Либертион

Прошел час. Бронзовая стрелка болезненно дернулась и рывком переместилась на шесть вечера. По комнате прокатился приятный густой бой, похожий на голос церковного колокола. Тиберий поставил точку и ненадолго задумался. Надо не забыть упомянуть о культе жрецов в Ариции и их золотой ветви. И миф про Иполлита непременно добавить. Как жаль, что эта командировка оттянет завершение его двухлетнего труда! Но с другой стороны – он пройдется по мощеным улочкам настоящего, не эфемерного Берлина, прикоснется ладонью к истертым временем стенам его великолепных храмов, увидит полотна Дюрера. И не беда, что рядом будут дети, они, конечно, несколько омрачат полноту его счастья, но за все в жизни надо платить.

Назойливый звонок прервал его грезы, на экранчике смарта высветилось: «Пол». Тиберий поморщился и уже собирался выключить звук, но перед глазами встало лицо Лоры и ее назидания относительно его вопиющей мизантропии. Если не сейчас, то когда? Вздохнув, он нажал: «Ответить». Раздался до зубной боли знакомый игривый голос:

– Тибби, милый, приве-е-е-ет! Это я, твой сладкий, гадкий Мупочка!

– Здравствуй, Пол, – сдержанно ответил Тиберий. – Пожалуйста, не называй меня «Тибби», я много раз тебя…

– Хорошо, Тибби, не буду. Ну что, повеселимся сегодня? Поехали в «Издохшую утку»? Там сегодня премилая тусовка!

– Хорошо, Пол, – покорно согласился Тиберий.

– Правда? – ошарашенный Мупочка, привыкший к отказам Тиберия не меньше менеджера по продажам бизнес-тренингов, воспарил. – Так может, еще и на открытие выставки Нэйча заедем? Он мой хороший друг!

– Кого!?

– Нэйча, глупенький. Он лидер течения природизма.

– Чего!?

– Ох, ну какой же ты дикий, мой пушистик. Природисты. Это самое модное художественное направление, да. Показывают естественные природные явления, как они есть.

– Показывают фото сияющего солнышка?

– Нет же, Тибби. Какой ты у меня девственный. Ну, Мупочка все тебе покажет. Ну, едем?

Прикинув, что расширение культурной программы математически ведет к сокращению программы романтической, Тиберий охотно согласился.

– А где тебя встретить?

Подобно многим своим сверстникам Мупочка считал обладание машиной тяжким бременем, обузой, ограничивающей его свободу, требующей ответственности и расходов. Зато охотно и часто пользовался машиной Тиберия. Это как иметь любовницу, к которой можно зайти на час, но вот жениться…

– Ах, заезжай за мной, я сейчас в парке Свободы Слова.

– Опять ты к этим фрикам подался? – скривился Тиберий.

– Ничего не фрики. Здесь всегда культурный цвет нации собирается, протестует.

– Лучше б этот цвет нации работать шел. Ну а ты там чего забыл?

– Ой, ну как же, Тибби, тут та-акие люди! И кофе дают бесплатный, и сэндвичи.

– Ясно.

Через полчаса Тиберий подъехал к парку Свободы Слова. В воздухе остро пахло молодой, свежесрезанной травой, на клумбах уже раскрыли свои яркие головки желтые и фиолетовые крокусы, под полосатыми тентами миловидные девушки раздавали всем желающим горячий кофе и минеральную воду. Парк был оборудован всеми удобствами для жаждущих выступить перед публикой. Были тут и высокие, разноцветные трибуны и площадки для удобного проведения митингов и демонстраций. Для аристократии и снобов имелся ресторан, очень дорогой, со скверной кухней и странным, но однозначно провокационным интерьером.

Тиберий прошелся по парку, послушал немного речь пламенного юноши с горящим взором, который призывал слушателей разрушить и сжечь все дотла. Правда, не уточнял, что именно. Особенное омерзение Тиберия вызвала демонстрация борцов за права педофилов. Мужчины и женщины держали плакаты, на которых был изображен младенец Амур, и обычная надпись: «Требуем свободу!»

Наконец он увидел Мупочку, предварительно трижды обознавшись. Очень уж много было в парке стройных мальчиков, облаченных в узкие красные брючки, с лицами, почти полностью скрытыми солнцезащитными очками BigBen. Мупочка стоял в тени разлапистой ели, держа в руках два розовых воздушных шарика в виде сердец, выбранных, очевидно, в цвет щедро украшенных стразами туфель. Завидев Тиберия, он расплылся в ослепительной улыбке и замахал шариками. Сердце Тиберия болезненно сжалось. Два шарика – это плохо. Это же значит…

– Тибби, милый, это тебе! – счастливый Мупочка вручил Тиберию розового монстра.

