Ландыши растут не только на Земле. Свет далекой звезды: история четвертая

Ландыши растут не только на Земле

Свет далекой звезды: история четвертая

Василий Лягоскин

© Василий Лягоскин, 2016

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Глава 1. Труба зовет

Капитан Авархан стоял на коленях; нет – он практически распластался перед троном владыки так, что его лоб утонул в жестком ворсе ковра. Пауза, которую взял Гумирхан, тянулась и тянулась, так что капитан, до того – так же стоя на коленях – почти два часа рассказывавший о своем беспримерном походе по странам Гудваны, даже провалился в забытье. Он не спал – он снова проживал этот поход; беспримерный, но увы – безрезультатный.

Ни «Белого орла», ни – что самое ужасное – голубоглазого обидчика мурганского владыки вернуть не удалось. А все началось с побега этого мерзавца, которого люди вполне заслуженно называли Шакалом…

Авархан сидел на низенькой лошадке и с удивлением вглядывался в старинный щит, что украшал ворота, никак не подходящие мощным стенам, проем в которых они закрывали. Сколоченные из нетесаных толстых досок, рассохшихся так, что местами в щели можно было увидеть городскую улицу, даже не сходя со скакуна, они резко диссонировали с неприступной мощью стен города-крепости. Видимо, в одну из щелей и его, и четырех спутников капитана разглядели стражники. Ворота заскрипели, и Авархан невольно оглянулся – все лив порядке; похож ли его малый отряд на купеческий караван?

Внешне все соответствовало легенде. Караван действительно был купеческим – до вчерашнего дня, когда, на свою беду, его путь не пресекся с отрядом мурганских воинов. Боя не получилось – четверо охранников повалились со своих лошадей сразу же, пронзенные каждый несколькими арбалетными болтами. Сам купец, чье имя и одежды сейчас носил капитан, прожил чуть подольше. Он успел рассказать о себе, о товаре, который был так дорог, что всего несколько тюков на лошадях должны были окупить все затраты этого безумно затянувшегося торгового перехода. Купец вез благовония; груз, который вдесятеро превышал по стоимости золото равного веса. И прибыл он тоже из Караханы, но намного раньше флотилии Авархана.

Беспримерно длинная зима и ветер, который дул из глубин континента, не позволили маленькому каравану отправиться в срединные государства Гудваны. Да и товар его в эти черные годы никому не был нужен.

– А сейчас, – спросил его капитан, поигрывая в руках ножиком, – кому он нужен сейчас?

– Не скажи, – купец испуганно косился на нож, – как только смерть и голод отступят, женщина первым делом посмотрится в зеркало. Ей опять захочется быть красивой и желанной. А куда посмотрит мужчина?

– Куда?

– На женщину! – попытался улыбнуться купец, – а его руки будут сами развязывать кошель.

– Если только в кошелях еще осталось золото, – пробормотал Авархан, что-то прикидывая.

Купец теперь искренне удивился:

– А куда оно делось? Не съели же его. Конечно – большая часть поменяла хозяев. Вот новые хозяева и раскошелятся.

Авархан между тем, как оказалось, прикидывал – куда лучше сунуть ножик купцу – меж ребер, или полоснуть по горлу. Оба варианта не позволяли оставить в целостности и чистоте скромный костюм купца. В результате нож вернулся в ножны, так и не испив крови. А купца, тонко и тоскливо заверещавшего, утащили в кусты, где он присоединился к своим охранникам – со свернутой шеей…

Стражник у ворот впустил их в город с хмурой улыбкой. О входной пошлине он даже не заикнулся, но несколько мелких монет с удовольствием принял. В ответ он порекомендовал заморскому купцу недорогой постоялый двор, где и купца с охраной накормят и напоят, и за лошадьми присмотрят так, что не страшно будет пускаться в дальнейший путь. Как стражник определил, что Авархан не собирается надолго оставаться в Зеленграде, капитан не понял. Видно, не очень-то получилась у него роль купца средней руки. Но совету стражника капитан все таки последовал.

В воротах постоялого двора караван встретили сразу несколько человек – и мальчишки, тут же подхватившие усталых лошадей под узду; и пара работников покрепче, которые подхватили тюки с товаром. И сам хозяин – невысокий, но невероятно толстый славин. Да и работники не казались истощенными. Мурганец даже удивился:

– Ведь всего год прошел тех пор, как по этим землям прокатилась лютая стужа и голодный мор.

