Предлагаемый читательскому вниманию сборник включает работы 2014–2020 гг. На первый взгляд он довольно разнороден: тут представлены обобщающие исследования по исторической социологии русской литературы, статьи, характеризующие взгляды Ф. В. Булгарина и различные аспекты его жизни и деятельности, работы о связях Н. И. Греча и Н. А. Полевого с III отделением, биографии Е. А. Шабельской и Ф. А. Улегова. Однако состав его не случаен, он отражает три основных сюжета, которыми я занимаюсь много лет: внутренние механизмы русской литературы как социального института и ее связи с другими социальными институтами (верховная власть, органы политического надзора, цензура, книжная торговля и т. д.)1; жизнь и творчество Булгарина (как деятеля, выполнявшего многие социальные роли в период формирования русской литературы: писателя, журналиста, издателя, редактора, литературного критика; он тесно взаимодействовал с III отделением, цензурой, книжной торговлей, читателями и т. д.)2; биографии русских писателей, которых «нормальное» отечественное литературоведение чурается, выводя их за рамки литературы: сотрудников «низовой» прессы, «бульварных» писателей, лубочных литераторов и т. п.3

Во всех включенных в сборник работах в той или иной степени присутствует единая социологическая перспектива, для которой характерно рассмотрение литературы «как специфического социального института, основывающегося на сложном взаимодействии ролей внутри него (автор, читатель, издатель, книготорговец, критик, педагог и т. д.) и находящегося в постоянном взаимодействии с другими социальными институтами (государство, экономика, мораль, религия и т. д.)». «В моей практической историко-социологической и историко-литературной работе это нашло выражение в следующем:

во-первых, подход к литературе и печатному делу, предполагающий комплексное рассмотрение различных их элементов или в их комплексе или, если непосредственно изучается один из них, с учетом перспективы других;

во-вторых, привлечение по возможности более широкого круга источников по изучаемой теме;

в-третьих, обращение к таким предметным сферам и проблемам, которые не изучаются или почти не изучаются, поскольку не вписываются в рамки существующего дисциплинарного подразделения либо табуированы в силу устоявшихся идеологических и эстетических иерархий и предпочтений» (чтобы не повторяться, цитирую свое предисловие к сборнику «Писать поперек»).

Большая часть вошедших в сборник статей были доложены в форме докладов на научных конференциях, а потом печатались в сборниках по результатам конференций, что указано в сносках по каждой статье. Лишь аннотированная роспись булгаринских фельетонов в рубрике «Журнальная всякая всячина» печатается впервые.

Социология литературы

КТО, КАК, КОГДА И С КАКОЙ ЦЕЛЬЮ СДЕЛАЛ РУССКУЮ КЛАССИКУ4

Теоретические посылки

Литературная классика играла чрезвычайно важную роль в русской культуре (как, впрочем, и в немецкой и во французской, в отличие, например, от американской). Однако изучение того, как она была создана и в дальнейшем пополнялась и трансформировалась, еще только начинается. Можно указать лишь несколько (впрочем, весьма ценных) работ по частным вопросам этой проблемы5.

Если верить большинству российских литературоведов, классика возникает ниоткуда, сразу, сама собой. Происходит это просто потому, что авторы создают «произведения высоких художественный достоинств»6. Как правило, исследователи пишут о классике, совершенно не проблематизируя это понятие7, и получается, что Пушкин и Гоголь родились классиками. Даже если делались попытки как-то специфицировать понятие «классика», они сводились к общим словам и никак не проясняли реальный механизм возникновения классики, как, например, в этом случае: «Классика – это не просто “образцовые” произведения художественной культуры (сама эта эталонность есть существенный и неотъемлемый признак классичности, хотя и не исчерпывающий ее). Классика – это те из них, которые наиболее полно отразили прогрессивные идеи и тенденции своего времени, наиболее точно воплотили особенности и, выражаясь корректнее, высшие достижения художественной практики своей эпохи, а в силу этой экстремальности (наибольшая полнота, точность и высота ценностной квалификации явлений данного исторического периода) – вышли за пределы своего времени, эпохи, культуры и тем самым обрели всеобщее (общечеловеческое) и до известных пределов вневременное (обобщенно-историческое) значение»8. Более того, этот механизм всячески затушевывался: «Субъект оценки литературных явлений как классических или неклассических – это не отдельные группы ценителей искусства с их пристрастиями, а сменяющие друг друга поколения читающей публики»9.

С этим трудно согласиться. Если рассматривать классику с социологической точки, то нельзя не прийти к выводу, что она возникает на определенной стадии развития литературы и формирует ее первоначально часть литературных деятелей этой стадии.

