Полная версия
Чеченский детектив. Ментовская правда о кавказской войне. Гражданский долг
Константин Олегович Закутаев
Чеченский детектив. Ментовская правда о кавказской войне. (Второе издание)
Гражданский долг (Киноповесть)
© К. О. Закутаев, 2019
© Книжный мир, 2019
Книга моего хорошего друга не наводит лоск на события начала 2000-х годов в Чеченской республике, но и не погружает читателя в атмосферу голливудских боевиков. Константин Закутаев честно рассказывает о событиях, участником которых стал по собственной воле.
Расследуя трагическую гибель своих товарищей вологодские опера сталкиваются с трусостью, предательством, бескорыстием и верностью своему делу.
Исполнять офицерский долг не всегда получается в белых перчатках, но другого выбора у нас нет.
Герой России, майор ГРУ в отставке Алексей Михайлович ЧагинВойна без линии фронта, война за тех, кто стреляет тебе в спину. Русских парней, восстанавливавших в Чеченской республике законность и конституционный порядок, предавали и убивали, а затем просто забыли. Они выжили и вернулись, впрочем, далеко не все. Эта книга – об «охотниках за головами», за бандитами и террористами. Книга жесткая, потому как принципиально честная.
Довольно сложно объективно оценивать всякий литературный труд, будучи лично знакомым с автором. С Константином Закутаевым я встретился гораздо раньше, чем с рукописью его чеченских приключений. Судьба этого человека – отражение русского пути, исковерканного войной и тюрьмами, но прямого и верного в своей простоте и правде. Господь, сохранив жизнь Закутаеву в Чечне, готовил ему испытания в заключении и судах. После мучительных трех лет присяжные посчитали бывшего офицера невиновным – Константин был единогласно оправдан. Наверное, этот опыт и явился творческим детонатором, благодаря которому и родилась книга.
Автор живым, отточенным слогом, без приторной и напыщенной словесности, сумел отразить глубинную яркость пережитого, увлекая читателя интригой сюжета. К сожалению, современная литература скудна на подобные произведения. Под видом военной правды нам нередко преподносят фальшивки, скармливают читателю биографические суррогаты, высосанные из пальца скабрезные фельетоны и выдуманную войну. И все потому, что тот, кто героически сражался, чаще всего не может об этом рассказать, а современные рассказчики и сценаристы бесконечно далеки от своих героев. Но эта книга – вызов официальным хроникерам чеченских событий, ключ к пониманию русской души и офицерской чести, что неизменны во времени и обстоятельствах.
Российский адвокат, политик, писатель, кандидат исторических наук Иван Борисович МироновПредисловие ко второму изданию
Пять лет назад мой первый литературный опыт – слова искренней признательности адвокату, писателю, историку Ивану Миронову и издательству «Книжный мир» – увидел свет. Тогда, в начале 2014 года, казалось, что любая война отдаляется от нас хоть и медленно, но уже безвозвратно. К сожалению, эти ощущения очень быстро растворились в наступившей действительности. Новостные ленты вновь начали пропитываться кровью фронтовых сводок. И понять, кто прав или виноват, стало сложно как никогда.
Однако в книге, которую Вы сейчас держите в руках все гораздо проще. Это классическое в беллетристике (на большее Ваш покорный слуга не претендует) противостояние преступников и полицейских, убийц и сыщиков, бандитов и ментов. Мы не воевали с народом, республикой или городом. Мы боролись, по нашему мнению, с абсолютным злом. Вот только происходило все это не на аристократических площадках Агаты Кристи, не в конан-дойлевских этюдах и не на фоне комсомольской идеологемы братьев Вайнеров.
Не стоит цепляться за название романа, здесь нет никакой националистической подоплеки. Рядом с нами точно также под обстрелом вжимались в землю чеченские милиционеры, а предательский удар в спину мы могли получить от тех, с кем стояли в одном строю. Так получилось, что трагическая атмосфера грозненских событий начала нулевых стала главной составляющей детективного сюжета. В любой другой, более мирной обстановке динамика повествования стала бы иной. Оперативники после работы уходили бы к семьям, а не на ночные посты пункта временной дислокации. Их антагонисты не имели бы абсолютной власти с наступлением темноты. А простые жители города не погибали бы десятками при столкновении этих двух миров.
Сейчас встречаясь с бойцами, возвращающимися из командировок, я прошу их показать фотографии нынешнего Грозного. И я могу лишь угадывать в этих красотах когда-то пугающие названия – «Минутка», «Садовая-Фугасная», «Жидовка» или «Красный Молот». И я буду искренен, если скажу: в 2001-м мы и не могли подумать о том, что спустя пятнадцать-двадцать лет город, на который в страхе смотрим сквозь автоматный прицел, исчезнет навсегда. Что, выходя на пыльную центральную трассу, не нужно будет дергаться на каждую проезжающую легковушку. Бронежилет, как элемент обмундирования, в общем-то, не понадобится. А когда покупаешь на рынке сыр или лаваш, боевое охранение со спины выглядит лишним и бессмысленным. Мы даже абстрактно не представляли, что в этих предгорьях расцветут бликующие лепестки фонтанов. Тополя, стряхнув многолетнюю пыль от бронемашин, раскинут зелень своих ладоней. Из огрызков разрушенных зданий вырастут сверкающие небоскребы. А люди, наконец, начнут улыбаться.
Мы не знали об этом.
Мы не делили на «ваших» и «наших».
Мы просто делали свою работу.
С уважением, Константин ЗакутаевЧеченский детектив
Все расскажем про восход и про закатГоры сажи, да про горький мармеладЧто доели, когда закончили войнуДа как сели мы на Родине в пленуЮрий Шевчук, «ДДТ»Глава I
«Сегодня из Вологды, в очередную служебную командировку направлен сводный отряд УВД для комплектования Фрунзенского Центра Содействия в городе Грозный Чеченской Республики. Это первая командировка подобного рода для наших милиционеров.
Как пояснил нашему каналу заместитель начальника УВД полковник Куликов, вологодские сотрудники милиции будут осуществлять широкий спектр мероприятий для наведения конституционного порядка в республике, в том числе и оперативно-розыскные мероприятия по линии особо тяжких преступлений: терроризма, нападений на федеральные силы, похищения людей…»
Из сообщений СМИ Вологодской области, апрель 2001 года.* * *Пить, в русском понимании этого слова, начали сразу же после Москвы. Грани дисциплины, ответственности, осознание того, что это поездка на войну и всё будет серьезно отошли на третий план. Рассказы «бывалых и битых», уже не приводили должного строго-страшного впечатления, да и присутствие живых – здоровых рассказчиков подсознательно оставляло лишь ощущение просмотренных фильмов, естественно, с разной режиссурой: от эмоционально-цветного до мычаще-черно-белого.
Как-то незаметно исчезла из проходов плацкартных вагонов мощная, увенчанная «афганской» панамой, фигура полковника Куликова. Вероятность появления филинообразного полковника Елина свелась к нулю, а вскоре совсем пропала. Правда не смыло с вагонного горизонта зама по тылу, но отношение к нему изначально не отличавшееся глубоким трепетом и уважением, через 300–400 километров и вовсе трансформировалось в восприятие его, как некоего «домового», а точнее, как в «Чародеях», «вагонного». Его, согласно табелю положенности, кругленькая, суетливо-деловитая фигурка периодически возникала из плотного, пропахшего несвежими телами, воздуха, что-то пытаясь учесть, записать, сосчитать и снова исчезала. Общего хождения отсеков к отсекам пока ещё не было, ввиду того, что пассажиры как следует не познакомились. Но всё, как говорится, впереди.
Катаев, бездумно листал «В августе 44-го» сидя на верхней полке. Ввалившись несколько часов назад в первый по счёту отсек, он, желая дистанцироваться от железнодорожной суеты, сразу же, закинул баул наверх и забронировал для себя «место под солнцем».
Вагонная жизнь меж тем входила в привычную колею. После очередного прохода «тыловика», в нескольких отсеках наступило заметное оживление. То от сотрудников по линии МОБ[1], то из купе КМ[2] на «продол» выглядывала голова и, воровато оглядевшись, шмыгала обратно. Затем, в отсеках негромко раздавались фразы, типа: «Давай», «Всё тихо» и слышался характерный звук соприкосновения горлышка со стаканом, растворявшийся в плацкартной какофонии звуков.
