Страсть Волка

Пролог

Нестерпимо горячо и влажно. Так приятно, что хочется тянуться следом за прикосновениями невидимой руки, отдаться им полностью, слиться с ними. Я закусываю губу и умоляю всех известных мне богов, чтобы ласка не прекращалась, чтобы тяжесть внизу живота скручивалась плотнее, сворачивалась раскаленными пружинами и выстреливала в кровь мелкими пузырьками невыразимой сладости.

И от этого становится стыдно.

А потом уже – когда влажный жар чужих губ берет в плен набухший сосок – становится все равно.

Кричу в небо, в пьяную безграничную синеву, и не могу сдержать дрожь, когда сильная рука проходится по спине, властно, будто давно знает каждый мой изгиб, оглаживает ягодицы и требовательно раздвигает мне ноги, подбираясь к влажной горячей сердцевине.

Касается уверенно, безжалостно, растирает по складкам пряный сок, а крепкие пальцы проникают внутрь. Совсем чуть-чуть. Скользят по чувствительной плоти, растягивают, наполняют собой, а я мечусь из стороны в сторону, бормочу какую-то чушь, умоляю о большем, но мой мучитель не отвечает.

Он вообще ничего не говорит, только смотрит. Прожигает душу кобальтовой синевой нечеловеческих глаз и усмехается, обнажая острые волчьи клыки.

Смотрю вниз, и сердце прошивает укол страха.

Мой волк – большой мальчик.

Его каменная эрекция прижимается к низу моего живота и чуть покачивается, а я чувствую его жар, желание и нетерпение. Дикую потребность ворваться в меня, покорить, сделать своей.

Заявить права всеми возможными способами.

Как завороженная слежу за прозрачной капелькой, скатывающейся вниз по массивной – идеальной – головке. Темные, наполненные раскаленной кровью вены оплетают тяжелую длину, и кажется, что волк замер в ожидании под моим пристальным, изучающим взглядом.

Чего он ждет? Разрешения?

Или униженной мольбы?

Облизываю пересохшие губы и тянусь к вызывающе твердому члену. Очерчиваю головку кончиками пальцев и слышу глухой рык, сорвавшийся с идеальных чувственных губ.

Длины моих пальцев не хватает, чтобы взять его в кольцо, и я скулю от разочарования, потому что не смогу дотянуться до волка второй рукой.

– Скажи мне “да”, Нанна, – рычит он и подается вперед, проехавшись всей своей длиной по припухшим складкам. – Скажи “да” – и я весь буду твоим.

Открываю рот, чтобы выкрикнуть это проклятое “да”, потому что нет больше сил терпеть муку: я не способна справиться с пустотой, которую он может заполнить так правильно, так плотно!

Но язык не слушается, а из горла рвется только задушенный хрип.

Лицо моего волка расплывается перед глазами, искажается, тонет в накатившей черноте; и последнее, что я вижу, – синеву его глаз, наполненных невыносимым страданием.

Глава 1

Подскакиваю на постели с немым криком и хватаюсь за стиснутое спазмом горло. Простыни мокрые насквозь, а тончайшая сорочка противно липнет к разгоряченному, влажному от пота телу.

Всего лишь сон?..

Щеки краснеют от стыда, а в голове проносятся обрывки горячечного видения, и клянусь, я все еще чувствую прикосновение крепких пальцев к…

Медленно спускаю босые ступни на пол и невольно ежусь от холода. Гладкий деревянный паркет мягко поблескивает в свете потрескивающего очага, на стенах играют в салки глубокие тени, а за окном все еще танцует непроглядная зимняя тьма. Даже свет луны не может с ней справиться, отчего в груди колет от страха и волнения.

Сон не отступает, как я его не прогоняю. Льнет к рукам и спине, бежит мелкими мурашками по коже, прокручивается в мыслях снова и снова – и не остановить его, не стереть и не смыть холодной водой. Осторожно поднявшись, я цепляюсь пальцами за тяжелую ткань балдахина и делаю несколько судорожных вдохов.

“Скажи мне “да”, Нанна”.

Зажмуриваюсь до кровавых кругов, до болезненных искр под веками и на ощупь бреду к тяжелой фарфоровой чаше, наполненной ледяной водой. Запах лаванды бьет в нос, отрезвляя, но слова лихорадочным вихрем все вертятся и вертятся в голове.

Бросаю взгляд на вешалку у зеркала и целую минуту рассматриваю свой свадебный наряд: белоснежное кружево и затейливая вышивка.

Вот-вот я стану женой капитана-регента острова Таселау, но мой избранник не имеет ничего общего с мужчиной из ночного видения.

И это терзает меня с того самого дня, как волк начал топтаться в моих снах, будто у себя дома! Я чувствую вину, живу с ней, ношу с собой ежеминутно, скрываю за улыбками, когда беседую с отцом, прячу за смехом и шутками, когда гуляю с матерью. Не могу простить себе слабости, не могу смириться с терзающим меня голодом, потому что там, за размытой гранью сновидений, я мысленно давно сказала “да”.

И, наверное, никогда не скажу его вслух.

Кому? Незнакомец из сна в реальной жизни не спешил появляться, да и не бывает в реальной жизни таких людей…

Ведь не бывает же?

Тряхнув головой, я хватаю гребень и пытаюсь распутать светлые волосы, безжалостно свалявшиеся во время сна и похожие теперь на воронье гнездо. Прядка за прядкой, локон за локоном, медленно возвращаю себе душевное равновесие.

Все хорошо, все в порядке.

Все хорошо…

Отлично!

Сегодня я встречаюсь с Альгиром Верти. Матушка в восхищении: только и трещит о том, как мужчина хорош собой и как мне повезло с женихом.

Она – восторженная женщина, живущая историями о благородных правителях. Даже если бы Альгир въехал во двор замка с мечом наперевес и требовал бы отдать ему наш дом, матушка бы только в ладоши хлопала и умилялась тому, какой он порывистый и дерзкий.

Вернуть ее из мира сумасбродных фантазий уже невозможно. Только смириться.

Аккуратно уложив волосы, я снимаю с вешалки простое синее платье, которое почти теряется на фоне свадебного наряда. Это костюм для встречи, который должен убедить Альгира, – перед ним трепетная, нежная натура, готовая на что угодно ради своего будущего господина.

Даже щеки щипать не пришлось, изображая здоровый румянец – меня и так порядочно лихорадит, будто всю ночь я бегала по зимнему лесу в одной сорочке.

Внутри скребется уверенность, что Альгир и так знает, что никакой симпатии я к нему не испытываю. Самое большее – уважение к силе и положению.

Это не редкость для договорных браков. Есть надежда, что мы хотя бы не будем швыряться друг в друга посудой и справимся с… близкими отношениями.

Тяжело сглатываю и напоминаю себе, что и этого тоже не избежать.

Мужчина не будет сыт уважением – ему нужен наследник, как и любому правителю.

– Что-нибудь придумаю, – шепчу тихо и подмигиваю своему отражению в зеркале – бледному и перепуганному. – Вот посмотришь, Нанна, все будет хорошо.

И то, что я делаю это ради матушки и ее спасения, капитану-регенту знать не обязательно.

***

Визит Альгира – всего лишь вежливость. Он спокойно может сейчас же посадить меня в карету и увезти в замок, без церемоний и рассусоливаний, но мужчина любит, когда все идет по плану и не отступает от замысла ни на шаг.

Меня забавляет эта его черта: тяга к правильности, к красивым жестам. Если ухаживания, то с размахом; если подарки, то самые лучшие; если слова, то предельно сладкие и именно те, что хочет услышать любая девушка. Он читает людей, как открытые книги, вертит их так и эдак, давит на нужные точки.

Не могу сказать, что это не пугает меня до дрожи.

Я боюсь капитана-регента где-то в глубине души. На самом ее донышке плещется чувство неправильности, напускного благородства.

Он весь – фальшь, как она есть, но я не могу это доказать: мне не хватает слов и знаний, правильных определений, тонкого чутья, какое было у моего брата, пусть великая Галакто тепло встретит его душу в своих чертогах.

Отгоняю сомнения, натягиваю на лицо приветливую улыбку, которая ничего не значит и ни к чему не обязывает, и медленно вхожу в гостиную.

Не знаю, куда девать руки, потому стискиваю краешек ленты, перехватывающей пояс, и стараюсь смотреть перед собой, чтобы тут же не натолкнуться на Альгира.

Мне неловко вот так сразу встречаться с ним взглядами – хочется подготовиться, вдохнуть глубоко и вернуть себе привычное равновесие.

Скрип. Тихие, едва слышные шаги по ковру.

Альгир протягивает руку, а я невольно вздрагиваю – и от капитана это не спрятать и не укрыть взволнованный взгляд за веером ресниц.

Теплые губы касаются ладони, когда мужчина все-таки берет в плен мои дрожащие пальцы, а пристальный взгляд светло-серых глаз вызывает странное давление в груди. Это не любовный трепет, не пылкая страсть, какая может вспыхнуть с первого взгляда.

Это волнение и… страх.

Я – кролик, стоящий перед удавом, и он вот-вот бросится, чтобы скрутить мне голову.

Высокий и широкоплечий, Альгир возвышается надо мной на добрых две головы. Рядом с таким мужчиной можно почувствовать себя слабой и беззащитной – что явно нравится матушке, но немного пугает меня.

Затянутый в форменную черную куртку, расшитую серебряной нитью, мужчина движется плавно, будто в танце, и походит на довольного кота – гибкого, уверенного и расслабленного, но это впечатление обманчиво. Альгир всегда готов к неприятностям – положение обязывает.

Густые каштановые волосы аккуратно зачесаны назад, широкие брови вразлет немного хмурятся, и хочется провести пальцами по упрямой складке, стереть ее, чтобы не портила идеальный облик капитана.

Серые глаза полны затаенных гроз. Кажется, что вот-вот в темной глубине вспыхнут золотом самые настоящие молнии. Взгляд скользит по моей шее, задерживается на бьющейся жилке, и я могу поклясться, что чувствую это.

Словно по коже скользят затянутые в перчатку пальцы.

Воздух вокруг нас густеет, нагревается, и я с трудом вдыхаю и продираюсь сквозь раскаленный кисель. Колени дрожат сильнее, и если бы не крепкая рука, держащая меня под локоть, я бы наверняка упала прямо здесь.

– Вы очаровательны, Нанна, – тихо рокочет мужчина. Его голос напоминает морскую волну, накатывающую на песчаный берег. Он вызывает дрожь и странно успокаивает, гипнотизирует и убаюкивает.

Страх и волнение отступают под натиском уверенной силы Альгира.

Он не предлагает мне сесть, нет.

Тянет за собой к высокой двери, ведущей в сад.

Толчок! Створки распахиваются настежь, впуская внутрь запахи вечной весны.

Под магическим куполом, установленным отцом несколько лет назад, тут всегда цветут цветы и щебечут живые птицы.

Баснословно дорого и непозволительно роскошно для обедневшего рода, но когда лекарь говорит, что это поможет обреченной матушке, отец готов пойти на что угодно.

И вот теперь этим “что угодно” станет мой брак с Альгиром.

– Признайтесь честно, – капитан улыбается и смотрит на меня из-под темных ресниц. – Я вам не нравлюсь, Нанна?

Что это? Вопрос с подвохом? Насмешка? Или какая-то проверка?

Нервничаю, как какая-нибудь девчонка, и с ужасом обдумываю все возможные варианты, а капитан начинает смеяться, чем совершенно ставит меня в тупик.

– Никаких проверок, обещаю.

Я невольно ахаю и прикрываю рот рукой.

– Вы читаете мысли, капитан?

– Зачем? У вас на лице все написано.

С трудом сглатываю горьковатую слюну и стараюсь говорить беззаботно, будто меня совсем-совсем ничего не тревожит:

– Вы меня немного пугаете. Но что в этом удивительного – мы почти не знакомы.

– “Пугаю”? – капитан удивленно изгибает бровь и склоняется над ближайшей пестрой клумбой. – Но я совершенно безобиден, дорогая! Как и этот цветок.

Он вкладывает в мою ладонь белоснежную гроздь ландышей, а я невольно вздрагиваю от приторного до головокружения аромата и потихоньку теряю нить беседы. Невежливо просто стоять и молчать, правда? Альгир же не просто так сюда приехал?

– Я приехал к вам с просьбой, Нанна.

Опять он все угадывает так, будто владеет чарами!

– Я хотел бы просить ваших родителей перенести церемонию в мой замок.

Не сразу осознаю, о какой церемонии речь.

О брачной? Но почему? Матушка так хотела, чтобы праздник прошел здесь, где все было мне родным…

– Я понимаю ваши сомнения, дорогая, – Альгир сжимает мою руку в теплой ладони и мягко поглаживает кожу большим пальцем. – Но, к сожалению, мне придется предстать перед правителем по срочному делу, сразу же после церемонии. И добраться в срок отсюда будет проблематично.

– Капитан Альгир!

Я не успеваю ничего ответить, как к нам подлетает матушка – белоснежное облако оборок и кружев – она сверкает ослепительной улыбкой и распространяет вокруг цветочное благоухание, в котором угадывается тонкий дух старой болезни. Белоснежная кожа лица сильно напудрена, чтобы скрыть россыпь темных пятен, покрывающих ее щеки и шею.

Лихорадочный блеск лиственно-зеленых глаз одновременно и пугает, и вызывает жалость, но я не смею ни жестом, ни словом показать, как мне страшно и тошно видеть ее такой… угасающей.

Все будет хорошо.

Все обязательно будет хорошо!

Альгир – человек слова. Он обещал помочь.

Матушка подхватывает капитана под локоть и тянет его в дом, а я так и стою в центре дорожки и смотрю на цветок, зажатый в дрожащей ладони.

“…я совершенно безобиден”.

Губы кривятся в кислой улыбке, а в груди стягивается холодный тошнотворный комок неопределенности, который я никак не могу распутать.

Разве вы не знаете, капитан, что ландыш – смертельно ядовит?

***

Разумеется, матушка не отказывает. Лепечет что-то тихонько, кокетливо поправляет выбившуюся из прически прядь волос и то и дело касается кончиками пальцев руки Альгира. Воздушная, невесомая и нереальная, она, как никогда, далека от меня в этот момент. Я чувствую себя камнем, на котором весело щебечет беззаботная птица.

Даже если с небес свалятся обе луны, то ее решительное: “Конечно-конечно, капитан, все, что захотите” – не изменится ни на одно слово. Я пытаюсь возражать – очень деликатно, конечно, но настойчиво, ведь это поместье – мой дом.

Моя единственная крепость, где все знакомо и привычно.

Необходимость проводить церемонию в чужом замке пугает, но разве я могу что-то изменить?

Матушка только раздраженно цыкает, взмахивает рукой, как крылом, и лучезарно улыбается капитану, будто мои слова – досадный шум.

– Нам придется уехать раньше, чтобы подготовить все к вашему приезду, – Альгир говорит мягко, как с ребенком, его взгляд искрится лукавством.

– Не переживайте, капитан! – чирикает матушка, а я едва сдерживаюсь, чтобы не закатить глаза. – Нанна! Надеюсь, у тебя все готово?

Можно подумать, у меня столько вещей, что на их сбор придется потратить несколько дней.

– Да, мама, – тихо отвечаю я и стараюсь смотреть перед собой и не сталкиваться взглядом с женихом. Кто знает, как он воспримет мое недовольство, что скажет и не сочтет ли это капризом избалованного ребенка.

Смотрю в сторону, туда где пышно цветут темно-синие бархатные гортензии – гордость и радость матушки – и в голову приходит мысль, что у незнакомца из сна глаза были такого же оттенка.

Воспоминание бьет по щекам раскаленным стыдом и скручивает живот, выворачивает меня наизнанку и заставляет сбиться с шага. Всего на мгновение, но мне кажется, что все обязательно это заметят, однако никто не обращает внимания. Альгир все еще прислушивается к матушке, а она рассказывает ему какую-то нелепую чушь.

По большей части слухи и сплетни, в которых ни капли правды.

С трудом отрываюсь от цветов и бреду вперед, как в тумане, не в силах глубоко вдохнуть или отбросить непрошенные воспоминания. На языке перекатывается вкус чужих поцелуев, кончики пальцев покалывает от одного невыносимого желания – коснуться раскаленной, как песок пустыни, кожи незнакомца.

Наваждение какое-то!

“Скажи мне “да”, Нанна”.

Я не могу!

До меня, как сквозь вату, долетает восторженный голос матушки и тихий рокочущий ответ Альгира.

О чем они говорят?

Приди в себя, Нанна! Соберись!

– Прекрасно! – матушка хлопает в ладоши и вспархивает вверх по лестнице к двери, ведущей в гостиную. Я уже слышу перезвон тарелок и крохотных чайных чашек из тончайшего фарфора, приготовленных и оттертых от пыли специально к визиту капитана.

Прикрыв глаза, я глубоко вздыхаю и молюсь о терпении, чтобы выдержать сладкое до приторности щебетание и невозможный, полный гроз взгляд жениха.