Но начнем с определения классики. По формулировке М. Л. Гаспарова в научном литературоведческом справочнике, «классики <…> – писатели, признаваемые лучшими, образцовыми»10. В таком безличном определении неясно, а кто, собственно, признает их лучшими. Если сейчас, скажем, сотни тысяч людей в России признают сочинения Александры Марининой или Бориса Акунина лучшими, значит ли это, что они классики или станут таковыми? На наш взгляд, в научной литературе термин «классика» можно использовать, только если дополнить его определение указанием на тех, кто считает соответствующих авторов и произведения лучшими. С социологической точки зрения классика – это согласованные представления критиков, литературоведов, педагогов и читателей о том, кто являются ключевыми фигурами отечественной литературы.

К изучению классики существуют самые различные подходы11. В своем понимании классики мы исходим из разработок российских социологов литературы Б. В. Дубина и Л. Д. Гудкова, которые учитывали, в свою очередь, исследования феномена классики, проведенные Дж. Ф. Кермоудом, Г. Э. Грюнебаумом, Дж. Гиллори и др. В их понимании классика – основа института литературы вообще:

Через отсылку к «прошлому» как «высокому» и «образцовому» устанавливаются пространственно-временные границы истории, культуры и собственно литературы в их конечности и даже окончательности как целого, упорядоченного тем самым в своем единстве и поступательном, преемственном «развитии». Классическая словесность выступает основой ориентации для возникающей как самостоятельная сфера литературы, для ищущего социальной независимости и культурной авторитетности писателя, делается мерилом его собственной продукции, источником тем, правил построения текста, норм его восприятия, интерпретации и оценки. Тем самым формирование и усвоение идеи «классики» фактически является первым имманентным, «внутренним» механизмом интеграции автономизирующейся литературной культуры, а стало быть и самостоятельной социальной системы, института литературы в его «внутренней» сложности и связности, общественной значимости и «внешней» культурной влиятельности12.

Классика дает смысловые основания для социального института литературы и тем самым структурирует его: она является ключевым элементом литературной культуры, обеспечивая его представителей общей системой координат – литераторам дает образцы для подражания, критикам – основу для интерпретации и оценки современной литературы, педагогам – материал для преподавания языка и литературы. В литературе классика обеспечивает преемственность (традицию). Поскольку возникающие новаторские группы отталкиваются от нее, классика стимулирует литературную динамику (при этом борцы с классикой в дальнейшем сами могут быть включены в классический канон). Кроме того, она служит основой как общей социализации, давая материал и язык для обсуждения культурных ценностей в ходе обучения, так и социализации литературной, знакомя с понятиями литературы, жанра, стихотворного размера и прочих литературных норм и условностей.

Возникает классика не сама по себе, ее создают определенные группы:

…апелляция к образцам и авторитетам «прошлого», с которыми устанавливались отношения «наследования», представила собой эффективное средство самоопределения специфических по своему составу и содержательным интересам групп в условиях интенсивной социальной мобильности и, соответственно, демократизации престижей, широкого распространения грамотности, чтения, книгопечатания, словесности массового тиражирования и обращения13.

Произведения и их авторы включаются в классику, на наш взгляд, при условии наличия двух факторов: подходящего содержания произведений, с одной стороны, и целенаправленных действий тех, кто отвечает за создание и пополнение корпуса классики, с другой. Писатели, относимые к числу классиков, создают произведения, в которых имеется сложное сочетание разных, нередко противоречащих друг другу ценностей и которые поэтому могут быть по-разному интерпретированы. Как показал Я. Мукаржовский, одни произведения имеют больше предпосылок для возникновения «эстетической ценности» в процессе взаимодействия текста и читателя, чем другие, и «независимая ценность художественного артефакта будет тем выше, чем больший пучок внеэстетических ценностей сумеет привлечь к себе артефакт и чем сильнее он сумеет динамизировать их взаимоотношения <…>»14.