В купе, помимо Кости, расположился начальник отдела УР[3] майор Кутузов Михаил Анатольевич. Человек конкретной внешности, вызывающей ассоциацию с каким-нибудь фельдфебелем Гансом из фильмов о вой не. Причём не с тем, который присутствует в концлагерях, а скорее, которого пластуны-разведчики сняли с поста и приволокли в наш тыл в качестве «языка». Где и выяснилось, что он солдат, просто солдат, выполняющий приказы. Вот в Мише и сочеталась солдатская исполнительность с «дембельской» невникаемостью в детали. Если надо, значит надо, значит так и будет. Высокий, плотный, рыжий, хоть и не огненно, но несомненно. Словом, крепкий во всём. Такого, наверное, не замутишь, не собьешь. Уже второй час он стоял на выходе из отсека, поглядывая в проход, следя за внешними рамками соблюдения дисциплины.
Перед отправкой Кутузов встречался с руководством на самом высоком уровне, да и в эшелоне он некоторое время числился в свите Куликова и Елина, когда этот начальственный тандем, под охраной ОМОНовцев инспектировали вагоны и платформы с техникой перед отправкой. По какой-то причине, Мишу с мягким вагоном «побородили». Видимо был не до конца своим, а может по другой причине. Например, в силу отсутствия желания у руководства шляться по вагонам, не всегда озонирующими или благоухающими, когда можно в каждом подразделении определить старшего и с чистой совестью успокоить себя мыслью о наличии назначенца, с которого всегда можно спросить и, соответственно, на которого всегда можно перевести стрелки.
Михаил Кутузов, являясь тёзкой великого полководца, все эти вопросы в правильном спектре проанализировал и, помня, ещё в свою военно-морскую кубинскую бытность, золотое правило – «подальше от начальства – поближе к кухне – в выгодном свете отметил своё месторасположение.
Ещё одним обитателем отсека был Саша Лавриков, оформленный экспертом-техником. Высокий и представительный. Но как часто бывает с людьми, привыкшими к пиджакам и галстукам, в военной форме он больше напоминал участника сборов резервистов, в народе именуемых «партизанами». Отсутствие кондиционера и духота завершало образ мученика от милитаризма, набросив бисериновую сетку пота на лысеющую голову.
У Саши был самый большой багаж. Помимо автомата с боекомплектом, он тащил за собой две сумки. Одну, средних размеров дорожную и другую – объёмистую, которую бережно занесли в вагон двое его коллег. Бока этого кофра распирали предметы явно правильных геометрических пропорций, проглядывались мотки проводов и прочих неподдающихся идентификации объектов.
Саша, как и Миша, являлся представителем командного состава, несмотря на то, что его подразделение состояло из одного человека – его самого. Подразделение Лаврикова, было секретным, хотя правильнее было назвать его «секретно-полишенельным», по той простой причине, что все кому надо и не надо знали, что это за контора и чем она занимается. Структура носила, рекомендуемое к произношению шёпотом, наименование УСМ – управление секретных мероприятий. Однако в первые часы движения поезда оказалось, что не все секретно-грамотные. В силу засекреченности, Лаврикова не оформили в общий список сотрудников, направляемых в Грозный. Соответственно, каких-либо аттестатов на его персону не существовало. По крайней мере официально. Его командировка полностью проводилась через ГУСМ МВД. Поэтому когда в очередной раз в отсек сунулось «жало» тыловика Юры Бабаева зазвучали логичные, с точки зрения «сходится – не сходится» вопрос:
– А вот вы кто? Какое подразделение? У меня по бумагам получается вы лишний.
– Безбилетник – весело подкорректировал Костя.
– Да! Да! Где Ваши аттестаты? – ошибочно полагая, ввиду отсутствия чувства юмора, что его поддерживают, строго повысил голос «зампотыл».
– Я по линии КМ, всё нормально… – тихо, чтоб не привлекать внимание соседних купе и, соблюдая режим секретности, ответил Саша.
– По линии КМ у меня комплект… Все фамилии здесь! – тряхнув блокнотом громко объявил Бабаев.
– У меня отдельная командировка, через МВД – уже прошипел Лавриков.
Ощутив прилив административного оргазма, Бабаев заблажил:
– Я не знаю ничего про МВД! Я отвечаю только за УВД, дак-к-у-ументы!!
Пока Саша подбирал корректные матерные слова для отправки тыловика к соответствующему адресату, Миша, решив, что пора вмешаться, вздохнув, встал с полки и, прихватив майора за локоток, в прямом смысле слова «оттараканил» его к тамбуру. Привлеченные громкими фразами диалога из отсеков завыглядывали любопытствующие физиономии. Минуты через две вернулся Миша, показав глазами, что инцидент исчерпан, а за его спиной данные в проход, с видом оскорбленной добродетели, и просочился Бабаев.
Движимый обидой на то, что столкнулся с чем-то непонятным и ему неподконтрольным, он бормотнул:
– Секретные, специальные… хрен поймешь… икс-файлы, бля…
– Одна минута двадцать четыре секунды, нокаут! – прокомментировал со своей полки Катаев.
В военном училище он занимался боксом и поэтому частенько проецировал бытовые ситуации через призму спаррингов и поединков.
– Угомонился этот дятел? – в очередной раз, утеревшись платком, вопросительно глянул на Мишу Лавриков.
– Думаю да… Больше не появится.
Кутузов опёрся на столик своими крепкими, поросшими жёсткими рыжими волосами, кулаками и посмотрел сквозь стекло на темнеющие пейзажи Московской области. Переведя вопрошающий взгляд от окна на Сашу Лаврикова, по-турецки усевшегося на нижней полке, он многозначительно кашлянул.
Люди взрослые, в погонах, как правило, понимают друг друга без слов. Саша встал, после чего подняв полку, погрузился по локоть в свою дорожную сумку. Обещающе-гулко звякнув, на столе появилось 0,7 «Юрия Долгорукова», Миша же тем временем, кивнул головой вниз, читающему на верхней полке Катаеву и принялся расталкивать, спящего оперативника Сашу Долгова, четвертого пассажира первого купе:
– Давайте, мужики, поужинаем что ли?
При этом акцентированное окончание фразы необъяснимо улучшило аппетит. Костя спрыгнул с полки и, пока рундук был открыт, выволок из своей сумки пакет со снедью. Саша Долгов, приподнявшись на локте, одной рукой протер сонные глаза. Про такого парня, обычно, говорят стихами из далёкого советского детства: «среднего роста, плечистый и крепкий…». При непримечательной, типично ментовской, внешности он производил впечатление доброжелательного, спокойного и уверенного в себе человека. Саня уже бывал в «горячих точках» дважды, был награждён «Отвагой». В 1995 году вологодский ОМОН, где он служил бойцом, прорвался из осаждённой комендатуры в Гудермесе и вышел к позициям ВДВ в селении Курчалой. Правда, с потерями, как с «200»-ми, так и «300»-ми[4]. В любом случае человек, прошедший такое горнило и сохранивший радушие и душевное спокойствие, вызывал уважение.
Долгов тоже потянул свой «сидор» с третьей полки, но его остановил Кутузов:
– Сань, мы «подкидышем»[5] идём, а это дней пять, так что твоё сожрать ещё успеем… Садись давай…
Незаметно стемнело. Эшелон уже около получаса стоял где-то на запасных путях близ города Алексадров в ожидании, так называемого буксира, который потащит «подкидыша» дальше на юг.
Миша, вспомнив о своей, в некотором роде комадной функции, а скорее убоявшись вероятного появления Куликова, деловито вышел на проход. Пройдя по вагону, он предупредил, пока ещё не успевших нажраться пассажиров о соблюдении техники безопасности: «наливать в чашки», бутылки не светить»; «в проходах не блевать» и так далее.
Вернувшись к своему купе и, бросив попутчикам:
– Я на минуту, на доклад… Начинайте без меня, – ушёл в командный вагон.
– Модная какая – повертел в руках «Юрия Долгорукого» Долгов.
– Подарок в дорогу, ещё две есть, – сказал Лавриков.
– М-м-м, – Долгов поставил бутылку на стол, – а я спирта фляжку литровую зацепил, реального, медицинского… Чтобы случаю соответствовать…
Поезд всё ещё стоял на запасных путях. Вагоны была закрыты, выходить никому не разрешалось. Некоторые представители МОБа предпринимали попытки выйти, однако проводница, высокая и дородная тётка, с выбеленной «а-ля Мерилин Монро» причёской, нагло врала в глаза, мол, ключи у неё забрал «ваш генерал».
Кое-кто, уже набравшийся, приглашал ее в гости, кто-то наоборот пытался прорваться к ней, но тоже терпел фиаско.
Где-то в вагоне забренчала гитара про «милую… солнышко лесное». Мотание по маршруту «Взад и назад» по вагонам участилось, при этом, хождение сопровождалось звуками ударов конечностей об углы и поручни. Периодически раздавались взрывы гомерического хохота и, кого, собственно, стесняться-то гогота.
