Темные ущелья

– Ну да, ну да. – Наемник дернул подбородком в сторону Рингила. – Твоя очередь. Проиграешь – твои люди сложат оружие и подчинятся. Хочу услышать это от твоих приятелей-морпехов. И предупреждаю, мой тетаннский весьма неплох – если попробуете меня наебать, я это пойму.

Гил кивнул. Он перешел на тетаннский и повысил голос, чтобы услышали все имперцы.

– Вы поняли условия?

– Это не сложно, – сказал тот, который уже говорил по-наомски.

– Да, – согласился другой. – Если вы надерете задницу этому куску дерьма, они сдадутся. Если проиграете, мы сделаем то же самое. Вы же не проиграете, верно, мой господин?

Рингил сдержал улыбку.

– Нет, я не собираюсь проигрывать. Но это мое и ваше слово, и мы выполним обещанное. Я второй после госпожи кир-Арчет в иерархии командования, и теперь, когда она в плену, экспедиция подчиняется мне. Если я погибну, вы проследите, чтобы командир Хальд выполнил мои условия.

– Будет сделано, – сказал морпех, который перерезал глотку раненому каперу, и эмоций на его лице отразилось примерно столько же. – Если этот пиратский сброд может хранить верность клятве, чем имперские морские пехотинцы хуже?

– Годится? – спросил Рингил Клитрена, снова по-наомски. Указал щитом на мостовую между ними. – Начнем?

Пространство для дуэли открылось вокруг них, точно под воздействием скрытого хитроумного часового механизма, словно зрачок в сгущающихся сумерках. Окружающие инстинктивно расступились, и дуэлянты начали двигаться – боком, осторожно, выискивая в действиях противника ошибку или слабину. Гил обходил склон по кругу справа, Клитрен позволил ему это, а сам ушел вниз и налево. Кожаные подошвы сапог мягко шуршали по брусчатке. Улицу рассекали косые тени домов, порожденные ранним утренним солнцем. Двое мужчин двигались сквозь широкие полосы тепла и прохлады. Чайка, сидящая высоко на крыше, пронзительно вскрикнула. Воздух был чист и светел.

«Лучшая погода с того дня, как я сюда попал».

Клитрен атаковал.

Вполне обычно – более длинный меч рубанул сверху вниз, более короткий нацелился в бок, – но очень быстро. Гил заслонился щитом от первого клинка, принял удар, в который была вложена лишь часть силы, услышал раздавшийся в утреннем воздухе приглушенный лязг. Он отбил короткий клинок Другом Воронов, развернув его вниз, – когда мечи скрестились, раздался жесткий скрежет стали о сталь. Он нанес косой удар вниз, продолжая тот же маневр, и Клитрену пришлось отпрыгнуть, чтобы острие не проткнуло ступню. Гил сделал вслед ему жесткий финт щитом, наблюдая поверх края за инстинктивной защитой наемника, желая выяснить, какова она, – и защита оказалась весьма неплоха, – а потом позволил противнику уйти.

Проверки, проверки…

Рингил потянулся внутрь себя, туда, где обитала магия, но икинри’ска оказалась слишком скользкой и беспокойной, чтобы за нее ухватиться. Даже кратковременное усилие вызвало приступ тошноты и мелкие искры в поле зрения. Никаких шансов, вообще никаких.

«Видимо, придется все сделать по-плохому».

Он начал неторопливо продвигаться к Клитрену, ожидая реакции противника. Хинерионец позволил ему подойти. Он занял высоту – пусть склон и был довольно пологим, – и Гилу пришлось бы атаковать сверху вниз, заплатив за это соответствующую цену. Наемник внимательно наблюдал, приоткрыв рот, и лезвия его мечей были направлены в стороны, словно приглашая обняться. Рингил ухмыльнулся и дружелюбно кивнул, как будто они о чем-то договорились, а потом резко прибавил скорость, развернулся боком и поднял щит, повторяя финт, которым уже один раз воспользовался. Клитрен его предугадал, не купился ни на него, ни на отвлекающую улыбку Рингила, не отвел глаз от взлетевшего Друга Воронов – и Гил, продолжая двигаться все так же боком, ударил его щитом.