Тот принял дар мертвой рукой и спросил:

– Ты где взял это… Эту прелесть?

Мупочка просиял.

– А я в митинге поучаствовал, против правительства. Там всем давали.

– И что же ты, милый, имеешь против правительства?

– А, не знаю, – ухмыльнулся легкомысленный оппозиционер, – там парни были такие симпатичные, хорошенькие, меня позвали. Ну, мы смеялись, болтали, ничего такого. Вот, значки еще дарили.

Он полез за значком, но, уязвленный насмешливым взглядом Тиберия, сказал серьезным голосом:

– Ну… Правительство… Оно ущемляет наши права… —Мупочка смолк, но тут же вспомнив что-то, оживился.

– Стипендия маленькая! И пособия. Да! Пособия должны быть больше.

– А работать ты не пробовал? Тридцать три года все же.

Мупочка оскорбился.

– Я еще не определился, чем бы хотел заниматься в жизни. И вообще, я учусь.

– На шестом по счету факультете. Ты поступаешь, приходишь на пару лекций, но ни до одной сессии еще не дошел.

– Ты со мной встретился, чтобы меня обижать? – губы Мупочки опасно задрожали.

– Нет, – ответил честный Тиберий, – совсем с другой целью. Хочешь мороженное?

Все обиды были мгновенно забыты, они дошли до парковки, весело болтая, и машина понесла их по направлению к выставочному залу «Мусорозавод», где экспонировалось самое современное и актуальное искусство. Мупочка блаженствовал, откинувшись на кожаное сидение Мерседеса, и вовсю дымил безникотиновой сигаретой. Тиберий поморщился:

– Объясни, зачем ты куришь эту гадость? В ней ведь даже табака нет, только омерзительный запах, а эффекта никакого.

– Тибби, это же в тренде, как ты не понимаешь, глупыш. Ой, опять пробочка!

– Перейти на ручное управление, – буркнул Тиберий.

Машина выполнила приказ, не забыв сопроводить это действие подробной лекцией о возможных ужасных бедах и несчастьях, которые навлекает на свою голову ее неразумный хозяин, пожелавший отказаться от услуг автоматического шофера. Как только колеса коснулись дорожного полотна, Тиберий с удовольствием положил руки на руль. Каких-нибудь десять минут, и они будут на месте, в пробке провели бы час, не меньше. Но была и еще одна причина, по которой ручное управление было предпочтительным.

– Пол, убери руку.

– Почему-у-у-у?

– Я веду машину. Ты мне мешаешь.

– Мупочка просто хочет сделать приятное своему сердитому пушистику.

– Пол.

– А вот так тебе нравится? – рука Мупочки, уже расстегнувшая молнию на джинсах Тиберия, продолжила свое путешествие.

– Если ты сейчас же не прекратишь, я тебя ударю. Мы в аварию можем попасть.

– Да-а-а! Накажи меня, папочка!

– Я тебя так накажу, что тебе не понравится.

Мупочка надулся и пребывал в таком положении с выпяченной нижней губой на протяжении пяти минут. Тиберий искоса взглянул на него. Отвисшая и будто бы линялая майка с кроликом и надписью: «Если ты не переспишь со мной, я разрыдаюсь». – «Наверняка от какого-нибудь чокнутого дизайнера и стоит кучу денег». Джинсы, специально рваные и выкрашенные так, будто их предварительно обваляли в отходах фабрики по выращиванию крупного рогатого скота, браслет, состоявший из бусин различного социального и материального коэффициента (на кожаном ремешке мирно соседствовали золотые инкрустированные рубинами и бриллиантами бусины, покрытые специальным лаком шарики жевательной резинки и бумажные катышки). Тренд. Загадочный бог, которого Тиберий представлял наподобие жестокого и радикального Молоха. И еще неизвестно, какое божество более свирепо и ненасытно – жертвой Молоха становился один ребенок на деревню, жертвой Тренда становятся все дети без исключения.

– А ты забыл, какой сегодня день, – полным обиды голосом пробурчал Мупочка.

– День? – мысли Тиберия сейчас витали несколько дальше тридцать четвертой улицы, по которой они ехали.

– Да. Сегодня, между прочим, праздник.

– Правда?

