Долг – Отечеству, честь – никому…

Но было ещё одно, отличавшее этих офицеров от всех прочих: будучи уверен в личной преданности флигель-адъютантов, император им доверял. И это доверие дорогого стоило: любая ложь и даже неискренность могли стоить карьеры, а порой – свободы и даже жизни.

* * *

В феврале 1832 года начальником штаба Черноморского флота и портов был назначен контр-адмирал Михаил Лазарев, что для флота оказалось очень своевременным событием.

Осенью того же года Блистательная Порта в очередной раз едва не потеряла лицо: к стенам древнего Константинополя двинулись египетские войска под руководством мятежного Ибрагим-паши, приёмного сына правителя Египта Мухаммеда Али-паши (Мегмета-Али). Дело в том, что Египет в те годы считался неотъемлемой частью Турции, своего рода её вассалом, и за участие египтян в Наваринском сражении турецкий султан обещал своему египетскому наместнику (независимо от результатов баталии) Сирию. Чем закончилось Наваринское сражение – хорошо известно: полным разгромом объединённого турецко-египетского флота. Однако, как говорится, уговор – дороже денег: египетский наместник требовал Сирию! Но турки и слышать ни о чём не хотели: сначала потеряли флот – теперь ещё лишиться Сирии?!

Возмущённый такой наглостью турецкого султана, Ибрагим-паша собрал большое войско и двинулся к Константинополю. Обескровленная войной Порта не имела ни сильной армии, ни денег для сопротивления. Туркам ничего не оставалось, как вспомнить про вчерашних ненавистных друзей – Англию и Францию, – обратившись к ним за военной помощью. Однако французам на османов было глубоко наплевать, что они и продемонстрировали, проигнорировав слезливую депешу от султана. По-другому повели себя коварные британцы, мечтавшие вытеснить «лягушатников» из Египта руками местных сепаратистов. А потому англичане не спешили. (Восток – дело тонкое!) И тогда турецкий султан Махмуд II обратился за помощью… к русскому царю.

Император Николай турецкого султана, с которым приходилось постоянно конфликтовать, не переносил на дух. Но то был особый случай: азиатская змея сама приползла за помощью к русскому медведю. Змею, конечно, можно было просто-напросто растоптать, но, во-первых, она ещё была довольно сильна; а во-вторых, вокруг неё сновали падальщики – всё те же французы и британцы, жаждавшие раздела турецкого пирога. Не лучше ли, размышлял Николай, уподобившись флейтисту, заставить кобру плясать под свою дудочку…

В кратчайшие сроки было решено сформировать черноморскую эскадру и отправить её в помощь турецкому султану. 23 ноября 1832 года командиром эскадры был утверждён контр-адмирал Лазарев, на которого император возлагал большие надежды. В случае успеха операции Российская империя становилась полноправной хозяйкой Босфора и Дарданелл. А это – свободный выход к Средиземному морю и Атлантике. Правда, для этого сначала нужно было защитить турок. Именно поэтому адмиралу Лазареву поручалось «защита Константинополя от покушения египетских войск, преграждение им перехода на европейский берег и вообще вспомоществование турецкому правительству».1

Однако к новой военной кампании оказались не готовы не только турки, но и русские. (И это понятно, ведь только что закончилась русско-турецкая война.) «Голова идёт кругом, – писал Лазарев своему другу Шестакову. – В командах большая часть рекруты, из коих 6 000 поступило в нынешнем году… Придётся учить тогда, когда надобно действовать…»2

Из другого письма: «Я попался в сети, крайне для меня неприятные, тем более что должность береговая, и черт знает, что ещё. Вот третий уже год, что флот здесь не ходил в море, и бог знает, от каких причин. А сегодня Севастополь вообще так пуст, что хоть шаром покати – ни одной сажени веревки, ни одного дерева, чтобы сделать стеньгу или марс-рей. Предвижу много преград, но бесполезным быть не хочу»3.

По замыслу Лазарева, в состав эскадры должны были войти три линейных корабля, столько же фрегатов, по одному корвету и бригу. Но это – на бумаге. На самом деле на Черноморском флоте при стареющем адмирале Грейге дела, как оказалось, были не ахти. Смотр кораблей на севастопольском рейде показал, что суда не готовы не только к дальнему походу, но и для крейсерской работы вдоль крымских берегов.

