Полная версия
Половина полуночи
– А что если в ресторане где-нибудь… встретимся? С мечтой познакомлю…
Он кивает.
– Вот это по-нашему, по деловому… приводите…
– Ты чего?
– Постой… сначала я должен входить… так полагается, кто в ресторане за ужин платит, тот первый заходит.
Захожу первый, подаю руку своей мечте. Входим.
Официант сгибается пополам, бормочет какие-то любезности, ведет меня к столику, пожалуйста, ваш друг уже ждет…
Друг.
Знаю его без году неделю.
Думаю, что ему нужно от моей Мечты.
Моя Мечта смущается, когда видит незнакомого человека, пытаюсь успокоить Мечту, познакомься, это господин Такой-то, я ему дом строил…
Господин Такой-то почтительно целует ручку моей Мечте. Мечта смущенно краснеет. Господин Такой-то поднимает тост за здоровье моей Мечты.
Звон бокалов.
Пьем.
Жду, когда вино ударит в голову, вино в голову не ударяет, не спешит.
Господин Такой-то нахваливает мою Мечту, что за мечта, всем мечтам мечта, это ж надо же выдумать – поехать в Атлантиду! Мы-то тут на месте сидим, не видим ничего, а вы вот как, в Атлантиду…
Смущенно улыбаюсь. На душе теплеет, сколько прятал свою мечту, сколько стеснялся, а зря, оказывается, стеснялся, мечта как мечта, есть и мечтее…
Господин Такой-то приглашает мою Мечту на танец. Чувствую укол ревности. Снова думаю, что ему нужно от моей Мечты, чего ради он вообще к моей Мечте прицепился. А что, бывают такие, у которых своей мечты нет, вот они чужие мечты и уводят…
Возвращаются.
Садятся за столик.
Моя Мечта пытается отшутиться, чтобы я её не ревновал. Не ревную. Придвигаюсь к господину Такому-то, спрашиваю полушепотом:
– А вы что моей Мечтой-то… заинтересовались?
– Так мечта у вас, всем мечтам мечта… а давайте её… осуществим.
– Чего?
– Осуществим, чего. Мечта, на неё же не просто так смотреть надо, её осуществить надо… в жизнь воплотить, так сказать….
Смущаюсь.
– Да как воплотить-то…
– Обыкновенно, как. Вот ты мне скажи, ты узнавал, сколько билеты до Атлантиды стоят? Узнавал? Нет? А что так? То-то же… В Интернет зайти, билеты посмотреть не судьба? То-то же…
Из ниоткуда появляется отутюженный человек, то ли официант, то ли кто.
– Прошу прощения… ресторан закрывается…
Господин Такой-то укоризненно смотрит на отутюженного:
– А не до последнего клиента?
Отутюженный человек бормочет какие-то извинения.
Господин Такой-то оживляется:
– А поедемте ко мне…
– К вам, домой?
– Ну а то… мечты свои покажу…
Едем к господину Такому-то.
Смотреть мечты.
Потоки огней на трассе, справа красные, слева белые.
Сгущается ночь.
Господин Такой-то не устает нахваливать мою мечту, не устает приговаривать, что мы её осуществим, непременно осуществим…
Расступаются ворота перед домом господина Такого-то. Хоть убейте, не помню его имени, я вообще имен заказчиков не запоминаю, стыдно сказать. Вы только заказчикам не говорите, а то не видать мне заказов, как своих ушей.
– Ну вот дом мой… Да что я показываю, ты-то его как облупленный знаешь! – господин смеется, – ты-то тут каждую щелочку выправлял… каждый гвоздичек… работяг своих гонял в хвост и в гриву… Ну да ладно, я мечте твоей покажу, вот вы посмотрите, милая мечта, какой дом ваш человек отгрохал…
Мечта восхищенно ахает. Но с каплей притворства, все-таки она о другом мечтает, мечта моя…
А вот мечты мои… вот, посмотрите, все как на подбор…
Смотрю.
Не верю своим глазам.