Тиберий рассеянно перебирал: день влюбленных вроде бы в феврале, новый год (самый мучительный, право, из-за нелепой веры некоторых, что ровно в двенадцать ноль-ноль надо заниматься тем, чем желаешь заниматься весь год). Что до него, то он бы с удовольствием встречал новогоднюю полночь на необитаемом острове. Один. Ну, или с Лорой, если, конечно, она не читает нотации. А она бы не смогла, окажись она в его власти на этом самом благословенном острове…. Из сладких грез его вырвали сдавленные рыдания. Бросив косой взгляд на ревущего в голос Мупочку, Тиберий вынес безошибочный диагноз:

– У тебя день рождения?

– Да-а! А ты забы-ыл!

– Что ты, конечно, нет. Я даже подарок…

«Черт, что бы подарить?!»

И тут его осенило:

– Пол. Открой бардачок.

Боясь поверить своему счастью, опасливо косясь на Тиберия, как пес, который побои от хозяина получает регулярно, а вот сахарные косточки – только по большим праздникам, Мупочка полез в бардачок.

– Роман русского классика Льва Толстого. Редкое и оригинальное, гм, издание, – прорекламировал Тиберий, почти не ощущая угрызений совести. – Слышал про такого?

– Вообще, да, от Мелиссы. Она жуткая интеллектуалка, настоящая богема. Познакомлю сегодня, она будет на вечеринке, – Мупочка принялся рассматривать иллюстрации.

Три минуты прошли в молчании.

– А еще говорят, что классики – зануды.

Мупочка что-то уж очень долго рассматривал одну иллюстрацию, и Тиберий, не удержавшись, заглянул через его плечо. К чести фотографа, если бы его творение довелось увидеть создателям Камасутры, они поняли бы, сколь бедна и скромна была их эротическая фантазия. Тиберий отшатнулся и постарался сосредоточиться на дороге.

– Я, пожалуй, даже почитаю эту книжку, – решительно заявил Мупочка, и вдруг умолк. Взгляд его стал стеклянным, а губы слегка приоткрылись. Тиберий опознал симптомы – Мупочка задумался. Случалось с ним это редко, давалось нелегко, однако, очевидно, пришлось.

– Что такое?

– Тибби, – озабоченно спросил Мупочка, недоверчиво поглядывая на злополучный томик, – а это модно?

– Безусловно, – твердо ответил Тиберий, – классика всегда в моде.

Книга была тотчас сфотографирована вместе с сияющей физиономией Мупочки и немедленно отправлена по миру, восхищать и шокировать его бесчисленных друзей по сети. Результатом явилось тут же полученное Мупочкой сообщение.

– Мелисса Свон. Просит, что бы мы за ней заехали.

– Это которая «жуткая интеллектуалка»?

– Нет же. Наша Мелисса, редактор «Юного Люцифера».

Такое совпадение не было удивительным. Когда дети появляются на свет в центре репродукции, избавленные от оков семьи и родительского гнета, и имеют четыре тысячи (исключительно благозвучных) вариаций имен и фамилий, не редкость, что в кругу близких знакомых есть кто-то, кого зовут так же, как и тебя.

Суровые будни Юного Люцифера

Здание Либертионского телевидения изрядно напомнило Тиберию его собственные производственные пенаты. Такой же бетонный спрут, со множеством корпусов и переходов, разве чуточку поменьше. Спрут-братишка. «Юный Люцифер» располагался на восьмом этаже в близком соседстве с «Люцифером» – главным информационно-развлекательным каналом Либертиона. Что было вполне естественно, «яблоко от яблони», как говорится. В былые годы «Люцифер» старался изо всех сил оправдывать гордое имя первого революционера и крушителя мирового порядка. Создавалось впечатление, что его ведет банда яростных ниспровергателей всего и вся – от буржуазных семейных ценностей до религии, от политики до анархии, все попадало под борону канала. Фильмы он показывал исключительно провокационные, взгляды являл радикальные, причем диаметрально противоположные в течение дня. Но со временем он начал выдыхаться. Конечно, можно было войти в положение его создателей, легко ли удивить зрителя в наши дни? Вот лет, эдак, сто назад покажи обществу фильм о счастливой любви втроем, и что происходило? Общество изумлялось, негодовало, и наступал прогресс. А теперь, в рамках наступившей всеобщей свободы, такое разве старушки посмотрят на сон грядущий. Чтобы сэкономить на снотворном. Оставалась хрупкая надежда на молодое поколение, дети ведь еще способны удивляться.