Но расспрашивать хозяина сразу капитан не стал. Он степенно, как и полагалось купцу, поднялся по крутой лестнице на второй этаж, где располагались спальные комнаты. Проверил – надежно ли охраняется товар и распорядился насчет еды для своих воинов, которым даже не пришлось переодеваться – одежда настоящих охранников мало чем отличалась отих собственной. Потом Авархан ненадолго задержался в комнате, отведенной для него. Здесь пожилая хмурая служанка помогла смыть со спины и плеч первую грязь. Вообще-то хозяин обещал к вечеру истопить купальню, но не выходить же к трапезе в грязной рубахе, пахнущим собственным и конским потом.

Авархан на эту трапезу возлагал большие надежды. И не ошибся – приглашенный к столу толстяк, назвавшийся Демиром, знал, казалось, все и обо всех в Зеленграде. По мере того, как на столе росли блюда и миски с яствами, и все сильнее пустел кувшин с густым красным вином, в речах славина звучало все больше славословий в адрес нового князя.

– Ширко, – прозвучало за столом почти сразу, и Авархан невольно напрягся.

Это имя он слышал в портовом городе Баргасе; человек, которого называли так, был в свите обидчика Гумирхана. А Демир не переставал благословлять небо, пославшего им наконец справедливого правителя – после погрязшего в страхе за собственную жизнь князя Ольгина иРакита, которого никто не называл иначе, как Гадюка.

– Да, – хлопнул себя по потной лысине захмелевшийДемир, – это надо было видеть. Я был в тот день в первых рядах на площади…

– Кто бы сомневался, – подумал Авархан, пропуская мимо словесный поток толстяка.

Он как раз сделал большой глоток их кружки с вином, и отчаянно закашлялся, когда этот глоток пошел совсем не туда, куда полагал капитан. А все из-за следующей фразы хозяина постоялого двора:

– Своими глазами видел, как тот парень одним ударом располовинил Шакала. Шакал так и упал – двумя половинками.

Авархан с налившимся от натуги лицом – он все-таки протолкнул глоток, куда следовало, в собственный желудок, просипел:

– Шакала?! Какие шакалы в городе?

А Демир только ждал этого вопроса. Он долго, многословно рассказывал и о банде, что когда-то терроризировала город, и о том, как главарь этой банды непонятным образом оказался правителем Зеленграда, и о несостоявшейся казни законного князя, собственными руками возложившего корону предков на голову Ширко. Демир опять начал хвалить – как понял капитан – вполне искренне, молодого князя. Но теперь Аваран перебил его. О том, что государство за один единственный год неузнаваемо изменилось, он уже слышал; его больше интересовал незнакомец, так ловко управлявшийся с мечом. Капитан уже догадался, кто этот герой, которого горожане узнали как Светослава, князя Русина – еще одного родича прежнего властителя славинского государства.

– Гадюки?! – поразился Авархан, благоразумно отставившего пока кружку.

– Какого Гадюки? – не меньше его удивился хозяин…, – а… нет – Гадюку тогда тоже прикончили – повесили на той же веревке, что оборвалась под весомкнязя Ольгина. А Свет – так он сам себя называет – в родстве с настоящим князем. Говорят (толстяк понизил голос так, что и Авархан его с трудом услышал) он и есть истинный князь славинов. Вот только он ушел…

– Куда? – вскричал Авархан, и пара его охранников, ужинавших за столиком в углу почти пустого зала, вскочила на ноги.

– Кто его знает? – в изумлении воззрился на недавно столь бесстрастного купца, – князья нам о свих планах не докладывают.

