Я обещаю тебе свободу

Как и каждое утро, я села в фуникулер на улице Терм и с холма Круа-Русс стала спускаться в Старый город, раскинувшийся у его подножия.

Обычно я приходила гораздо позже, но в тот день у меня была назначена ранняя встреча с агентом из страховой фирмы. Пришло время пересмотреть старые контракты.

За несколько месяцев до этого меня наняли обычным менеджером. Я должна была заниматься продвижением мероприятий типа свадеб или коктейльных вечеринок и искать компании, которые могли бы проводить у нас праздники и конференции. Спустя две недели мне улыбнулась удача – она, как известно, благоволит новичкам: я внезапно подписала два крупных контракта. Они, можно сказать, упали с неба, хотя я ничего не успела предпринять. Это так впечатлило судовладельца, что, к моему большому удивлению, он назначил меня управляющей. Ничем подобным я прежде не занималась и была абсолютно не готова к такому повороту событий. Объяснялось все просто: судно работало в минус и долг перед банком рос день ото дня, поэтому платить опытному специалисту было нечем. Отказаться от столь заманчивого предложения я не могла – мне казалось, такой шанс выпадает всего раз в жизни. К тому же это был вызов самой себе: управлять другими, не имея ни образования, ни достаточно наглости. Наоборот, я настолько не верила в себя, что любые отношения стоили мне сил и нервов. В торговлю меня привел не особый талант и не интерес к этой сфере, а желание справиться с комплексами.

В кабину фуникулера вошел бездомный и, произнеся небольшую, приличествующую его виду речь, стал продвигаться по вагону с протянутой кепкой. Что-то мне подсказывало, что не такой уж он и несчастный, а нищета его показная. К тому же он был молод и с виду вполне здоров. В Лионе недавно открылись супермаркеты, где было полно работы – наклеивать этикетки, выставлять товар на полки – и огромная нехватка людей. Он вполне мог туда пойти. У меня же была маленькая зарплата, и я не собиралась раздавать деньги бездельникам.

Я спокойно рассматривала попрошайку, пока он под мерный шум фуникулера переходил от одного пассажира к другому, однако, когда он приблизился ко мне, мною овладел смутный страх.

– У вас не найдется монетка?

Я почувствовала на себе тяжелый взгляд. Кепка требовательно ткнулась мне в руки.

Поспешно достав кошелек, я протянула ему полфранка: испугалась, что, если я откажу, он нападет.

Выйдя из фуникулера, я поспешила на работу и минут через пятнадцать вышла на набережную Соны неподалеку от корабля, стоящего на причале в районе Прескиль, в самом сердце города. Место было выбрано более чем удачно – между пешеходным мостом у Дворца правосудия и мостом Бонапарта. Бульвар отделял проезжую часть от набережной, и сюда почти не долетал шум машин. По вечерам отсюда открывался удивительный вид на огни Старого города и Нотр-Дам-де-Фурвьер на другом берегу реки. Корабль покидал это место всего два раза в день, отправляясь на обеденную и вечернюю прогулки.

«ПигмаЛион» был старичком, давно утратившим прежний лоск. Красивый корпус бутылочного цвета кое-где начал облезать, а палубу возле ресторана, где устроили террасу, не помешало бы привести в порядок: мощные сосновые доски там выцвели и сплошь покрылись царапинами. Главный зал давно требовал ремонта – мрачные деревянные панели на стенах стоило бы отполировать или даже покрасить.

На собеседовании владелец с энтузиазмом делился планами реставрации, но они так и оставались планами. Это было тем более обидно, что корабль отличался особым очарованием – очарованием старины, которую нужно лишь привести в порядок, чтобы превратить старомодное в винтажное.

Едва поднявшись на палубу, я наткнулась на мастера по ремонту, который целыми днями что-то чинил, красил и смазывал.

– Добрый день, Бобби!

– Добрый день, Сибилла. Там тебя ждут, – сказал он, кивнув на невысокого мужчину в зеленовато-синем костюме.