Тиберий и Пол открыли дверь с табличкой, которая гласила: «Юный Люцифер. Мелисса Свон»

Мелисса, худая блондинка в истошно-розовом платье, сидела, уныло перебирая ворох рекламных буклетов на огромном редакторском столе. Нервно кивнула Тиберию и Полу и снова нырнула в глянцевую кучу.

– Ума не приложу, – пожаловалась она вошедшим, – как они хотят, чтобы их рекламу увидели миллионы, если эти самые миллионы ежемесячно платят нам, чтобы эту самую рекламу не видеть.

Тиберий с мальчишеским любопытством смотрел на мониторы, транслировавшие смешные и познавательные мультфильмы. На одном мониторе Иисус, похожий на хиппи, переживающего не лучшие времена, сидел в баре с подозрительной компанией, на другом – двое бородатых джентльменов под красными знаменами вели бодро шагавшую толпу к скалистому обрыву, и прочее в том же духе.

– Развиваем, освобождаем подрастающее поколение от комплексов и предрассудков, учим, – деловито прокомментировала Мелисса, не дожидаясь привычного, видимо, вопроса.

– А здесь чему обучаем? – поинтересовался Тиберий, указав на монитор, где какие-то большеглазые улыбчивые существа (Звери? Птицы? Люди?) лупили друг друга молотками, пилили пилами, стреляли, резали и жгли. Доведись увидеть этот шедевр целлулоидной промышленности создателям «Молота ведьм», они преклонили бы колена и вручили орден достойным преемникам их непростой и творческой профессии. Мультфильм был очень ярким, лаконично нарисованным, словом, отвечал всем канонам, по которым производятся мультфильмы для самых маленьких.

– А, это… Это развлекательный, для малышей. Не все ж их воспитывать, должны и отдыхать иногда. К тому же такие мультики и взрослые смотрят с удовольствием.

Мелисса потерла свой миниатюрный носик, становившийся благодаря усилиям пластических хирургов все меньше и меньше год от года. Она была буквально помешана на коррекции своей внешности, на прошлой неделе, к примеру, сделала операцию по удалению морщинок на запястьях. До того момента, когда она гордо поведала об этом Полу и Тиберию, последний вовсе не догадывался, что в этих местах бывают морщинки.

– О, а вот это любопытно, – Тиберий взял в руки рекламный буклет компании «Медея» и прочитал вслух слоган, – «Медея позаботится о ваших детях». Это юмор такой?

– А в чем дело? – всполошилась Мелисса. – Это наш главный рекламодатель.

– Да видишь ли какое дело, принцесса Медея очень расстроилась, когда ее возлюбленный Ясон не только не женился на ней, но и бросил ее ради другой женщины. Как я уже сказал, она была немного огорчена, ну и убила их общих сыновей. Потом сварила их и подала Ясону на ужин.

Воцарилась тишина. Потом Мелисса, шумно вдохнув воздух пробормотала:

– А я думала «Медея» это от слова мед. Неудачно как-то получилось.

– Да уж. А что компания производит?

– Детское питание…

– М-да.

– Ох, что же делать? – Мелисса забегала по кабинету. – Ребрендинг заказывать? Дизайнеры три шкуры сдерут. Слушай, а другой девицы с таким именем случайно не было?

– Увы. После того, как вышеозначенная принцесса, скажем так, печально прославилась, люди уже не захотели так называть дочерей. Их можно понять.

Ситуацию спас Мупочка. Ласково погладив несчастного редактора по свежеоперированному запястью, он сообщил, что все это тлен, надо забыть о скорби и предаться разнузданным развлечениям. Мелисса немного ожила, словно сдутый воздушный шарик слегка накачали воздухом.

– И правда. Бросим все и едем отдыхать. Ах, какая же вы красивая пара! Просто два воркующих голубка!

«Ну, это как сказать», – подумал Тиберий и взглянул на их общее отражение в зеркальном полотне стенного шкафа. Пол с некоторой натяжкой на голубка еще тянул – нахальные раскосые глаза серебристого цвета, порочные, девически пухлые губы, волосы, еженедельно окрашиваемые в золотой цвет. А вот Тиберий, мощный, мускулистый, с волосами, тронутыми сединой и морщинами на еще молодом лице, скорее смахивал на босса итальянской мафии, в молодости бывшего профессиональным борцом. На скуле длинный, свежий шрам, двухдневная щетина. Да уж, хорош голубок.

Внезапно за стеной раздались крики, шум опрокидываемой мебели, визг и звон разбитого стекла. Словом, все признаки напряженной и конструктивной профессиональной полемики. Мелисса и бровью не повела.