Служанка как раз принесла запеченного целиком каплуна. От большого блюда к потолку, а главное к Авархану и хозяину трактира шибануло таким мощным запахом специй и прожаренного до хрустящей корочки мяса, что они на время забыли и о князьях, и о Гадюке с Шакалом, и о… На удивление быстро от каплуна остались только косточки, и насытившиеся тела и души переместились в купальню – не только чтобы смыть с себя грехи дальней дороги и чревоугодия, но и продолжить разговор. Авархан к такой вольной трактовке сугубо интимного действа не привык, но вида не подал. В конце концов – дома, в Янгикургане – мылся же он сразу с несколькими юными невольницами. Демир на тех красавиц никак не походил, но и использовать его Авархан собирался совсем в других целях. Сравнив своих наложниц с пожилым славином, который как раз разоблачился до гола, он внутренне содрогнулся, но с лица любезной улыбки не согнал. Ему еще много нужно было узнать у Демира. И главное – с его помощью решить, куда двигаться дальше. Мысль о том, что сам Авархан фигурой не слишком сильно отличается от хозяина постоялого двора, в голову мурганца почему-то не пришла.

Нежась в теплой воде в соседних чанах, два на удивление похожих человека поначалу договорились об общем деле, в результате чего половина тюков с товаром должна была остаться в Зеленграде. Услышав о сумме предоплаты, капитан едва не выплеснулся вместе с водой из чана – выручка позволяла ему не возвращаться в родные края, жить безбедно и беззаботно здесь, или в каком-то из соседних государств. Однако он вспомнил вдруг о Гумирхане, о взгляде владыки, не обещавшем ничего хорошего голубоглазому обидчику, и покрылся мурашками в теплой воде. Потому что знал – предай он сейчас своего повелителя, оглядываться в ожидании тайных убийц пришлось бы до конца жизни.

– В конце концов, – подумал он, – золото и в Янгикургане пригодится.

А Демир вещал теперь о тех самых государствах, о которых мелькнула, и пропала мысль мурганца. Авархан впитывал в себя незнакомые, и от того такие притягательные слова – Шахрихан, Рагистан, франские бароны… Название первого города чем-то зацепило его, и он стал выспрашивать о нем подробнее. Славин тоже знал не очень многое – торговые караваны только недавно стали прибывать в Зеленград – не до всех купцов дошла весть о том, что дороги славинского государства и сама его столица стали безопасными. Рассказ, которым потчевал заинтересовавшегося собеседника Демир, больше походил на сказку, какие в детстве рассказывала пожилая служанка, ходившая за Аварханом. Нынешняя сказка, которая вполне могла оказаться былью, была намного интересней и страшнее. Страшнеепрежде всего для мурганца, который понял, что поручения своего повелителя он никогда не выполнит…

В Шахрихан капитан ехал, поначалу не погоняя коня, как раньше. Каждый шаг скакуна приближал его к месту, откуда надо будет поворачивать назад, домой.

– И ведь не потянешь время, – процедил сквозь зубы Авархан, вырвавшийся чуть вперед от остальных всадников, – в отряде наверняка есть глаза и уши Гумирхана.

Потому он зло крикнул назад, подгоняя такой невеликий, в масштабах целого континента, отряд.

Столица Рагистана встретила мнимого купца и его четверых охранников тишиной и безлюдьем. Лишь в воротах скучали, опираясь на длинные копья, стражники. Монеты они принимали так же охотно, как зеленградские, но ответили на вопрос Авархана скупо и непонятно.

– Где весь город, где жители? – словно нехотя поинтересовался капитан.

– На футболе, – буркнул стражник с физиономией человека, обиженного на весь свет.

Потом его тон смягчился; он шустро убрал монеты в кошель и показал куда-то на окраину города, откуда ветер как раз принес шквал человеческих эмоций.

– Все там, – махнул он, и добавил опять непонятное, – если поторопитесь, успеете на второй тайм.

Ристалище до сих пор называли так; и страсти теперь на арене кипели ничуть не меньше, чем прежде. Только вот зрители теперь делились на две неравные половины. Большая часть из них окружала трибуну наместника шахиншаха. В решетке, которая когда-то сплошь покрывало излюбленное место Журивоя, так и зиял проем, созданный мечом Света. Би Рослан запретил заделывать его; он не боялся своего народа. Большая часть гладиаторов, прежде выходивших на арену в ожидании неминуемой смерти, так и остались в Шахрихане. Им просто некуда было идти, хотя свободу им предоставили в тот же день, когда в лапах огромного медведя нашел свой конец шахиншах Журивой.