Клитрен пошатнулся, взмахнул обоими клинками сразу, пытаясь парировать. Друг Воронов прыгнул в образовавшуюся щель быстрее, чем это мог бы сделать меч, выкованный людьми. Задел прикрытое кольчугой плечо, без труда рассек металлические звенья, как переплетение кожаных ленточек. Клитрен взревел и нанес ответный удар длинным мечом на уровне бедер. Гил резко опустил щит, отбил клинок и рубанул Другом Воронов по лицу противника. Наемник отпрянул, но кириатская сталь выбила пару искр, успев поцеловать щиток шлема, прикрывающий его щеку.

В происходящем ощущалась какая-то едва уловимая неправильность…

Рингил усилил натиск, не давая себе времени на раздумья. «Разберись с этим». Друг Воронов рванулся к горлу Клитрена, словно разъяренный волкодав, и скорее он тащил Рингила за собой, чем тот сам нанес удар. Наемник парировал коротким мечом, замахнулся вторым клинком сбоку. Гил принял удар на щит – он все равно уходил в сторону – резко опустил запястье и ткнул намного ниже. Друг Воронов зацепил кольчугу Клитрена выше бедра, под изгибом кирасы. И опять клинок прошел сквозь металл – в ясном утреннем воздухе брызги крови и струйка дыма были отчетливо видны. Гил развернулся и отступил, с силой выдернув меч, чтобы расширить нанесенную рану. Клитрен закричал и…

«Дым?»

…короткий клинок, возникший из ниоткуда, опускаясь, сверкнул. Со скрежетом ударил по кирасе Гила, отскочил, вынудил его отпрыгнуть. Он успел заметить, что Клитрен поменял хват на обратный – видимо, отпустил оружие, позволил мечу выкатиться из руки и повернуться под воздействием собственной тяжести, потом схватил его уже перевернутым и ударил сверху вниз, все за доли секунды и превозмогая боль от раны в боку. Гилу едва хватило времени, чтобы по достоинству оценить выдержку и скорость, необходимые для такого маневра, а потом внутри у него что-то на миг сжалось: оказывается, он все-таки сражается с равным себе. Затем он инстинктивно вновь вскинул щит, парируя еще один удар длинного клинка Клитрена, которого толком и не заметил.

«Какой еще, на хрен, дым?!»

Он попятился. Клитрен свирепо ухмыльнулся при виде пространства, которое образовалось между ними.

– Теперь ты готов умереть, пидор?

А ведь по левой ноге Клитрена должна была обильно струиться кровь из рваной раны над бедром. Гил почти видел, как она должна была выглядеть, как будто образ того, что должно было произойти, чередовался с раной, которую он на самом деле нанес противнику: это оказался всего лишь порез, как будто от ножа, и хинерионца он, похоже, совсем не беспокоил. «И не забывай про плечо, Гил». Еще один сильный удар должен был рассечь и вскрыть ткань мышц, должен был превратить любое мало-мальски заметное движение этой рукой в му́ку, от которой хоть кричи…

Но Рингил увидел, как Клитрен подбросил меч этой самой рукой, поймал его обычным хватом и при этом почти не поморщился.

Как будто это не стоило ему никаких усилий.

– Ну? – глумливо спросил наемник. – Это все, на что ты способен?

– Может, спросишь своего приятеля Венжа? – Гил отбросил дурные предчувствия, собрался. – Ты с ним очень скоро встретишься.

На последнем слове он бросился вперед. Друг Воронов взметнулся, приглашая парировать удар, а потом резко рванул вниз, стоило Клитрену заглотить наживку. Он метил в ногу противника. Но наемник каким-то образом опередил Гила и парировал длинным мечом, уведя Друга Воронов острием к брусчатке. Клинки скрестились, и кириатская сталь застряла.

Короткий меч взметнулся, атакуя на высоте головы.