– Это сериальный отдел, – пояснила она Тиберию и Мупочке, – творческие люди, что с них взять.

Мупочка страшно заинтересовался:

– Сериалы! Я обожаю сериалы! Можно, можно мы посмотрим?

Пришлось идти.

Мелисса забарабанила в дверь кулаком, игнорируя звонок и латунную табличку рядом с ним: «Звонить!!!». Перепалка за дверью на секунду смолкла, потом в дверь что-то врезалось с глухим ударом и рухнуло на пол.

– Кажется, сумочка Люси, – задумчиво прокомментировала Мелисса, – у Джеймса, вроде, потяжелее. Значит, опять авторская гордость задета.

– А почему мы не позвонили? – поинтересовался Мупочка. Он пританцовывал на месте от снедавшего его любопытства и как гусенок вытягивал шею.

– Нам бы не открыли. Это для посетителей, свои не звонят. Ну, наконец-то.

Дверь открыл молодой человек, похожий на страшноватого гнома. Заросший недельной щетиной, красноносый и очень злой. Увидев Мелиссу, гном явно обрадовался:

– Мелисса, детка, объясни своей подруге, что если спонсоры хотят, чтобы главный герой ел их фирменные сосиски, он должен их есть, хоть бы от этого у него диспепсия началась!

В ответ ему в глубине комнаты раздался страшный грохот. Вся компания осторожно заглянула через полуоткрытую бронированную дверь. Обстановка еще более удручающая, чем в «Юном Люцифере». Практически пусто: несколько столов с компьютерами, офисный стол, заваленный бумагами, и расцвеченный подсохшими лужицами кофе. В углу робко притаился пластмассовый фикус. И недаром, его брат близнец лежал у стены, погребенный под офисными папками, из которых торчали мятые листы бумаги. Тиберий проводил взглядом еще одну папку, пролетевшую мимо них и врезавшуюся в груду ее коллег. Разрушения производила девушка, сидевшая на компьютерном столе и не обратившая на вошедших ни малейшего внимания.

– Как!? – вопила она, ни к кому конкретно не обращаясь. – Как Джоан будет есть ваши чер… нехорошие сосиски, если она на протяжении шестисот восьмидесяти серий веган?!

– Разочаровалась, – развел руками гном, – или поддалась искушению. Короче, придумай, ты же сценарист. Но она должна их есть уже в следующей серии, у нас договор вчера был подписан.

– А какому-нибудь другому герою вы их скормить не можете? – внес рациональное предложение Тиберий.

– Увы, – гном взъерошил лохматые волосы, – Джоан – любимица зрителей, у нее рейтинги самые высокие.

И, видя непонимание в глазах гостей, жестом пригласил их к своему столу:

– Извольте, я покажу. Каждый день нам приходит техническое задание.

Пыхтя, он притащил из кургана, под которым величественно покоился фикус, увесистую красную папку.

– Это от спонсоров, рекламодателей, ну и сверху, если вы понимаете, о чем я. Потом мы придумываем сюжет текущей серии по этой схеме, – Джеймс показал на висевшую на стене магнитную доску, разбитую на графы: «Кто», «С кем», «Где», «Что делали» и прочее. – Подсоединяем продукты, подлежащие рекламированию и, вуаля!

Гном, встав на цыпочки, твердой рукой вывел «Джоан» и магнитом закрепил под ее именем лист с надписью: «Сосиски „Дикий вепрь“. Экопродукт. Почувствуй на языке плоть дикого вепря!». Сценарист, до этой минуты в каком-то оцепенении наблюдавшая за его манипуляциями, разразилась слезами. Мупочка же напротив, возликовал:

– Тибби! Смотри, это же игра в чепуху, помнишь, мы как-то пробовали на вечеринке у Джорджа? Ой, простите, я вовсе не хотел… – он смущенно взглянул на Джеймса.

– Ничего-ничего. Так и есть. Мы снимаем сериалы про дебилов и для дебилов, – и, увидев, как вздрогнули Тиберий и Мупочка, успокоил их. – Да все в порядке, система слово «дебил» рассматривает как медицинский термин. Мы тут уже поднаторели, как свободно выражать свои мысли о наших дорогих телезрителях.

В дверь без стука заглянула худенькая, похожая на мышонка, девушка. Гном приветственно оскалился:

– Сара! Ну, наконец-то. Плакат к мультику «Красная шапочка» готов?