Но…
– …это вот я мечтал по молодости Египет увидеть, это вот дом хотел построить… это вот жениться хотел, не так как сейчас молодые женятся-разбегаются, а на всю жизнь…
Еле выжимаю из себя:
– Но… они мертвы.
– А ты как хотел? Мечты-то осуществились уже, вот и всё… отжили свое, сердечные…
Молчу. Здесь нужно что-то сказать, знать бы еще, что.
– Ну, все, давай теперь твою мечту осуществлять будем…
Вздрагиваю:
– Нет.
– Чего такое?
– Нет. Не надо.
Парень, ты еще долго будешь на мечту свою смотреть? Вот чесслово, вот на дух таких не переношу, которые по тридцать лет сидят, на мечту свою смотрят, ах, потом, ах, завтра, ах, с понедельника… а потом бац, жизнь пролетела, а что, а как, а почему… а всё…
Обнимаю Мечту.
Свою, единственную, любимую.
– Нет.
Обнимаю Мечту.
Опускаю занавески в комнате, остаюсь наедине с Мечтой, зарываюсь носом в её волосы, ласкаю её кожу, мягкую, упругую, вдыхаю запахи Мечты, запахи Атлантиды, бесконечно далекой…
– А этот человек чего говорил про меня?
– Да… ничего.
– Ну как ничего, ну говорил же он…
– Да… ерунду всякую…
Целую свою Мечту, руки, волосы, плечи, струящееся платье скользит на пол…
Вот это Мечта, вот это я понимаю, всем Мечтам Мечта…
Оборачиваюсь. Узнаю господина Такого-то, он меня не узнает, обнимает томную даму, приговаривает:
– Всем мечтам мечта… это ж надо придумать, салон красоты открыть! Правильно рассуждаете, красота мир спасет… человек должен тем заниматься, что у него получается лучше всего, это я всегда говорил… а то вон жена моя бухгалтером работала, потом бросила это дело к черту, ненавижу, говорит… Я ей – а чего вообще на бухгалтера шла? А родители заставили… ну-ну… Благоверная моя одежду шьет, вообще зашибись, а они её в бухгалтера… сейчас ателье своё открыла… Так что я всегда говорю, мечта – это дело такое… важное…
Томная дама смущенно краснеет. Берет под ручку свою мечту.
– А давайте вашу мечту… осуществим?
– Ой, ну что вы, ну вот так, прям сразу…
– А чего ждать? Так и всю жизнь прождать можно… Вон, ходит человек, всю жизнь над мечтой своей трясется, так и не воплотит никогда… в жизнь…
Это он про меня.
Даже не вздрагиваю. Иду домой. К своей мечте. Сегодня я ей цветов купил, редкие цветы, говорят, их из самой Атлантиды привозят.
Спешу домой. Забиваюсь в автобус, над головой хрипит радио, слышу знакомое слово, – Атлантида.
Прислушиваюсь.
Не понимаю.
Что значит – тайфун, что значит – ушла под воду, так не бывает, так не может быть, так…
Оборачиваюсь, натыкаюсь на холодные взгляды. Ищу поддержки сам не знаю, у кого.
– Так это что получается… в Атлантиду… не поедем больше?
Люди фыркают.
– Ишь, размечтался…
– И сто лет не ездили, и еще столько не поедем…
– Выдумал тоже…
Выбегаю из автобуса, чуть не поскальзываюсь в весенней жиже, бегу к дому…
Звонок надрывается под моими пальцами.
Тишина в квартире.
Ключ не слушается, не попадает в замок.
Открываю.
– Мечта!
Первый раз зову её по имени.
– Мечта!
Легкий запах духов.
И всё.
Граница без границ
– Работа непыльная…
Вздрагиваю. Если говорят – работа непыльная, значит, что-то ужасное готовится. Не иначе.
Сержант смотрит на меня. Испытующе.
– Стрелять-то умеем?
– Обижаете. Как не уметь-то?
– Вон… – палец сержанта указывает на флюгер покосившегося дома на холме.
Целюсь.