Гил скорее почувствовал это, чем увидел. Ему оставалось лишь опустить подбородок и положиться на судьбу.

Клинок нанес ему свирепый удар по верхушке шлема, почти снес его с головы, потом соскользнул с металлического изгиба – и Рингил споткнулся, в голове зазвенело, шлем перекосился и сделался бесполезным, а рука едва не выпустила Друга Воронов.

Все, на что ему хватило сил, – это удержаться на ногах.

Раздался триумфальный возглас Клитрена, и внезапно Рингил почувствовал, как холодная рука мальчишки схватила его за плечо и потянула в сторону. Он поддался и услышал, как длинный меч наемника со свистом рассек воздух в том месте, где он только что стоял. Пошатнулся, восстановил равновесие, но мальчишка тут же дернул его снова, на этот раз повалив на мостовую. Он грохнулся на булыжники во весь рост, ударился головой. Почувствовал, как слетел с головы шлем, услышал, как он откатился со звоном, – и в тот же миг понял, что призрачная рука Джерина вцепилась в Друга Воронов, вынуждая его разжать хватку…

Он обессиленно перекатился на спину, щит немыслимой тяжестью придавил его левую руку, а правая была пуста. Клитрен приблизился и заслонил небо, как будто высокий, торжествующий бог, которого он умудрился разозлить. Он почувствовал, как острие меча вонзилось под подбородок, надавило и снова отпрянуло. Там, где оно коснулось кожи, потекла струйка крови.

Наверное, ему перерезали горло – просто удивительно, что он почти не почувствовал боли.

Клитрен присел на корточки, сунул пальцы левой руки в то место, куда воткнулось острие меча, а затем снова поднял их, вымазанные кровью Рингила. Недоуменно посмотрел на кровь, потом снова поднялся на ноги.

Плюнул Рингилу в лицо.

– Сраный герой. – В его голосе не было никаких эмоций. – Банду Серебряного Листа было сложней завалить, чем тебя.

Рингил, запоздало сообразивший, что горло ему все-таки не перерезали, не смог разобрать слов. Он знал лишь одно: призрачная холодная ладонь Джерина лежала у него на лбу, а другие руки, покрупней, но такие же холодные, тянули его куда-то, словно торопя уйти прочь в направлении, лежащем под каким-то невозможным углом к остальному миру.

Клитрен отвернулся, но потом ему пришла в голову какая-то другая мысль. Он широко шагнул вперед, снова приблизился и с размаху ударил колоссальным, божественного размера сапогом Рингилу в висок.

Небо погасло, словно кто-то задул все свечи.

Глава семнадцатая

Временами он чувствует себя не более чем фигуркой, вытканной на гобелене.

Он двигается, он действует как всегда, но каждый поступок как будто пробуждает эхо в голове, и можно просто стоять в сторонке и наблюдать за собой, не будучи по-настоящему вовлеченным в происходящее. Несколько раз за время путешествия на север он делал это осознанно – позволял рукам справляться с делом без него. Глядел на них сверху вниз, как будто они принадлежали совсем другому человеку, а он сам мог бы встать и уйти прочь от собственного тела, не сомневаясь, что ему по плечу любые возложенные обязанности.

Его мутит от отстраненности, которая постоянно маячит где-то на краю поля зрения. Он ведь, как ни крути, солдат – а что такое солдат, если не человек решительных действий. Пусть чернильные души и седобородые мудрецы бултыхаются в колодце глубокомыслия, им ведь за такие вещи щедро платят. А вот он в последний раз брал перо в руки, когда его попросили оставить отметку на приказе о зачислении на военную службу. С той поры его правая рука занята другим делом, и запятнали ее отнюдь не чернила. Он не клерк. Инструменты, избранные им, – меч, топор и щит, немые стальные свидетели жизни, им для самого себя высеченной, и чужих жизней, которые он по ходу дела превратил в багряные руины. В его памяти хранятся воспоминания о кровавых бойнях в полудюжине разных мест по всей Империи, но он нечасто к ним обращается. А зачем? Чтобы доказать, что он там был, есть награды и шрамы. Есть тело, сердце и мозг солдата, и все, что ему нужно, – это простой душевный покой в придачу.