– Худые корыта! – говорил в сердцах Лазарев. – Куда только смотрел и на что надеялся адмирал Грейг?!

Однако Главный командир Черноморского флота и портов Алексей Самуилович Грейг, похоже, надеялся лишь на одно: как бы поаккуратнее сдать должность, занимаемую им семнадцать лет, не замарав при этом честь мундира и не угодив под суд. И на это имелись веские причины. Долгое сидение на высокой должности не только расслабляет, но и развращает. Избежать опасного головокружения, сидя на карьерном Олимпе, удаётся единицам, если вообще кому-то удаётся.

* * *

В своё время флотский офицер Алексей Грейг считался на Черноморском флоте одним из лучших. Будучи ближайшим помощником адмирала Сенявина, он зарекомендовал себя решительным, отчаянным и храбрым командиром. Да и организатором был отменным!

Став Главным командиром Черноморского флота и портов и военным губернатором Николаева и Севастополя, адмирал Грейг создал в Николаеве, превратившемся при нём в красивейший город империи, Морскую астрономическую обсерваторию, но, главное, заметно усилил боевую мощь флота. В 1820 году со стапелей Николаева был спущен на воду первый на Чёрном море военный пароход «Везувий» (потом этот список пополнят «Метеор», «Молния» и другие – всего будет построено пять). В Николаеве же с его лёгкой руки сошли со стапелей первый на Черноморье 120-пушечный корабль «Варшава», 60-пушечный фрегат «Штандарт» (всего подобных фрегатов потом будет семь). За первые 12 лет своего правления адмиралу Грейгу удалось сделать Черноморский флот по-настоящему боеспособным. С 1816 по 1828 гг. было построено: линейных кораблей (линкоров) – 11, фрегатов – 4, военных судов разного размера – 17, транспортов (больших средних и малых) – всего 27, пароходов – 3, канонерских лодок – 314. И это далеко не полный список.

К 1825 году, когда после смерти Александра I на трон взошёл его брат Николай Павлович, из 15 наличных кораблей Балтийского флота к службе было пригодно только 5, а из 15 черноморских – 105. Цифры говорят сами за себя.

Адмирал Грейг возродил на Чёрном море обшивку подводной части кораблей защитными медными листами, позволявшими значительно продлевать сроки эксплуатации судов. Вот что он писал в своём отчёте о состоянии Севастопольского порта: «…Со времени заведения порта морской червь размножился до того, что ныне все корабли и портовые гребные суда и барказы необходимостно сочтено обшивать медью»6. Обратив внимание, что на кораблях, обшитых медными листами, железные гвозди «съедаются медью», Грейг ввёл в обиход крепить листы только медными гвоздями, что повысило долговечность обшивки.

Главный командир флота впервые в мире предложил на кораблях Черноморского флота применять громоотводы, что спасло не одно судно и сотни человеческих жизней.

За свои заслуги в области астрономии, гидрографии, кораблестроения и экономики адмирал Грейг был удостоен высоких научных званий и наград: избран почётным академиком, почётным членом и вице-президентом Вольного экономического общества в Петербурге, членом Статистического общества в Англии, Астрономического общества в Копенгагене, Московского общества испытателей природы, Московского сельскохозяйственного общества; являлся членом трёх комитетов по улучшению русского флота, а в так называемом «комитете Грейга» – был его председателем. За научную работу по гидрографии Алексей Грейг был награжден золотой медалью Петербургской Академии наук.

И многое, многое, многое…

* * *

Но времена матушки-Екатерины, Павла и Александра давно миновали; впрочем, как и лихая молодость. Подай адмирал вовремя в отставку, и его имя навсегда осталось бы в истории российского флота незапятнанным. Но этого не произошло.

В 1832 году адмиралу Грейгу уже было под шестьдесят. Не так много, скажем, для написания мемуаров или научных изысканий. А вот чтобы командовать боевым флотом и одновременно руководить хозяйственной деятельностью крупнейших морских портов – возраст, пожалуй, запредельный. Главное же заключалось в другом: командующий флотом явно не справлялся с возложенными на него обязанностями. Было ещё одно: за спиной вконец запутавшегося в финансово-материальных делах адмирала активно орудовали предприимчивые дельцы, не последнюю роль среди которых играла его дражайшая супруга – Юлия Михайловна.