Стреляю, ружье больно долбится мне в плечо, отступаю назад.
Пуля царапает черепицу.
– Нда-а, на троечку…
Сержант презрительно сплевывает.
– Да вы погодите, я сейчас… пристреляюсь…
– И долго ты пристре…
…флюгер слетает, сбитый моим выстрелом.
– Ай, молодца…
Улыбаюсь.
– Рад стараться.
– Откуда такой будешь-то?
– Из Самары я.
– Ой, Самара-городок…
Подхватываю:
– Беспокой-на-я-я-…
– Чш-ш-ш!
Сержант поднимает палец, прислушивается.
– Тише ты…
Замолкаю.
Ветер шевелит листья. Невидимая в зарослях птаха отстукивает чечетку, замолкает.
– Не… ничего… померещилось.
Киваю, померещилось, так померещилось.
– Ну, ты хоть понимаешь, что мы тут делаем?
Границу охраняем.
– Верно. Её, родимую. Смотрим, чтобы отсюда никто не перебрался…
– А сюда?
Сержант смотрит на меня, как на психа.
– Рехнулся, сюда… кто ж сюда переберется…
Киваю. Никто. Хотя не понимаю, почему.
Лес молчит.
Ждем.
Не знаю, чего.
Что-то мелькает за деревьями, сержант толкает меня в бок.
– Чего смотришь, стреляй, давай…
Вглядываюсь в темноту.
– Счас… из зарослей выберется…
– Не видишь? Эх ты, сокол… глаз-алмаз… ну жди, жди, пока он сбежит к черту…
Спохватываюсь:
– Так это же надо… стой, кто идет…
– Смеешься? Пока ты стойктоидекать будешь, он тебя и уложит к черту! Стреляй уже!
Стреляю уже. Что-то темное в кустах вздрагивает, подскакивает, бежит прочь, туда, за границу, бежит…
Стреляю снова.
Снова.
Ружье бьет в плечо, больно, сильно, смотрю на сержанта, ну только посмей тявкнуть, что ружье тяжелее меня самого…
Что-то подстреленное падает на траву, что-то огромное, массивное, на человека не похожее, да не человек это, и близко не человек, людей таких размеров не бывает.
Осторожно спрашиваю.
– А… а что мы убили-то?
– Тебе-то что, убили и убили… смотри давай в оба… хоть одну тварь проморгаешь, получишь у меня…
Сержант не договаривает, целится, сбивает выстрелом ночную птаху, – взвиваются в воздух перышки.
Не выдерживаю:
– Чего патроны-то тратить?
– Чего-чего, русским по белому сказано, не пускать никого!
Киваю. Русским так русским, по белому так по белому. Хоть по черному. Хоть по серо-буро-малиновому.
Идем вдоль границы. Называется обход. Что-то хрустит под ногами, доски, обломки чего-то, не пойми, чего, битые стекла, куски кирпичей. Чуть не проваливаюсь куда-то в никуда, чуть не напарываюсь на арматуру, сержант подхватывает меня, куда прешь-то, ноги лишние, что ли, всего-то две…
Прислушиваюсь.
Делаю знак.
Сержант тут же замирает, дает тишину.
Ждем.
Что-то массивное продирается сквозь кусты. Стреляю, раз, другой, третий, звенит разбитое стекло, откуда там вообще разбитое стекло…
– Не подбил, – равнодушно замечает сержант.
Целюсь, сам не вижу, во что целюсь.
Стреляю.
Что-то грузное, массивное валится в кусты с оглушительным треском.
– Молодец. Подбил.
Хочу спросить, кого я подбил. Не спрашиваю.
– Ну, давай, передохнем, что ли…
Настораживаюсь:
– А никто не проберется… пока мы тут передыхать будем?
– Да не, не боись, сейчас светает, они поутихнут, лезть не будут.
Снова хочу спросить, кто не будет лезть. Снова не спрашиваю.
Завтракаем. Если это можно назвать завтраком. Разливаем чай из термоса, чай нестерпимо горячий, разбавить нечем, пить тоже невозможно.
