На уроках сценарного мастерства. Том 2

– Нет и не может быть никаких оправдывающих причин у человека, поднявшего руку на Пушкина.

– Но Пушкин ведь сам его вызывал.

– Не совсем так. Первый раз дуэль не состоялась, но потом Пушкин написал оскорбительное письмо Геккерену, в ответ на которое Дантес…

– Вынужден был прислать ему вызов, – продолжил он за меня, – значит, не напиши Пушкин этого письма, не было бы никакой дуэли.

– Вы говорите странные и, простите, недостойные вещи, – сказал я, чувствуя, что теряю терпение. – Любой порядочный человек сделал бы то же, что сделал Пушкин. Другого способа защитить свою честь у него не было.

– Но и Дантес был в трудном положении, – споря со мной, штурман почему-то смотрел на Вику. – Он тоже защищал свою честь.

– Есть вещи, которые невозможно объяснить, – сказал я. – Нельзя рассказать о музыке человеку, у которого нет слуха. Если человек нравственно глух, то он никогда не поймет мотивов поступков благородного человека.

– Это Вы про меня, что ли? – спросил штурман, продолжая улыбаться.

– Понимайте как хотите, – сказал я.

– Кирюша, прошу тебя, – Вика притронулась к моей руке.

– А тебе-то какое дело до этого Дантеса? – спросил капитан у штурмана, видимо, желая разрядить возникшую напряженную паузу. – Негодяй, он и остается негодяем, даже если у него причины на то есть.

Офицеры дружно рассмеялись.

– Да я просто беседую, – продолжая улыбаться, сказал штурман Брянцев, – а Кирилл Константинович почему-то в бутылку полез.

– Не то говоришь, наверное, – сказал капитан, – специалисту виднее.

– Это точно, – согласился штурман и опять посмотрел на Вику, – особенно, когда речь идет о временах давно минувших. А сейчас, слава Богу, все попроще.

– И поэты похуже, – сказал капитан.

Опять рассмеялись офицеры…

– Черт знает что, – Марат ходил вокруг стула, на котором я, не сдаваясь, продолжал бороться с дремотой. – Поверить не могу. И вообще, что он мог такое сделать?

– Значит, сделал, – жестко сказал я, отсекая это направление разговора. Не сводя взгляда, в котором желание узнать причину, толкнувшую меня на убийство, постепенно вытеснялось озабоченностью по поводу ситуации, в которой я и, конечно же, он из-за этого убийства оказались, Марат подтащил поближе ко мне второй стул и сел на него «задом наперед».

– Поверь мне, я не мог поступить иначе, – неожиданно жалобный тон выдал мою тайную потребность в сочувствии, – есть ситуации, в которых возможно только одно решение.

– Может быть, – сказал он. – Мне трудно судить.

– Ты должен мне поверить, это гнусный тип. Тут дело не во мне… Все гораздо сложнее. Я понимаю, что поставил тебя в трудное положение…

– Не в этом дело.

– И в этом тоже. Я же вижу… Но, повторяю, что бы ни произошло…

– Тебе в любом случае надо пойти с повинной, – перебил он. – Это самое разумное решение.

– Может быть, но не для меня.

– И для тебя, и вообще…

– Ты имеешь в виду себя?

Он опять рассвирепел и сорвался на крик:

– Да, я имею в виду и себя тоже, потому что не смогу врать, когда меня спросят: знал я или нет? Я не буду отрицать этого, даже если меня посадят, – стул отлетел в сторону, когда он поднялся и пошел к двери.

– Ты куда? – я опять поймал себя на жалобной интонации. Остановившись, он не сразу смог заставить себя повернуться и встретиться со мной взглядом.

– Я тебе нужен?..

– Это ты не заберешь? – я кивнул на ружье, лежащее на столе. Он пожал плечами.

– А может, мне сказать, что это мое ружье?

– Оно зарегистрировано на мое имя, – возразил он.

– Извини, что так получилось…

Он вернулся ко мне и положил руку на плечо.

– Если я понадоблюсь, звони в любое время.

Как только он вышел за дверь, в комнате сразу же появилась заплаканная Вика; она все слышала, конечно!