Долгое время Алексея Грейга друзья и знакомые называли неисправимым холостяком. Родившийся в семье Главного командира Кронштадтского порта адмирала Самуила Грейга, он всегда пользовался повышенным женским вниманием. Однако годы шли, а место рядом с Грейгом оставалось вакантным. Так продолжалось до тех пор, пока однажды он не встретил разбитную девицу – дочь могилёвского трактирщика, некую Лию Моисеевну Витман-Сталинскую, уже побывавшую замужем, и за которой тянулся шлейф её тёмного прошлого. Ничего удивительного, что адмирал-холостяк оказался для Лии (ставшей с какого-то времени почтенной Юлией Михайловной) просто-таки подарком судьбы. Скоро они стали жить вместе. (Я не пишу поженились, так как в 1831 году в своём формулярном списке адмирал Грейг, которому его гражданская жена Лея родила сына, писал: «Англ. нации и закона, холост»[34].)

Дочь трактирщика быстро освоилась в новой роли «адмиральши». В резиденции своего гражданского мужа в Николаеве она создала своего рода «великосветский салон» для именитых и влиятельных лиц.

Вот что по этому поводу писал в своих «Записках» мемуарист Филипп Вигель:

«В Новороссийском краю все знали, что у Грейга есть любовница и что мало-помалу, одна за другой все жены служащих в Черноморском флоте начали к ней ездить как бы к законной супруге адмирала… Так же как Потоцкая, была она сначала служанкой в еврейской корчме под именем Лии, или под простым названием Лейки. Она была красива, ловка и уменьем нравиться наживала деньги. Когда прелести стали удаляться и доставляемые ими доходы уменьшаться, имела она порядочный капитал, с которым и нашла себе жениха, прежних польских войск капитана Кульчинского[35]. Надо было переменить веру; с принятием Святого крещения к прежнему имени Лия прибавила она только литеру «Ю» и сделалась Юлией Михайловной. Через несколько времени, следуя польскому обычаю, она развелась с ним и под предлогом продажи какого-то строевого корабельного леса приехала в Николаев. Ни с кем кроме главного начальника не хотела она иметь дела, добилась до свидания с ним, потом до другого и до третьего. Как все люди с чрезмерным самолюбием, которые страшатся неудач в любовных делах, Грейг был ужасно застенчив; она на две трети сократила ему путь к успеху. Ей отменно хотелось высказать свое торжество; из угождения гордому адмиралу, который стыдился своей слабости, жила она сначала уединенно и ради скуки принимала у себя мелких чиновниц; но скоро весь город или, лучше сказать, весь флот пожелал с нею познакомиться. Она мастерски вела свое дело, не давала чувств оков ею наложенных и осторожно шла к цели своей, законному браку».7

Узнав о «падении» и «моральном разложении» адмирала в объятиях простолюдинки, император Александр I был очень раздосадован. Когда в 1820 году морской министр адмирал де Траверсе запросился было в отставку, монарх полагал назначить на его место именно Грейга. Но потом передумал: де Траверсе оставил в министерском кресле, а Грейга – в Николаеве. Видимо, тогда же заговорили и о злоупотреблениях на Черноморском флоте. А это уже было серьёзнее. Грейг являлся не только Главным командиром флота и портов, но и военным губернатором Николаева и Севастополя, со всеми вытекающими из этого обстоятельствами. В руках, по сути, одного человека, была сосредоточена хозяйственная деятельность не только военного, но и торгового флота: порты, причалы, склады, таможня, карантин – всё подчинялось адмиралу Грейгу. Нужно ли говорить, что в хозяйстве Грейга крутились не сотни и даже не тысячи – десятки оборотных миллионов! Достаточно сказать, что в середине 1830-х годов доход одного только одесского порта превышал выручку всех российских городов, за исключением двух столиц.