– Ну, за знакомство! – произнес Лавриков и опрокинул содержимое эмалированной кружки в рот.
Синхронно поднялись и опустились кружки соседей, дёрнулись кадыки. После первой, начинающуюся теплоту забросали огурчиками и отварной картошкой, затем, по исконно русской традиции, сразу же пошла вторая. Теперь можно и поговорить. Так как первая половина пути была посвящена разговорам о том, кто кого знал, знает или общается, то разговор логично перешёл на стадию, что же будет по приезду.
– Я в Грозном был полтора года назад, на штурме, – на вопрос Долгова о конечном пункте их путешествия – ответил Костя, – я такое только в кино про войну видел… Про Сталинград… Минуты не проходило, чтобы по городу чем-нибудь не шарахнуло…
– Давай за тех кто не с нами… – Долгов разлил третью.
Трое мужчин, не сговариваясь, встали вокруг купейного столика, пытаясь поймать тишину. Её не было. Уже смелей и громче, хором нестройных голосов по вагону разливалась песня про задремавшего есаула, за перегородкой кто-то бубнил об автомобилях, привокзальный пейзаж протяжно озвучил тепловоз. Каждому хотелось думать о чем-нибудь своём. Миша вернулся часа через полтора. Обдал коньячным перегаром и сообщил, что цеплять будут под утро, поэтому уснуть под мерный перестук колёс не удастся.
– Олег Саныч уже не придёт, – знающе порадовал Михаил и, понизив голос, добавил, – они с Елиным третью давят, так что думаю до завтра будем без контроля…
Вздохнув, он встал и пошёл в народ рассказывать: «Аккуратней мужики», «Куликов по вагонам ходит»; «Не орите так», «Завтра поедем в 5 утра…».
– Я больше не могу жрать, лопну… – объявил Костя, вставая, – с вашего позволения, меня чего-то в сон потянуло.
– Отбой? – спросил Долгов.
– Попробую… – одним рывком Костя забросил своё тело на полку. Не раздеваясь, он вытянулся на одеяле и, вдыхая тёплый воздух, разбавленный креозотом, закрыл глаза…
* * *Вагон жёстко дёрнуло. Костя проснулся.
«Я спал одетый, всё может быть, наверное, снова я начал пить…» Ни к селу, ни к городу вспомнилась дурацкая песенка. Как вчера забрался на полку, так и уснул в олимпийке и камуфляжных штанах.
На соседней полке, накрывшись одеялом с головой, спал Долгов. Свесившись головой вниз, Костя увидел умиротворённое сном лицо Кутузова и «услышал» крепкий сон Саши Лаврикова. Его раскатистый храп звучал в унисон с чьим-то сопением за перегородкой. Где-то дальше в вагоне ещё не закончились посиделки – слышался шум голосов, о чем-то негромко спорящих.
5.20 показывали часы. Осторожно спустившись, нащупал ногой кроссовки, обувшись, прошел в тамбур. Лежать на верхней полке в спертом воздухе вагона расхотелось. Там тоже не удалось подышать свежим воздухом.
Около двери, затягиваясь сигаретой, стоял плотный, кряжистый мужик в светлой футболке и «афганских» штанах. Рассеянно кивнув, Катаев встал на противоположную сторону.
– Тебя Костя зовут? – раздался за спиной вопрос с утвердительной интонацией.
– Типа того… – повернулся Костя к соседу по тамбуру.
– Серёга Рябинин, – рукопожатие было сухим и жёстким, – Я слышал за тебя… Не первый раз едешь, вроде…
– Не первый… – Костя силился вспомнить, где он слышал эту фамилию, всматриваясь в лицо собеседника. Только сейчас он заметил, что тот слегка нетрезв, хотя применительно ко времени, эта формулировка вроде неуместна. К пяти утра «слегка» не подходит. Несмотря на это, взгляд Сергея был пытлив и изучающ.
– Табарик за тебя рассказывал, – произнёс Сергей, вдавив окурок в консервную банку-пепельницу, традиционно висящую на ограждении оконного проёма. Костя вспомнил заместителя начальника управления кадров Игоря Табарова. Тот, ещё в управлении рассказывал ему про этого Рябинина. Ничего конкретного, но что-то запало…
«Вы там обязательно состыкуетесь… Его как и тебя, несмотря на возраст, сносит малость… На грани тоже…»
– И мне про тебя говорил. Нормально отозвался… – ответил Катаев.