В то время было не принято обращаться к управляющей по имени, и уж тем более на «ты», но все мои сотрудники так делали. Просто начинали мы на равных, а привычки тяжело менять. Хотя некоторые, скорее всего, делали это нарочно – хотели показать, что я тут не главная. Но простак Бобби был на такое не способен. Это был высокий, темноволосый сорокалетний детина с крупной головой и бычьим взглядом, лицо у него слегка распухло от выпивки и бесконечного поедания чипсов. Он страдал от морской болезни и, пробуя различные способы борьбы с ней, обнаружил, что чипсы помогают лучше всего. Все знали о его пристрастии к алкоголю, но закрывали глаза: тихое пьянство и плохо спрятанные повсюду бутылки никому не мешали. Хотя из-за алкоголя он стал плохо соображать, и все держали его за дурачка. Я, правда, подозревала, что он специально поддерживал эту репутацию. Хотел, чтобы его оставили в покое. Что с этакого простофили возьмешь? Попросишь-попросишь, ничего не получишь и махнешь рукой.

– Меняешь замок?

А между прочим, я сто раз просила его починить слишком тугую дверь в туалете для клиентов!

– Ага, цепляет немного.

– Ясно.

Мне было плевать, как работает замок на ящике со спасательными жилетами, просто очень не хотелось отчитывать Бобби. Я боялась, что он сочтет придирки несправедливыми и, устав от моих директорских замашек, уйдет. Он досконально знал весь корабль – каждый винтик и каждый исторический факт – и был незаменимым человеком. Его потеря обернулась бы полной катастрофой.

– Не забудешь про замок в туалете?

– Ага, не забуду, – промычал он, как обычно, в ответ на мою просьбу.

Я прекрасно знала, что ничего не будет сделано. Казалось, Бобби все время был чем-то занят… чем-то совершенно ненужным. А нужное тем временем постоянно откладывалось.

Я пожала руку агенту в синем костюме.

– Буду в вашем распоряжении через пять минут. Только поздороваюсь с командой.

– Не спешите, у меня полно времени.

Из открытой двери моей каюты доносился голос Шарля. Он говорил по телефону. Каждый день он приходил на корабль, проводил там часок-другой, часто занимая мой кабинет – единственный, куда был проведен телефон, – а затем отправлялся в город по делам.

Я заглянула в каюту и помахала ему.

– Уверяю вас, я отдал все документы о финансировании директору банка две недели назад, – говорил он собеседнику. – Он обещал дать ответ через неделю…

Шарлю было около шестидесяти, но выглядел он потрясающе: седеющие волосы, смуглая кожа, обворожительный взгляд и элегантная, хоть и слегка потертая одежда. Он родился в семье чистокровных лионских аристократов, после смерти родителей получил в собственность корабль и превратил его в ресторан. Этот человек очень мало работал в своей жизни, но когда наследство закончилось, ему пришлось заняться кораблем, чтобы добывать средства к существованию. Дело шло туго, предприятие все больше уходило в минус. Теперь он жил надеждой, что я смогу привлечь новых клиентов и закрыть дыры в бюджете. Шарль был очень хорошо воспитан и всегда приветливо улыбался, пытаясь скрыть от других и от самого себя плачевность своего положения.

Я спешно продолжила обход корабля.

Катель увидела меня издалека и накинулась с разговорами, от которых мне всегда становилось немного не по себе. В свои тридцать она заведовала рестораном и явно мечтала о большем. Высокий рост, отличная фигура и светлые волосы помогали ей активнее продвигаться к этому «большему». Она ловко руководила всеми официантами на борту, и, если бы не ощущение, что ей не терпится занять мое место, я была бы только рада сотрудничеству. Шарль нанял Катель вскоре после меня. Ее откровенная сексапильность явно вызывала у него сильные чувства. Он пообещал ей золотые горы, а именно полностью отреставрированный корабль с рестораном класса люкс.

Ее бесило, что меня, человека без образования и опыта, назначили управляющей, поэтому она не упускала случая поставить меня в неловкое положение и заставить сомневаться в своих способностях.

– Ну что, ты сказала Марко не орать так в микрофон при отправлении?

– Скажу, скажу…

– Пассажиры вздрагивают каждый раз, а они, между прочим, приходят сюда отдохнуть и расслабиться.

Марко, капитан корабля, напоминал медведя после зимней спячки – неотесанный, грубый шестидесятилетний дядька. Я его боялась, и Катель, конечно, быстро это просекла. Именно поэтому она ловко изыскивала «важные вопросы к капитану» и регулярно толкала меня в его когтистые лапы с очередной просьбой, заранее зная, что я ничего не добьюсь. Она явно получала удовольствие от игры под названием «докажи некомпетентность управляющей».