Неужели он так много просит?

Нельзя сказать, что до недавнего времени он плохо справлялся – ему достался почетный пост под командованием личной советницы Императора, последней кириатки, оставшейся в целом мире. Он вспоминает, как наполнился чувством глубокого удовлетворения наутро после этой новости, когда проснулся и вспомнил, кем его назначили. Служба на борту речного фрегата – не то, чем мог бы похвастать морской пехотинец, ведь в Ихельтете битвы на реках ценят невысоко; эти самые реки, конечно, имеют стратегическую важность и время от времени нужно следить за соблюдением порядка на них, как и во всей прочей Империи, но еще ни разу Блистающему Трону не угрожали всерьез с реки. Однако этот конкретный речной фрегат, специально предназначенный для перевозки госпожи Арчет Индаманинармал к дому ее предков в Ан-Монале и обратно – о, это совсем другое дело. Он сам только не понимает, почему, но с самого начала казалось, что это правильное назначение. Судьбоносное. Госпожа Арчет казалась важной, и по-прежнему кажется таковой, хоть его грубый солдатский прагматизм и не в состоянии постичь, почему.

Он знает лишь одно: ему необходимо быть рядом с нею.

Он ничуть не удивился, когда пришло известие, что она возглавит поход на север. Но он помнит то сокрушительное беспокойство, которое испытывал, думая, что может не оказаться среди тех, кто будет в конце концов отобран в ее сопровождающие, а затем облегчение и радость, когда пришел приказ, положивший конец сомнениям. Он обменялся назначением с товарищем, пусть это и означало менее важный пост, чтобы служить на борту «Дочери орлана» и быть ближе к госпоже Арчет. Всякий раз во время ночной вахты он стерег ее каюту и, когда она отправлялась на берег во время плавания вокруг мыса, делал все возможное, чтобы попасть в число ее охранников. Он действовал инстинктивно, почти не пытаясь разобраться в собственных побуждениях. Стоило задуматься об этом, усомниться в том, что им двигало, как подступало нехорошее ощущение. Оно отдаляло его от комфорта, который приносила солдатская служба, и временами как будто вновь вызывало то самое проклятое чувство отстраненности.

Кириаты построили Империю, их магия и знания поддерживали ее даже сейчас. Вот, точно. Служение последней из их рода могло быть лишь наиболее почетным служением самой Империи и всем ее народам.

Ну, как-то так.

И теперь все пошло псу под хвост, повсюду гребаная кутерьма, и он ничегошеньки не может с этим поделать. Орнли захватило пиратское отребье из Лиги, госпожу Арчет взяли в плен и увезли на корабле куда-то, скорее всего на юг, в Трелейн. Господин Рингил потерпел поражение, невзирая на темные искусства и смертоносное, мастерское владение сталью. Низвергнут обычным наемником в тот момент, когда победа казалась так близка. Имперские войска рассеяны: кого-то уже заковали в цепи вместе с госпожой Арчет, а кого-то ожидает та же участь. Они заперты в городской тюрьме или, как он сам, брошены небольшими группами в темные сырые и вонючие подвалы по всему Орнли.

Он рычит и бессильно бьет кулаком по стене из необработанного камня, ведет рукой в сторону, раздирая кожу на костяшках так, чтобы потекли густые, медленные капли крови. Остальные на мгновение вздрагивают во мраке, удивленно смотрят на него, видят, что он сделал. Боль обжигает ненадолго, она кажется далекой и никак не может соперничать с другими царапинами, ушибами и мелкими порезами, которые он подсобрал во время дневной стычки. Он стискивает зубы и шипит, как загнанный в угол зверь. Товарищи по несчастью отворачиваются, безмолвно глядят на огарки свечей, догорающие на земляном полу подвала. Он едва ли может в чем-то винить этих бедолаг. Им приходится сражаться с собственными демонами – позорным поражением, вынужденной капитуляцией, вполне вероятной пыткой, которая ждет их, стоит солдатам Лиги прийти в себя, переварить свою победу и решить, что настало время для кое-каких расспросов.