Мышка кивнула, подошла к презентационному стенду и перенесла с помощью смарта изображение томного юноши в красной шапочке (больше на нем ничего не было) в окружении причудливого коктейля из мускулистых мужчин и не менее мускулистых вервольфов. Текст гласил: «Мировой блокбастер! Страсть и предательство! Зоофилия, насилие, убийство и пожирание плоти! Все это и многое другое во всех кинотеатрах империи! 6+».

– Нам пора, – деликатно напомнила Мелисса, – а то на выставку опоздаем. Удачи тебе, Джеймс, в твоем нелегком деле.

– Так я тоже пойду, мой рабочий день заканчивается, – гном прошествовал к выходу и уже на пороге обернулся к сценаристке. – Ах, да, чуть не забыл. У нас закончился контракт с зоомагазином, так что, Люси, дорогая, избавь мистера Снорка от ее восьми кошек.

– Как!?

– Ну, думаю, они подхватили чумку.

И он ловко юркнул за дверь.

Новое слово в искусстве

Машина остановилась у громадного, уродливого здания, своей архитектурой имитировавшего подобие промышленного завода. Над мрачным входным проемом пятитонная полированная плита с лаконичной надписью: «Мусорозавод. Художественная галерея». Солидно, масштабно, сразу понимаешь, проходя под удивительно напоминающей надгробие плитой, что здесь экспонируется серьезное искусство для серьезной публики. Если названия баров и клубов у Тиберия вызывали иногда вопросы, иногда улыбку, а иногда и просто недоумение, то с названием храма искусства он был согласен полностью. Ну, может быть излишне откровенно, конечно, но в целом…

Внутри было шумно и людно, весь свет собрался на открытие художественной выставки. Взглянув на стены, Тиберий вздохнул с облегчением. Пусто. Значит, будет перфоманс, а не инсталляция. Инсталляций он побаивался – никогда не знаешь, где их ожидать. На прошлой выставке он оконфузился, бросив какой-то мусор в услужливо стоявшую на входе в зал урну. И не приметил рядом таблички с надписью, информировавшей посетителей, что перед ними инсталляция под названием «Потребитель». А его друг юрист уже месяц разбирается с тяжбой, вызванной тем, что роботы-уборщики выбросили по окончании выставки кучу рваных картонных коробок, являвшихся, как выяснилось тем же вечером, инсталляцией под названием «Освобождение». С перфомансом, все же, проще – не примешь же за мусор самого творца.

Огромную очередь у входа миновали благодаря Мупочке, он кому-то позвонил, и вскоре бледный, болезненного вида молодой человек, вышедший им навстречу из здания, провел их мимо охраны.

– Тибби, это сам великий Нэйч! – восторженно представил бледного молодого человека Мупочка. Про Мелиссу он почему-то забыл, и ей оставалось лишь благоговейно взирать на творца, не решаясь представиться.

– А я вас знаю, – улыбнулся Тиберий, – в прошлом году был с моим другом Майклом Стормом на вашем перфомансе «Мой день».

В памяти всплыл театральный зал, арендованный для этой цели, битком набитый людьми. Смотрители благоразумно заперли двери, в зале погас свет, и теперь софиты освещали только сцену. На сцене стоял диван, а на нем возлежал Нэйч, заложивший руки за голову. Первые десять минут публика благоговейно молчала, уважительно взирая на абсолютно неподвижную фигуру. Затем, когда пришло осознание, что суть перфоманса состоит в полном бездействии творца, началось некоторое волнение. Тиберий, которого природа наделила в большей степени интеллектом, нежели совестью, пробрался к стражам входных дверей и шепотом сослался на безотлагательную нужду. Видимо, его пример вдохновил многих, потому что пару минут спустя, когда он садился в машину, видел десятки ценителей искусства, вбегающих на парковку.

– Нэйч, миленький, что-то ты неважно выглядишь, – голос Мупочки вырвал Тиберия из воспоминаний.

– Видишь ли, Пол, – понизив голос до шепота, сообщил Нэйч, – сегодня же тема перфоманса «Процесс искусства»… Так вот, я должен испражняться перед зрителями…

– О, как остроумно! – захлопал в ладони Мупочка.

– Вот здесь, – Нэйч указал на квадратный пьедестал в самом центре зала. На белоснежной поверхности была установлена хромированная ваза. Постояли, некоторое время уважительно взирая на импровизированный алтарь, где будет совершаться сакральное действо. Мелисса украдкой сфотографировала себя на фоне постамента. Художник прервал затянувшуюся паузу тоскливым: