Замороченный лес. Фантастический роман

– Страус, а Страус, – прикалывался облаченный турецкий спортивный костюм Миша, – зачем тебе парашют? Ты же по земле с трудом передвигаешься, думаешь, по воздуху легче будет?

– Страус, – вторила ему Оксана, – ты электронный микроскоп с собой случайно не захватил? Мошек и букашек там всяких рассматривать. Скажи-ка, Страус, ты, наверное, с девочками никогда не целовался? Не целовался?

– Целовался, – врал Страус.

– Он с мошками целовался, – со смехом говорил Миша. Но Страус не отвечал, угрюмо думая о чем-то своем.

Поддевая малоразговорчивого Страуса, ребята шли по узким, извилистым улицам Чумска, между домов, хат и давно не крашеных заборов, разгоняя пасущуюся здесь же домашнюю птицу. На одном из перекрестков, возле кустов сирени перед чьим-то забором их поджидали еще двое ребят, облаченный в необычный прикид: широкие камуфляжные штаны, цветастый пуловер и панаму, хип-хопер Шурик, по прозвищу Продиджи, и его подружка, тихоня Юля. Кроме двух больших рюкзаков Шурик и Юля взяли с собой гитару, чтобы пикник в лесу показался более полным.

– Привет, Продиджи, – весело поздоровался Миша. – Ты видишь, какой парашют Страус взял?

– У меня не меньше, – ответил Шурик, взваливая на плечи огромный рюкзак, казавшийся даже больше его самого. – По этой улице не пойдем. Там Клавдия ходит, выпасает тех, кто на митинг не пошел.

Сам Продиджи был росточка маленького, вида невнятного, но языкатым, как вся Государственная дума, и редкостным оригиналом. С пояса его камуфлированных штанов, озадачивая добропорядочных граждан, на манер аксельбанта свисала стальная цепочка, возможно, снятая с бачка унитаза. Вся его тоже камуфлированная панама была увешана пионерскими, комсомольскими и октябрятскими значками, среди которых уверенно себя чувствовал синий слоган: «ЛДПР». Зато молчаливая Юля, неказистая, неяркая, совсем не пользующая косметикой, была похожа на его невнятную тень.

– Страус, а Страус, – продолжал наседать Миша, – ты какое открытие на этой неделе сделал?

– Какое открытие? – не понял Страус.

– Ну, там нового мотылька открыл или лишний зуб у крысы.

– Зубастого Шнурка! – огрызнулся Страус.

– Ха, Шнурок, – развеселился Продиджи, – ну-ка, открой свою пасть, покажи свои кариесные клыки.

– Отвали! – окрысился Шнурок.

Зубы у него хотя и не были кариесными, но слегка прореженными с одной стороны вследствие дискотечных разборок.

– Да, Шнурок, расскажи, как ты мордой об кулак бил, – не унимался Продиджи. – Об этом весь, Чумск говорит. Зубы-то твои как?

– Хорошо, что тебя там не было, иначе крепенько бы подрихтовали.

– Я по злачным местам ночами не шляюсь.

– Ой, Продиджи, – скривился Миша, – отхватишь ты когда-нибудь. Не от меня, успокойся, но от кого-нибудь менее терпеливого.

– Стоп! – напрягся Продиджи. – Клавдия!

Впереди на улице показалась фигура высокой сухопарой женщины в сером плаще. Женщина неуверенно форсировала по камням большую лужу, размахивала руками, стараясь сохранить равновесие, и по сторонам не смотрела. Потом все-таки оступилась и погрузилась одной ногой в грязную воду.

– Так ей и надо, – мстительно обрадовался Продиджи.

Однако, чтобы не быть застигнутыми подмокшей женщиной, являющейся грозным завучем их родной школы, ребята спешно повернули на другую улицу, сделали большой крюк, а уж потом вышли на нужную им дорогу.