Эти бойцы составили отборный отряд стражи, который подчинялся только наместнику. А еще – самые быстрые и ловкие составили футбольную команду, которую сам Би Рослан навал красивым, но совершенно непонятным именем «Спартак». Горожане, «болевшие» за эту команду, и заполнили трибуны вокруг ложи наместника. У второй команды было не менее интригующее название: «Динамо», – и его тоже дал Би Рослан. На осторожные вопросы придворных, тоже приохотившихся к новому зрелищу, наместник шахиншаха только посмеивался. Эта команда представляла ремесленные слободки Шахрихана. Естественно, сами ремесленники сейчас и переживали за нее.

Авархан сам не заметил, как его захватили страсти, бушующие на арене, а больше того – на трибунах. К тому времени, как он окончательно разобрался в хитросплетении правил этой игры, его сердце покорила та бесшабашность, с которой рвались к чужим воротам игроки «Спартака». Увы – никто не объяснил ему, что он сейчас сидит на трибуне, где люди не менее отчаянно болели за «Динамо».

Капитан вскочил на ноги, и завопил что-то неразборчивое, но восторженное, когда один из спартаковцев забил победный гол – за несколько мгновений до окончания игры. Когда Авархан понял, что ликует душой и телом посреди мрачного молчания болельщиков проигравшей команды, скрывать свои симпатии было поздно. На него навалились молча и страшно. Рядом не было никого из своих, и толстенький мурганец, в последний раз дравшийся вот так, на кулачках, в далеком детстве, тонко заверещал.

Удивительно, но этот крик услышали в ложе наместника. Капитан не видел, как Би Рослан протянул в сторону его трибуны руку, как почтительно склонился рядом распорядитель арены, и как потекли в его сторону ручейки стражников. Еще несколько мгновений, и Авархан стал бы первой жертвой ристалища за последний год. Но крепкие руки стражников быстро расчистили круг вокруг поверженного наземь мурганца. А потом подхватили его и потащили – куда?

Сам мурганец поначалу думал, что в темницу, но перед ним вдруг выросли стены дворца; потом потянулась анфилада бесчисленных комнат, заставленных драгоценной утварью. Авархан к тому времени уже успокоился. Сейчас его глаза сверкали не страхом, а алчностью – он уже видел это золото, драгоценности, пушистые ковры и другие шедевры мастеровитых рагистанцев в Янгикургане, в своем доме. Потом он вспомнил своего владыку; его мечты испарились, а вскоре он предстал перед местным повелителем. Точнее – перед его наместником; он уже знал о удивительном стечении обстоятельств, которые сопровождали последнюю смену власти в этом государстве.

Авархан осмотрел себя – побои на ристалище оставили следы и на одежде, и – скорее всего – на лице. Правый глаз начинал заплывать от громадного синяка; обе скулы саднило и заметно шатались два зуба. Наместник правильно понял задумчивое выражение на побитом лице Авархана. Он приветливо улыбнулся и показал на сидение рядом.

– Садись, чужеземец, – пригласил он на дуганском языке.

А на каком еще он мог говорить, если перед ним сейчас стоял торговец. Точнее, это был мурганский лазутчик в обличье торгового гостя, но кто бы об этом сказал наместнику?

– Вижу, тебе понравилась наша новая забава, – улыбнулся Би Рослан, – ты и поболеть успел? За кого, если не секрет?

– За «Спартак», – буркнул капитан.

– Ага, – улыбнулся еще шире наместник, – на динамовской трибуне. Очень смело, и… очень неразумно. Надеюсь, ужин со мной компенсирует гостю города тот урон, что нанесли ему жители Шахрихана в пылу спортивных страстей.

Сказано было с каким-то значимым нажимом, и Авархан, только что намеревавшийся предъявить вполне законные претензии, и тем самым хорошо пополнить кошель, вдруг с каким-то щенячьим восторгом согласился:

– Конечно, мой господин! Что может быть лучше, чем ужин со светочем знаний, которым без всяких сомнений является властитель Рагистана…

– Я не властитель, – сурово перебил его Би Рослан, и Авархан сжался, словно ребенок, которого родители застали за постыдным занятием, – я лишь наместник того, кто должен вернуться, чтобы по праву править Рагистаном…

А потом был ужин – великолепный и обильный. Сам наместник почти ничего не ел, но всем видом показывал, что гостей, особенно торговых, в Рагистане любят и привечают. А вот вино пожилой историк, волею судьбы примеривший рагистанскую корону, очень даже уважал. Так что Авархану не пришлось прикладывать много усилий, чтобы направить разговор за богатым столом в нужном направлении.