Подобные произведения могут быть посвящены разным темам, важно, чтобы в них были проблематизированы ценностные конфликты, которые актуальны для современников. При этом

в классику <…> культурные группы «вторичных» и «третичных» интеллектуалов, специализирующиеся на рецепции, селекции и репродукции <…> только «высоких», апробированных образцов, ретроспективно отбирают <…> произведения «промежуточные», синтетические по их семантическому составу, представляемым конфликтам и проблематизируемым идеям, по функциональной структуре текста и его читательской адресации. Содержательные значения и идеи, отсылающие к новому, современному, даже злободневному, всегда соединяются в таких образцах с элементами традиционного (традиционалистского) образа мира в его целостности, единстве с «изначальным» и «высшим», соответствующими конструкциями пространства-времени, экспрессивными средствами – эстетическими конвенциями, языковыми нормами. Подобные произведения практически не бывают отмечены ни идейным радикализмом, ни экспрессивными крайностями художественного бунтарства и новаторства. Но не свойственны им и отчетливые характеристики предельной массовости. Мы чаще всего не найдем здесь ни исключительной нагрузки на актуальное тематическое многообразие, ни сведения авторского «я» к минимуму (безличной «объективности» повествования) при, напротив, максимально напряженном, принудительно вовлекающем читателя в проблематику, в действие сюжете и принципиально устойчивом в своей идентичности, активно действующем в неожиданных ситуациях герое. Наконец, не будет здесь и характерной для массового искусства неизменной, не подлежащей вопрошанию и сомнению идеологической позитивности несомого образца, этической однозначности исходного (он же итоговый) образа мира15.

Но важны предпосылки и иного рода, внешние, институциональные. Для возникновения классического канона в обществе должна существовать идея отечественной классики, то есть должна осознаваться важность для общества литературы как таковой и отечественной в частности и кроме того, необходимость иметь некий набор лучших отечественных писателей. Немаловажны также поведение автора, его социальная репутация, которая может способствовать или препятствовать успеху его произведений, а также его деятельность по продвижению своих книг. Авторы для того, чтобы стать классиками, должны получить прижизненную известность.

Ключевую роль в формировании классики играют эксперты: критики, журналисты, коллеги-литераторы, которые могут «проталкивать» представителя своего кружка или просто приятеля, преподаватели литературы и т. д.

В качестве прижизненных предпосылок для вхождения в классику можно назвать следующие (какие-то из них могут и отсутствовать): публикация критических статей, а в идеале и книг о писателе; споры критиков и ряд положительных отзывов в периодике о нем; переиздание его книг, включение его произведений в хрестоматии; издание собрания сочинений; публикация биографии и портрета; наличие инсценировок его произведений; празднование юбилея.

Но не все писатели, получившие при жизни широкую известность, обретают впоследствии статус классика. Из них выделяется некий набор авторов, который отграничивается от прочих. При этом писатель, который становится классиком, после смерти проходит (в несколько этапов) процесс канонизации16 (если не все этапы, то хотя бы часть их). Механизмы канонизации воспроизводят во многих отношениях ту же схему, что и при канонизации святых. Однако там есть детально прописанная процедура канонизации и состав святых четко определен и вписан в святцы, а при канонизации писателей такой процедуры нет, как нет и жесткого списка, существуют фигуры с промежуточным статусом, кроме того, статус классика присваивается не навсегда, кое-кто уходит со временем из канона. Тем не менее есть много общего: тоже пишется биография, аналогичная житию святого, тоже распространяются портреты – аналог икон, тоже есть нечто вроде четьих миней – школьные программы и сборники биографий классиков.

Механизм канонизации святых был вначале перенесен на царственных особ, полководцев и т. п., а потом и на писателей: торжественные похороны, публикация развернутых некрологических статей и воспоминаний, публикация биографических книг, но у писателей добавились и новые, специфические для литературы: издание посмертного собрания сочинений, издание произведений в сериях классических книг, включение произведений в школьную программу.

Термин «классика» в русской культуре

Прежде чем переходить к истории формирования русской классики, оговорим, что нынешнее наименование феномен классики получил довольно поздно. Прилагательное «классический» проникло в русский язык во второй половине XVIII в. под влиянием французского слова «classique» (в свою очередь заимствованного из латыни) для характеристики образцовых античных писателей, но встречалось оно не часто. В 1792 г. в «Словаре Академии Российской» оно определялось следующим образом: «Классический, прилаг. Говорится об одних токмо сочинителях, которых сочинения в училищах приемлются за образцы, достойные подражания. Аристотель, Цицерон, Тит Ливий и проч. суть классические писатели»17. Но несколько позднее классическими писателями некоторые авторы стали называть и отечественных авторов. Так, В. А. Жуковский в 1809 г. упоминал «произведения старых или давно уже известных классических писателей наших»18 и писал в 1810 г.: «Кантемир принадлежит к немногим классическим стихотворцам России <…>»19. Н. И. Греч в 1819 г. оговаривал, что многочисленные приводимые им в учебном пособии примеры из русской литературы – «это не пантеон литературы, в котором представлены все классические произведения…»20.

