Тореадор

Еще на полпути к церкви, я увидел человека в темном одеянии и широкополой соломенной шляпе, видимо какого-то священнослужителя. Я прибавил шагу и быстро догнав его, учтиво поздоровался:

– Здравствуйте, сеньор! Скажите, Вы говорите по-испански?

– Здравствуй, сын мой! Конечно. Ты наверное, только приехал? Откуда?

Священник оказался совсем немолодым, я бы даже сказал, старым человеком. Но очень крепким, он шел таким быстрым шагом, что я едва успевал за ним. Помню, что меня тогда поразили его глаза. Лицо и руки были смуглыми до черноты, а глаза светлые и лучистые. В них было столько доброты и участия, что я не задумываясь, рассказал ему всю свою жизнь без утайки. Он внимательно выслушал меня, не порицая и не соболезнуя. Но после этого разговора мне, вдруг стало спокойно. Я сам понял, что нужно делать. Падре Пио ди Кармона, это был он, пообещал научить меня местному наречию, и рассказал обо всем, что творилось вокруг. Я узнал, что неподалеку местные индейцы ныряют за жемчугом. Что иногда удача им улыбается, и торговцы могут заплатить за крупные жемчужины очень неплохие деньги. А дальше, примерно в двух днях пешего хода, живет один испанец, который разводит быков особенной породы, для корриды, которая ежегодно проходит в столице. Возможно, там я найду себе хорошую работу. У меня появилась надежда. Я, как мог, поблагодарил Падре. Он же сказал, что постоянно находится при церкви, за исключением тех случаев, когда посещает заболевших. Врачей здесь нет, вот он и исполняет одновременно обязанности пастора и врача. Я еще раз поблагодарил его за заботу, и пообещал заходить как можно чаще, а сам отправился по берегу моря в поисках ловцов жемчуга. В этот день мне не повезло, но, зато, я как следует изучил местность. Нашел на пристани небольшой рынок, где купил немного энчилады с сальсой и чимичанги. И сразу вернулся домой. Лаура уже не плакала, они с мамой пытались создать хоть какое-то подобие уюта в жалкой хижине. Отец, раздобыв где-то спиртное, храпел на циновке. Я отдал женщинам незнакомую еду. Это их обрадовало, словно я принес что-то невообразимо вкусное. До этого времени они сидели голодными. Глядя на них, я дал себе слово, что завтра обязательно найду работу. Мои скудные денежные запасы подошли к концу. Ночью я опять устроился под навесом на циновке. Вновь налетели комары и какие-то жалящие насекомые. Я надел куртку, но было так непривычно жарко, что хотелось снять даже кожу. Думая, что в эту ночь, мне, скорее всего, опять не уснуть, я увидел как вышла Лаура. Она подошла ко мне и села рядом:

– Cariño Marcos. Mi vida, я принесла тебе веточку одного растения, оно прогонит всех насекомых. Возьми, чувствуешь запах? Я забыла как оно называется. Помнишь, когда я была маленькой, мы ходили вместе пасти коров? Старый пастух научил меня разыскивать этот куст. С тех пор, я всегда ношу с собой несколько веточек. Даже засохшие, они хорошо справляются. Вот, надень на шею и ложись спать.

Она надела мне на шею тесемку с привязанными к ней веточками какого-то резко пахнущего растения. Я закрыл глаза и стал думать о той далекой стране, где прошло мое детство. Увижу ли я ее еще когда-нибудь? Хочу ли я вернуться туда? Друзей у меня там не осталось, родных, тем более. Но там все было знакомым и от этого желанным. Через какое-то время меня перестали донимать насекомые, и я уснул. На заре, выпив воды из кувшина, я опять отправился на поиски работы и еды. Еще пара дней без еды – и я не смогу поднять даже себя.

В уже знакомой мне бухте, я увидел шхуну. На нее грузили тюки с товаром. Почти бегом я спустился с холма и подошел к человеку, следившему за погрузкой. Не надеясь на удачу, я спросил его, нет и для меня работы? Он кивнул на тюки. Я стал таскать их вместе с другими мужчинами. Когда мы загрузили все на судно, я подошел к надсмотрщику за оплатой. Он оглядел меня очень внимательно, и спросил: Не хочу ли я уйти с ними в рейс? Я поинтересовался :как надолго? Узнав, что месяца на три, я отказался, сказав, что не могу оставить сестру и мать одних на такой долгий срок. Тогда он предложил мне приглядывать за бухтой. Если в ней окажутся пиратские корабли, я должен буду зажигать костер на вершине горы, что находится в пяти милях отсюда. На это я согласился. Получив свои деньги, я пять отправился на маленький рынок и купил буррито, это была обычная еда местных индейцев. Еще я купил сахарных палочек из тростника и незнакомые фрукты. В кармане осталось еще несколько монет.

Отца дома не было. Я отдал маме продукты и попросил расходовать их экономно. Пока я не найду постоянной работы. Согрев воды на маленьком костре, Лаура заварила какие-то листочки, и мы впервые нормально поужинали втроем.

Только на четвертый день я, наконец, обнаружил залив, где трудились ловцы жемчуга. На берегу сидел мужчина, видимо скупщик, он придирчиво рассматривал жемчужины, и называл цену. Индейцы громко спорили с ним, размахивая руками. Я сказал, что тоже хочу испытать удачу. Они посмотрели на меня и рассмеялись. Белые не умеют глубоко нырять, но запрещать не стали. Я разделся, оставив при себе лишь нож, выбрал тяжелый камень и прыгнул с ним с откоса в глубину. Мне очень пригодилось мое умение задерживать дыхание. С камнем я быстро опустился на дно и стал высматривать жемчужниц. На Корсике мы тоже доставали устриц из глубины, но делали это только для еды, там нет моллюсков, умеющих выращивать жемчуг. Теперь же надо было как можно быстрее найти раковины покрупнее и постарше. Дно океана поразило меня красотой. Рыбки самых немыслимых расцветок и форм, сновали перед глазами, не давая сосредоточиться, всевозможные мелкие и довольно крупные обитатели вытягивали щупальца и нитевидные отростки, в поисках добычи. Я стал задыхаться, и увидел на камне двух жемчужниц. Аккуратно срезал их и всплыл на поверхность. Разжав ножом створки раковин, раскрыл две половинки, они были пустыми. На это никто не обратил внимания. Я понял, что найти жемчуг будет совсем не просто. Я нырял и нырял, но все напрасно. Наконец-то, один раз мне повезло, в одной раковине я нашел жемчужину, величиной с маленькую горошинку. Я протянул ее скупщику, он рассмеялся и сказал, что такую мелочь я могу подарить своей девушке, она будет рада.

С тех пор я каждый день приходил в бухту. Чаще мне не везло, но иногда попадались совсем неплохие экземпляры. Вскоре у Лауры было уже довольно много мелких жемчужин. Она им радовалась, как все девочки радуются украшениям. Делать отверстия в жемчуге я не умел. Поэтому сплел из листьев пальмы коробочку, куда она складывала свои сокровища. Денег, которые я получал за крупные экземпляры нам вполне хватало. Однажды я даже купил двух живых индеек. Постепенно наша лачуга приобретала жилой вид, появилась кое-какая плетеная мебель, циновки, занавеска на окне. Сам я спал и фактически жил под навесом во дворе, полностью уступив комнату женщинам.

Отец опять куда-то исчез. Теперь он, то неожиданно заявлялся, пьяным и злым, то уходил посреди ночи, ничего никому не сказав. Он никогда не приносил нам еды, но всегда злился, если дома не было ничего съестного. Потихоньку мы привыкли к новому образу жизни. Мама и Лаура познакомились с соседями, пожилой индейской парой. Соседи относились к нам хорошо. Жалели нас, помогали освоиться, учили маму и Лауру плести циновки из тростника. Мне же хотелось переехать ближе к городу, туда, где можно было найти постоянную работу. Это было моей навязчивой мыслью. Каждый день я заходил на несколько минут к Падре Пио. Он всегда живо интересовался нашими делами. У меня вошло в привычку рассказывать ему абсолютно все. Добрый священник помогал нам всем, чем мог. Когда мне не удавалось заработать ни одного песо, он делился с нами хлебом, ободрял нас. Мы всегда следовали его советам, это нам помогло быстрее освоиться в чужой для нас стране. Но я все равно не терял надежды вернуться когда-нибудь на Корсику. Надо было только заработать три тысячи песо на проезд. Это были невероятно огромные для нас деньги. Мне было просто необходимо найти постоянную работу.

***

Тот день я помню так ясно, как будто это случилось вот только что. Это самый страшный день из всей моей жизни. Как всегда, с самого раннего утра я пошел нырять за жемчугом. Сначала мне совершенно не везло. К тому же один раз я чуть не задохнулся, неудачно оперся о камень на дне, и провалился в расщелину. Рука намертво застряла. Грудь распирало от боли и желания сделать хоть один глоток воздуха. Как я выбрался, ума не приложу. Видимо, мой час еще не пробил. Отдышавшись как следует на берегу, я снова нырнул туда же. Там, на самом дне лежал камень, тот самый, что чуть не убил меня. На нем были две особенно крупных жемчужницы. Я не стал рисковать, а вытащил на поверхность их вместе с камнем. На берегу я вскрыл моллюсков. О чудо! В обеих были жемчужины! Да такие крупные, что я и не предполагал, что такие бывают. Я побежал к скупщику. У него глаза на лоб вылезли, когда он увидел мой улов! Человек он был совсем не жадный, и всегда платил чуть больше остальных скупщиков. А тут, он вытащил из карманов все деньги, что были у него при себе, и пообещал назавтра принести еще такую же сумму, за вторую жемчужину. Я отдал ему одну, а вторую спрятал у себя в одежде, пообещав больше никому ее не предлагать. На этом мы с ним и сговорились. В тот момент я был почти счастлив, у меня еще никогда не было так много денег за один раз.

Но радость моя быстро померкла, когда я увидел как в бухту заходит военный корабль под черным пиратским флагом. Все ныряльщики и скупщик исчезли так быстро, что я не успел и заметить. Рынок сразу опустел. Все разбежались, побросав свои вещи. Я тоже не стал дожидаться развития событий, а бегом отправился в горы, чтобы разжечь, как и обещал, костер. Дорога на гору оказалась не из легких, постоянные осыпи мелких камней и песка существенно затруднили мой подъем. С костром мне тоже пришлось долго провозиться. Я никак не мог высечь огонь. Наконец, сделав все как положено, уже в сумерках я торопился домой.

На душе было тревожно. Мне еще ни разу в жизни не приходилось сталкиваться с пиратами. Но я знал много душераздирающих историй о зверствах берегового братства. А ведь Лаура и Кончита там совсем одни. Случись что-нибудь и за них будет некому заступиться.

Неподалеку от нашей лачуги я нагнал пятерых мужчин. Они особенно не торопились, спорили и ругались между собой. На мое счастье, я всегда ходил босяком, совершенно бесшумно. Привычка задерживать на долгое время дыхание тоже пригодилась. Подойдя совершенно бесшумно ближе, я услышал голос отца:

– Я же говорю! Щенка необходимо схватить, связать и бросить в трюм. Отпустить его можно будет только когда мы выйдем в море. Иначе он сбежит!

–Зачем он тебе? Что ты задумал? Если мальчишка не желает слушаться тебя – убей его, да и дело с концом!

–Он, хоть и сопляк еще, но сильный и изворотливый! К своим пятнадцати годам, он уже прибил троих! Но мне надо другое! Я хочу чтобы именно он убил Хосе Викторио де Васкеса!

– Зачем? Убей сам!

– Говорю же тебе, раз я так хочу, то так и будет! А вы его схватите! Особенно можете с ним не нянчиться! Если он получит несколько лишних синяков, то это ему только на пользу! А за это я вам отдаю двух шлюх! Мать и дочь! Обещаю, вам понравится! Особенно девчонка! Ее еще никто не трогал! Ха-ха-ха! Этот выродок будет за нее драться не на жизнь, а на смерть! Ха-ха-ха! Так ему и надо!– Он уже орал, жестикулируя и брызжа слюной.

Я еле-еле сдержал себя. Умом понимая, что с пятью взрослыми, вооруженными до зубов, мне не справиться. Они громко хохотали, смакуя подробности сделки. А я припустил к нашей лачуге, что было сил, опасаясь опоздать. Я обогнал их минут на десять, не больше. На мою удачу, Лаура вышла на дорогу, высматривая меня. Она всегда встречала меня, каким-то чутьем улавливая мое появление. Я схватил ее за руку, знаком показывая, что надо молчать, и потащил мимо дома в заросли кактусов. Позади нашей лачуги росли два огромных кактуса, выше человеческого роста, с длинными колючими ветками, похожими на змей. Мы спрятались за одним из них. В этот момент раздался нечеловеческий крик, его заглушила отборная ругань и звуки ударов. Потом из лачуги выскочил отец и два громилы. Они стали высматривать нас на дороге. К несчастью на небе взошла луна, стало светло.

–Они не могли далеко убежать! Идти им здесь некуда! Ищите их рядом! Они где-то здесь, говорю вам! Найдете их – девчонка ваша!

Лаура прижалась ко мне, и укусила себя за руку, чтобы не закричать от страха. Я схватил ее за другую руку и потащил, скрываясь за кактусами и тростником, в сторону гор, к церквушке. Про себя я молился, чтобы Падре Пио не ушел к больным. Мне даже в голову не приходило, что он тоже мог прятаться от пиратов. Мы выскочили из зарослей уже у самого подножия холма. Тут они нас заметили, и стали размахивая руками, громко ругаться. "Если священника не окажется на месте, мы погибли! Тогда мы с тобой бросимся в море! Лучше утонуть, чем попасть к ним в руки! Согласна?!"– сказал я Лауре. Она только кивнула в ответ, стараясь изо всех сил, бежать рядом со мной.

Мы подбежали к церкви и стали колотить в дверь. Она была заперта. Я кричал: "Падре Пио! Спасите нас!" Тут сбоку открылась часть деревянной стенки с небольшим окошком. В щель выглядывал Падре:

– Что случилось, Марко?

– Падре, спасите! За нами гонятся пираты!

Он приоткрыл щель чуть шире, мы протиснулись. Он тут же плотно закрыл потайную дверь на три засова. Она опять стала выглядеть как часть стены. Затем, не говоря ни слова, он провел нас в глубь комнаты к шкафам. Открыл одну дверцу, отодвинул в сторону заднюю стенку, и впихнул нас в узкое пространство за ней. Там было так тесно, что нам пришлось буквально вжаться друг в друга, чтобы Падре закрыл за нами тайник. Только он отошел от шкафа, как в дверь церкви замолотили с огромной силой, требуя открыть. Но вокруг уже стояла тишина. Нам было очень хорошо слышны шаги и ругательства пиратов. Один из них предложил поджечь церквушку, но другой, видимо очень суеверный, сказал, что тогда им не будет удачи уже никогда. Они еще долго ругались между собой, а когда им надоело торчать у закрытой двери, отправились назад, вспомнив, что одна добыча у них все же есть.