Он с изумлением узнал, что на голове историка кроме старинной короны шахиншахов находится еще и искореженная, но вполне еще действующая регалия из его родной страны. Он с ужасом представил себе, что опьяневший Би Рослан задаст сейчас простой вопрос: «А что тебе нужно в нашей стране, чужестранец?», – и он не посмеет соврать, расскажет обо всем с самого начала – с того дня, точнее ночи, когда дерзкий голубоглазый герой угнал любимую яхту Гумирхана, и как мугранский владыка отправил следом его, Авархана.

Но время шло, опьяневший уже совсем хорошо Би Рослан больше говорил, чем спрашивал, и капитан осмелел. Он даже представил себе, как срывает с головы этого так не подходящего для царствования человека короны, и начинает повелевать, но… Он очень вовремя заметил, как шевельнулась занавесь в углу; представил себе стражника с арбалетом, или мечом в руке, и отказался от этой идеи.

– В конце концов, – оправдал он себя, – мое дело донести до владыки все, что я узнал. А что с этим делать, пусть решает он…

Гумирхан и решал сейчас; в том числе и судьбу капитана. С одной стороны, Авархан не выполнил порученного. Обычно этого владыке хватало, чтобы махнуть рукой Пахлавану, живой горе мускулов за спиной. Тогда из залы вынесли бы труп. Но сейчас с каждым словом посланника перед внутренним взором Гумирхана вставали картины выигранных битв, поверженных государей, и слава. Слава, сравнимая с величием предка, Батурхана. А еще – золото, много золота.

– Хорошо, – вздохнул наконец Гумирхан, и фигура, замершая перед ним на ковре, сжалась еще сильнее, – ты сделал все, что мог, Авархан. В походе будешь моей правой рукой.

– В походе? – поднял голову капитан, понявший, что сегодня ему смерть не грозит.

– Да, – кивнул почти приветливо владыка, – в походе, который я возглавлю сам. В походе, где мне покорятся и рагистанцы, и князь Зеленграда, и… кто еще там?

– Еще франские бароны во главе со своим герцогом, владыка.

Глава 2. Пограничная стража великого герцога

Рамир, Великий герцог франов, по достоинству оценил совет охотника. Седой разбойник, так и не пожелавший сменить своего прозвища, оказался незаменимым помощником. Конечно, сравнивать его с баронами, которых у Великого герцога осталось так мало, было глупо, но в отношение границ франских земель Рамир теперь был спокоен. Седой разбойник собрал уже настоящий отряд; однако караульную службу его воины несли весьма своеобразно.

Седой предпочитал скрытность и стремительность. Малыми силами он обходился там, где прежде франские бароны держали целую пограничную стражу. Увы – теперь земли герцогства были пустынны…

Внимательные глаза наблюдали за пятеркой путников, что расположилась на ночлег уже в пределах герцогства. Жаркий костер, поначалу освещавший поляну, и самих путников, постепенно потерял силу, и теперь трещал сучьями, заполняя окрестности приятным теплом и запахами готовящегося ужина. Путники были вооружены; они вскочили – быстро и почти бесшумно – навстречу человеку, неожиданно возникшему у костра. Средних лет, безоружный, он, казалось, не представлял никакой опасности. Но старший пятерки мурганских воинов – а в лесу сейчас устраивалась на ночлег одна из разведывательных групп, что разослал по окрестностям капитан Авархан – почему-то почувствовал смутное беспокойство. Уж больно беспечный вид был у этого аборигена с гривой пышных волос, которую посредине разделяла широкая седая полоса.

Сам Рыдван – так звали старшего – так безбоязненно подойти к вооруженным незнакомцам, да еще в темном лесу, не решился бы.

– Значит, – подумал он, – или за ним сила, или… у него не все в порядке с головой.

– Мир вам, – с улыбкой поднял сразу обе ладони седой незнакомец, – не пустите ли обогреться у вашего огня уставшему путнику?

– Садись, – кивнул ему старший, посылая остальным скрытный сигнал.