«…Мне известно положительно, что князь [Меншиков] горячо защищал Грейга у государя, когда он хотел даже удалить его, получив сведения, что он связался с простою, алчною женщиной — писал сенатор Фишер. – Я сам читал записку князя, писанную ещё до отъезда к Анапе, в которой он ручался государю, что благородный Грейг не изменит своих действий вследствие несчастной связи с жидовкою. Государь просил князя постараться разлучить его с этой женщиной, и князь, изъявляя сомнение, что успеет в этом, повторял, что это несчастное для частной жизни Грейга обстоятельство не может ни в каком случае иметь влияние на дела службы, для которых считал Грейга незаменимым»8.

Так вот. Лия Моисеевна впервые прибыла в Николаев отнюдь не в гости к сестре (как всех уверяла), а с конкретной целью – наладить поставки корабельного леса, которого где-нибудь под Могилёвом тьма-тьмущая, но только не в Крыму и Причерноморье. Женщина предприимчивая, став «женой» адмирала Грейга, Юлия Михайловна, что называется, развернулась по полной. Частные подрядчики, не без ведома супруги адмирала, набивали карманы золотом, щедро делясь и с Лией Моисеевной. На все вопросы из центра Главный командир отвечал, что для грандиозной программы строительства флота мощностей казённого Николаевского Адмиралтейства явно недостаточно. И где-то он был прав: частный подряд позволял работать быстрее и лучше. Но выгода заказчика в таком случае бывает только в единственном случае – если налажен надёжный контроль, способный не допустить злоупотреблений. В противном случае казнокрадство неизбежно.

Через Черноморский флот в те годы проходило до 12 миллионов рублей золотом, поэтому за военные поставки на Юге шла настоящая война. И многое в этой невидимой баталии за прибыль зависело как раз от «серого кардинала», каким стала при Главном командире флота его «жена». К началу тридцатых годов благодаря стараниям Лии-Юлии сформировались целые фамильные кланы, занимавшиеся флотскими поставками.

Где большие деньги – там серьёзные злоупотребления: хищения, так называемые «откаты», приписки, мздоимство… На выходе – дырявые днища кораблей, гнилые матросские сухари, никудышное обмундирование, убогие госпиталя и баланда вместо жирных щей…

* * *

Когда на Черноморский флот прибыл адмирал Лазарев, он быстро оценил чудовищный объём предстоящих работ. Понял и то, что сформировать в кратчайший срок Босфорскую эскадру не удастся. И даже не это больше всего удручало нового начальника штаба: как оказалось, здесь было кое-что пострашнее турок – свои же, тыловики, во главе с обер-интендантом Критским[36], которого во всём поддерживал правитель канцелярии Главного командира Иванов. Эти были опаснее османов. Как оснастить эскадру, если контр-адмирал Критский отказывался оплачивать устранение недостатков?! Обращения Лазарева к адмиралу Грейгу явились криком вопиющего в пустыне.

Тогда Михаил Петрович написал письмо начальнику Главного морского штаба адмиралу Меншикову. Заканчивая своё послание, он откровенно заявил: «…Я признаюсь Вашей светлости, что нахожусь здесь в весьма затруднительном положении, тем более что все отзывы на представления мои к главному командиру наполнены только одними оправданиями обер-интенданта, и хотя даётся мне знать, что ему то и другое предписано, но всё остаётся по-старому и ничего не делается».9

Однако ответа из Главного морского штаба не последовало.

Тогда он пишет снова, дополнительно сообщив, что Критский положил в Одесский банк украденные им из казны 100 000 рублей, после чего хотел подать в отставку. Своё письмо Лазарев закончил так: «…А хорошо бы, если бы Государю вздумалось прислать сюда генерала Горголи[37]или равного ему в способностях… многие бы тайны сделались тогда известными!»10

И вновь – молчание.

В очередном письме, которое Лазарев отправляет Меншикову спустя два месяца, адмирал уже не скрывает своего раздражения: «…Я не знаю, когда наступит то счастливое для Черноморского флота время, что мы избавимся от столь вредного для службы человека, каков во всех отношениях есть господин Критский»11.

