду

возле реанимационного отделения, – сказал он и вышел.

Отделение находилось в конце коридора обозначенного огромным щитом с черной

надписью подвешенного цепочками над головами входящих. Федор Пантелеевич сел на

мягкий топчан у двери. После активной прочистки мозгов, как любил в случае с доктором

говорить своим коллегам майор, реакции ждать приходилось не долго. Да и теперь не

пришлось. Главврач и сестра с целлофановым мешком – вещами больного – на превышающей

скорости, с какой в медицинских покоях никогда не перемещаются, шли без оглядки

прямиком к двери. Доктор остановился возле Федора и демонстративно показал ладонью на

мешок.

– Хорошо, Владимир Максимович. У вас есть, где закрыть это на время нашего осмотра?

– Пойдемте. В прихожей шкаф вас устроит?

– Безусловно.

Они вошли вовнутрь. В прихожей на столе он вытрусил содержимое из мешка. Были

брюки и светлая рубашка в коричневую полоску с засученными рукавами. На воротнике –

кровь. В карманах брюк обнаружилось удостоверение копия в копию, как и Федора. В первую

секунду охватило недоумение. Но тут же с издевкой посмеялся над своей легковерностью:

сработал автоматизм привычки. Удостоверение было на имя Воловича Юрия Владимировича.

Существовал ли в Комитете работник с таким именем? Еще предстоит узнать.

91

Они зашли в палату. На функциональной кровати лежал под капельницей, с подключенным

аппаратом искусственного дыхания огромных габаритов с широким безобразно скроенным

лицом и глазами навыкате мужчина. В какой-то момент бесстрастному работнику

ответственного государственного учреждения стало не по себе. Если в своей работе Федор к

кому-либо и проникался сочувствием, жалостью, сердечным содроганием, то это дети. Чьи бы

они ни были. Дети – его слабость и нерв, обрыв которого приравнивался к собственной

жизни. В крутых обстоятельствах, если в оперативной ситуации оказывается замешана жизнь

ребенка, он мог бездумно натворить много глупостей. Но в какую-то секунду ему стало не по

себе: представил, какой должно быть страшной божьей карой для физически крепкого

молодого мужчины его уродливое лицо! Любить ему опасно было даже на расстоянии. Легче

было ему покончить с собой, чем открыться объекту своей безумной любви.

Федор Пантелеевич развернул удостоверение и сравнил «оригинал» с фотографией. При

такой оригинальности изображения трудно было ошибиться в идентичности. Оставалось

узнать, кого на самом деле потерпевший представлял.

– Он приходил в себя?

– Приходил на минуту, – Владимир Максимович с сожалением развел руками.

– Что-нибудь сказал?

– Промычал что-то похожее на просьбу никого к нему не подпускать. У меня даже

возникла грустная шутка, что инфекция, которую он в себе обозначил, слишком при смерти,

чтобы от нее заразиться.

– И, тем не менее, док, вам придется приложить всю имеющуюся у вас способность, чтобы

привести его в сознание. Его информация государственной важности.

– Я думаю, это будет не так трудно. Он спит. Ему ввели лекарство. Пуля вошла в

затылочную часть черепа, но не задела жизненно важные участки. Хотя опасно близка к ним.

Во всяком случае, память должна функционировать.

– Пуля?! – опешил Федор Пантелеевич. – Где эта пуля?

– Операция по изъятию рискованна. Ждем следователя из милиции. Мы туда послали

сообщение. Но ответа пока нет. Понятно, ситуация криминальная и мы пока что

поддерживаем искусственную жизнедеятельность организма. Ждем официальных

распоряжений. Он может умереть на операционном столе. Если будет устойчивое сознание,

заверимся еще одной его личной подписью на разрешение перед самой операцией. Так что…

– Ясно, Владимир Максимович. Спасибо. Сюда я сейчас вызову охрану. Мой оперативный

номер, – Федор дал визитку. – Мне нужно его сознание и память, док. Вот как нужно, – Федор

провел ладонью у горла. – Поэтому, как только он придет в себя, сообщите, не промедлив ни

минуты.

– Обязательно…

– Федор…

– Да, Федор Пантелеевич, сообщу. Но по всей вероятности лекарство закончит свое

действие через…

– Через два-три часа, Владимир Максимович, – подсказала сестра.

– Да. Так что может быть… Впрочем, не известно.

– Понятно. Вы намекаете, что мне лучше к этому времени быть здесь?

Владимир Максимович пожал плечами.

– Возможно, вы правы. Тогда с вашего разрешения, от куда я могу позвонить?