***

Остаток дня быстро превращается в какой-то кошмар наяву, и на закате я уже готова вскочить на коня и нестись навстречу солнцу, подальше от пристального, невыносимого внимания матушки, которая беспокоится совершенно по любому поводу и проверят все по тысяче раз. Она перекладывает мои вещи так и эдак, неодобрительно рассматривает белье, цыкает, причмокивает и переступает с пятки на носок, доводя меня до состояния близкого к слепой ярости.

“Она просто нервничает, – успокаиваю себя я. – Я же знаю, как болезнь сказывается на ее эмоциональном самочувствии. Перетерпи, сцепи зубы, дождись отъезда – и вздохни спокойно”.

Спокойно, как же! Почему мне все время кажется, что я иду прямо в пасть к голодному льву?

Все смешивается в кашу, проносится перед глазами размытыми картинками, обрывками фраз, всхлипами матушки, которая в последний момент поддается тревоге и будто впервые понимает – дочь вот-вот уедет и после церемонии мы будем видеться разве что по большим праздникам, если вообще будем. Слишком неспокойно стало вокруг: Кидонию раздирают конфликты. Двенадцать великих островов готовы вцепиться друг другу в глотки при любой удобной возможности.

Я едва ли слышу прерывистый шепот матушки, когда она порывисто обнимает меня и чмокает в щеку. Закат окрасил ее лицо красным, как и хрустящий снег под нашими сапогами, и я тяжело сглатываю, чувствуя – вот он, дурной знак. Безмолвный запрет на это путешествие.

Но что я могу сделать? Ничего.

Устроившись в седле, я бросаю на поместье прощальный взгляд, и мне кажется, что в окне моей комнате кто-то стоит.

Зыбкая, размытая тень, которая рассматривает меня и держится тонкой рукой за горло, будто зажимает рану.

– Мы будем у Врат через два часа, – шепчет мне Альгир, подъехав вплотную. – Как вы себя чувствуете, Нанна? Вы за целый день не проронили ни слова.

– Я не имела права возражать, – я позволяю себе слабую улыбку, на которую Альгир охотно отвечает, будто мы сто лет знакомы. – Хотя и не хотела покидать дом так поспешно. Это место дорого мне, вы понимаете?

– Разумеется, – капитан серьезно кивает. – Мне очень жаль расстраивать вас, но приказы правителя – прежде всего. Мне не хотелось откладывать церемонию на неопределенный срок.

Попробовали бы вы отложить, Альгир.

Матушка бы от вас не отстала.

Воображение тут же вырисовывает картины того, как она написывает капитану длиннющие письма с жалобными вопросами, и я невольно смеюсь, прикрывая рот рукой.

– Надеюсь, вы хорошо держитесь в седле, – Альгир хитро улыбается.

Гордо вскинув подбородок, я пришпориваю коня и рвусь вперед, взметая за собой снежную крупу и мысленно представляя, что вот сейчас смогу оттолкнуться от земли и взмыть в бесконечное небо.

***

“Вратами” Альгир называет ничем не примечательную арку, стоящую чуть в стороне от основного пути.

Слуги, сопровождающие нас от поместья, быстро расчищают узкую тропку для лошадей и держатся чуть в стороне, недобро поглядывая на зеленовато-черный камень, светящийся изнутри.

Суеверный страх в людях силен, тут ничего не сделаешь.

На первый взгляд место кажется заброшенным, но я точно знаю – никто без магического дара не может пройти по этой тропе. Ничего удивительного, ведь когда-то, столетия назад, эти “короткие дороги” создали правители Эронгары, чьи имена запрещено произносить вслух. Великие чародеи прошлого оставили после себя много неизведанного, и Двери-в-Тень – лишь одно из таких чудес.

Альгир выглядит расслабленным, даже слишком, учитывая рядом с чем мы стоим. Что-то есть в его лице от беззаботного мальчишки, который только удивляется чудесам, но не боится их – и готов протянуть руку навстречу настоящей магии, стоит ей лишь позвать его.

Я знаю, что капитан наделен силой. Не огнекровной, конечно, ведь такие люди – большая редкость, но талант у Альдегира есть. И именно он позволит нам сократить путешествие в замок на несколько дней.

Капитан спешивается и идет к каменной арке. Прямой и уверенный в себе, несгибаемый, как скала, он стягивает перчатки и касается шероховатой поверхности, что-то шепчет тихо. Не разобрать на таком расстоянии, да и не нужно это мне. Силой меня богиня Галакто обделила, решив, что в нашей семье магам не место.