Так и стою как дурак с чаем.
Проклевывается рассвет, где-то утробно урчат бульдозеры. Медленно проступает панорама старого городка где-то там, на горизонте, вижу череду маленьких домиков, полуразрушенная крепость на холме…
Урчат бульдозеры.
Здесь.
Совсем близко.
Пытаюсь шутить:
– Кого сносить будем?
– Тебя, кого… вот за этим и пригнали… смотрят, солдат стоит, дай думаем его бульдозерами снесем…
Вымученно улыбаюсь. Хотя мне не смешно.
Треск.
Грохот.
Звон разбитых стекол.
Хочу спросить, что там происходит.
Не спрашиваю.
– Гляди-гляди-гляди, еще один ломится!
Гляжу-гляжу-гляжу. Еще один ломится. Вскидываю винтовку, выжидаю. Что-то огромное, массивное пробирается через кусты, что-то, не знаю, что, только понимаю, с одного выстрела не взять.
Стреляем. Оба. Разом. Что-то огромное, массивное встает на дыбы, надвигается на нас, слон, не слон, не пойми, что, да нет, слонов таких размеров не бывает…
– Отходи-отходи-отходи!
Отхожу-отхожу-отхожу, что-то огромное падает к моим ногам, чуть не придавливает меня своей массой. Падаю, подброшенный дрогнувшей землей, стараюсь унять бешеный стук сердца.
Поднимаюсь.
Иду смотреть, что мы, собственно говоря, убили. Натыкаюсь на кусок флюгера, обломки шифера, еще что-то такое, знакомое…
Догадываюсь.
Дом.
Общая картина все еще не укладывается у меня в голове. Наконец, начинаю понимать.
– Мы что… в дома стреляем?
– Кто через границу ломится, в того и стреляем, что непонятно-то?
– Да нет… дома… они что… ходят?
– Что им еще делать-то… тут вишь, их сносят, старые-то дома, вот они через границу и прутся…
– А через границу чего?
– Чего-чего… они там под охраной государства, вот чего… их там отреставрируют, в порядок приведут… вот они туда и ломятся… А у нас четким по белому сказали, это старье всё снести, чтобы глаза не мозолило…
– Так чего их стрелять тогда, пусть себе бегут!
– Чего пусть бегут, приказ есть, стрелять надо!
– Да не понимаю я…
– И нечего тут понимать, приказы выполнять надо… ишь чего выдумал, понимать… чш, гляди-гляди-гляди!
Гляжу-гляжу-гляжу. Что-то крадется через заросли, вырывается на пустошь, бежит во весь дух.
Снимаю одним выстрелом.
– Ай, молодца, – кивает сержант, – молоток, парень, молоток, вырастешь, кувалдой будешь…
Рокот бульдозеров.
Треск разрушаемого дома где-то там, там.
Осторожно приближаюсь к тому, что подстрелил, похоже на лошадь, ну так и есть, лошадь… Что-то сжимается внутри, люблю лошадей, люблю, в жизни бы не подумал, что лошадь хлопну…
Лошадь…
Вспоминаю, бывают у лошади рога или нет. Вроде нет. А здесь рога есть. Не рога. Рог. Один. И крылья. А крыльев тоже вроде у лошадей быть не должно…
Слышу свое бормотание как со стороны:
– Это… это что сейчас было?
– На них охоту объявили… а там они под охраной… вот и лезут через границу…
Хочу сказать, ну и пусть лезут, жалко, что ли. Не говорю.
Ну чего заснул, ты давай, смотри в оба. Да не на меня смотри, чего ты, меня не видел, что ли? По сторонам смотри… Да и вверх поглядывай, мало ли чего пролетит…
Поглядываю. Летит. Сбиваю что-то летящее, среброкрылое, человекоподобное. Мимо пролетает стрела, выпущенная чем-то среброкрылым, сержант кидается ко мне, не задел он тебя, не, вот и молодца…
Осторожно спрашиваю:
– А… а люди здесь не ходят?