– Пойдемте, у меня в кабинете.

В трубке отозвался знакомый голос оператора.

92

– Это майор Лоухов. Зафиксируй адрес, Бабенко. Четвертая областная больница отделение

неотложной хирургии. Мне срочно человека и ему сменщика для охраны потерпевшего

Воловича Юрия Владимировича. Жду.

Когда вернулись в палату, больной лежал с открытыми глазами. Голова забинтована, одно

лишь лицо смотрело серо-желтым пятном на присутствующих. Владимир Максимович,

подошел, прощупал пульс больного.

– Как вы себя чувствуете, Юрий Владимирович?

Пострадавший не ответил, только опустил и приподнял веки.

– Сможете говорить?

Юрий Владимирович утвердительно наклонил голову и тут же сморщился от боли.

– Никаких шевелений, дорогой! Никаких. Можно говорить, но тихо. Без напряжений.

Владимир Максимович приспустил веки и посмотрел на Федора. Вяло, но внимательно

окинул его сверху донизу.

– Юрий Владимирович, вы меня слышите? – подступил Федор.

Мужчина попытался кивнуть головой, но снова скривился от боли.

– Вы не напрягайтесь. Если не можете говорить, манипулируйте глазами. Я вас пойму,

дружище, – успокоил его Федор.

Юрий Владимирович зашевелил губами, и Федор внятно услышал шепот:

– Кто вы?

– Я близкий человек Евгении. Не беспокойтесь. Все останется между нами. Я ваш друг,

можно сказать…

– Спа… сибо, – отреагировал потерпевший, – мне все равно. Мне конец, но может быть… я

надеюсь…

– Вы хотите что-то передать ей… Я это сделаю для вас. Говорите.

– Спасибо. Хоть и обманите, мне все равно. Я люблю ее, и, может быть, вы меня поймете…

– Я это знаю. Она мне говорила, – начал врать Федор, – она догадывалась, заметив вашу

слежку за ней.

– Значит вы не враг мне. Я понял. Пожалуйста… Передайте ей…

– Меня Федор.

– Федор, передайте ей срочно, что ей грозит опасность. Страшные пытки. Эти люди не

остановятся ни перед чем… Мне конец, я знаю. Врач спрашивал у меня разрешение на

операцию и сказал, что шансы мои один к ста. А так… Ожидаются осложнения. Я на уколах

не проживу. Так что я согласен.

– Знаю. Вы лежите спокойно, Юрий Владимирович. У меня к вам один-два вопроса и

потом я буду молить Бога, чтобы вам стало лучше, и я сумею узнать у вас как мне защитить

Евгению. От кого исходит угроза?

Мужчина застыл немигающим ушедшим в себя взглядом и Федор понял, что наступил

таймаут, отключка сознания.

– Это временная потеря сознания, – сказал доктор и вздохнул, словно сожалея, что не

оправдал надежд кагебиста. – От эмоционального перенапряжения.

Но глаза у Юрия Владимировича медленно ожили, он осмысленно посмотрел на Федора, и

категорически заявил, с трудом ворочая языком:

– Я вам это не скажу.

– Вы не беспокойтесь, – начал, было, Федор убеждать потерпевшего, и полез в боковой

карман за удостоверением с намерением открыться, кто он есть.

Юрий Владимирович лежал без каких-либо признаков жизни с закрытыми глазами. Федор

бросил вопросительный взгляд на Владимира Максимовича. Доктор приложил палец к губам,

что означало молча подождать, дать больному отдохнуть.

93

– Это опасно. Для вас и для нее, – вдруг слабым голосом проговорил Юрий Владимирович.

– Я не хочу, чтобы она из-за меня пострадала. Передайте ей – я люблю ее. Взамен мне ничего

не нужно. Лучше исчезнете с ней под другим именем. Это лучше. Эти люди не шутят.

– Ну, хорошо, скажите хотя бы, кого мне остерегаться, куда мне с ней не ходить? Чтобы не

попасть в капкан.

– В кафе возле кинотеатра Россия. Мне приказал мой шеф… директор кафе… выкрасть ее и

передать ему. Он мой бос, от него я зависел. От него и пулю получил… за отказ… Федор. Но я

не жалею, – больной еще пытался что-то сказать, но его голос сдавил спазм и кадык на горле

нервно задвигался сверху вниз.

– Ясно, Юрий Владимирович. Спасибо вам за предостережение. Спасибо… от меня и от

Евгении. Я передам от вас ей ваше признание. Она будет вам очень благодарна за то, что вы

для нее сделали. За то, что вы ее уберегли… Я уверяю вас в этом.

