Просто проза. Абсолют

Просто проза

Абсолют

Сергей Понимаш

© Сергей Понимаш, 2020

ISBN 978-5-0051-6436-0

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Просто Проза

1000 Мотыльков

Множественные раны покрывали мое тело, из которых обильно шла кровь. Лежа на земле, я понимал, как тяжело мне будет встать опять на ноги, но мысль о моей любви не давала мне покоя. Я пытался подняться, честно, но всякий раз лишь падал от усталости обратно. И тогда я заснул, вырубился, потому что больше не смог ничего сделать. Только спустя время я смог подняться на колени, прежде чем, облокотившись о стойки пешеходной лестницы, встал на обе ступни. «Я иду к тебе, любимая», – прошептал я в тишине.

На ночном небе не было ни звезды, и я шел, спотыкаясь, к ее дому. Я знал: там мне не рады, и дверь закрыта, и окно заперто, но тысячи мотыльков не летят так просто в темноте. Они появились возле ее дома, прямо возле порога, и я понял: это судьба. Я всегда верил в тысячу мотыльков. Они, как иллюзия, но только на самом деле являющаяся правдой. Я пока не знаю, как я зайду в дом, но знаю одно: мне помогут мотыльки, они помогли мне найти любовь, а теперь помогут вспомнить о своей участи. Я буду верен тебе, и я найду тебя даже там, где и искать не следовало бы. Каждый шаг, словно удар по моей спине, отдается во всем теле болью, но я приду, несмотря ни на что. Я уже совсем близко, я чувствую ее, она там, где и должна быть: в своей кровати тихо спит. И я вижу окно. И вот они сияют в ночном свете и порхают своими мелкими крыльями прямо над ее окном. Порхают, шепчутся и светятся, превращая яркий белый цвет в сине – голубой. Я не буду стучать в ее дверь, я так решил, она все равно меня не впустит. Тяжело быть мной, ведь, по правде говоря, я мало кому нравлюсь. И я не жду этого от нее, я просто хочу еще раз ее увидеть. Во сне она не сможет меня отвергнуть или, того хуже, прогнать вон. Она не сможет сказать мне «нет», а я смогу сказать ей, что люблю ее, пусть даже она меня не услышит. В моем случае это единственный шанс признаться в любви. Возле ее двери есть лестница, ведущая в окно, что ж, это хорошо, на это я и рассчитывал. А мотыльки все следят за ней, они ее охраняют, словно спящую красавицу. Летают то там, то сям, и нигде надолго не задерживаются.

– Мотыльки, что было бы, если бы я был другим? Почему я вынужден всю жизнь следить за ней в темноте, ведь я люблю ее?

Но они молчат. Я никогда не пойму, что мне нужно сделать, чтобы ее добиться, да это и не нужно, ведь мне хватает одного взгляда, чтобы понять, что я ее недостоин. Теперь мне нужно залезть наверх, это будет довольно сложно при моих – то ранах, но что делать, выхода у меня нет.

– Мотыльки, пошли прочь! Вы мне мешаете.

Но они меня не слушают. Первая ступенька далась мне легко, зато на второй я чуть не упал вниз и, глядя, как шатается вся лестница, я решился и перепрыгнул со второй ступени сразу на четвертую. Шум в голове начал отдаваться в сердце, и я понял: он олицетворяет всю боль в целом. Лестница длинная, и на третий этаж я смогу добраться только спустя время, но оно того стоит. Память о ней заставляет мое сердце биться в два раз чаще, и в то же время я понимаю, что увидеть меня она никогда не сможет. Не потому, что я этого не хочу, просто ей нельзя этого делать. Я не вписываюсь в ее мир, а она – в мой, и на этом точка. Ступеньки по – прежнему нависают над землей, их много и расположены они высоко, но я поднимаюсь. Раз за разом я все выше, но мне предстоит еще долгий путь. Эта лестница – такая длинная, и мне кажется, что она не закончится никогда. Где – то далеко я слышу голоса, они велят мне спуститься, но я поднимаюсь дальше. Руки сами хватаются за поручни, а ноги перешагиваются через ступеньки. Второй этаж уже позади, в окне я вижу усталую собаку, спящую на диване. Каждая ступень отдается болью, и мне нелегко, ведь раны дают о себе знать. Мотыльки жгут лицо над ее окном, я уже слишком близко и ощущаю их дыхание у себя на теле. Они пронизывают огнем мои кости, но я терплю, что есть силы, и поднимаюсь выше. Внезапно я теряю контроль над собой и, шатаясь, падаю в окно. Оно настежь отворяется, и она открывает глаза. Она проснулась и увидела меня, но не испугалась. Ее глаза смотрят на мое израненное тело с немым вопросом. Она почти не видит меня, и лишь томное свечение тысячи мотыльков освещает комнату.