– Ходят, хотя, куда они денутся…
Темнеет. Сержант снова разливает чай из термоса. Смотрю на чай, вижу, теперь не горячий, пара нет.
Замечаю, что рокот бульдозеров стих.
– Ну, теперь смотри в оба… сейчас только так через границу попрут…
Смотрю. В оба. Что-то шуршит в зарослях, стреляю во что-то, получаю нагоняй от сержанта, чего стреляешь-то, он тебе чего, через границу поперся? А не поперся, так и нечего тут…
Выжидаю.
Ночь, только что свиристевшая мириадами голосов, затихает. Понимаю, что что-то случилось, что-то приближается, что-то…
Шорох в кустах.
Кто-то, пригнувшись, бежит через пустошь. Не вижу, кто, догадываюсь.
Только одно животное перемещается на двух ногах.
Только одно.
Целюсь. Стреляю, человек падает, прячется в траве. Отсюда не вижу, понимаю – не насмерть, не насмерть, живой он там, живой, знаем мы их…
Подбираюсь к человеку. Осторожно. Шепотом. Чтобы не увидел, не услышал, не заметил, слух у людей что надо. Сержант молча, по электронке сообщает мне, что людей здесь в округе тоже всех перебили, от людей вреда много, микросхемы портят, вот и перебили их, людей-то… а они теперь через границу перебираются…
Вижу человека, вот он, в зарослях, щуплый, нескладный, не поймешь сразу, он или она. Прикрывает лицо руками, бормочет какие-то проклятия.
Сержант толкает меня.
– Ну, все, добивай его давай, или тебе особое приглашение нужно?
Вынимаю клинок.
– Тоже верно, зачем патроны тра…
Рассекаю провода на шее сержанта, сержант падает к моим ногам.
Подхватываю человека.
– Пойдемте.
– Больно… черт…
– Потерпите… через границу перейдем, там и поищем что-нибудь… от боли…
– Чего поищем, ничего, что пока искать будем, я кровью истеку к черту?
Вспоминаю что-то, что забыл, да никогда и не знал.
Жгут.
– Ну, хотя бы… вот… из ремня…
– Давайте помогу.
– Да ты так поможешь, ногу мне этим жгутом оторвешь к черту…
– Не оторву. Сейчас запрос пошлю, как жгут накладывать.
– Чш, не посылай…
– А что такое?
– Что-что, сейчас засекут, что ты запрос про жгут посылал…
– И что?
– Как что? Вот и спросят, а на хрена тебе жгут? Не иначе как человека отхаживаешь… которого стрелять должен…
– Давайте… так наложу…
– Чш, стой, палку подложить надо… и написать на жгуте, когда наложили… двадцать три тридцать… ага… ты время засеки, через час ослабить надо.
Засекаю время.
Подхватываю человека, удивительно легкого, почему-то они казались мне тяжелее. Несу к границе, где гуляют по холмам непуганые замки и единороги.
– Спасибо.
– Не за что.
Человек прижимается губами к моим динамикам, есть, что ли, хочет… нет, не то, вспоминаю людские обычаи, догадываюсь – это все-таки она…
…ничего этого я не делаю. Я еще не сошел с ума. Лезвием рассекаю горло человека, сержант ругает меня, что делаю, что я делаю, совсем ума нет, или есть чуть-чуть, так режут, когда надо крови побольше выпустить, а чтобы умертвить сразу, тут по-другому резать надо…
Трава, влажная от крови.
– Молодец… молоток, парень… вырастешь, кувалдой будешь.
– Ну что?
– Не подходит.
– Нет, постойте… он девку эту резал, дрогнул на минуту.
– И чего? И чего? Мало ли кто чего дрогнул… отбой.
Рука жмет клавишу.
ПЕРЕЗАГРУЗИТЬ СИСТЕМУ
Меркнет мир, меркнет граница, меркнет, исчезает город, нейтральная полоса, обломки домов, мертвое тело в траве.
Темнота.