Федор Пантелеевич и доктор вышли, оставив больного на попечение сестры Нади.

– Расскажите мне, Владимир Максимович, о ваших планах, – начал Федор, усевшись на

стул возле стены, когда вернулись в кабинет. – Извините, что прервал вашу трапезу, я сейчас

уйду.

– Планы предельно просты, – доктор протянул руку к пеналу с лечебными карточками,

извлек историю болезни пострадавшего. – Вот смотрите. – Он протянул Федору листок. –

Читайте.

На больничном бланке медкомиссией было запечатлено решение о безотлагательном

оперативном вмешательстве поступившего в тяжелом состоянии с пулевым ранением

гражданина Воловича Юрия Владимировича, внизу текста значилась подпись больного,

который давал свое согласие на операцию.

– Значит у меня пока что жалкие шансы, – убойно подытожил Федор. – Что ж, Владимир

Максимович, держите меня в курсе до операции и после. Я пошел, и… – он скользнул глазами

по нетронутым куриным ножкам и колбочке с мензуркой, – встречу своих ребят у входа.

Ознакомлю с обстановкой. Поставьте охраннику возле двери палаты нашего героя какой-

нибудь завалявшийся столик и стул. Графин с водой. На всякий случай снабдите медсестер

своей визиткой для входа в палату больного. Это лучше, чем каждый раз бегать к вам за

разрешением. Все. Будьте здоровы. Приятного вам аппетита и закрывайте дверь… от

бандитов, – усмехаясь, добавил Федор, выходя из кабинета.

Глава 24

Чужой

Утром следующего дня после посещения свалившегося на голову главврача Владимира

Максимовича коварного кагебиста, сестра Надя доложила доктору, что больной, после беседы

с представителем власти пришел в себя, чувствовал сносно, а главное больше не терял

сознание, и вполне может быть прооперирован, пока не настигла вероятная криза.

– Наденька, да не волнуйся ты так, – Владимир Максимович сочувственно обласкал

глазами любимую женщину в тщательно отутюженном медицинском халатике, ужасно к лицу

Наде, тем более что под ним, он знал, почти ничего не было.

– Владимир Максимович я не знаю, что со мной…

– То есть?

– Он не уходит у меня из головы.

94

– Напрасно, дорогая. Разве у него лицо фотогеничней, чем у меня? – кинул первую

пришедшую на ум шутку доктор, рассчитывая на адекватный ответ. Во взаимности он был

уверен, не смотря на разницу их в возрасте, банально утверждая в любви всех возрастов

покорных.

Надя, конечно же, ответила соответственно – нежной улыбкой первой любовницы.

– Но это не то, что вы подумали. Он мне приходит даже ночью. Особенно после его

рассказа о женщине, которую любит настолько, что пожертвовал своей жизнью. И… – она

разволновалась, глаза слегка покраснели то ли от стыдного признания, то ли от

переполненных чувств, – самое ужасное, Владимир Максимович, что, зная свое уродство, он

навсегда отказался от мысли обнаружить себя и быть с ней хотя бы рядом! Вы представляете

как это ужасно?

– Наденька… Я понимаю тебя в вопросе чувств, но не могу понять с другой стороны.

Почему это тебя волнует? Тебя же это не касается. – Он улыбнулся и уже с шутливой

беспечностью добавил, – неужели ты в него влюбилась?! А как же я?

– Ну, вот вы опять со своими шуточками! Я о духовной стороне…

– Ну, а я о чем? О любви.

– Но у нас с вами все несерьезно. У вас семья…

– Постой, дорогая, а почему это ты со мной на «вы»? Когда это произошло? Мы же с тобой

договорились: на «вы» только по служебным, по работе.

– Владимир Максимович, вы меня не поняли: я же по служебным… То есть, по врачебным,

по вопросу моего состояния на работе.

Доктор преувеличено всплеснул руками:

– Извини, Наденька. Это я пошутил. Я давно понял тебя. Просто я хотел несколько

разбавить твое пасмурное настроение. Я понимаю твою религиозную душу. Ты права,

дорогая. Тебя это тронуло настолько, что теперь ты должна для себя решить сложность

проблемы через свою божественную высшую нравственность и Веру. И это прекрасно. Это

твоя родная стихия. Ты же верующая. Так что успокойся. На все воля Божья.

– Но у меня вчера возникло сильное беспокойство за его жизнь. Раньше этого не было,

Владимир Максимович.

– Вполне верю.