В центре Врат зажигается крохотный красно-синий огонек. Он мечется от края до края арки, бьется об камень и тихо попискивает, как живой. Медленно разрастаясь во все стороны, шарик занимает все свободное пространство внутри и превращается в массивный полупрозрачный пузырь, в котором едва угадываются очертания высоченных деревьев и снежных шапок, лежащих на мохнатых лапах елей.

В душе ворочается тугой, колючий клубок беспокойства. Все сжимается и кричит о том, что мне стоит остановиться и подумать, все взвесить и, возможно, бежать, куда глаза глядят.

Немедленно.

Альгир поворачивается, награждает меня слабой улыбкой, и я не могу не улыбнуться в ответ, хотя выходит скорее кислая усмешка.

– Я пройду первым, Нанна, – тихо говорит он и доверительно склоняется ко мне, будто рассказывает какой-то невероятный секрет, – и встречу вас на другой стороне. Ничего не бойтесь, Врата совершенно безопасны.

– Правда? – я не могу удержаться от колкости. – А как же все эти истории о несчастных путниках, располовиненных схлопнувшимися Вратами? Одна нога здесь, а другая – там…

Альгир морщится, и становится заметно, что такие вопросы только раздражают капитана. Возможно, раздражают именно потому, что озвученные случаи бывали и он не может ничего гарантировать на самом деле.

– Вам не о чем беспокоиться, дорогая. Все зависит от открывающего, а у меня никогда не было проблем.

Все, что мне остается, – довериться, да?

Альгир отворачивается и взлетает в седло одним рывком. Пришпоривает коня, который ведет себя совершенно спокойно, будто всю жизнь только тем и занимался, что проходил через Врата.

Когда фигуру капитана смазывает магический пузырь, я невольно вздрагиваю, сжимаю руки в кулаки, цепляясь за поводья с такий силой, что ногти больно впиваются в ладони.

От другого мира, чужого и непонятного, меня отделяют всего несколько шагов, и еще никогда я не чувствовала себя такой… разделенной.

Я стою на распутье, не в силах определить собственные чувства.

И вот-вот я переступлю черту и не смогу вернуться назад.

Пузырь смыкается за капитаном, проглатывая его, и на мгновение я ощущаю вырвавшийся из Врат поток холодного, обжигающе ледяного воздуха.

Зимы у нас суровые, порой даже слишком, но то, что ударило в лицо, кажется мне самым настоящим воплощением смертоносной стужи. Во имя всего святого, что вообще на острове Таселау творится?!

Слуги, сопровождающие нас, несмело топчутся у самых Врат и посматривают в мою сторону.

Что же, не стану разочаровывать их.

Вдыхаю глубоко, до боли, до хруста в ребрах и пришпориваю лошадь. Она дергается и не сразу подходит к магической арке – ведет ушами и встревоженно фыркает.

Боится, и я это понимаю.

Тоже боюсь.

Дрожу и едва держусь в седле, но не смею выдать ни грамма чувств. Я не трусиха какая-нибудь и не поддамся, не отступлю перед первой же опасностью.

Стенки сферы расступаются в стороны, как кисель. Обволакивают нас, сдавливают плотно, из-за чего я невольно задерживаю дыхание, – а через секунду давлю невольный вскрик, когда резкий порыв ветра бросает в лицо снежную крупу и хлещет по щекам с такой силой, что мне приходится зажмуриться, сдерживая слезы.

Что-то заслоняет меня, укрывает от нестерпимого холода, и я решаюсь открыть глаза и осмотреться по сторонам.

Прямо впереди, среди острых пик и изломов серых скал, расположился замок: белоснежный, будто выточенный из одной колоссальной глыбы снега и льда. Острые шпили царапают хмурое, тяжелое небо, налитое синевой и закатным багрянцем, а где-то за ним, вдалеке, я отчетливо слышу шум воды.

На новый дом одновременно страшно и неловко смотреть.

Замок напоминает мне дракона, что затаился среди камней в ожидании добычи, и вокруг, насколько хватает глаз, расстилаются заснеженные земли. Только справа, вдалеке, курится тонкий дымок.

– Добро пожаловать в Волчий Клык, дорогая, – Альгир прикрывает меня от порывов ветра и даже не морщится от холода. Рядом с ним я кажусь себе изнеженной и неприспособленной к подобной жизни, как хрупкий цветок выброшенный на мороз из сада матушки. – Все это теперь и твое тоже.

Капитан улыбается, а я не могу оторвать взгляд от замка.