Снова появляется мир, какой он был – сержант на границе, старые особняки в старинном городке, ходит единорог, летает что-то крылатое, девушка прячется, ждет своего часа…
– Отключить испытуемого.
– Не жалко?
Всех не пережалеешь.
ОТКЛЮЧИТЬ ПИТАНИЕ
– На утилизацию?
– Сдурел, на утилизацию, у тебя тут чего, завод по производству всего? Диск жесткий убирай, и хорош… всё-то вас учить надо…
Гардеробщик во сне
– Понимаете… я вчера во сне был демоном…
Вежливо киваю.
– Интересно.
Человек краснеет.
– А мне за это… ничего не будет?
– В смысле?
– Ну… вы в полицию на меня не настучите, что я демоном был?
– Да не бойтесь, ничего незаконного тут нет. Вы же никого не убили?
– Нет, вроде.
– Что, не помните, убили или нет?
Он сжимает голову в ладонях. Жмурится.
– Нет. Не убивал.
– Вот и молодец. Так были демоном… что дальше?
– Вы понимаете… я вообще не знаю, к кому обратиться… Вот, пришел к вам…
– Очень хорошо. Так продолжайте…
– Ну, и вот… Я был демоном, и попал в один мир… Чужой мир, незнакомый…
– И как там все выглядело? Необычно всё?
– Да нет… как у нас. Дома. Улицы. Ночь. Фонари светятся…
– Ночь, улица, фонарь, аптека.
– Вот-вот. И вот я там одному человеку служил… Ну, согласился служить…
– Очень интересно.
– А то сами понимаете, работать где-то надо…
– Конечно, как без этого.
– Ну и вот. Человек этот мне записку дал…
– Что в ней было написано?
– Не знаю.
– Что… не прочитали?
– Да она не мне адресована была.
– А, ну тогда конечно.
– И вот, велел мне эту записку в один дом отнести и одному человеку в карман положить. Он мне как сказал, там у них в домах внизу гардероб есть, где жильцы свои пальто и прочее оставляют…
– Здорово как, у нас бы в два счета сперли.
– Вот и я тоже так подумал. А хозяин сказал, отнесешь. И положишь. Квартиру этого человека мне назвал, у них там номер вешалки по номеру квартиры.
– Ага. Продолжайте.
– Ну вот. Пошел я, значит… еще хотел наушники включить, музыку послушать, люблю я это дело…
– А вот это вы зря. Так и под машину попасть можно.
– Да у них там вроде не было машин…
– Ну, еще под что-нибудь. Под лошадь… Ну ладно, ладно, продолжайте.
– А музыка-то и не играет, что-то там у них с радиоволнами в этом мире… или со звуковыми волнами…. Или не знаю, с чем. Ну и вот… прихожу я в этот дом… большой еще такой дом, я три раза обошел, прежде чем вход увидел. Захожу. Тут-то меня облом и ждал.
– А что такое?
– Женщины там такие… шикарные…
– Что ж вам не понравилось, если женщины?
– Да нет… я смотрю, а там гардеробщику сидит.
– Вот как.
– Ну… и перегорожено, и черта с два я до нужного пальто доберусь. Там только по биркам выдают, а бирки-то у меня нет.
– Да, сложно.
– Ну и вот, возвращаюсь я к хозяину ни с чем…
– Что-то быстро вы отступили. Хоть бы в квартиру эту поднялись, позвонили бы, или в дверь бы записку сунули…
– Да дело-то не в этом.
– А в чем?
Он смотрит на меня. Растерянно.
– Как… вы не понимаете?
– Извините… нет.
– Чего нет, да я нарочно еще в пару домов ткнулся, там тоже гардеробщик.
– Слушайте, все равно не понимаю.
– Сейчас поймете. И вот иду я к своему хозяину, и говорю: а там гардеробщик. Он руками разводит, ну вот, какая жалость.
– Тут я его и спрашиваю. А вы почему не знали, что там гардеробщик? Вы в этом мире живете, и не знаете, что в подъездах делается?
– А он что?