– А, вот что еще. Надо что-то решать по поводу этого Натана. Сколько можно держать здесь этого неумеху?

Я постаралась не выдать своих чувств. Она отлично знала, что я его наняла, но, хвала небесам, не догадывалась о наших близких отношениях. Натан был не лучшим официантом, но и не худшим, однако в этой ситуации его промахи автоматически становились моими.

– Извини, меня ждут, – сказала я, кивнув на агента, который, ожидая меня, пялился на задницу Катель.

Я проклинала себя. Зачем я извинилась? Зачем оправдывалась?

Нет, я не просто ненавидела Катель. Я ей завидовала, что гораздо хуже. Завидовала ее самоуверенности и умению настоять на своем, тогда как меня мучили бесконечные сомнения и страхи. Этот яркий контраст постоянно напоминал мне мучительный эпизод из подросткового возраста. Как-то раз я пригласила в гости школьного приятеля. После его ухода отец рассыпался в комплиментах, восхищенно повторяя: «Какой сильный характер!» Я была в отчаянии. Чем я так провинилась, что природа не наградила таким характером меня?

Я продолжила обход корабля. Мне нравилось идти вдоль борта и вести рукой по перилам. Ржавый металл столько раз покрывали очередным слоем белой краски, что теперь ладонь ощущала приятную мягкую шероховатость.

В комнате отдыха никого не было, только гора грязных чашек в раковине, каждый день приводившая меня в ярость. Почему нельзя помыть за собой посуду? Это же так просто! Я умирала от желания стукнуть кулаком по столу и наорать на всех, но… не стоило наживать себе врагов. Хотя вычислить виновников не составляло труда – каждый пользовался своей чашкой, их цвета и узоры сразу выдавали владельцев. Но нет, игра в полицейского меня не прельщала.

Войдя в ресторан, я поздоровалась с официанткой. Она уже накрывала к обеду. Белые скатерти придавали помещению более приличный вид, а заодно скрывали потертые столешницы.

Бармен Джеф, мой непосредственный подчиненный, тщедушный блондинчик, суетливый и при этом брызжущий оптимизмом, под звуки регги протирал барную стойку. На грифельной доске красовалась надпись.

– Привет, Джеф!

– Привет, Сибилла!

– Знаешь, я не уверена, что эта шутка насмешит клиентов…

– Сибилла… не будь такой зудилой…

В Джефе удивительным образом сочетались две особенности: он умел расположить к себе клиентов и сделать отличную выручку, но его низкопробные шуточки бросали тень на репутацию заведения.

К тому же он не особо следил за чистотой и часто не замечал, что стойка заставлена грязными стаканами. А если в это время находился любитель послушать сальности, то про других посетителей и их заказы Джеф начисто забывал.

Я никак не могла с этим справиться. Всякий раз, когда я собиралась с духом и поднимала этот вопрос, он яростно защищался, быстро переходя в контрнаступление и забрасывая меня псевдологичными аргументами. Я терялась, не знала, как парировать, и, только вернувшись в свой кабинет, находила ответ. Джеф не лез за словом в карман, а вот о себе я такого сказать не могла.

Я толкнула дверь в кухню и в облаке ароматного пара увидела Родриго. Он сосредоточенно резал мясо.

– Здравствуй, Родриго.

– Здравствуй, Сибилла.

Это был наш шеф-повар, сорокалетний тип с черными, слегка растрепанными волосами, грустными, как у спаниеля, глазами и обязательным для его профессии брюшком. Невероятно чувствительный шеф-повар, который часто не справлялся с ураганом эмоций. В своих блюдах он умел сочетать несочетаемое, но его шедевры порой так долго готовились, что посетители часами сидели голодными… За своей ранимостью Родриго прятался от моих робких попыток поторопить его. Любой намек на время, даже самый тактичный, задевал его за живое. Он становился мрачнее тучи, принимал вид непризнанного художника и с горечью в голосе заявлял, что я не ценю его и считаю ничтожеством. В этот момент скорость работы падала практически до нуля: что такое заказанное посетителем блюдо по сравнению с переживаемой прямо сейчас драмой?