«…Странная, однако ж, моя участь, – писал Лазарев в письме к Шестакову. – Чем больше хлопот и желания довести нашу часть до совершенства, тем более встречаю злонамеренных людей, тому препятствующих, и когда это кончится?»12

Кончилось в августе 1833 года, когда адмирал Грейг был снят-таки с должности Главного командира Черноморского флота и портов. Но до этого Лазареву, его сменившего, пришлось и с Проливами разбираться, и с тыловиками-вредителями.

В Петербурге были прекрасно осведомлены о неблаговидных делах на Черноморском флоте, но изменить что-либо пока не могли. Хотя бы потому, что с именем адмирала Грейга были связаны блестящие морские победы флота в период минувшей русско-турецкой войны. Поэтому снимать с должности овеянного боевой славой адмирала императору Николаю было как-то «неудобно». Это следовало сделать деликатно, дабы не затронуть хрупкое реноме адмирала[38]. Тогда-то на Черноморском флоте и появился адмирал Лазарев. Пока – в качестве начальника штаба флота.

Вслед за ним на Чёрное море подтягивалась «лазаревская команда»: контр-адмирал Александр Авинов (шурин Лазарева, будущий командир Севастопольского порта); капитан-лейтенант Владимир Корнилов (кузен супруги Лазарева, будущий вице-адмирал и начальник штаба Черноморского флота), которого Лазарев сделает своим офицером для особых поручений; капитан 2-го ранга Павел Нахимов (друг, будущий адмирал и командир Севастопольского порта); лейтенант Владимир Истомин (будущий контр-адмирал и командир Севастопольского порта) и другие. Последние трое – будущие герои обороны Севастополя в 1854–1855 гг., сложившие там свои головы. То обстоятельство, что некоторые из них являлись адмиралу родственниками, ни о чём не говорит: Лазареву позарез были нужны преданные люди. А за свою честь он ничуть не боялся: что такое честь моряка, этот человек знал не понаслышке.

В качестве примера можно привести один случай, описанный его сослуживцем, морским офицером-декабристом Дмитрием Завалишиным, плававшим с Лазаревым «в кругосветку» на фрегате «Крейсер»:

«Раз поздно вечером, когда Лазарев уехал уже с работы… я увидел, что молния ударила в стрелу крана, служившего для подъёма мачт. Кран этот… стоил очень дорого. Но если бы допустить ему загореться, то, может быть, гибель гавани и всего флота была неотвратима… Я приказал… рубить канаты, поддерживающие кран… Лазарев страшно испугался за меня и, вообразив, что если он примет дело на себя, то во всяком случае подвергнется меньшей ответственности… Написал в рапорте, что кран срублен по его приказанию… В восемь часов отправлено было на пароходе донесение к государю, а в три часа пополудни с тем же возвратившимся пароходом Лазарев получил крест Владимира 4-й степени «за совершенный им подвиг». Лазарев был страшно сконфужен… Лазарев никогда не надевал этого креста, исключая только при посещении государя, и рад был, когда получил Владимира 3-й степени на шею и мог не носить 4-й степени, полученной за чужой подвиг».13

Всем было ясно, что в должности начальника штаба флота Лазареву ходить недолго…

* * *

Когда начальник Главного морского штаба князь Александр Меншиков доложил императору Николаю о том, что отправка русской эскадры к берегам Босфора затягивается, монарх не на шутку разгневался. Ещё бы! Во-первых, Николай Павлович не предполагал столь широкомасштабных злоупотреблений на флоте; и во-вторых, отправка эскадры не могла быть сорвана ни по какой причине!

– Мы должны быть на Босфоре любой ценой! – горячился Николай. – Грейг, Критский… Что это такое?! Разобраться! – выговаривал император Меншикову. – Мы не можем допустить беззастенчивого ограбления казны! Виновных – под суд! Пока мы тут боремся с казнокрадами, наши недруги оседлают Босфор!..

Николай Павлович был близок к истине. Никто, в том числе и российский император, тогда не знал, что коварные британцы (а за ними – и французы) уже заслали к турецкому султану гонцов, уверявших того о самых лучших намерениях своих монархов.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

Махмуд II (1785–1839) – 30-й османский султан; правил с 1808 по 1839 годы. Прославился рядом важных реформ, важным результатом которых стало уничтожение янычарского корпуса. В годы его правления резко обострились отношения Османской империи с Египтом, проводившим независимую от султанского правительства политику.