Он вертит сжатым кулаком в мерцании свечей, безучастно смотрит на разодранные костяшки. В скудном зыбком свете кровь кажется черной.

Не надо было этого делать.

Не стоило соглашаться на назначение в поисковые отряды на борт «Гибели дракона».

Не стоило верить, что с госпожой Арчет все будет в порядке, пока он не рядом, даже в этом унылом как помойное ведро, провонявшем рыбой сраном северном городишке.

Не надо было прислушиваться к доводам, будто подлинная угроза – немертвый владыка-чародей, чью могилу они искали, и лучшая услуга, которую он может оказать Империи и госпоже Арчет, – это прикончить ублюдка побыстрей и насовсем.

И он бы не совершил такой ошибки – ни одной ошибки бы не совершил! – если бы не тихие, шепчущие уговоры гребаного Кормчего.

Глава восемнадцатая

Он просыпается на спальном мешке у тихо потрескивающего костра. Красные искры рвутся в небо над его головой, смешиваясь с россыпью холодных белых звезд. Он приподнимается и смотрит сквозь колыхание пламени туда, где сидит Хьил Обездоленный с мандолиной на коленях и в широкополой шляпе, надвинутой на глаза.

– Как ты меня нашел?

Хьил кивает, указывая на другую сторону костра.

– Они тебя принесли.

Справа от него у огня сидят трое, скрестив ноги и опустив головы, словно в молитве. Они не разговаривают и не смотрят на него, не подают вида, что осознают присутствие Рингила и Хьила. Они даже не дышат. Если бы лохмотья, в которые превратилась их одежда, время от времени не колыхались от ночного ветерка, они выглядели бы статуями, вырезанными из обсидиана в честь некоей благоприятной встречи у костра, о которой могли бы написать летописцы в хрониках этого края.

Но они – не статуи.

Они – его мертвецы. Его личный хладный отряд, хотя на самом деле он понятия не имеет, как именно командует ими. Он лишь знает, что после Хинериона и каравана рабов они так или иначе следуют за ним по пятам. Иногда, стоит его собственной смерти угрожающе приблизиться, они выходят из теней, в которых, как правило, обитают, и придерживают весы судьбы холодным пальцем, помогая ему выпутаться из передряги.

Он знает, что должен быть благодарен за эту закономерность, в чем бы ни заключалась ее суть. Но, глядя на них, чувствует лишь ужасную всепоглощающую скорбь.

Поджарый, с изуродованным лицом, пристально глядит на меч в потеках крови, который держит на бедрах, чуть придерживая обеими руками за эфес и острие.

Здоровенный громила со шрамами на руках и молотом кузнеца на коленях.

Мальчишка Джерин…

Полуголодный беспризорник с напряженным лицом и пустыми руками – только его смерть Рингил на самом деле видел, только его знает по имени, но каким-то образом все трое мертвецов привязаны к одному живому.

Он даже не уверен, понимают ли они, что мертвы.

Да, кстати…

Он смотрит на свою руку, поворачивает ее так и этак в свете костра.

– Я что же…

– Нет. – Хьил улыбается сквозь пламя. – Отнюдь нет. Вообще-то, судя по тому, что я вижу, тебя здесь на самом деле практически нет. Твои тени-стражники принесли сюда лишь зыбкий отблеск твоей сущности. Какая жалость. Твое прекрасное тело воина осталось в каком-то из реальных миров, которому оно и принадлежит.

– Да уж, воин – прекрасней некуда. – На него обрушиваются воспоминания. – Я проиграл. Какой-то низкопробный приграничный головорез, затаивший злобу, надрал мне зад.

Улыбка Хьила превращается в хмурую гримасу.

– В такое трудно поверить.

– Эй, мать твою, тебя там не было.

– Ты хотел проиграть?

– Ага, еще как. Устал от жизни, понимаешь.