И если уникальность блюд как-то компенсировала особенности Родриго, то уникальность названий только подливала масла в огонь. «Грустный гратен» и «Тоскливый тартар» звучали не очень аппетитно, а «Влажное воскресенье» или «Печальный понедельник» еще и совершенно непонятно.

Хуже всего дело обстояло со свадьбами. Радость молодоженов была тяжелым испытанием для разведенного мужчины с разбитым сердцем. Однажды я набралась храбрости и пришла обсудить название закуски.

– Может, поменять «Сладкую иллюзию» на что-нибудь повеселее?

– А разве это звучит грустно?

– Ну, учитывая, что на десерт будет «Черное зеркало», получается неоднозначно… Пойми, у них праздник, они хотят вкусно поесть и хорошо провести время.

– И что прикажешь готовить? «Развеселого теленка»?

Он презрительно пожал плечами и с видом философа заявил, что настоящее счастье таится в глубинах меланхолии, а не в легкомысленном веселье. Потом он погрузился в такое красноречивое молчание, что мне пришлось уйти несолоно хлебавши. Больше я не осмеливалась поднимать эту тему.

Сегодня Родриго явно был в хорошем настроении. Мне захотелось немного поболтать и показать, как я ценю его работу.

– Мм, как вкусно пахнет сегодня! Что за сногсшибательное блюдо ты готовишь?

Густые брови нахмурились, из-под них метнулся обиженный взгляд.

– А вчера пахло невкусно?

– Конечно вкусно! Просто восхитительно!

Мне расхотелось разговаривать, и я выскользнула из кухни. Даже в комплиментах он умудрялся найти повод для обиды. Он был безнадежен, и все же каждый день я пыталась завести беседу, хотя знала, что молчание – лучшая тактика. Несмотря на эти неудачи, искренность Родриго меня подкупала. В то время как я из кожи вон лезла, пытаясь найти к каждому свой подход, он оставался собой и не скрывал своих чувств.

– Здравствуй, Корантен.

– Здравствуйте, мадам Ширдун.

Корантену было около тридцати. Он родился и вырос в Бретани, а потом каким-то ветром его оторвало от родины и занесло в Лион. Невысокий, с маленькими карими глазами и темными волосами, он работал официантом на полную ставку и был единственным в команде, кто обращался ко мне на «вы». Из уважения. Но не ко мне, а к негласным правилам и формальностям. Так же трепетно он относился к работе, особенно к той ее части, которая касалась аккуратно сложенных салфеток и идеально разложенных приборов. Скорость обслуживания, к сожалению, не входила в «список чести». Даже если в ресторане был аврал, он, проходя мимо накрытого стола, не мог удержаться от того, чтобы поправить неровно лежащую вилку. Хорошо, что меня это не касалось, – его начальницей была Катель.

Обход был почти закончен, оставалось только поздороваться с Марко, капитаном корабля и по совместительству самым толстокожим из всех известных в природе носорогов. Тот, кто назвал бы его «неприветливым», сделал бы отличный комплимент. Глядя на этого крепкого темноволосого усача, можно было подумать, что он в дикой ярости, даже если дела шли хорошо. Над мрачно сверкающими глазами нависали кустистые, всегда сдвинутые брови, а челюсти, казалось, были готовы откусить полноги первому встречному.

По узкой крутой лесенке я карабкалась в рубку, с каждой ступенькой теряя остатки воодушевления, хотя без него мне туда даже не стоило соваться. Марко уважал только силу и самоуверенность, поэтому мои вялые попытки командовать разбивались о него, как о скалу.

Он сидел в кресле, глядя прямо перед собой сквозь старые потертые стекла. Рукава рубашки закатаны, большие волосатые руки выглядят угрожающе, красное лицо, как всегда, сурово.

– Добрый день, Марко.

Он повернулся и коротко кивнул.

Некоторое время я раздумывала, что страшнее – поговорить с капитаном или признаться Катель, что не смогла этого сделать.

– Послушай, не сердись на меня, но не мог бы ты потише объявлять отправление? Знаешь, ты так кричишь…

– Ну а тебе-то что? – прорычал он.

– Просто, понимаешь, это немного пугает посетителей…

– Бедняжечки.