– Здравствуйте, вам чем – то помочь? – спрашивает она своим прекрасным голосом.

– Нет, – отвечаю я. – Я уже получил то, что хотел, и теперь могу уходить.

– Вы так быстро уйдете?

– Видите ли, я спешу, мне нельзя оставаться дольше, это вопрос жизни и смерти.

– А зачем вы приходили?

– Чтобы увидеть вас. Вы так красивы… – наступило нелегкое молчание. – Ну, все, мне пора.

– Постойте, я вам действительно нравлюсь?

– Да, больше всего на свете. Я готов умереть за вас, если представится такая возможность.

– Зачем же умирать, вы могли бы прийти завтра опять.

– Об этом не может быть и речи, меня вообще здесь не должно быть. Понимаете, я не тот, за кого вы меня принимаете, я не человек.

– А кто вы?

– Ограничимся тем, что я из другого мира.

– Из какого?

– Из того, где нам нельзя быть вместе. Я чужой здесь, и лишь ночью я могу приходить и любить кого – то, ведь это моя кара: влюбиться в девушку из другого мира, с которой мне нельзя быть вместе. А мотыльки – это моя боль, они заставляют меня вспоминать о моей участи, о моем долге. Когда я их вижу, сердце начинает сильно колотиться, а из ран сочится кровь. Прикосновение к этим мотылькам невозможно, я умру, если буду любоваться ими. И они всегда там, где вы. Но я не боюсь их, я не боюсь боли, главное, что я увидел вас, а теперь мне пора, я буду любить вас дальше, но уже один и далеко отсюда.

– Не надо уходить, вы делаете себя несчастным.

– Так надо, это моя судьба.

– А что, если нарушить запрет, если перестать подчиняться их нелепому закону, вы ведь можете быть счастливы, вы мне тоже нравитесь.

– Вы не знаете, кто я, будет только хуже. Я должен уйти.

Повернувшись к окну, я начал отдаляться от нее, но не смог сделать и шага. Она подбежала ко мне и поцеловала в губы. Те мгновения, что я провел вместе с ней, были незабываемыми, я был счастлив, ведь об этом я не мог даже мечтать, но в тот же момент мотыльки ворвались в комнату и полетели прямо навстречу мне. Тысяча мотыльков, словно рой пчел, начали кружить надо мной, завывая свою заунывную песню, и я понял: мне пора.

– Прощайте, я вас никогда не забуду, – сказал я, быстро выскочив из дома.

Я долго бежал по лесу, не оборачиваясь, но ощущая их присутствие у себя за спиной, прежде чем понял, что силы мои иссякли. Я упал на колени и начал молиться своему богу. Я молился, чтобы он спас мою душу, и чтобы она не затерялась среди других блуждающих душ. Я обернулся, но мотыльков уже не было, мои раны перестали болеть, а голова – кружиться.

– И что же было потом? – спросил маленький мальчик, ставший мне другом еще до моей любви к девушке и до моего наказания быть вечным заложником мотыльков.