– Ну, он давай отпираться, отнекиваться, я не я, и лошадь не моя…
– Какая лошадь?
– Ну… говорят так… Тут я разозлился, весь прямо огнем горю, жаром дышу, глаза красные…
– Стойте, вы как глаза видели?
– Так во сне можно себя и со стороны углядеть, не знали?
– Первый раз слышу.
– А можно. Ну и вот… он в несознанку ушел, я ему руку сжимаю, пока не сильно, говорю, ты у меня сейчас без руки останешься, говори уже, что к чему… Ну что вы на меня атк смотрите, я человек по жизни мирный, вон вчера мыша на кухне завелась… Благоверная моя увидела, и-и-и-и! – на стол с ногами, сидит, орет, убей ты мышу эту, а я не могу… рука не поднимается… сидит комочек такой… глазки-бусинки… А во сне прямо думаю, сейчас точно ему руку оторву, если не признается, что к чему…
– И что? Признался?
– А тут я проснулся… и всё.
Спрашиваю откровенно:
– Так что же вы хотели?
– Ну как что… тут видите… я из сна ушел, а он там остался… Этот человек… который неизвестно откуда… неизвестно, как он в этот мир попал, и что делать собирается…
Соглашаюсь:
– Неизвестно.
– Так вот я и думаю… дело-то, конечно, не мое… только я вот в этот мир попал, вроде как участие во всем в этом принял… значит… я как бы в ответе за тот мир, да?
– Ну, я бы так не сказал…
– Но… мне кажется, я должен туда вернуться.
– Это не мне решать, это только вы сами решить можете… Никто за вас.
– Да?
– Ну. Только это… вы не говорите никому, что это я вам сказал.
– А что так?
– А так. Сейчас вроде закон приняли… что за подстрекательство к вхождению в сон дело шьют. Пятнадцать суток, не меньше.
– Вот оно что…
– Ну. Так что это вам решать… не мне… – смотрю на часы, – ну вы извините, меня другие пациенты ждут…
– Да… конечно…
– Вы завтра приходите часов в десять.
– Обязательно приду.
– Вот и расскажете… как оно у вас тут было всё…
– Обязательно расскажу…
Смотрю на часы.
Половина одиннадцатого.
Набираю номер, уже ни на что не надеюсь. Знаю я таких людей, один раз к психологу сходят, и всё, и типа с них достаточно уже. И не втолкуешь людям, что одним сеансом тут не поможешь…
Длинные гудки.
Женский голос:
– Алло.
– Э-э-э… а мне бы…
Понимаю, что даже не знаю его имени.
– …а мне бы мужа вашего…
– А он не вернулся сегодня.
– Домой не вернулся?
– Да нет. Из сна не вернулся.
Холодеет в груди.
– Да вы что?
– Ну… увидел он что-то…
– Разрешите… я к вам приеду сейчас. Я его лечащий врач, понимаете?
– Понимаю…
– Адрес мне назовите… будьте добры.
– Да вы не разувайтесь…
– Да как не разуваться, натопчу вам тут…
Вхожу. Что-то мохнатое бросается под ноги, даже не вижу, собака, или кошка, или что.
– Где он спал?
– Вот тут… не-е, он с краю спит, это я у стены… я просыпаюсь, нет его… я еще думала, в ванную вышел или куда…
Подбираю крупицы сна, складываю в чашку Петри, капаю раствор.
Жду.
Крупицы сна тают с легким шипением, становятся ярко-лиловыми. Это дело дрянь, что лиловыми, значит, сон на максимальной глубине.
– Так… слушайте меня. Внимательно. Я сейчас спущусь в сон. Трос снаружи у вас останется, когда за трос дерну, вы поднимайте…
– Да как я вытащу…
– Молча, как. Вам самой ничего тащить не надо, только на кнопку вот тут нажмете.
– Ой, я еще на что-нибудь не на то нажму…
– А вы нажимайте на то. Делов-то…
– Да я…
– Мадам, вы мужа своего вернуть хотите?