Однако в 1820-х гг. в связи с разгоревшимися спорами о романтизме, который противопоставлялся классицизму, слова «классический» и «классик» становятся многозначными и частично возвращаются к первоначальному значению. Теперь они обычно применяются к писателям, придерживающимся ориентации на античную поэтику (в том числе и отечественным). Например, Ф. В. Булгарин критиковал «французскую классическую школу», имея в виду драматургию Расина, Корнеля и т. п. писателей21. Н. А. Полевой писал в 1832 г.: «Классическою литературою мы называем вообще литературу древнюю, то есть греческую и латинскую, и литературу, образованную по ложно понятым основаниям древней литературы, то есть французскую, перенятую у французов другими народами»22.

Чаще всего, когда речь шла о тех, кого сейчас принято называть отечественными классиками, употребляли выражение «образцовые писатели» и, соответственно, говорили об «образцовых произведениях»23. Характерно, что профессор Московского университета (в будущем – академик) Ф. И. Буслаев в одном и том же тексте применительно к Античности употребляет термин «классик», а применительно к отечественной литературе – «русские образцовые писатели»24.

После реформы гимназического образования 1871 г., существенно повысившей роль изучения классических языков (о ней пойдет речь далее), слово «классик» нередко употреблялось в значении «преподаватель классических языков». И только в конце XIX – начале XX в. слова «классик», «классика» и «классический» в применении к русским писателям закрепились в современном значении25.

Предыстория русской классики

Возникла русская классика не одновременно с появлением литературы в России, а значительно позже, поскольку для того, чтобы сделать классику, необходима определенная дистанция от «начала» литературы, «старые» писатели должны накопить символический авторитет. Кроме того, должна сформироваться группа «классикализаторов», которая предпримет усилия для создания классики.

Первые литературные произведения стали печататься в России в 1730-х гг., и их было очень мало. О литературе в России можно говорить с середины XVIII в., а с социологической точки зрения – с последней его трети, когда начинаются профессионализация литературного труда и выделение отдельных ролей: писателя, книгопродавца (одновременно и издателя), журналиста, а также растет читательская аудитория.

Пока литература была службой государству и литераторы занимались воспеванием деяний императоров и крупных вельмож, а лирика имела очень низкий статус, классика не была нужна. Только с автономизацией литературы, с ее отделением от государства (вехой тут был указ Екатерины II 1783 г. о вольных типографиях, по которому частным лицам разрешалось создавать типографии) у литературы стала возникать потребность в саморегулировании, в частности в классике.

Но книг и писателей в России в конце XVIII в. было мало. В газетах («Московские ведомости» и «Санкт-Петербургские ведомости») печатались рекламные материалы о новых изданиях, выходили каталоги книгопродавцев и платных библиотек, активные читатели общались между собой, но в целом чтение было довольно бессистемным, многие читали что попадет в руки. В. В. Сиповский на основе анализа книгоиздания показал, что в России «в XVIII веке роман был главнейшим литературным родом, наиболее любимым и самым популярным»26, но этот жанр и его авторы у ведущих литераторов и критиков имели низкий престиж. Кроме того, в XVIII в. принципиальных идеологических и эстетических расхождений у литераторов не было (по крайней мере до 1790-х гг.), споры шли по частным вопросам, но все были классицистами и признавали авторитет Аристотеля, Горация и Буало. Объединяющим началом были правила, а не образцы.

Как в любой литературе, существовала потребность в некотором наборе образцовых писателей и произведений, но роль классики тогда выполняли в России античные и французские писатели. Характерно приравнивание (в плане высокой похвалы) лучших отечественных писателей к античным и французским: Сумароков – «северный Расин», Фонвизин – «российский Боало», Ломоносов – «российский Пиндар» и т. п. 27

Читателям немногочисленные отечественные литераторы были в основном известны, и их репутации формировались главным образом за счет покровительства двора и меценатов, а также в кружках и салонах. Поэтому первая попытка опубликовать историю русской литературы была сделана не на русском, а на немецком языке. В 1768 г. в лейпцигском журнале «Neue Bibliothek der schönen Wissenschaften und der freyen Künste» было напечатано анонимное «Известие о некоторых российских писателях», которое побудило журналиста и писателя Н. И. Новикова издать в 1772 г. «Опыт исторического словаря о российских писателях», содержавший сведения более чем о 300 авторах. Он подчеркивал, что «все европейские народы прилагали старание о сохранении памяти своих писателей, а без того погибли бы имена всех в писаниях прославившихся мужей»28. Выход этого словаря показывает, что к этому времени уже возникло ощущение, что отечественная литература достаточно богата и имеет свои традиции.