– Потом я ушел, долго бродя по лесу, я вышел на дорогу. Шагая по ней, я набрел на распутье и, прочитав заклинанье, отправился обратно в свой мир.

– Но разве вам не хотелось вернуть свою любовь? Встретиться с ней снова? Снова обнять и поцеловать?

– Об этом и речи быть не может. Видишь ли, мотыльки – очень находчивые существа, они – как обязанность, которую я должен выполнять всю жизнь. И дня не проходит, чтобы я не думал о ней, но мотыльки не позволят мне быть с ней рядом.

– Мотыльки так жестоки. Почему?

– Они как инструмент в руках Бога, который наказывает всех тех, кто противится его воле и идет туда, куда не следует. Я получил свои раны, когда мне было 18 лет: решив, что мне никто не нравится, я прочитал заклинание и сказал, что хочу увидеть самую красивую девушку из параллельного мира. Когда я увидел ее, то влюбился и понял, что хочу встретиться с ней, но меня наказали, и теперь тысяча мотыльков вечно рядом с ней.

– Но почему тысяча? Почему не какое – нибудь другое число?

– Ровно тысяча мотыльков, по – другому и быть не может. Ровно столько ран на моем теле, понимаешь, это равная симметрия между моим телом и ними.

– И что же ты теперь будешь делать?

– Ждать и вспоминать о ней, ее лицо навечно отпечаталось у меня в памяти.

– А как же другой мир? Там ты еще появишься?

– Туда путь мне уже закрыт, это не значит, что я не смогу прийти туда. Просто это равносильно моей смерти, ведь они там ждут меня.

– Как ты думаешь, эта девушка тебя вспоминает?

– Наверное, но какая разница, нам не быть вместе. И я, к сожалению, смогу ее увидеть только у себя в воображении, вспоминая о нашем прекрасном поцелуе.

Внезапно я услышал чей – то стон и понял, что он доносится откуда – то рядом. Кто – то нуждается в моей помощи, и я должен его спасти.

– Пока! – я попрощался с мальчиком и пошел навстречу голосу.

Прошло немного времени, прежде чем я увидел тело израненной девушки. Оно лежало на полу, а из многочисленных ран текла кровь. Она была прекрасна, девушка из параллельного мира, которую я всегда любил и, несмотря на все увечья, я понимал, что жить без нее не смогу.

– Очнитесь, – сказал я. – Придите в себя, вам не нужно здесь быть, уходите.

– Уже слишком поздно, – откашлявшись, сказала девушка. – Память о вас заставила меня пойти на ужасный поступок.

– Что случилось?

– Когда вы ушли, я прочитала заклинание, чтобы найти незнакомца, вломившегося в мое окно посреди ночи. И оно показало вас. Я пришла к вам, и теперь сама не знаю, что мне делать.

– Зачем вы сделали это?

– Не знаю, мне кажется, что вы мне нравитесь очень сильно, настолько, что я готова пожертвовать своей красотой и обречь себя на раны, чтобы оказаться здесь.

Я обнял ее и поцеловал, из наших губ сочилась кровь, а ноги подкашивались, но мне было все равно. Мы любили друг друга. И только тысячи мотыльков жалили нас во время поцелуя, напоминая о нашей судьбе.

Фотографии

Лиза с детства любила фотографии. Она любила природу, одиночество, ход мысли, когда ничто не мешает. Он ведет ее туда, где еще не был ни один человек.

Когда ей было пять лет, она фотографировала с помощью старого фотоаппарата, с заедающей кнопкой. Фотографии получались черно – белые, но они отражали ее мечту, веру в мир, созданный человеком. Тот мир, где живет только создатель фотографии, он может его поменять, разорвав, и создать заново.

Сейчас она смотрела на фотоаппарат и вспоминала с трудом, как радовалась каждому творению. Он был бесполезен сейчас, в эпоху современной технологии, где царили пиксели и высокие разрешения. Но она отчетливо помнила, что никогда в жизни так не радовалась проявке фотографий, как тогда. Она бережно хранила их в альбоме, и часто, когда на улице шел дождь, вспоминала о том времени с помощью старых фотографий.

Сейчас ей было двадцать пять, она была не замужем, и не хотела отношений. Лиза имела высшее образование. Она была экологом по специальности, но никогда не работала по этой профессии. Она вообще никогда не работала, ей этого не хотелось. И была причина, которая объединяла ее стремление создавать мир и оставаться дома. На ее фотографиях не было людей. Она снимала природу нетронутую, безлюдные улицы, пустые детские площадки, и представляла себя внутри.

Она не понимала других людей, стремящихся заработать денег, познакомиться, общаться и, опускаясь, подниматься обратно, для нового прыжка в неизвестность. Ей были чужды мысли других людей, их чувства и эмоции. Зачем понимать других людей, если есть собственные проблемы и стремления? У ее нерешенных вопросов было решение, точнее был мир, куда она уходила, чтобы найти себя.

По субботам она фотографировала, выбирала место и делала одну фотографию, чтобы любоваться ею всю неделю. Перед сном она смотрела на нее и представляла себя возле полей, деревьев, озер и сине – зеленого заката, туманного и старомодного. И ей снилось место, где она делала фотографию, только теперь она была там, где нет законов, запретов и других людей. Лишь свобода: бескрайняя, такая, какой она была ейнужна. Лишь время всегда останавливало ее. Она просыпалась и понимала, как мало времени провела там, и всегда хотела вернуться, но сделать этого не могла. Там, где она была, никто не следил за ней, никто не говорил, что ей делать и зачем жить. Никто не говорил ей о будущем и о никчемности собственного существования. Но она не знала, почему всего раз она могла попасть туда. Потом оставались лишь воспоминания и фото.

Как реален был этот мир? Ее всегда занимал этот вопрос. И она сама отвечала на него. Он был абсолютно иным. Это была другая жизнь, непохожая на ту, где она родилась. Это место было настоящим. Туда нельзя было прийти. Оно находилось вне каких – то границ. Как хорошо было там и как скучно здесь. Все хорошее имеет свойство заканчиваться, и пусть сейчас она жалеет об этом. Завтра она вновь постучится туда и будет надеяться, что ее впустят. А может быть, даже разрешат остаться. Кто знает? Она также не знала, что творится там, когда ее нет. Может быть, там отдыхает кто – то другой, или там творится что – то плохое. Но ведь она сделала фотографию, и этот мир определенно должен был принадлежать только ей.

Когда она выбирала место, оно не обязательно должно было быть безлюдным, но в кадре не должно было быть людей. Иногда она размышляла и боялась рожденного в мире фотографий. Он не мог быть в кадре, но это не означало, что его не было. Он мог вторгаться в ее мир так же, как и она. Мог исследовать его или подписывать фотографии, создавая границы там, где Лиза, казалось, ощущала свободу. Лиза боялась, что он мог стереть фотографию тогда, когда она находилась в его мире, оставив ее там насовсем. Она не смогла бы вернуться, и ей пришлось бы увидеть его, что делало путешествие опасным.

Лиза смотрела на фотографию и представляла себя в лодке посреди озера. Ветер медленно вел ее вперед, покачивая, пока она наблюдала за поведением рыб в воде. Она была одна, но где – то далеко, возможно, стоя за деревьями, за ней кто – то наблюдал.

– Она приходит сюда все чаще.

– Знаю, в том мире она никому не нужна.

– Она здесь так счастлива. Неужели там так плохо?

– Она счастлива, потому что ничего не знает, если бы она здесь жила, вряд ли бы ей понравилось?

– Она остается тут все дольше, а мы даже не знаем ее имени.

– Мы не знаем, зачем она приходит, что ей здесь нравится, не знаем, откуда она.