– Я что-то предчувствую, не знаю что. Скажите, какие шансы у нас спасти ему жизнь… Вы

только не подумайте, пожалуйста…

– Что ты в него влюбилась, – добавил доктор.

– Да! – искренне обрадовалась Надя.

– А я и не думаю, – оправдывался он. – Шансы у него действительно малы. Но чем черт не

шутит!

– Владимир Максимович! Владимир! – вдруг неожиданно перешла она на «ты». – Как тебе

не стыдно?! Ты со своими шутками богохульствуешь! Нельзя так.

– Извини, Наденька. Это я и в самом деле перегнул палку. Извини. Больше не буду, –

добавил он с едва заметной иронией. – И теперь, мне кажется, у твоего подопечного

появилось подкрепление на рубеже сражения. Твоя Вера и сильное желание. Так что шансы у

него увеличились. – Он подошел к ней, ласково обнял, не так, как раньше, раньше страстно

охватывал ее всю, целовал, – ты должна быть уверена – все будет хорошо.

– Спасибо… то есть…

– Спасибо тебе, Надя. Пошли работать. Командуй парадом, дорогая, – снова шутливо

произнес доктор.

Через час операционная была готова, женщина-анестезиолог приготовила все для

инъекций и скучающе, с болтающейся марлевой маской на дужке очков, сидела у края стола

95

для мединструментов, лечащий врач давал последние распоряжения на экстремальные

моменты предстоящей операции, и Надя в последний раз поправляла вставленные в рогатки

штативов капельницы с лекарством.

– Везите, – сказал коротко Владимир Максимович, убедившись в том, что все обставлено,

как надо.

Надя направилась в палату, по пути нужно было прихватить на помощь еще кого-нибудь, и,

кстати, выйдя из лифта, увидела, расслаблено беседующих на площадке трех подруг-

санитарок. В стороне, скучающе отвернулся к окну, знакомой наружности мужчина в белом

халате, и она подумала, что сейчас заберет и его, если не откажется, если согласится, уж

очень тяжел был пациент для хрупких девочек. Договорившись с девочками, она подошла к

мужчине.

– Молодой человек, – еще не видя его лица, сказала она, но, уже зная, что это один из

патологоанатомов почему-то торчит здесь, баклуши бьет, как будто всех трупов он уже

поперерезал, и теперь поджидает очередную жертву своего искусства здесь у лифта, главного

перекрестка приходов и уходов, – вы свободны? Здравствуйте, – добавила она уверенно,

словно коллеге по работе.

Мужчина обернулся. Перед ней оказался совершенно незнакомый мужчина, с повязкой

плотно повязанной по самые глаза. Халат неуклюже на нем торчал, и было такое впечатление,

словно он его натянул поверх зимнего пальто в этот жаркий период лета. Выглядело смешно и

странно.

– Извините, я обозналась.

Мужчина смолчал, даже не пожал плечами, и показался совершенно чужим, посторонним,

тем более, коллега должен был, хотя бы сказать «нет проблем!», а не нагло и холодно

смотреть на нее отмороженными глазами, словно она не женщина, а какое-нибудь

ничтожество. Надя демонстративно отвернулась и пошла за девочками по коридору в

реаниматорскую с чувством необъяснимой вины. Остался тяжелый чужой взгляд. Мысленно

назвала его «залетным человеком». Назвала невольно, наверное, в отместку за невнимание к

женщине, и осталась своим изобретением довольна. Его внешность, широкая медвежья спина

напоминала ей человеческую тупость и неразборчивость в общении с людьми. И потом, уже

открывая дверь и пропуская девочек мимо охранника в палату к Юрию Владимировичу, не

могла избавиться от навязчивого лица незнакомца в непрофессионально обтянутой повязке и

неуклюжем халате. Лицо не исчезало даже, когда больного они втроем «перетаскивали»

вместе с капельницей на каталку, сдерживаясь от нелестных слов в адрес тяжести пациента.

«Что-то здесь не так, – думала она о незнакомом мужчине, – таких у нас просто не бывает. И

зачем он стоял на площадке перед лифтом с повязкой на лице? У нас что, в отделении

эпидемия?» – ввернула она себе с издевкой.

Парень в милицейской форме лейтенанта быстро среагировал и встал из-за стола.

– Вам нужно следовать за нами, молодой человек, – сказала она охраннику. И подмигнула.

Андрей улыбнулся:

– За вами, мадам, хоть в огонь!

– И в воду, – добавила она, бросив косой взгляд в сторону подруг. Девочки заулыбались.

Одна даже не преминула заметить:

– Для закалки.