– Нормально… – усмехнулся Сергей, – ну, как и мне о тебе…
Поняв и, уже распознав, заочную схожесть, опера по-другому глянули друг на друга. Рябинин был старше Катаева лет на десять, но разница, в общем, не ощущалась.
– Мы тут приняли маленько… Я к парням присматриваюсь с кем, о чём можно… Ты-то в каком едешь?
– В первом… Чего-то вырубился вчера вечером… Стресс, наверное, – улыбнулся Костя.
– А мы и не ложились ещё…
Косте вспомнились спорщики из середины вагона. Крепко присели… А по Серёге и не скажешь, видно со здоровьем в порядке.
– Ты за выслугой едешь или за «боевыми»? – посмотрел в глаза Косте Рябинин.
– Не думал пока. Скучно просто стало, вот и завербовался. Взбодриться…
– Там насовсем можно взбодриться, – одними губами улыбнулся Серёга, – повоюем, что ли… Есть пара наработанных схем по пленным… В первой командировке я шестерых срочников вытащил… Опасно правда, малёхо…
– Там, так то, за угол поссать сходить опасно… А пленных с боем? Как во вторую мировую?
– Не-а… Обмен, но тоже приятного мало. Шаг в сторону и тебя, и пленных, и посредника к Аллаху отправить могут… Дорога дальняя, расскажу как-нибудь… Людей надо присматривать уже сейчас… Пойдём к нам, дёрнем да спать завалимся…
– Это ты завалишься, а для меня день только начинается…
– Ну, тогда к вечеру словимся…
Оба опера вышли из тамбура. Шедший первым Рябинин вдруг остановился около купе проводников. Деликатно кашлянул. Костя, заинтересованный, тоже встал. Серёга обернулся:
– Бойца надо вызволить, – кивнул он на дверь. Костя до сих пор не понимал, что же происходит.
– Бес! – шёпотом позвал Сергей в стык двери и косяка: – Бес!
За дверью послышался шорох и снова всё стихло.
– Бля, Бес!.. – громче, сопроводил ударом кулака в пластик, свой призыв Рябинин.
– Мальчики здесь никого нет, – не открывая двери, далеко не сонным голосом отреагировала проводница.
– Тьфу! – сплюнул Серёга и пошёл по проходу, – пусть сам на проверке отдувается…
Костя свернул в свой отсек и залез на полку. Было тихо в вагоне, соседи по-прежнему спали, даже Лавриков не храпел. Спать не хотелось, Костя, потянувшись к столу, взял яблоко и, лёжа на животе, захрустел.
Минут через десять, неслышно раздался тоненький скрип отодвигаемой двери купе проводников. Повернувшись, Костя увидел, как из него выскользнул блондин лет тридцати, раздетый по пояс, и, ступая на носочках, двинулся мимо первого отсека вглубь вагона.
– Бес! – желая проверить предположение, шепнул Катаев. Парень резко тормознул и вскинул на него глаза. По его лицу блуждала довольная ухмылка.
– Помаду со спины сотри, – улыбнулся Костя.
– Тьфу! – Совсем как Рябинин, сплюнул Бес и, уже не скрываясь, потопал в свой отсек, напевая Чижа:
«И все кругом говорили, добился-таки своего…»
* * *Моздок. 5-ый день.
Снова запасные пути. На этот раз последние. Дистанция, которую обычный пассажирский поезд покрывает за 36 часов, для «подкидыша» растянулась на рабочую неделю. Из-за спрессованности поездного пространства, весь путь следования с мелкими происшествиями, бытовыми неурядицами и забавными случайностями слепился в единый пучок воспоминаний…
На одной из станции чуть не забыли зампотыла Бабаева. Произошло это следующим образом.
Имея на руках график с маршрутом следования и, подпитываемый чувством интендантского долга, Юра Бабаев, посчитал какую-то заброшенную станцию за крупный железнодорожный узел. Искренне полагая, что стоянка будет не один час, тыловик выскочил из вагона. Его интересовало, не разболтались ли крепежи на грузовых платформах, фиксирующие УАЗы и ЗИЛ-водовозку. Эту технику, автохозяйство, выволочив из «зелёного ряда»[6] и, реанимировав двигатель с ходовой, в качестве бесплатного приложения, направило в Грозный.