Лаура беззвучно плакала, уткнувшись мне в грудь. Я чувствовал, как по моей голой груди текут девичьи слезы. В тот момент я четко осознал, что Хосе Игнасио Сантос нам совсем не отец. Отец никогда бы не отдал своих детей на растерзание мерзавцам.

Но не это стало для меня страшным осознанием. Нет, в тот момент случилось самое ужасное! Я вдруг понял, что обнимаю не сестру, не маленькую девочку, которую привык всю жизнь оберегать от невзгод, а красивую, и что самое страшное, желанную девушку! Что я люблю ее, но не как брат любит свою сестру, я люблю ее, как мужчина любит прекрасную, единственную женщину. Как только я это понял, мне показалось, что я падаю в ад! Внутри меня все кипело! Мозг разрывался! Сердце бешено колотилось в груди! Руки стали ледяными. Это была настоящая пытка!

Шло время… Но уйти, убежать, или хотя бы отодвинуться от Лауры, не было никакой возможности. Я закрыл глаза и стал молиться, сам не знаю кому. Хотел что-то сказать вслух и увидел, что Лаура, измученная пережитым страхом, просто уткнулась мне в грудь и уснула. Ее доверие ко мне было безграничным. Мы стояли так тесно, что она не могла упасть или сползти на пол. Места не хватило. Я нежно придержал ее за плечи и талию. И успокоился. Теперь я точно знал, что сам никогда не притронусь к ней, но и никому не позволю подойти к Лауре на расстояние вытянутой руки. Моя любовь и эгоизм сделают сестру несчастной. Мы обречены навсегда быть рядом, но не вместе. Я не мог допустить даже мысли, что кто-то захочет отобрать ее у меня. Любой похотливый взгляд постороннего мужчины на мою сестру вызывал во мне такой гнев, что руки непроизвольно сжимались в кулаки и тянулись к ножу, и мне казалось, что я не всегда смогу справляться со своей жестокой необузданностью.

Сколько времени прошло с момента нашего заточения – не знаю. Падре Пио постучал в перегородку поздней ночью. Он выпустил нас размять ноги и попить воды. Потом опять закрывая нас в тайнике, попросил и дальше хранить молчание. Малейший звук разносился окрест, и мог вызвать у пиратов ненужное любопытство. В этой щели мы провели несколько дней, выбираясь наружу на короткие мгновения, предпринимая при этом большие предосторожности. Потом Падре сообщил нам, что пиратский корабль отчалил, можно выходить. Наш отец ушел на нем в дальний поход к берегам Аргентины. Об этом священнику сообщил один крестьянин, который видел, как мой отец, вместе с другими пиратами, грузил на корабль бочки с пресной водой. Я горячо поблагодарил Падре за наше спасение. Он грустно улыбнулся мне, сжал руку, и сказал чтобы мы крепились. Мы с Лаурой заторопились домой, священник взял с собой холщовую сумку и пошел вместе с нами.

То, что мы обнаружили дома, я никогда не смогу забыть! Кончита, истерзанная до неузнаваемости, вся в крови, скрючилась на полу на циновке. Она была в бессознательном состоянии. Можете себе только представить, что с ней сделали эти звери! Лаура бросилась к матери, но не смогла даже дотронуться до нее. Ей было страшно. Она смотрела на меня огромными глазами, на лице у нее была такая гримаса боли, словно она чувствовала все, что испытывает в этот момент Кончита. Я вышел во двор. Разжег огонь в крошечной печурке и вскипятил в чайнике воду. Падре Пио вместе с Лаурой вымыли Кончиту, насколько это было возможно. Потом Лаура стала маленькими каплями вливать ей в рот воду.