Андрей не пропустил и покорно в образе влюбленного подтвердил:

– Я не возражаю!

– О! – откликнулись все хором.

Надя пошла было за девочками, но остановилась, посмотрела на дверь реаниматорской.

– Андрей, будь хорошим мальчиком, помоги девочкам, а я сейчас…

96

– Наденька… Обижаешь. Для тебя…

– Знаю. Помоги им, я быстро, – кинула она находу и вернулась в палату. Подошла к

лежанке Юрия Владимировича, задумчиво осмотрела разбросанную постель. Отметила

неприятный вид, забрала у пустой соседней лежанки подушку и байковое одеяло ушедшего в

никуда бывшего больного, свернула валиком, положила вдоль постели, пристроила подушку,

где должна быть голова больного и все это накрыла простыней. Улыбнулась своей выдумке.

Извинительно приложила ладонь к груди. Перекрестила постель.

У двери операционной она подошла поближе к охраннику и тихо предупредила:

– Андрюша, у нас на этаже появился чужой человек. Мужчина. Похожий на пришельца-

дебила. Операция продлится не меньше часа. Так что…

– Понял, Надя.– Андрей подобрался весь, посерьезнел.

– Он в белом халате с повязкой, как у меня, – она показала на свое лицо. – Понял?

Он кивнул, посмотрел на часы и, взявшись рукой за кобуру, поспешно ушел.

В операционной ее уже ждали. Владимир Максимович отметил свое недовольство жестким

укором:

– Вы что, разучились нормально ходить?

Она не ответила, виновато наклонила голову и приступила к своим обязанностям –

подошла с к Юрию Владимировичу, набросила манжет на его руку, заработала грушей.

– Можно. Нижнее девяносто. Верхнее – сто пятьдесят.

– Капельница, – коротко приказал Владимир Максимович.

Вставив в вену иглу и прижав ее пластырем, отрегулировала кран капельницы.

– Можно.

– Анестезия… – произнес Владимир Максимович.

Анестезиолог ввела в позвоночник иглу…

*

Андрей вычислил его сразу. Не понятно, по каким признакам. Пришелец – как назвала его

Надя. Опыта в медицинской сфере у Андрея не было и как ходит человек в сроднившейся

среде медицинских коллег по длинному коридору с множеством дверей палат, он не знал. Но

этот, в неуклюже натянутом на толстую, похоже, не очень летнюю одежду халате, с плотно

повязанной маской на широком обветренном лице, шел, как не по делу от нечего делать, и ни

с кем не здороваясь, словно был со всеми в ссоре. Андрей последовал за ним, не обращая

внимания на приветствия встречных работников, знающих его, охранника, дежурящего в

конце коридора у дверей реаниматорской. Может быть по походке – медвежьей,

прощупывающей, чтобы не выдать себя зверю на охоте – Андрей интуитивно почувствовал

его. Шел за ним скрыто, независимо, как дурачок, которому все равно, что и кто вокруг.

Пришелец неожиданно свернул лишь на долю секунды повернув голову в сторону двери с

надписью «Комната санобработки», и дернул за ручку двери. Комната была закрыта на

крючок изнутри. Женский голосок крикнул «сейчас». Пришелец, отвернулся к стене, стал

терпеливо ждать. Рядом дверь туалета. Андрей подошел, дернул за ручку. Закрыта. Принял

позу ожидающего и не поинтересовался у стоящего рядом Пришельца, работает ли отхожий

кабинет. Андрей знал – не работает. Пришелец смолчал – значит, не знал. А не знал, потому,

что он чужой. С другой планеты… Настала минута спросить его об этом. Андрей еле

сдержался от сильного желания увидеть его лицо, когда он, отвечая ему на вопрос, обернется.

Делать это было опасно и глупо. Можно было спугнуть милицейской формой. Пришлось

ограничиться тщательным рассматриванием спины «инопланетянина», отметив его не очень

холеные брюки цвета «хаки», совсем недавно изрядно помятые и подпачканные внизу,

97

кроссовки и темно-серого неизвестного названия одеяние, выглядывающее из-под полы

белого халата.

Наконец дверь открылась, из комнаты вышла медсестра Анечка. Она ушла в глубь

коридора, не взглянув на ожидающих. В комнату зашел по праву очереди Пришелец. Не

обернулся. Теперь-то, если Андрей его дождется… Куда денет он свое лицо? Спрячет в карман

халата? И так пойдет, как всадник без головы?..

Но искушать судьбу Андрей не стал. Когда мужчина вышел, он уже стоял в открытом