Больше никаких опасностей не предвиделось. Ребята расслабились, а Продиджи начал распевать какую-то непристойную песенку на английском языке, не очень мелодично, но достаточно громко, чтобы напугать спешащих на первомайский митинг старушек.

Потом они вышли за город. Все пространство на триста метров от последних домов представляло собой обширную, многоуровневую свалку, встретившую путешественников своеобычным зловонием. На кучах помоев паслись стаи грачей и ворон, которые при появлении ребят дружно взмыли в небо, хрипло и оскорбленно грая.

Оксана демонстративно сморщилась и зажала пальцами нос. Сморщился и Миша Шнурок, но Страус, казалось, ничего этого не замечал, деловито поглядывая на ворон, а Продиджи делано вдохнул полной грудью:

– Кристиан Диор, Шанель номер пять! Что, Шнурок, не нравится? Привыкай. Скоро вся земля так пахнуть будет.

– Это почему?

– Да вот такие шнурки ее загадят, а страусы всю живность препарируют. Верно, Страус?

– Тебя в первую очередь, – угрюмо пробурчал Страус.

Свалка закончилась. Пошли изъеденные бульдозерами и эрозией карьеры, а за ними, чуть внизу проглянули веселенькие очертания леса, светившегося молодой салатовой зеленью. На полянах перед деревьями ярко желтели цветы калужницы и торчали темно-фиолетовые пирамидки мышиного гиацинта.

– Вот она, свобода! – проорал Продиджи в полный голос, пугая Оксану.

– Дурак, – оскорблено заявила она.

– Все мы немного дураки, все мы немного лошади. Вперед, навстречу открытиям! Тебя, Страус, точно открытия ждут. Ты за них получишь Нобелевскую премию, а мы тебе будем дружно завидовать.

К сожалению, молодая зелень леса оказалась на редкость обитаемой, и никаких особенных открытий в ней не предвиделось. Большие компании любителей пикников расположились почти под каждым кустом. Слышались громкая музыка, веселые вопли, треск ломаемого дерева.

Праздничный день и теплая погода выгнали за город большое количество горожан, истосковавшихся по теплу и стремящихся приобщиться к природе. Общение с природой больше всего напоминало творческий порыв вандалов в покоренном Риме. Одни истребляли на дрова разнообразную растительность, как правило зеленую и на дрова не пригодную. Другие разводили костры в дуплах деревьев, пили водку и с гиканьем били об стволы пустые бутылки. Женщины, как изголодавшиеся коровы, выдирали с корнями лютики, гиацинты и только что проклюнувшиеся ландыши. А милые, простодушные детишки, верещащие, как стадо ополоумевших макак, дотаптывали и доламывали все, до чего не добрались их родители.

– Вот-так-так, – ошалело пробормотал Продиджи. – Сколько народу. Негде посидеть и отдохнуть цивилизованному человеку.

– А мне нравится, когда много людей, – томно промурлыкала Оксана.

– Много людей приятно где-нибудь на дискотеке или каком-нибудь шумном празднике, а на пикнике людей должно быть немного, и только знакомые. К тому же не забывайте, что мы ночевать в лесу собираемся. Здесь нам такую ночевку устроят, что всю ночь оборону держать придется. Да и Страус свое великое открытие не сделает, а я хочу вместе с ним в историю войти.

– Пойдемте к старой плотине, – предложил Страус.

– Это же далеко, – захныкала Оксана. – Мишенька, зачем нам так далеко идти? Я целоваться хочу, – Оксана вытянула губки для поцелуя и потянулась к Мише, но из ближайших кустов с громким треском вывалился какой-то пьяный мужик, глупо посмотрел на ребят, разевая и закрывая рот, а потом, ломая растительность, поковылял куда-то по своим делам.

– Сказав мудрость, он удалился, – хмыкнул Продиджи. – Нет, Оксанка, ты можешь и здесь для поцелуев остаться, только как бы у Шнурка конкуренты не появились. Явится такой среди ночи и предложит Шнурку: Подвинься. А потом, глядишь, целая очередь выстроится. До плотины всего километров шесть, за час дойдем.

Юля молча кивнула, соглашаясь с его предложением, а Страус уже давно ушел вперед.

– Ладно, пошли, – Миша обнял Оксану за плечи. Оксана прохныкала что-то неопределенное, но влекомая Шнурком пошла вместе со всеми.

Количество пикникующих не убавлялось. На каждой мало-мальски большой поляне играли в футбол, волейбол и бадминтон, причем не только дети и подростки, но зачастую солидные, пузатые дядьки. При падении на землю их упругие телеса издавали гулкий стук, от которого вздрагивала дерновая земля, и взлетали с веток перепуганные птички. Повсеместно трещали дымные костры, словно начался большой лесной пожар. Кое-где веселый и беспечный отдых плавно перерос в драку с тычками и затрещинами, а в одном месте две большие группы явно нетрезвых граждан уже шли стенка на стенку, подбадриваемые остервенелым визгом женской половины.

Потом, когда ребята углубились в лес по узенькой, протоптанной дикими свиньями тропочке, людей стало попадаться меньше. Затихли крики и громкая музыка, зато стали слышны голоса птиц, на многие лады щебечущих в кронах. Пеночки, зяблики, дрозды, зеленушки радовались теплу и раннему солнышку, радовались предстоящему лету, надеясь на лучшее, наполняли лес своими звонкими трелями. А откуда-то из глубин леса доносились мелодичные напевы робкого соловья.

– Ой! – неожиданно воскликнула Оксана. – Кто это?

В зарослях бересклета шебуршило какое-то большое животное, явно травоядное, но никак не идентифицированное.

– Дикий кабан! – напрягся Шнурок.

– А может, медведь? – тревожно прошептал Продиджи.

– У нас нет медведей, – тихо и спокойно возразил Страус.

– Значит, завелся. Из зоопарка сбежал или из другого леса перебрался.

– Пойдемте отсюда, – настоятельно попросила Оксана.

– Как это, пойдемте? – удивился Страус. – Нужно же посмотреть, кто это.

Страус снял с плеч рюкзак, поставил его на землю и осторожно двинулся к непонятному существу, а существо кроме шуршания стало издавать грозное сопение и пыхтение.

– Он нас учуял! – переполошился Шнурок. – Страус, назад!

– Мальчики, остановите его, – жалобно попросила Оксана.

– Страус, вернись, – громким шепотом потребовал Шнурок, но Страус только отмахнулся. Пригибаясь, он подкрался к пыхтящему и сопящему животному, осторожно раздвинул руками ветки орешника, а потом неожиданно выпрямился, расслабился и жестом поманил к себе друзей. Видя, что Страус не боится, Продиджи, Шнурок и Юля подошли, но пугливая Оксана осталась на тропинке.

– Чего там? – спросил Продиджи.

– Смотри.

Большим и непонятным животным оказалась жирная тетка, которая, стоя на карачках, выдирала из лесной подстилки хлипкие стебельки черемши. Каждую весну некоторая часть обитателей города Чумска отправлялась в лес за этим диким луком. Словно не было в жизни ничего более ценного, словно черемши этой были целые заросли, а не скромные остатки былого великолепия. С непонятным азартом и алчностью горожане вырывали из земли последние луковицы и исполненные восторга тащили на базар.

Жирная тетка не была исключением и трудилась с упорством и производительностью хорошего комбайна, наполняя черемшой большую корзину.

– Минуточку, – объявил Продиджи и сделал жест ручкой. – Сейчас вы увидите представление.

Нарочито громко топая и шурша, он подошел к женщине.

– Гражданка, – произнес он внушительным голосом, – потрудитесь принять вертикальное положение.

Тетка невнятно хрюкнула, но вертикальное положение не приняла.

– Экологическая милиция, – представился Продиджи и сунул под нос женщине проездной билет, обернутый в красную корочку. Женщина вторично непонятно хрюкнула. – Вы занимаетесь незаконным промыслом растения, занесенного в Красную книгу, а потому охраняемого законом. Будьте добры, встаньте и пройдемте со мной, а все незаконно собранное вами конфискуется.

Продиджи потянулся за корзиной.

– Не дам! – рявкнула тетушка, вскочила и бросилась к корзине.

– Лук и корзина конфискуются, – повторил Продиджи.

– Не имеешь такого права! – проскрипела тетушка севшим от регулярных склок голосом, и вцепившись трудовыми руками в ручку корзины. – Моя черемша, я ее собирала!

– Это вы не имеете права истреблять редкое растение! – прохрипел Продиджи, стараясь вырвать корзину.

– У нас свободная страна, – настаивала тетушка. – Нам для того свобода и дадена. Что хочу, то и беру, а черемши этой много, на наш век хватит. Отдай корзину!

– Не отдам! – Продиджи даже покраснел от напряжения. Тетка оказалась не робкого десятка, лишенной всякого почтения к властным органам, к тому же была чуть ли не в два раза тяжелее Шурика. – Корзина конфискуется, а вас я арестую. Еще штраф платить будете!

– Ты, что ли, арестуешь, малохольный? Не имеешь такого права. Лес общий, черемша общая!

Чтобы вырвать корзину, Продиджи сделал резкий поворот и рванул в сторону. Жирная тетка упала на землю, выпуская из рук ручку корзины.

– Смываемся! – крикнул Продиджи и вместе с корзиной бросился к рюкзакам. Остальные поспешили следом. На ходу надев рюкзаки, ребята побежали по тропинке в глубь леса, а вопли ограбленной тетки долго неслись из-за деревьев.

– Караул, люди, грабють! Ограбили! Последнее забрали! – заголосила тетушка.

Пробежав метров сто по извилистой тропочке, ребята остановились. Больше всех запыхалась Оксана, для которой любая физическая деятельность была равно большой катастрофе.

– Дурак ты, Продиджи, – задыхаясь, сказала она. – Нужна была тебе эта корзина?

– Конечно нужна. Во-первых, мы наказали браконьера… браконьершу, во-вторых, лишили ее орудия промысла – пусть теперь боится, в-третьих, добыли себе неплохую закуску к водке и пиву. Ты, Шнурок, водку конечно взял?

– Само собой, – обстоятельно ответил Шнурок. – Какой пикник без водки.

– Сопьешься когда-нибудь, – вполголоса вставил Страус.

– А черемша под водку хорошо идет, – закончил Продиджи.

– Под водку маринованная черемша идет, – напомнил Страус. – А у нас свежесорванная.

– Все равно, очень полезный овощ, богатый витаминами, – настаивал Продиджи. Потом он переложил лук в рюкзаки, свой и Юлин, а корзину выбросил в кусты.

– Люди, караул, обокрали! – донеслось из глубины леса.

– Гляди, как орет! – восхитился Продиджи.

– Валим отсюда побыстрее, – сказал Шнурок.

С ним согласились все. Вскоре вопли ограбленной браконьерши затихли вдали. В лесу воцарилась живая, дышащая тишина, наполненная трелями птиц. Было хорошо и покойно, словно уставшая от суеты душа вдруг соприкоснулась с чем-то вечным и надежным. Стройные колонны ясеней тихо покачивали ветвями, ласково шелестя молодой листвой. Стоял аромат свежей зелени и прошлогоднего опада, смешанные с аппетитным грибным духом.

Спустя час ходьбы, Оксана основательно притомилась и, повиснув на плече Мишы Шнурка, принялась стонать:

– Ой, Мишенька, не могу больше, не хочу дальше. Вон, смотри, очень удобная полянка, там травка мягкая, давай расположимся на ней.

Однако на удобной полянке росла молодая и очень злая крапива, и расположиться на ней, как предложила Оксана, представлялось проблематичным.

– Мы же к плотине собирались идти, – напомнил Страус. – Тут немного осталось: под мостом пройти и с полкилометра направо.

– Я не дойду, – продолжала ныть Оксана, – не выдержу.

Эта юная особа всю свою сознательную жизнь передвигалась на папином автомобиле и в автомобилях своих многочисленных друзей, поэтому пеший переход, да еще по лесу был для нее, как переход Суворова через Альпы: труден и наполнен всевозможными опасностями.

– Выдержишь, куда ты денешься, – возразил Продиджи. – Человек – существо уникальное, у него много скрытых резервов. Можешь Страуса спросить.

– Я не хочу никого спрашивать. Я хочу отдохнуть. Я не для того сюда пришла, чтобы по лесу шляться. Я хочу просто посидеть, отдохнуть и поцеловаться с моим Шнурочком.

– Я хочу… – передразнил ее Продиджи. – Я тоже много чего хочу. Хочу на Луну слетать!

– Мост близко, – напомнил Страус.

– Только мост, – сморщилась Оксана. – А до плотины еще топать и топать.

В этом месте над лесом по высокой эстакаде проходило шоссе, потому что сам лес уходил в низину. Места здесь были безлюдными. Многочисленные пруды и старицы, оставшиеся от загнанной в трубы речки, затрудняли подъезд. Здесь было царство водоплавающих птиц, ондатр и водяных полевок. На сухих местах обитали фазаны, куропатки, охотящиеся на них лисицы и акклиматизированные енотовидные собаки. А если передвигаться очень осторожно, не поднимая шума, то можно было наткнуться на трех косуль и четырех кабанов, завезенных охотоведами. Но самое главное, в километре от моста, в густых зарослях ясеней и бересклетов находилось древнее капище таинственного народа. Некоторые говорили, что это непонятное каменное строение: прямоугольный постамент, окруженный украшенными полустертыми рунами двухметровыми столбами, оставили древние киммерийцы, когда шли из Азии в Южную Европу.

– Скоро плотина, – произнес Продиджи. – А что, Страус, к древнему храму сходим?

– Сходим, – коротко ответил Страус. Он всегда был легким на подъем.

– Какой храм? – невнятно спросила уставшая Оксана

– Ты что, там никогда не была? – удивился Продиджи.

– Я тоже не был, – сообщил Миша.

– Ну, друг, многое потерял. Мистическое, я тебе скажу, место. Оттуда веет непонятной энергией. Каменные изваяния, какой-то лабиринт из столбов, жертвенник. На камнях спирали и руны. Похоже, там до сих пор жертвоприношения кто-то совершает – мы сожженные косточки в кучах золы находили. Подтверди, Страус.

Страус молча кивнул.

– Ужас какой! – испугалась Оксана. – Вдруг там сатанисты собираются.

– Все может быть, – спокойно согласился Продиджи.

– Тогда зачем вы меня сюда притащили?!

– Не бойся, жертвоприношения только ночью происходят.

– Но мы же здесь ночевать собираемся!

– Не совсем здесь. На островке возле плотины. Ночью туда никто не сунется – место слишком непроходимое. Мы со Страусом там несколько ночей провели.

– А что это так гудит? – тревожно спросил Оксана.

– Эх ты, голову подними, – развеселился Продиджи. – Это машины по мосту проезжают. А ты кого ожидала?

Вдруг над головами ребят раздался громкий треск и надсадный рев автомобильного двигателя. В этом месте дорожная насыпь, переходящая в мост, достигала высоты двадцати метров; и когда молодые люди подняли головы, они к своему ужасу увидели, что вниз по склону насыпи на предельной скорости несется автомобиль, причем несется прямо на них. Как назло, вокруг росли не очень толстые деревья, не способные задержать это ревущее чудовище.