Жители мира фотографий отвечали вопросом на вопрос и не решались поговорить с ней. Лиза не слышала их и не пыталась найти. Они были там, где ей не суждено было их видеть. Ей нравилось спокойствие в этом мире. Ей нравился мир, пока он принадлежит ей.

Лиза любила жизнь. Она делала снимок, зная, что место, которое она выбрала, останется таким навсегда. Старые фотографии выглядели новыми, потому что сохраняли истинный вид. Они были настоящими. Лиза знала, что такое красота. Она не стареет, не меняется и не умирает, сохраняя свой облик, в отличие от людей. Она не снимала их, потому что видела, что каждую секунду с ними что – то происходит. Она не снимала себя, потому что хотела выглядеть счастливой. Такой, какой была когда – то. В мире фотографий она представляла себя такой. И знала, что будет представлять всегда, несмотря на возраст. Она не снимала себя, потому что не хотела быть другой. Все, что меняется, – ненастоящее.

Время останавливало Лизу, оно ее сдерживало и защищало от перемен. Лиза жила тихой жизнью, но это не означало, что она все время была дома. Иногда она выходила, чтобы посмотреть фильм в кинотеатре, иногда – из – за необходимости покупать еду в супермаркете. Жизнь нужна для того, чтобы жить, а не для того, чтобы прятаться. Лиза понимала это и все равно любила одиночество, любила человеческие мысли, а не людей. Когда она выходила на улицу, то становилась уязвимой, каждый, кто смотрел на нее, мог составить о ней мнение. А она не могла знать, плохое оно или хорошее. Как – то выйдя во двор, она увидела человека в черном костюме. Он разговаривал по телефону, но, увидев ее, прервал разговор.

– В этом мире она никому не нужна, – сказал он, посмотрев на нее, и через секунду продолжил телефонный разговор.

Лиза почувствовала страх. Он как будто следил за ней, зная, что она любит экспериментировать, плавая по другим мирам. Путешествуя и иногда подолгу оставляя свой мир незащищенным. Такое странное совпадение, но она успела очнуться, выбежать на улицу, смотря ему вслед, но опоздала, увидев лишь проезжающую машину. Женское такси розового цвета быстро мчалось вперед, на багажнике красовалась надпись «Она счастлива и приходит сюда все чаще». Обычная машина с корявой надписью. Кто – то заметил ее в другом мире. Ей хотелось сказать: «Не лезьте в мою жизнь. Не мешайте мне думать, ходить, жить так, как мне хочется». Но кто – то уже расставил границы и намекал ей на то, что ей там не рады. Она смотрела вперед, пыталась заметить предлог там, где его не было. И, в конце концов, пошла обратно. Что будет дальше, сможет ли она прекратить свой путь в мир фотографий, сможет ли быть такой, как все? Лиза смотрела в окно и не видела ничего интересного, затем подошла к зеркалу.

– Я – не король, – сказала она, и ее отражение ей улыбнулось.

Как в старом спектакле, Лиза играла, а не жила. И большинство людей играют, пытаются играть, так как все, чтобы не выделяться, чтобы их приняли в круг людей, играющих в рамках общедоступных правил. Лиза не понимала, зачем быть такой, какой хотят тебя видеть. Она всю жизнь боролась с правилами, шла за границу правильности. Если ее не осуждали, значит она что – то сделала не так. Где – то согласилась с другой своей личностью, пытающейся навязать рекламируемые стереотипы. Нет, конечно, она не остановится на полпути, пусть не пугают ее записками, она не сможет предать себя, ведь никогда этого не делала. Когда наступит время, она откроет дверь. Если ей не рады, пусть скажут в лицо.

«Как интересно мечтать о том, чего нет, – думала Лиза, – но о том, что будет когда – то». Кто – то умеет слушать, кто – то умеет жить, а Лиза умела мечтать. Но ей никогда не удавалось предсказать будущее. И ей нравилось это, ведь если знать, что будет, жизнь кажется скучной, а так она загадочна и интересна. Интересна для тех, кто умеет ждать. Однако, когда наступило время, она не очутилась в месте, сотворенном ее фантазией. Она не шагнула вперед, не смогла ни представить, ни ощутить ту иллюзию, которая приходила к ней в мгновение истины, когда она была прозрачна и чиста. Фотография оставалась лишь куском бумаги, бесполезным, так как Лизе он предназначался лишь затем, чтобы войти в него и осознать свое существование.