С конца 1770-х гг. некоторую роль в формировании литературных традиций и «протоклассики» начинает играть возникающая литературная критика, но журналов тогда было мало, а их аудитория – очень невелика, а кроме того, выходил каждый из этих журналов недолго (преимущественно один-два года) и не успевал получить известность. В основном в них преобладали информационные сообщения о книгах, но появлялись время от времени и характеристики творчества писателей. 1770–1780-е гг. – время формирования жанра рецензии29, но при этом лиц, которые систематически публиковали бы литературно-критические статьи и рецензии, почти не было. К концу века уже ставится вопрос о необходимости иметь литературу, отмеченную народностью, и складывается набор уважаемых и почитаемых («образцовых») отечественных писателей, при этом в публикациях фигурируют в качестве авторитетов очень немногие литераторы: А. Д. Кантемир, М. В. Ломоносов, А. П. Сумароков, М. М. Херасков, Д. И. Фонвизин, В. И. Майков, Я. Б. Княжнин, И. Ф. Богданович, В. А. Озеров, И. А. Крылов, Н. М. Карамзин, И. И. Хемницер, В. П. Петров. Но эта «протоклассика» была преимущественно внутрицеховой, внутрилитературной, поскольку общество и не читало, и не ценило русскую литературу. В тот период было важно поднять социальный престиж литературы в целом, особенно отечественной, поэтому основные усилия литераторы и преподаватели русского языка обращали на это.

В начале XIX в. Карамзин констатировал: «Истинных писателей было у нас еще так мало, что они не успели дать нам образцов во многих родах; не успели обогатить слов тонкими идеями; не показали, как надобно выражать приятно некоторые, даже обыкновенные, мысли»30. Через несколько лет о том же писал Жуковский: «…мы еще не богаты произведениями превосходными; наша словесность едва начинает выходить из младенчества; оригинальных русских книг весьма немного (я говорю об одних хороших) <…>»31. И в начале 1810-х гг. воспроизводилась эта точка зрения: «Словесность наша не совсем еще образовалась, по крайней мере в некоторых частях; молодые наши писатели не имеют еще довольно образцов пред собою, не знают, чего избегать им должно и чему следовать»32.

В последнее десятилетие XVIII в. в России получает распространение сентиментализм и начинаются споры о языке. Языковая реформа Карамзина конца XVIII – начала XIX в. по сути поставила под вопрос и сделала архаичной предшествующую литературу, которая теперь с трудом форматировалась как классика, поскольку не могла служить образцом для подражания. С ростом популярности Карамзина авторитеты классицизма блекнут и не могут претендовать на образцовость. Оставаясь еще в разряде почитаемых, они с 1820-х гг. выпали из списка читаемых и считались авторитетами по инерции. Начинается поляризация литературного сообщества. Возникают «Беседа любителей русского слова» (1815–1818), направленная против карамзинистов, и карамзинистское литературное общество «Арзамас» (1815–1818), противостоящее «Беседе».

Кроме того, с последних десятилетий XVIII в. в России развиваются низовая литература и низовое книгоиздание, которые осознаются представителями «высокой» литературы как конкуренты в борьбе за читателя33. В этой ситуации в 1810-х гг., особенно после войны 1812 г., послужившей толчком к формированию национальной идеологии, усиливается потребность в отечественной классике как стабилизирующем факторе.

Начальный этап формирования русской классики

Представители узкой высокообразованной прослойки населения России (численность ее в одно и то же время не превышала, по нашей оценке, нескольких тысяч человек) мечтали, чтобы отечественная литература встала в ряд с литературами европейских народов. Трактуя Россию как народ молодой, которому предстоит великое будущее, они рассматривали литературу как цивилизующее начало и как выражение народного духа. А. Ф. Мерзляков утверждал, например, в 1819 г., что язык и словесность – «бессмертное знамение величия народного, важнейшее, нежели бесчисленные триумфы и завоевания, святая слава при жизни и неумолкающий глас после смерти, вопиющий к потомству из гробов и развалин, главная сила ума, орган наук, орудие поучения и нравов, порядка и устройства гражданского, проповедание истины, света и Бога!»34 Через четверть века А. В. Никитенко схожим образом восхвалял литературу, называя ее «важной силой в обществе», поскольку она «действует посредством слова – а слову предоставлена власть великая, власть досозидать в человеке человека. Только она делает возможными процесс и полное образование в нем мысли – этот окончательный шаг в Царство Божие, это торжественное вступление в первенствующий сан между тварями вселенной»35. Возлагая такие надежды на литературу, представители этой среды напряженно ждали ее расцвета в России.

1 2 3...6 >

На страницу:

Перейти

1 из 6