– Бежим! – заорал обычно невозмутимый Страус.

И все побежали, а обычно галантный Шнурок оттолкнул в сторону цеплявшуюся к нему Оксану. Оксана поскользнулась на мокрой земле, но на ногах удержалась, обогнала Мишу и помчалась впереди всех. Откуда у нее только силы взялись. А что делать? Стоять на пути несущегося автомобиля могут или отчаянные герои или полные кретины, да еще самоубийцы, которым наскучило земное существование.

Автомобиль достиг леса. Тонкие стволики деревьев его не остановили и, создавая за собой просеку, он полетел дальше. Металлический скрежет, деревянный треск звучали за спинами ребят, которым некогда было обернуться назад. Все, надрывая дыхание, бежали сквозь лес, и гибкие ветви больно били по лицам. Оксана пронзительно верещала. Вопил Шнурок. Даже Страус пищал что-то пронзительным голосом циркулярной пилы, а Шурик пищать не мог, ему листва в рот набилась.

Потом грохот падающего автомобиля затих, а ребята скатились в заросшую кустарниками ложбину и повалились на землю…

Елки-волки и прочие чудеса

«Из-за облака сирена

Ножку выставила вниз,

Людоед у джентльмена

Неприличное отгрыз».

Николай Заболоцкий.

Несколько столетий минуло с того исторического дня, когда один умный дядя по фамилии Галилей сказал великое, сохранившееся в веках: «А все-таки она вертится!». Имел он в виду нашу старенькую матушку Землю, которая тем и занимается, что вертится себе да иногда трясется, пугая и калеча своих обитателей. Не найти сейчас умника, пожелавшего опровергнуть сие. Чтобы взгромоздился он на амвон и провозгласил сурово и со значением: «А все-таки она не вертится!», озадачивая окружающих своей беспримерной храбростью или кретинским скудоумием.

Как хотел несчастный Мормон, как желал полуживой Бугай, чтобы явился некий смельчак, чтобы кто-то остановил вращение окружающей их среды, пусть даже на словах, или хотя бы катящийся между деревьями автомобиль. Небо, земля, стволы, сучья, листья деревьев, пни, зайцы, птицы, полевки и сони, проносились перед окнами джипа с пугающей скоростью, вращаясь вокруг постоянно изменяющейся оси. Мир сошел с ума, вселенная пустилась в пляс, а мировые константы вдруг изменили свои значения, показав людям большой, жирный кукиш. Все стереотипы, моральные установки и идеалы повылетали из мозгов Бугая, Мормона и Шишиморы, да и такие привычные слова великого и могучего русского языка рассыпались на составляющие буквы, превратившись в загадочный и древний язык, возможно шумерский или язык китайского народа ся. Оставалось только ждать, скулить и бояться, дрожать в ожидании скорой и безвременной кончины и проклинать совершенные в жизни непоправимые ошибки.

Джип Бугая был оснащен несколькими подушками безопасности для передних и для задних пассажиров. Это, да еще таинственная сила, благоволящая дурням, спасли похитителей и похищаемую от неминуемой гибели. Однако прошло не меньше получаса, прежде чем пассажиры джипа пришли в сознание.

– Скажите мне, я живой или мне это только кажется? – вяло спросил Мормон и, не дожидаясь ответа, пошевелился. – Ох! – скривился он от боли. – Если болит, значит, я живой. Есть еще кто-нибудь помимо меня?

– Я фифая, – донесся откуда-то снизу шепелявый голосок Шишиморы.

– Зубы выбила? – поинтересовался Мормон.

– Яфик пфикуфила, – ответила Шишимора.

– Ну язык – не страшно. Болтать меньше будешь. Бугай?! Бугай, ты как там?

– Га! – рявкнул Бугай, выходя из тяжелого обморока.

– Ты как там?

– Не знаю, – ответил Бугай.