– Если бы ты говорил чуть-чуть потише, было бы просто идеально.

– Вообще-то, я вам не дикторша.

Я умыла руки. Просьба передана, а дальше будь как будет. Гордая собой, я слетела обратно на палубу и проводила страхового агента в кабинет. Шарль уже вернулся к себе, в роскошное царство темного дерева и английской зелени, где можно было воображать себя персонажем романа Агаты Кристи, распутывающим загадочное убийство.

Все утро ушло на то, чтобы пункт за пунктом изучить новый контракт. Он должен был надежно защитить корабль от любых неприятностей, в том числе от тех, которые в старом даже не упоминались. После обеда я ждала агента из другой фирмы. Мне хотелось сравнить разные предложения и выбрать самый выгодный вариант.

В пять часов пришла молодая пара. Жених с невестой искали место, где отпраздновать свадьбу, но, обойдя весь корабль, так ничего и не решили. Ближе к вечеру я связалась с несколькими предприятиями, выбиравшими ресторан для проведения ежегодного обеда. Увы, удача отвернулась от меня – никто из них не дал положительного ответа.

Каждый провал словно высвечивал мою странную особенность: я знала, что нужно делать, но… не делала этого. Что-то сдерживало меня и не позволяло действовать так, как хотелось бы. Я как будто не верила, что имею право занимать эту должность, принимать решения и вообще быть собой.

Разобравшись с делами, я решила наконец прерваться. Раковина в комнате отдыха все так же была завалена грязными чашками. Я раздраженно закатила глаза.

Пока варился кофе, я открыла свой «почтовый ящик». Несколько недель назад я попросила Бобби соорудить деревянный сундучок, куда любой сотрудник мог кинуть анонимную записку: высказаться о моей работе, покритиковать или предложить что-то дельное. Мне хотелось получить свободную и честную обратную связь, чтобы понять, как лучше руководить командой, а заодно иметь возможность решать проблемы, не доводя до скандалов и прямых столкновений.

В результате на меня сыпалось все подряд: бессмысленные и порой противоречивые предложения, настойчивые замечания, упреки, хорошие идеи и глупые советы, а вдобавок обидные слова, задевавшие за живое.

Красный замочек щелкнул и открылся. Три послания. Не густо.

Последний вопрос звучал унизительно. Да, я старалась все предусмотреть, везде подстелить соломки, от этого, наверное, казалась излишне недоверчивой, но до паранойи мне все же было далеко.

Вечером Шарль позвал меня в свой кабинет. Я очень удивилась, когда он поднялся с кресла, чтобы закрыть дверь.

– Садитесь, прошу вас, – проговорил он.

Я молча села.

Мимо промчалась моторная лодка, и судно мерно закачалось на волнах.

Шарль обошел стол и устроился напротив меня.

– Курите? – предложил он, протягивая пачку.

– Нет, спасибо.

Он достал сигарету, щелкнул старой позолоченной зажигалкой, затянулся и, как настоящий джентльмен, выдохнул дым в сторону.

– Скоро будет три месяца, как вы работаете на корабле.

Я улыбнулась и кивнула.

– На следующей неделе заканчивается ваш испытательный срок.

– Да, я помню.

Он снова глубоко затянулся:

– Хочу быть с вами честным и сказать все сейчас, чтобы это не стало неожиданностью. Я еще не решил, оставлять вас на этой должности или нет.

Мне показалось, что я получила пощечину. Дыхание перехватило. Мысли разбежались. Да, было много сложностей, но я даже не предполагала, что могу потерять эту работу. Что меня могут уволить. Я окаменела и не сводила глаз с начальника. Ему тоже было явно не по себе.

– У нас большие сложности с финансами, – снова заговорил он. – Я надеялся, что вы привлечете новых клиентов, но, видимо, напрасно. Мы всё больше уходим в минус. Бухгалтер каждую неделю бьет тревогу. О банке я вообще молчу… Долго мы не продержимся, надо срочно что-то предпринять.

Я нервно сглотнула:

– На рынке сейчас непростая ситуация. Есть потенциальные клиенты, но они еще не приняли решение. Я чувствую, что все наладится, но нужно время.

Шарль выслушал и задумчиво покивал.