Сигнал этот означал захват незнакомца по первому же приказу. И воины – а пятерка служила вместе давно, была слитной боевой единицей – рассредоточились, словно случайно. Один исчез в темноте за очередной охапкой дров, незаметно прокравшись по окрестностям – не таится ли в кустах еще кто; второй направился, что-то пробурчав, к стреноженным лошадям, на самом деле снарядив там арбалет. Двое совсем незаметно – так им казалось – оказались за спиной седого незнакомца, пока не назвавшего свое имя.

Седой сел у костра, с удовольствием протянув к нему озябшие руки.

– Ну, начинайте уже, что ли, – проворчал он неожиданно, и командир машинально дал отмашку.

И остался один из пятерки – в живых. Так он посчитал сам, когда тишину ночи пронзил свист стрел. Арбалетчик упал молча, без хрипов – с пронзенным широким наконечником стрелы горлом. Те двое, что готовы были упасть на спину седого, действительно упали – придавленные к холодной земле телами других незнакомцев. А из темноты еще один – низенький, но невероятно широкий – тащил уже связанного мурганского разведчика. Пятого, и самого шустрого, между прочим.

Седой неодобрительно покачал головой, поворачиваясь еще к одному из своих воинов, который вышел в круг света, отбрасываемый костром, с луком в руках. Тот недовольство командира понял, но сразу же отверг.

– Он уже готов был пустить в твою спину болт, Седой. И не говори, что у тебя на спине есть глаза.

Седой засмеялся. Если он и был опечален жертвой – как оказалось, единственной – то очень недолго.

– Нет, – махнул он рукой, приглашая к костру и подчиненных, и Рыдвана, в немалому удивлению того, – глаз на спине у меня нет. Зато было зеркало – лицо вот этого парня. Он так смешно корчил рожу, показывая, что меня надо брать живым, что я не понимаю – как ты этого не заметил?

Лучник смутился – тоже совсем ненадолго. Его, казалось, больше занимал окорок, что начинал уже подгорать над костром. Он ловко подхватил аппетитную ляжку, бросил его на приготовленное тем самым арбалетчиком блюдо, и возразил командиру – почтительно, но совсем не раболепно:

– Так я же не за его лицом глядел, – рука лучника едва не достала до лица Рыдвана и тот отшатнулся, – а за самым опасным лазутчиком. А самым опасным здесь был арбалетчик.

– Мы не лазутчики, – вскинулся Рыдван, сам понимая, насколько запоздал его мирный порыв.

– А кто? – задал естественный вопрос Седой.

Мурганец смешался. Он, конечно, имел неплохую легенду, отрепетированную еще с капитаном, но сейчас она была совершенно бесполезна.

А Седой вдруг отстал от мурганца, даже махнул рукой:

– Впрочем, об этом не сейчас. Завтра доставим тебя к герцогу – там и ответишь. И на этот вопрос, и на много других. В застенках герцога языки развязываются быстрее, – Седой зловеще засмеялся, – знаю, испытал на собственной шкуре.

Он опять засмеялся, и его товарищи дружно поддержали смех. И опять – подметил Рыдван – смех этих людей, подручных Седого, был искренним, без малейшей нотки подхалимства.

Окорок не успел сильно подгореть; его хватило и Седому с командой, и четверке мурганцев, которым после ужина даже не стали связывать руки. Однако Рыдван, почти всю ночь проворочавшийся с мыслями о герцогских застенках, даже не помышлял о побеге. Он понимал, что и за ним, и за его бывшими воинами следит не одна пара глаз.

А утром Седой сам отвел мурганцев – теперь уже пеших – в замок герцога. И Рыдван не стал строить из себя героя; рассказал все о чем знал, и о чем догадывался. Великий герцог сидел в простом кресле, в большой комнате, убранной совсем без пышности. Посреди допроса (а допрашивали одного Рыдвана) он внезапно перешел на мурганский язык. Говорил на нем владыка франов чисто и быстро – словно родился в Янгикургане. Рыдван стал еще откровенней. Он вроде бы ничего особенного не рассказывал – только о их долгой погоне за обидчиком мурганского владыки, но герцог Рамир мрачнел с каждым его словом.

К концу допроса Рыдван уже не был уверен, что останется живым до вечера – таким темным стало лицо герцога. Но Рамир, к его удивлению, оказался весьма милостивым государем.

– Отпустить вас не могу, – сказал он командиру мурганцев; – взять в свою стражу тоже, сам понимаешь.