Что – то пошло не так. Она не потеряла веру, и ею не управлял страх. Лиза знала, что это большой мир, где нет места маленьким людям. Земля, по которой она ходила, и воздух, каким она дышала в настоящем мире, был похож на воздух в ее мире, но все – таки был другим. Там она дышала полной грудью, а здесь лишь существовала. Она не ощущала себя особенной, а шла по дороге, как и все, чтобы купить еды, проехать в автобусе и слиться с многочисленной толпой. Она не любила людей, но была такой, как все. Наверное, это означало лишь собственный минимализм. Лиза не любила себя, но любила оставаться одна, и сейчас что – то пошло не так, и она не знала, кто должен сказать ей, почему. Она вспомнила себя, пять лет назад, когда она все еще пыталась общаться с людьми, пыталась их понять, поставить себя на их место, влезть в их шкуру. Но каждая попытка разочаровывала ее, и она понимала: в людях нет ничего интересного. Они эгоистичны, однообразны и примитивны в своем стремлении добиться чего – то в жизни. Большинство мотивировано на успех лишь из – за чувства собственной жадности, которое просит каждый раз все больше и больше, и, если голод не удовлетворить, никто не знает, на что может пойти человек. Когда она видела это в людях, ей становилось противно от того, что она – часть социума, и лишь дома она была далека от них настолько, чтобы остаться неприступной и нетронутой в своих размышлениях.

Время шло равномерно. Лиза все чаще оставалась дома и редко выходила на улицу, лишь затем, чтобы купить еду. К ней никто не заходил, и она перестала фотографировать. Она сравнивала жизнь с лестницей во мраке, где не видно конца, где каждая ступень загорается, и человек понимает, что идет дальше. Она жила, а значит шла вперед, и менялась, оставляя свою красоту в прошлом. Как бы ни хотелось оставаться там, вопреки движению, она не могла противостоять этой силе. Все меняется, все живет, стареет и рано или поздно гаснет, пока что – то другое в это время загорается и начинает жить вновь. Это по – своему чудный процесс, благодаря которому человек учится ни о чем не жалеть. Лиза понимала это и пыталась смириться, но воспоминания были такими живыми и приятными, что ей казалось, будто она шагнула назад.

Нельзя оглядываться назад, не замечая того, что происходит сейчас. Когда не знаешь, что делать, единственный выход – понять, что то время прошло. А что для нее сейчас фотографии? Место, куда нельзя вернуться, мир, который нужно забыть, чтобы жить дальше. Разорвать фотографии, чтобы стать другой, заново родиться, и стереть память, которая тянула ее назад.

Иногда в жизни нужно что – то менять, чтобы жить дальше. Лиза осознавала себя девушкой, человеком, разумом. Сегодня ночью она не могла понять, как долго можно падать вниз и не чувствовать при этом столкновения с землей. Это ощущение может быть приятным. Ощущение самоубийства может быть приятным. Оно реально, потому что не ощущаешь боли, а лишь полет в неизвестность. Но разве это правильно? Пока ты живешь, частица тебя стремится умереть, почувствовать, как замедляется время и учащается сердцебиение. Как секунды становятся важнее прожитой жизни. А потом все меняется, становится другим, не имеющим цены и веса. Человек может ощущать себя предметом. Безусловно. Он может слышать в сто раз сильнее и видеть в сто раз лучше, но оставаться немым и неподвижным, лишь смотря, что творится вокруг. Он может быть стеной полуразрушенного дома, но оставаться живым и наблюдать круговорот жизни. Смотреть, как все меняется, становясь таким, как он. Человек может быть чем угодно.