Несколько дней мы дежурили у лежанки матери. Она была очень плоха. В себя она стала приходить только на третий день. Сначала ничего не понимала и не узнавала нас. Потом увидела меня и по ее щеке поползла слеза. Я понял, что память стала к ней возвращаться. Потом она увидела Лауру и разрыдалась в голос. Еще через пару дней она встала. Днем пыталась что-то делать , не выходя из комнаты, а вечером садилась в угол и закрывала голову руками. Смотреть на это было невыносимо. А еще, Кончита стала бояться всех мужчин без исключения. Только мне удается справиться с ней, когда у нее начинаются истерики. Но если бы только на этом закончились все неприятности, выпавшие на долю бедной женщины…

Пришло время решать наше будущее. Денег, которые мне заплатили за жемчужину было достаточно чтобы навсегда уехать из этого места. Вот только куда? Я пошел за советом к Падре Пио. В моей жизни, наконец-то, появился мудрый друг. Я, как всегда, рассказал ему все без утайки. Особенно о своих страхах за жизнь Кончиты и Лауры. Здесь оставаться нам нельзя. В любой день могли вернуться пираты. Наша жизнь висела на волоске. А еще я рассказал о своей любви. Эта ситуация представлялась мне безвыходной. Падре Пио отнесся к ней с большим вниманием.

– Сын мой, скажи мне, ты знаешь грамоту? Умеешь ли ты читать?

– Нет, Падре. Никто и никогда не учил меня. Считать деньги я научился, хвала небесам. А вот буквы для меня остались загадками.

– Мне кажется, что твоему горю можно помочь. Если ты сейчас начнешь постигать грамоту, голова твоя будет занята. И тебе будет некогда ее ломать над проблемами, где человек бессилен что-либо изменить. Это не вылечит твою душу от греховных мыслей и чувств. Но это поможет тебе понять и принять твою судьбу такой, какая она есть. А еще ты сможешь изменить свою жизнь. Знания и умение ими распоряжаться принесут тебе больше, чем твое умение задерживать дыхание при ловле устриц. Если ты будешь прилежно постигать науки, ты сможешь найти такую работу, которая позволит тебе жить достойно, как человеку, а не влачить жалкое бремя скота.

– Но кто же сможет научить меня всему? Я готов день и ночь заниматься. Только бы узнать все.

–Я мог бы научить тебя всему, что знаю сам. Но меня переводят настоятелем монастыря в Чильпансинго. На днях я уезжаю отсюда.

–Падре, возьмите нас с собой! У меня есть деньги! Я смогу там как-нибудь устроиться. Я найду себе работу. А когда у Вас будет время, Вы сможете научить меня читать и писать. Клянусь, я буду прилежным учеником.

–Хорошо, Марко. Вот только у меня маленькая повозка. Боюсь, что моя старая кляча не сможет увезти нас всех. А другую повозку мне купить не на что.

–Падре Пио! Я сам куплю повозку. Я сделаю все, что Вы скажете. Когда мы сможем уехать?

–Я собираюсь в дорогу на той неделе, сразу после воскресной службы. Сюда должен прибыть новый священник. Я передам ему ключи от церкви. И … в путь.

–Тогда я пойду собираться. Как только Вы скажете, мы будем готовы!

Я вернулся домой счастливый от того, что моя мечта начала исполняться. Рассказав Кончите и Лауре о своем разговоре со священником, я пошел на пристань на рынок, чтобы купить лошадь и повозку. Наказав женщинам собирать вещи. Они обе так обрадовались, что даже не спросили, куда мы едем. Нам всем хотелось убраться из этой лачуги навсегда и забыть все, что здесь случилось.

И вот настал день, когда Падре Пио сказал, что пора отправляться в дорогу. Я погрузил в повозку наше нехитрое добро, помог женщинам устроиться внутри поудобнее, взял в руки длинный прут, и направил свою лошадку к дому священника.

До Чильпансинго мы добирались почти три дня. Чем дальше мы уезжали от нашей лачуги, тем радостнее становилось на душе. Денег у меня оставалось достаточно, чтобы найти жилье и прокормиться еще какое-то время, пока я буду искать себе работу. В крайнем случае, у меня еще оставалась одна жемчужина. Если она стоит также дорого, как и предыдущая, то вообще беспокоиться было не о чем.