– Выбираться надобно. Не ровен час, взорвется твоя машина.

Похитители, кряхтя и постанывая, осторожно выползли из машины, после чего тщательно осмотрели себя на предмет травм и увечий. У Бугая оказалось иссеченным осколками стекла лицо. Шишимора не только невзначай прокусила свой говорливый язык, но еще лишилась каблуков на туфлях и накладных ногтей на пальцах. У Мормона была вывихнута рука. Возможно имелись и другие внутренние повреждения, потому что у всех болели ребра и поясницы и кружились головы, но без рентгена обнаружить такие травмы не представлялось возможным.

Потом Бугай осмотрел свой автомобиль, а осмотрев, ужаснулся – спускаемый аппарат космического корабля после отказа парашюта.

– М-да, – мрачно озадачился Мормон. – Удивительно еще, как мы живы остались. Смирись с потерей, Бугай. Твой джип выполнил свой долг, спас наши жизни. На редкость героическая кончина. А как он приятно гудел, как красиво переливались его полированные бока. Вот что, надобно его похоронить и поставить в этом месте памятный обелиск.

– Лопаты нет, – более чем серьезно сказал Бугай.

– Пафни, а где фефочка? – вспомнила Шишимора.

– Чего? – тупо спросил Бугай.

Но Мормон догадался, что говорит Шишимора, и перевел:

– Девочка где? Она жива?

Вторично осмотрели машину. Девочки ни в машине, ни под машиной не оказалось. Не было ее и под ближайшими деревьями, поваленными упавшим автомобилем.

– Она в любом месте может быть. По-моему, ее еще на дороге из машины выбросило, – предположил Мормон.

– Нет, – возразил Бугай. – Когда мы по склону катились, она меня зубами за ухо держала.

– Точно, – согласился Мормон и шипя потрогал свою прореженную косицу. – Возможно, она жива.

– Пойдефте навефх, – прошепелявила Шишимора. – Нафа аванфюфа на эфом зафонфилафь.

– Да уж, – согласился Мормон. – Я же и говорил, что это чистой воды авантюра. Закрытый лес, волшебный цветок… Девочка экстрасенс… Это не экстрасенс, это чудовище, вампир, вурдалак! Дрянь такая, и рука болит! – Мормон пошевелил своей поврежденной рукой.

– Да ты же этого вампира и поймал, – напомнил Бугай. – «Она, она». Смотреть нужно было лучше. Все, короче, приехали.

Размечтались, не приехали! Пройдя немного по следу, проложенному падающим джипом: поломанный кустарник и поваленные деревья, господа бандиты – а как их еще назвать – вдруг поняли, что заблудились. Спустя какое-то время след оборвался, но лес заканчиваться не желал, и наоборот, становился гуще. Куда-то подевалась высокая дорожная насыпь, с которой Мормон, Бугай и Шишимора так лихо и целеустремленно скатились. Пропала эстакада с шоссе и множеством автомобилей на ней. И вообще, куда-то подевались все обычные признаки человеческой цивилизации: гул автомобилей, свалки мусора, человеческие крики, свойственные пригородному лесу.

– Чертовщина, – озабоченно прошипел Мормон. – Не могли мы больше ста метров пролететь, не на самолете падали. Где дорога, где пруды, которые мы из окна видел?

– Если только мы туда, куда хотели, не залетели, – задумчиво пробормотал Бугай. – В засекреченный лес, куда только с помощью экстрасенсов попасть можно.

– Бред, – скептически фыркнул Мормон. – Засекреченных лесов не бывает. Давайте дальше пройдем. Уверен, трасса недалеко.

Прошли дальше. Лес не закончился, трасса не появилась, зато встретилось большое стадо оленей, голов сорок, мирно пасущееся среди высоких деревьев. Всем было известно, что олени, да еще в таком количестве, в окрестностях Чумска не водились. Вспугнутые олени убежали, а господа бандиты остались.