Последняя нить

Я пришёл к выводу, такому, от которого голова идёт кругом. Меня пронзили тысячи нитей, и я стал совсем маленьким. Таким, каким был когда – то. И я понял одну истину – я не могу быть другим. Это плохо. Плохо то, что я не хочу ничего менять. Я боюсь. Эти строки – мусор, но в них я нахожу себя. Когда всё закончится, я буду далеко. Так далеко, что меня никто никогда не найдёт. Это правда. И время всё время меня контролирует. Я нахожусь в его рабстве. Я ощущаю его давление, и могущество. Опять лазурное небо становится невыносимым. Я очень устал. Вот все думают, что всё у тебя прекрасно, и никто не знает главного. А главное – это то, когда пронзает последняя нить. Она бьёт прямо в мозг, и ты всё осознаёшь уже на другом уровне. Я всегда знал, что рано или поздно это случится. Боятся этого бессмысленно, ведь когда – нибудь каждого пронзит эта нить. Ничего тогда не изменишь.

Мне повезло в одном, я остался жив. И теперь я могу поделиться со всеми своим опытом. Сейчас, как мне кажется, самое время. Вы понимаете почему. Остановка уже близко. Значит скоро выходить. Мне сейчас так спокойно, потому что я всё знаю. Когда всё знаешь, ничего не страшно, даже страшные вещи, ведь ты к ним готов. Путь опять начинается и заканчивается. Как вы думаете, о чём я? Вы думаете, я не в своём уме. Но, прежде чем осуждать, попытайтесь понять человека, который пережил смерть много раз. Я уже и не живу обычной жизнью, я её просто не замечаю. Да и человеком меня назвать трудно. Если бы я знал, кто я, то давно бы уже всем объявил, но у меня нет названия. Я просто существую. И ощущаю я всегда одно и то же – равнодушие. И сейчас я в очередной раз пишу это письмо, с надеждой, что меня всё – таки хоть кто – нибудь прочтёт.

Я когда – то открыл одну дверь. Это было очень давно. Представляете, а там ничего. Просто белый свет. Но потом я всё – таки пригляделся и увидел, что белый свет – не белый. На самом деле белого света не бывает. И вот когда я это понял, меня пронзила первая нить. Мне чрезвычайно жаль, что вы меня сейчас не понимаете. Никто никогда сразу не поймёт, пока не дочитает до конца. Так вот когда меня пронзила нить, мне показалось, что я стал уходить куда – то от самого себя. Я как будто разделился на две части и стал отдаляться. А потом оказалось, что меня намного больше. Меня очень много, и каждая моя часть стремится уйти. Зачем? Сейчас рано задавать этот вопрос, но потом я на него отвечу. Позже меня начали пронзать нити постоянно, и я уже не мог нормально ходить. Я двигался, но очень медленно, и всё время спотыкался. А когда я понял, что нельзя уйти окончательно, то стал единым целым. Когда я начал контролировать себя, то увидел всё уже другими глазами. Фактически до этого я никогда правильно не смотрел. И белый свет, какой же он на самом деле чёрный. И это чернота стремится попасть прямо в сердце, в душу забирается и разъедает всё изнутри. Нить за нитью. Я уходил и возвращался. Для вас это сложно, но не для меня. И всякий раз я становился меньше. Я уже забыл, каким я был когда – то. И в этом нет ничего плохого. Собственно, одни только плюсы, и всего один минус – белый свет. Он разочаровывает. Я пытаюсь его найти, но его нет. А ведь в белом свете весь смысл кроется. Знаете, мне раньшеказалось, что если родился какой – то свет, то он таким и останется, но теперь я знаю, что это не так. Если белый свет и был белым когда – то, то он уже давно не такой. Но его можно вернуть, чтобы он стал опять белым. Но это очень сложно. И чтобы это сделать, нужны миллионы рук. А это невозможно, а значит бессмысленно.