Обездоленный князь-чародей поднимает голову и впивается в него сверкающим взглядом.

– Не шути так. Я вижу в тебе усталость и ненависть к себе, которые могут сжечь половину мира, если ты их выпустишь, если тебе наконец станет все равно и ты прекратишь себя контролировать. Теперь ответь мне: ты хотел проиграть?

Рингил полностью садится. Некоторое время разглядывает холодное лезвие своих воспоминаний.

– Нет, – говорит он наконец. – Это было сражение один на один. Жизнь и свобода моих людей зависели от моей победы.

Бессильная ярость от случившегося терзает нутро, как боль от старой раны.

Хьил пожимает плечами.

– Значит, ты недооценил противника. Выходит, не такой уж он… низкопробный приграничный головорез.

– Нет, блядь, такой.

– Значит, ему помогли. – Хьил отрывает руки от струн мандолины, взмахивает открытыми ладонями. – Как иначе он мог тебя одолеть? Подумай об этом. Увидь битву снова. Что пошло не так?

Гил снова вглядывается в последние моменты поединка, которые помнит четко. Он опять видит нанесенный урон, то, как Клитрен его снес – легко, словно ничего страшного не случилось. Он опять видит струйки синего дыма, которые изливаются из раны вместе с кровью, и эти раны…

Нет, не дым.

Внезапно он все понимает. Он видит это мысленным взором: струящийся, мерцающий всплеск синего пламени, похожий на молнию…

В ярком утреннем свете он не понял, что видит, он упустил причинно-следственную связь, и в отсутствие связи его разум по-своему истолковал увиденное. Ему показалось, что это был дым. Теперь он поднимает глаза на Хьила, чувствуя растущее потрясение.

– Вот дерьмо…

Обездоленный князь кивает.

– Рассказывай.

– Кажется, двенды выбрали своего паладина среди людей.

– Я думал, они выбрали тебя.

– Да, ну, ты же знаешь, чем это закончилось. – Он слышит в собственном голосе отзвук задетого самолюбия. – Похоже, теперь они ищут нужное в ларьках с дешевками.

Подумать только, древняя раса из легенд удовлетворилась кем-то настолько… заурядным, как Клитрен.

«В подобной ситуации хватаешься за любые инструменты, какие окажутся под рукой», – сказал ему однажды Даковаш по поводу политики Темного Двора. Наверное, у двенд не было причин быть менее прагматичными.

Но не до такой же степени…

– Я должен вернуться.

– Ты должен вернуться, – соглашается Хьил и извлекает из мандолины нежно звенящий аккорд. – На самом деле…

Он вздрогнул и проснулся на низкой деревянной койке, освещенной мягким мерцанием фонаря, стоящего рядом на полу. Откуда-то доносились слабые отголоски плещущихся волн, над головой простирался унылый потолок каюты. Расстояние до него было куда меньшим, чем на кораблях, которые обычно строились на имперских верфях, и доски с бимсами выглядели потертыми, потрескавшимися от времени – значит, он на борту одного из кораблей Лиги. Тошнотворный тяжелый запах так и лез в пересохшее горло, словно аромат храмовых благовоний, челюсти свело, в голове пульсировала боль. Но она казалась какой-то далекой, и по венам расползалась слабость – похоже, его чем-то накачали. Он попытался сесть и не сумел: оказалось, его руки сложены на груди, словно крылья птицы, запястья и большие пальцы связаны, и прочие пальцы, да и сами ладони обмотаны щедрым количеством витков шнура.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

Пер. Г. Корчагин. – Здесь и далее прим. пер.

2

20 стоунов – 127 кг.

3

На левом крамболе – слева по носу, по условной линии, проходящей через крамбол (брус, перпендикулярно прикрепленный к скуле парусного судна, имеющий на конце шкив для подъема якоря на высоту палубы).

4

Брандер – судно без людей, заполненное боеприпасами и горючими веществами, специально предназначенное для сожжения вражеских кораблей.

5

Герса – опускная решетка крепостных ворот.