– У вас есть десять дней, чтобы добиться результатов, – как можно мягче сказал он. – Я бы очень хотел дать больше времени, но, к сожалению, это невозможно.

Земля уходила у меня из-под ног, рушилась вся моя жизнь. Я не знала, что сказать. Шарль и сам выглядел расстроенным, но мне было от этого не легче.

– Я стараюсь изо всех сил.

– Верю.

Я почувствовала, что на глаза наворачиваются слезы. Нет-нет, плакать нельзя!

– Мне кажется, – добавил он, – вы беретесь за дело не с той стороны. Возможно, стоит сконцентрироваться на главном. Смотрите, сегодня вы провели почти весь день со страховыми агентами. А ведь у нас есть более срочные дела!

Его упрек показался мне не вполне справедливым. Управлять чем-то – это еще и думать о будущем. Я промолчала.

– Если честно… Мне кажется, для этой должности нужен человек с другим характером.

Лучше бы он ударил меня кинжалом.

Я была уязвлена до глубины души.

Это худшее, что я могла услышать в свой адрес. Можно изменить поведение, внешность, манеру говорить, подход к работе… Но не характер.

В кабинете повисло напряженное молчание. Наконец Шарль снова заговорил:

– Послушайте, у вас есть десять дней, чтобы меня переубедить. Возьмите себя в руки, делайте то, что считаете нужным, и главное – добейтесь каких-нибудь результатов. Я искренне желаю вам удачи.

3

В тот день я ушла с работы раньше обычного в отвратительном настроении.

Быстрым шагом я шла по набережной Селестинцев.

Что я могла успеть за десять дней? За жалкие десять дней? Не просто показать себя, но еще и получить результаты… Должно было случиться чудо, мне нужно было стать другим человеком, измениться до неузнаваемости. Но ведь это не я выбрала себе такой характер. И не я виновата в бесконечных страхах, сомнениях и переживаниях, которые подкарауливали меня на каждом шагу. Я не специально придумывала себе сложности. И кстати, я очень завидовала тем, кто просто брал и делал, не заморачиваясь из-за любой ерунды.

– Осторожно!

Какой-то мужчина схватил меня за руку, когда я уже собиралась перейти улицу Гренет перед несущимся на полной скорости «рено-дофином».

– Спасибо. Спасибо большое.

Я перешла-таки улицу и пошла по набережной Сент-Антуан.

Мне хотелось всех обвинить в своих неприятностях, всех подряд: родителей и неудачные гены, которыми они меня наградили, Бога, или случай, или что там еще влияет на нас, своего начальника и его гнилой корабль, слишком требовательных или нерешительных клиентов, доставшуюся мне команду разгильдяев и особенно Катель, явно приложившую руку к сегодняшнему ультиматуму… Они все, все, все виноваты в этой чудовищной несправедливости! Я чувствовала себя так, словно мир отвернулся от меня.

Я шла все быстрее и быстрее. Наверное, мне нужно было выпустить пар и сбросить накопившееся напряжение. То и дело я замечала расслабленных мужчин в деловых костюмах – они наверняка отлично поработали и теперь с чистой совестью возвращались домой. Веселые, омерзительно беззаботные парочки отправлялись в центр города ужинать.

Мне же хотелось только одного – добраться до дома и закрыться в спальне. Никого не видеть. Даже Натана, когда поздно вечером он вернется с работы.

Десять дней…

Через десять дней выпавший шанс превратится в тыкву, как карета из сказки про Золушку. Я ужасно злилась на себя. Как можно было упустить такую возможность?

Я все испортила.

У подножия холма я миновала торговцев картошкой фри, жаривших ее прямо тут, в чанах с кипящим маслом, и, вместо того чтобы воспользоваться фуникулером, стала взбираться вверх пешком, обходя мальчишек на роликах и стараясь не оглохнуть от их криков. Домой я вошла, с трудом переводя дух.

Я упала на кровать прямо в одежде и наконец позволила себе разрыдаться. Плакала я долго и сама не заметила, как уснула.

Меня разбудили слепящие лучи закатного солнца. Я нехотя разлепила глаза. Будильник показывал десять минут девятого.

Больше всего мне хотелось задернуть шторы и снова уснуть, но я не могла. У моей подруги Жанны в тот вечер открывалась фотовыставка. Я обещала прийти.