2

Валахия – историческая область на юге современной Румынии, между Южными Карпатами и Дунаем; делится рекой Олт на Мунтению (Большую Валахию) и Олтению (Малую Валахию). Часть древнего рабовладельческого Дакского царства.

3

Меншиков, Александр Сергеевич (1787–1869) – светлейший князь, генерал-адъютант, адмирал, морской министр Российской империи (1836–1855 гг.), генерал-губернатор Финляндии (1831–1854 гг.). Правнук фаворита Петра I. В начале Отечественной войны 1812 года поручик князь Меншиков был назначен дивизионным квартирмейстером 1-й гренадерской дивизии 3-го пехотного корпуса (генерал-лейтенанта Тучкова 1-го) 1-й Западной армии. Принимал участие во всех сражениях своей дивизии; за отличие при Бородине был произведён в штабс-капитаны.

4

Фишер, Константин Иванович (1805–1868) – действительный тайный советник, сенатор, директор департамента железных дорог. Оставил обстоятельные воспоминания. Начав госслужбу в канцелярии Министерства финансов, год спустя был определён в Департамент мануфактур и внутренней торговли. В 1828 году перешёл на службу в канцелярию начальника морского штаба; блестяще справившись с поручением хранить суммы, выданные на экстраординарные по флоту расходы и вести им счёт, удостоился денежной награды в 1000 руб. «в знак Монаршего удовольствия за хорошее изложение отчета по главному морскому штабу». Заведовал Собственной канцелярией финляндского генерал-губернатора. В 1840 году был назначен директором канцелярии комитета и строительной комиссии Николаевской железной дороги; с 1842 года – директор Департамента железных дорог, с оставлением в прежней должности, которую он занимал по морскому ведомству.

5

Командиром линкора «Париж» адмирал Грейг назначил своего любимца – капитана 1-го ранга Николая Критского. Услужливость и расторопность Критского так понравились императору, что в 1832 году тот станет контр-адмиралом и обер-интендантом Черноморского флота.

6

Один персидский курур туманов в XIX веке по отношению к российской валюте был равен 2 миллионам рублей серебром.

7

Фетх Али-Шах (1772–1834) – второй шах Ирана династии Каджаров, племянник и преемник основателя Каджарской династии, скопца Аги Мохаммеда. Правил с 1797 по 1834 годы, до своей смерти.

8

Алмаз «Шах» – уникальный по чистоте всемирно известный исторический драгоценный камень массой 88,7 карат, желтовато-бурого оттенка, по форме напоминающий скошенную ромбическую призму. Особенность алмаза: он не огранён, а отполирован. После бриллианта «Орлов» (199,6 карат) – второй по ценности камень, находящийся в Алмазном фонде Московского Кремля Российской Федерации. Предположительно был обнаружен в 1450 году в копях Голконды (юго-восток Индии, близ Хайдарабада) и первоначально принадлежал правителям династии Великих Моголов, затем – персидским шахам.

9

Гейден, Логин Петрович (1773–1850) – русский адмирал, из старинного вестфальского графского рода. Начинал службу в голландском флоте; прославился удачным командованием русскими кораблями в Наваринском сражении (октябрь 1827 г.), за что был пожалован в вице-адмиралы. С декабря 1833 года – полный адмирал. Позже станет военным губернатором Ревеля (Таллин) и главным командиром Ревельского порта. Похоронен в Таллине.

10

Крюйт-камера – в парусном флоте помещение на корабле для взрывчатых веществ – так называемый пороховой погреб.

11

Книппель (нидерл. Knuppel – «дубинка») – снаряд корабельной артиллерии во времена парусного флота. Снаряд предназначался для разрушения такелажа и парусов и состоял из двух массивных чугунных деталей (ядер, полуядер, цилиндров), соединённых железным стержнем. Брандскугель (от нем. Brand – пожар, нем. Kugel – ядро) – зажигательный снаряд корабельной гладкоствольной артиллерии; отличался своей ненадёжностью, и даже считался опасным оружием, так как часто разрывался при вылете из ствола.