– Марат прав, – она остановилась рядом с робким намерением обнять меня.

– Что ты ему рассказала? – спросил я. – Кто тебе позволил это сделать?

– Ты бы сам ему рассказал. Он прав – надо во всем признаться. Умоляю тебя. Это будет смягчающим обстоятельством.

– Мне не нужны смягчающие обстоятельства. Я сделал то, что должен был сделать.

Когда мы, пробравшись сквозь густой, покрытый пылью кустарник, оказались на площадке перед маяком и я снял с плеча ружье, он сделал еще одну попытку уговорить меня.

Квадраты плит, подчеркнутые полосками еще зеленой травы, пробившейся к солнцу в межплитовом пространстве, напоминали шахматную доску, на которой мы с ним были единственными «фигурами».

– И как это будет происходить? – спросил он с непритворным любопытством; близость возможной смерти отнюдь его не пугала.

– Бросим жребий, – я полез в карман за монетой. – Кому выпадет, будет стрелять первым. Расстояние двадцать шагов.

– Ты все продумал, я вижу.

– Да.

– А может, пошутили и хватит, а? – опять с готовностью обнажились его жемчужно-белые зубы. – Чудак ты, честное слово. Хочешь, я на колени перед тобой встану. Ну, виноват, прости. Думаешь, я не понимаю?

– Нет, не понимаешь, – сказал я, испытывая желание всадить в него оба заряда из ружья, которое держал в руках, – разве дело в моем прощении.

– Такие, как ты, не имеют права жить. То, что ты сделал, делают тысячи. И их никто не убивает. И я бы не убил. Рука не поднялась бы.

– А на меня поднимется?

– Не дрогнув.

То ли что-то случилось на линии, то ли звонили из уличного автомата, оба раза не сработавшего, но настойчивые Викины попытки выяснить, кто говорит, остались без ответа. Вернувшись к столу, который я так и не покинул после ухода Марата, она опять устремила на меня умоляющий взгляд, который возбудил вдруг во мне вспышку раздражения.

– Ты понимаешь, о чем ты меня просишь? – закричал я, получая странное удовольствие от того, как сжалось все ее тело, но nо-прежнему преданно и умоляюще смотрят глаза. – Меня же посадят, понимаешь, посадят, если я туда пойду!

Чуть позже, когда движением головы я показал на ружье, все еще лежавшее на столе, голос мой звучал почти спокойно:

– Напрасно ты ему сказала. Теперь и его будут таскать.

– Он твой друг.

– Нельзя подвергать таким испытаниям друзей, – горько усмехнулся я. – Есть опасность потерять их.

– Он вел себя безукоризненно.

– Предлагая мне пойти в милицию?

– Ты же знаешь, почему он это делал.

Впрочем, я и сам понимал, что Марат уговаривал меня из лучших побуждений. Но почему-то хотелось уверить и себя, и ее в обратном.

Опять зазвонил телефон.

– Подойди, – сказал я Вике. По первым же нескольким ее словам, сказанным в трубку, стало ясно, что это Марат.

– Алло… А, это ты…нет ничего нового нет… нет, не спит. Не хочет… Категорически. Я понимаю… Сейчас спрошу. – Она прикрыла микрофон рукой. – Ты хочешь с ним поговорить?

– О чем?

– Не знаю. Что-то он хочет тебе сказать.

– Знаю, что он хочет сказать, – проворчал я, но потянулся за трубкой.

– На этот раз он не стал, меня уговаривать идти сдаваться, а, поинтересовавшись моим состоянием, задал несколько вопросов, которые, конечно же, остались без ответа.

– Нормально… да, причина очень весомая. Но я не собираюсь никому о ней говорить. Если я тебе не сказал, неужели ты думаешь, что в милиции скажу?.. Есть ситуации, когда иначе поступить невозможно. Конечно, в наше время это странно… дико… Но что поделаешь?.. Иногда по-другому не получается. Уж хотя бы ты мог мне этого не говорить… Конечно, причины очень важны… Я это знаю. Спасибо за совет… Тебя плохо слышно. Откуда ты? Далеко? Ну, ладно. Пока, – я повесил трубку.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.