***

Чильпансинго нам понравился. Хоть и не большой, но все-таки город. Непривычно шумный и пестрый. Какого только народа мы там не увидели! Индейцы в пестрых нарядах, магометане в черных одеждах, испанцы в вышитых камзолах и широкополых шляпах, мексиканцы в расшитых куртках, штанах и сомбреро! Все куда-то спешили, громко говорили на смеси разных языков. К своему удивлению, я их понимал. Не то что полгода назад, когда мы только приехали в Мексику. Найти жилье оказалось очень просто. Сразу за оградой монастыря я снял крохотный домик из двух небольших комнат и маленького сада-огорода. Там уже росли местные специи, перец и несколько апельсиновых деревьев. Лаура и Кончита захлопали в ладоши, увидев это чудо. Мало того, оказалось, что в нашем саду есть собственный ручеек с чистой водой. Это было здорово! Хозяйка домика, старая индианка, перебиралась к своей дочери, и была рада, что нашла себе постояльцев. Скажу Вам, Падре, сразу, в этом домике прошли мои самые счастливые годы. Мы прожили там всего три года, но это были самые лучшие годы за всю предыдущую жизнь.

В домике было очень чисто и уютно. Все мебель была плетеной, и ее было достаточно. На полке стояли глиняные чашки и кружки, отдельно лежали два старых истонченных, но очень острых ножа. Во дворике была сделана печь с чугунным листом, заменяющим сковороду и чугунный горшок с крышкой – для супа. Нам все это показалось настоящим богатством. Я сходил на рынок и купил все, что необходимо для приготовления пищи. Кроме этого я купил несколько живых куриц и петуха. Теперь у нас будут яйца и мясо. Судьба, наконец-то повернулась к нам добрым лицом.

С самого утра и до вечера я ходил по городу в поисках работы, пока ничего не получалось. Но я не унывал. Каждый вечер я приходил к священнику, он начал обучать меня грамоте. Я старался изо всех сил, но учеба давалась трудно. Чтобы научиться писать, я изготовил восковую дощечку, на которой было удобно острым гвоздем выводить закорючки букв. Если что-то не получалось, можно было легко затереть и писать заново. По прошествии какого-то времени, Падре Пио, после одного из наших занятий, сказал мне что есть один человек, с которым он говорил обо мне.

На следующий день, торопясь на занятия к священнику, я столкнулся у него с незнакомцем. Это был высокий, почти одного роста со мной, уже не молодой человек. Лицо и руки у него были почти черными от загара, видимо он постоянно находился на жарком солнцепеке. По расшитому цветными нитками и бисером костюму, я понял, что это богатый человек.

– Вот, сеньор Алонсо, это и есть Марко. Я говорил Вам о нем. – тихо проговорил Падре Пио.

–Но он совсем еще ребенок. И к тому же белокожий. Такие плохо выживают в нашем климате и быстро устают.– С сомнением в голосе сказал незнакомец.

– Это очень крепкий мальчик. На побережье он добывал жемчуг, чтобы прокормить мать и сестру. И у него неплохо получалось. Он давно уже заботится о своей семье.

Сеньор Алонсо подошел ко мне вплотную, взял меня за подбородок и покрутил мою голову из стороны в сторону, рассматривая лицо. Потом заставил согнуть руку и пощупал ее у плеча. Хмыкнул и спросил:

– Ты умеешь обращаться с быками?

– Да, сеньор. Я умею ухаживать за быками.

–Я говорю о быках, а не о коровах. Ты понимаешь разницу?

–Да, сеньор. На Корсике я ухаживал за черными быками.

–Это хорошо. Приходи завтра с самого утра ко мне домой. Я сам посмотрю, что ты умеешь.